Сергей Бушов
Раннее
2. Жилище
Едва я открыл дверь, на меня бросилось четырёхногое лохматое существо с длинной умной мордочкой.
– Здравствуй, Анита, – улыбнулся я и почувствовал, как её мокрый шершавый язык тычется мне в нос. – Ну хватит, хватит.
Анита сбросила передние лапы с моей груди и, весело виляя коротенькой шишкой, заменяющей хвост, забежала в комнату. Я запер дверь и облегчённо вздохнул – теперь извне меня побеспокоит разве что солнечный свет, бьющий в окно.
Я скинул ботинки и прошёлся по колючей дорожке. Анита поджидала меня возле шкафа, не понимая, почему я не бегу, как обычно, с порога к ряду одинаковых тетрадей в толстых переплётах, чтобы не забыть, чтобы успеть записать очередной шедевр…
– Ничего сегодня нет, Анита, – развёл я руками. – Ты уж прости.
Взгляд её потускнел, радостный хвостик поник, и шерсть, кажется, перестала лосниться и переливаться под лучами Солнца.
– Ну, извини меня, – пробормотал я. – Пожалуйста. – Мои ноги подкосились, и я сел перед ней на колени. – Эти люди вокруг – они плохие. Не обращай на них внимания.
Анита отвернулась и засеменила к своей подстилке в углу. Я поднялся и сел в кресло. Рука потянулась к одной из тетрадей – последней в ряду. Я раскрыл её на случайном месте.
– Загадка номер 84326, – прочитал я. – Крыльями машет, а летать не может. Знаешь, Анита, ответ?
Анита лежала, положив голову на передние лапы, и не шевелилась.
– Тут написано "ветряная мельница", – я с размаху воткнул тетрадь на прежнее место. Шкаф дрогнул, словно насторожившись.
– Врут, гады, – вздохнул я, оглядывая книжные полки со своим многолетним трудом. – Это я. Крыльями машу, а летать пока не выходит.
Я встал. Делать было нечего, да ничего и не хотелось.
– Слышь, Анита, – я открыл дверки шкафа и достал большую белую подушку. – Я, пожалуй, посплю. Когда нечего делать, лучше спать, потому что когда есть необходимость что-то делать, всегда спать хочется. И потом – во сне всякие интересные мысли приходят.
Анита настороженно приподняла ухо.
– Вот только когда просыпаешься, уже ничего не помнишь.
Ухо опустилось, послышался вздох, и я понял, что настроение Аниты испортилось окончательно.
Я лёг на спину, подложив под голову руку, и закрыл глаза.
Из прихожей донёсся писк телефонного зуммера.
– И как всегда вовремя, – процедил я, поднимаясь и подходя к аппарату. – Алло!
Из трубки лилась громкая негритянская музыка.
– Слушаю! – рявкнул я.
Послышался чей-то смех, и в трубку наконец заговорили:
– Алло, Вовик? Ты уже пришёл? А то я звоню, звоню…
– Кто говорит? – перебил я раздражённо.
– Тю, – обиделись на другом конце провода, – ты че, не узнал? Это ж я, Слава.
"Какой такой Слава? – завертелось в моей голове, – почему не помню?"
– Кхм, – сказал я. – Ну и что, Слава, случилось?
– Да ничё, – рядом со Славой, похоже, начали есть какую-то вкусную вещь, и у меня от этого смачного чавканья потекли слюнки. Слава некоторое время дышал в микрофон, а потом, собрав последние капли опьянённого разума, произнёс:
– Ето… тут у нас деньрожденье празднуется. Ну, Игорь, помнишь, такой белобрысенький?
Я не помнил, но на всякий случай сказал "угу".
– Приезжай, – продолжал мой собеседник, – тут весело. Я, вообще, передавал через Павлика Петровича, но он, наверно, не доехал…
– Где вы? – уточнил я.
– Мы здесь, – ответил Слава недоуменно. – А почему ты спра… А, адрес. Пиши: улица Железный Вал, дом 7, который на углу. Не перепутай, а то их тут два с одним номером. Так, про чё я говорил?
– Квартира, – напомнил я.
– Да, – ответил Слава, – хорошая квартира. Не помню, сколько комнат… Ну, ты найдёшь. 47, по-моему… – он вдруг заорал, очевидно, забыв отодвинуть от себя трубку: – Лёль! Ты уходишь? Посмотри, какой там номер на двери, – и, услышав ответ, сообщил. – 74. Ты не перепутай, а то их тут много, квартир…
Трубку повесили.
Лишь только я убедился, что Слава меня не слышит, я разразился оглушительной тирадой:
– Неужели они рассчитывают, что я все брошу и отправлюсь в этот бедлам и бордель? Да я знать не знаю этого белобрысенького Игоря со всей его весёлой компанией! Ты слышишь, Анита, какое хамство? Звонит не пойми кто, приглашает не пойми куда и утверждает, что там весело. Запомни, Анита: мне никогда ни на каких сборищах подобного рода не бывает весело. Тем более, что я собирался лечь спать.
Короче говоря, через пять минут я догонял отъезжающий от остановки автобус, чтобы ехать на день рождения по адресу Железный Вал, дом 7 – тот, который на углу.
3. Знакомые
Дверь открыл парень в длинной белой футболке, выпущенной поверх брюк – почти трезвый.
– Вы к кому? – спросил он.
– Меня Слава пригласил, – ответил я и прошёл, оставив его в задумчивом состоянии – видимо, он тоже не мог вспомнить, кто такой Слава.
Комната была забита парнями и голоногими девицами. Насколько я мог видеть, никто не курил, но табачный дым густо застилал всё вокруг, не обращая внимания на открытое настежь окно.
– Ой, Вовка пришёл! – воскликнул кто-то с дивана, и я догадался, что этот юноша с вьющимися черными волосами до плеч и есть Слава. Он с трудом пролез вдоль стола ко входу и подал мне засаленную руку.
"Откуда он меня знает?"– подумал я. Его лицо не вызывало у меня никаких чувств.
– Привет, – сказал я, пожав руку. – А где именинник?
– Какой именинник? – вопрос оказался для Славы слишком трудным. Он наморщил лоб и, глуповато улыбаясь, смотрел на меня, словно спрашивал, а не пошутил ли я, часом.
– А-а, Игорь! – сообразил он наконец. – Так он уехал вчера вечером к себе в Хабаровск. Это ж его квартира. Да ты присаживайся.
Слава отодвинул в сторону табуретку с человеком, тусклыми глазами смотрящим в пустую тарелку, и подставил мне стул. Он вытряхнул из стоящего рядом стакана кучку окурков и, заглянув внутрь, озадаченно произнёс:
– Нет. Сейчас я те другой стакан дам.
Однако с противоположного конца стола ко мне уже перемещался передаваемый потными волосатыми руками бокал, залитый доверху чем-то прозрачным.
Я понюхал.
– Да ты чё, не доверяешь? – обиделся Слава. – Чистый спирт. Сам пил.
– Я верю, – кивнул я и поискал глазами закуску. Её, похоже, уже не было. – Вообще-то я не пью, – попытался я спасти ситуацию.
– А кто здесь пьёт? – Слава был безмерно удивлён. Он сделал неловкий жест рукой и, потеряв равновесие, опустился на чьи-то колени. – Пардон. Ты, Вовик, опоздавший. Обязан, ткскзть, исполнить свой долг…
Я мысленно перекрестился: "Только бы не опьянеть". Я уже несколько раз попадал в подобное положение и пьянел только тогда, когда мне этого очень хотелось. Поверим в моё всемогущество…
Я поднёс к губам край бокала.
– Пей до дна! – вскричал Слава, и его заботливая рука опрокинула бокал мне в рот.
Я подумал, что горю изнутри. Мои пальцы стиснули ножку стола, а и глаз брызнули слёзы. Мне было нехорошо.
Раздался звонок – далёкий, абстрактный, как колокольный звон. Кто-то пошёл открывать.
– Вы к кому?
– Тут у вас должен быть… как его… Владимир Сергеевич Соболев.
Голос вошедшего показался мне знакомым, и я нашёл в себе силы обернуться.
– Эй! – крикнул открывший дверь. – Соболев есть?
– Есть, – отозвался я.
– Тогда входите, – это относилось уже не ко мне.
На пороге комнаты появился замызганный старикашка с глуповатым несимметричным лицом. На нём был надет длинный чёрный балахон, похожий на мешок, и пара бус, составленных, как мне показалось, из монеток по две копейки.
– Во! – сказал Слава. – ещё один штрафник. Садись. Давайте ему рюмочку. Мой бокал наполнили спиртом и поднесли старику.
– Здравствуй, Киж, – сказал старик, глядя мне прямо в глаза. – Тебя и не узнать. А я ведь…
– Пей до дна! – взревел Слава, и бедный дед вынужден был прервать фразу, поскольку в его рот вливали двести граммов чистого спирта.
"Что они делают, – промелькнуло в моей голове. – Он же не чародей, как я. Он же не выдержит".
Старик скрючился и попытался выдохнуть. Секунд через пять он пришёл в себя и продолжил начатый монолог:
– Я ведь, Киж, тебя на руках качал. А ты такое сотворил. Ты совсем отбился от рук, Киж.
– Какие руки? – я ничего не понимал. – Кто вы такой? Я вас не знаю.
– Эх, Киж… Ты меня уже забыл. Нехорошо обижать пожилого чеволе… человека.
Он попробовал встать, но заскользил по полу ногами и снова рухнул на свой табурет.
Его глаза заблестели. Он протянул ко мне руки, и я отшатнулся.
– Киж… Я не выдал тебя. Только я знаю, что ты здесь. Ох, и досталось мне от твоей матери-королевы…
Я обратил внимание на реакцию остальных гостей. Они покатывались со смеху. Старик и вправду выглядел забавно. И нёс такую ахинею…
– Ради мамы твоей, Киж, вернись. Не ради меня или Лолигда, а ради неё…
"Странно, – подумал я. – Почему мне кажется, что я уже слышал где-то его голос?"
Старик ещё раз попытался подняться. На этот раз получилось.
– Ты неправ, Киж, – сказал он, покачиваясь и грозя мне пальцем. Твоя мамочка-королева любит тебя. А папаша… Ух, как он тебе закатит…
Он перевёл дух.
– Мне не нравится эта твоя игра. Здесь душно. Я не могу здесь долго быть… Я ухожу. Ты вернёшься?
– Вернусь-вернусь, – успокоил я. – Не волнуйтесь.
– Вот и чудненько, – сказал он. – Ты не проводишь меня до двери?
Я обхватил его под мышками и повёл к выходу.
– Спасибо, – выговорил он, освободился от моих рук и подождал, пока я открою замок.
– Но ты точно вернёшься? – спросил он напоследок. – Не обманываешь?
Его уже сильно развезло, хотя речь оставалась достаточно чёткой. "Спустится ли он самостоятельно с лестницы?"– мелькнуло у меня в голове.
– А я тебя когда-нибудь обманывал? – подыграл я ему.
– Никогда, Киж… Вот и хорошо…
Он перешагнул через порог. Я закрыл за ним дверь и через пару секунд услышал грохот катящегося по ступеням мешка с картошкой – он всё-таки упал.
"Ну и пусть, – подумал я злобно. – Пришёл какой-то старый придурок, чтобы выпить на халяву. Какое мне до него дело?"
Я вернулся в комнату. Моё место на стуле было занято – самим Славой.
– Куда бы сесть? – пробормотал я и оглядел комнату.
Ага, вон и пустое место – с краю дивана, возле девушки с бледным лицом и усталыми глазами.
Я пролез туда и присел с ней рядом:
– Не возражаете?
– Против чего?
Я не стал отвечать на этот вопрос.
Она неожиданно улыбнулась:
– Ну и чудак этот ваш знакомый… Кто он вам?
– Я его не знаю. Это просто сумасшедший старикашка.
– Но он же назвал ваше имя, фамилию…
– Прекрасно, – сказал я. – Значит, вы знаете, как меня зовут. А я вашего имени не знаю.
(Глаза у неё серые, а волосы вьющиеся и какие-то немного облезлые)
– Света.
– Как вы сюда попали, Света? Это же не ваша компания.
– Я знакомая Игоря.
– Это того белобрысенького?
Она немного обиделась:
– У него тёмные волосы. Вы что, Игоря не знаете?
– Не уверен. А Слава мне говорил…
– Какой Слава?
У меня пропал интерес к этому разговору.
– Давайте сбежим. Не может быть, чтобы вам нравился этот гомодром.
– Этот – что?
– Неважно. Вечером на улицах пустынно и приятно.
Она старается улыбнуться. Ну зачем так мучиться, если не умеешь этого делать? Боже, какой оскал…
– Хорошо. Только это предательство по отношению к Игорю.
– Мы всего лишь пройдёмся.
– Я не об этом. Это я их всех впустила в эту квартиру.
– Но зачем?
Она пожала плечами.
– Ладно, – я махнул рукой, – я тоже сначала делаю, а потом думаю.
Мы уже стояли в прихожей, и я помогал ей надевать длинный белый плащ. Нашего ухода, похоже, никто не заметил.
"И всё-таки, – подумал я, – почему все в этом городе меня знают?" Ответа не было. Мы спускались по лестнице. Я надеялся ещё столкнуться со стариком, но этого не случилось.
Мы молча шли по мокрому асфальту, и я никак не мог вспомнить, когда же прошёл дождь.
– А вы вообще кто? – вдруг спросила Света.
– Вы же слышали – сын мамочки-королевы.
Она рассмеялась:
– А серьёзно?
– Хотите, чтобы я сказал?
– Да.
– А шедевр мне подарите?
– Не понимаю. Что за шедевр?
– Я собираю шедевры. Ну, разные интересные фразы, высказывания, цитаты… А больше всего люблю пословицы, поговорки и детские считалки.
– Считалки? – она удивилась.
– Ну да.
– Ой, – вдруг сказала Света. – Вон он.
– Кто?
– Ну этот ваш. Который вас на руках качал.
И вправду – он шёл далеко впереди, двигаясь по траектории, не описываемой в элементарных математических функциях.
– Оставьте, – сказал я. – Пусть идёт. Ну так что? Подарите мне шедевр?
– Сейчас, – она задумалась и даже приостановилась. Моё ожидание длилось примерно минуту, а потом Света произнесла:
– Странная у меня память. Вертится в голове какая-то детская считалка, но никак не могу вспомнить.
Я взглянул ей в глаза. Она действительно переживала по поводу считалки.
– Ничего, – сказал я. – Как-нибудь в другой раз. Я вам и так скажу, кто я такой. Я – никто.
– И всего-то?
– Да, не больше и не меньше.
– Невысоко вы себя цените.
– Но справедливо.
Мы подходили к проспекту, заполненному жёлтыми огнями окон и летящих автомобилей.
– И куда можно спешить в такое время? – пробормотал я.
– Может быть, домой? – предположила Светлана.
Домой… Ведь дома меня ждёт Анита! А что я делаю здесь? Мне давно пора было отсюда смываться.
– Ой! – снова воскликнула Света. – Смотрите!
Это снова был старик. Он, еле держась на ногах, стоял на разделительной полосе проезжей части и изо всех сил пытался остаться на месте. чтобы не попасть в поток железных чудовищ, мчащихся с обеих сторон от него.
– Чёрт! – воскликнул я. – Что он попёрся в таком состоянии через дорогу? Есть же подземный переход!
Я подбежал к краю тротуара, но вынужден был остановиться – машины летели рекой. Старик мелькал между ними, беспомощный, жалкий, и я видел только отдельные фазы его движения, словно выхваченные из тьмы вспышками стробоскопа на дискотеке.
Он не выдержал и шагнул на ту половину дороги. Бампер одного из металлических гигантов поддел его и швырнул в воздух. Я чуть было не рванулся к нему, не обращая внимания на другой грузовик, который готов был наброситься и на меня, вгрызться в мою плоть точно так же, как в тело того несчастного, которое сейчас швыряло от шины к шине под днищем длинного прицепа…
Кто-то схватил меня за руку. Светлана. Она дрожала и была ещё бледнее, чем раньше.
– Вызовите скорую, – бросил я. – Я попробую помочь ему.
Она кивнула и побежала к соседнему дому, возле которого виднелась будка телефона-автомата.
Грузовик, сбивший Хлатта, удалялся. Я не запомнил ни его номера, ни марки – для меня он был только чёрной тенью. Постойте… Почему я назвал старика Хлаттом? Откуда я взял это имя?
В потоке появилась брешь. Я метнулся через дорогу, отбросив все ненужные мысли. Старик лежал точно на разделительной полосе. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он уже мёртв, но я на всякий случай проверил отсутствие пульса.
Ко мне бежала Светлана.
– Только вам не хватало под машину попасть.
Она отдышалась:
– Не попала же.
Мимо пролетел ревущий ЗИЛ.
– Давно пора достроить окружную дорогу, – сказал я. – К чему грузовики в центре города?
Света вдруг поняла, что он мёртв.
– О Господи, – сказала она.
– А вы хладнокровны, – заметил я.
– Я учительница.
– Вы вызвали скорую?
– Да. И милицию тоже. Унесём его с дороги?
– Лучше оставить на месте. Для милиции. И не говорите им, пожалуйста, ничего о вечеринке. О том, что этот человек туда приходил.
– Почему?
– Я не хочу по уши влипать в эту историю.
– О вечеринке можно догадаться – мы же с вами… ОЙ…
– Что?
– Вы же абсолютно трезвый. Как это?
Я усмехнулся, но промолчал.
* * *
Она не хотела, чтобы я её провожал, и я взял для неё такси.
– Увидимся? – спросил я.
– Захотите – найдёте, – улыбнулась она. – Я в четырнадцатой школе работаю.
Таксист покосился на меня недоброжелательно. Я не глядя сунул ему какое-то количество денег и захлопнул за Светой дверь.
Машина отъехала, а я побрёл на остановку автобуса – дома ждала Анита.
Мне не понравился прошедший день. А больше всего не понравился этот лейтенант из милиции, который так пристально на меня смотрел. Наверно, решил, что я похож на одного из его старых знакомых.
(Чёрт побери, как вы все мне надоели!!!)
Анита встретила меня холодно. Она изобразила на мордочке недовольную гримасу и даже хотела что-то сказать, но передумала и только тявкнула негромко.
А я не стал оправдываться, хотя и знал, что виноват.
(Чего это сын мамочки-королевы будет лебезить перед какой-то паршивой сучкой)
Анита ещё раз зыркнула на меня, а я вдруг понял, что первый раз позволил себе её оскорбить. Хотя бы мысленно.
Старик виноват. Такие кровавые сцены наяву кому угодно могут подействовать на нервы.
По ушам полоснул вскрик телефонного звонка.
Я подскочил на месте от неожиданности, потом понял, что случилось, и сорвал с аппарата трубку.
– Алло. Я не разбудила тебя?
(Что ей от меня нужно?)
– Да, – соврал я. – Но ничего страшного. Здравствуй, Маргарита.
– Здравствуй.
(Молчит. Зачем звонить, если не можешь ничего сказать?!)
–…Знаешь, я много думаю о тебе в последнее время.
(Ишь ты – она думает)
–…Ты слушаешь меня?
– Угу, – ответил я.
– Мне кажется, мы могли бы начать сначала.
– Готовь сани летом, а трамвай спереди.
– Что?
– Чем дальше в лес, тем тише будешь.
– Володя… Я не прошу, чтобы ты сразу принимал решение. Просто подумай.
– Без пользы носимый набрюшник ноги кормят.
– Я знаю, что я виновата. Но теперь я поняла, что жить без тебя не смогу. Просто не смогу…
– Бди в корень.
– Перестань, пожалуйста. Я же серьёзно.
– Я тоже.
– Но почему…
– Ученье – свет, а неученье – золото.
Я её доконал. Она повесила трубку.
(А теперь я буду спать. И телефон отключу. Ясно?)
4. Сны
Его шаги по каменному полу гулко отзывались в дрожании стен. Его лицо – это единственное, что я мог разглядеть.
(Я не мог понять, почему так темно – ведь ближайший торец этого длинного помещения был полностью стеклянным)
Он накручивал на руку кожаный ремень с огромной блестящей пряжкой. А лицо было спокойно и сурово.
– Снимай штаны, паршивец! – гремел его голос, и мои руки начинали дрожать. Выхода не было. Он надвигался на меня, а позади – эта стеклянная стена и пропасть за ней.
И я в страхе ложусь лицом вниз на что-то мягкое – кажется, диван…
В мои обнажённые ягодицы впечатывается угловатая квадратная железная твёрдая колючая причиняющая боль пряжка.
…Я очнулся. Ещё не взошло Солнце, хотя горизонт немного просветлел. Анита дрыхла без задних ног. То есть ноги, конечно, были, но её сон от этого не становился менее крепким.
– Что всё это значит? – прошептал я. – Почему мне без конца снится эта чушь? Меня же никогда в жизни не пороли…
Нахлынули детские воспоминания.
(Володенька, ты почему не хочешь кашку? Давай вот тут посыплем её песочком, поделим на части… Это – за папу, это – за маму. Это за тебя)
КАКАЯ МЕРЗОСТЬ ЭТА МАННАЯ КАША.
(Володя, ты уже сделал уроки? Не будешь учиться – никто за тебя замуж не пойдёт)
КАКОГО ЧЕРТА Я УЧИЛСЯ?
Ладно – выкинуть всё из головы! Затушить плевком и затоптать. Надо пройтись – и на работу. Как там настроение у Чикина?
Я привстал и потянулся за брюками, висящими на стуле. Нащупал пряжку и вздохнул. Сам не знаю, почему.
5. Снова рабочее место
Когда находишься в комнате, где сухо и тепло, тебе, в общем-то, наплевать, что творится на улице. Поэтому я поступил опрометчиво, когда за два часа до положенного времени покинул свою нагретую постель и отправился бродить чёрт знает куда.
Утро было промозглым, леденящим и противным. Солнце затерялось где-то в драных тучах, несколькими слоями заполонивших небо. Я решил, что прогулку придётся отменить.
Подняв воротник куртки, я зашагал в сторону конторы – ничего страшного, если нагряну немного раньше.
По дороге то и дело наплывали картинки вчерашнего происшествия: тело Хлатта, болтающееся под колёсами грузовика и разбрызгивающее кровь…
(Тьфу, чёрт, почему я опять назвал его Хлаттом?)
…и его остекленевшие глаза, уставившиеся в небо – уже потом, когда грузовик скрывался из виду, а я беседовал с хладнокровной учительницей Светланой на дурацкую тему дорожного строительства.
(Погоди-ка… Что-то ты начинаешь вспоминать)
А ведь я на самом деле кое-что помню о том грузовике. Тень была "безносая" – то есть двигатель расположен под кабиной, а не спереди, за тягачом шёл длинный прицеп-трейлер, а на его борту я видел длинную надпись – букв десять, не меньше. Что же за надпись? Поганый склероз…
Ладно. Отбросим это. В конце концов, Киж, на что тебе сдался этот дохлый старик?
(Что?! Как я СЕБЯ назвал?!)
Я понял, что схожу с ума. Я остановился и сильно ударил себя кулаком по лбу:
– Меня зовут Володя Сергеевич! Всё! Точка, – и заметил, что чуть не прошёл мимо дверей конторы. Наружная дверь была открыта.
Я не спеша поднялся по лестнице, прошёл по коридору, свернул в машинный зал… и обнаружил, что дверь когда-то успели починить,
(Что они, на ночь плотника вызывали?)
а значит, сейф с бутербродами для меня был временно отрезан.
Временно – то есть до прихода Чикина.
Пришлось отправиться в свой кабинет, где не было ничего интересного, кроме двух столов, окна и телефона. А, нет… в шкафу с отчётами мог заваляться какой-нибудь детективчик…
Я приоткрыл дверь, вошёл и вдруг услышал в тишине хлюпающие звуки,
(Что такое?)
которые доносились от окна.
Я, насторожившись, вышел из-за шкафа. На подоконнике сидела Надя с красными от слёз глазами. Слёзы и сейчас ещё текли по её щекам, отчего всё лицо слегка поблёскивало на свету.
Мне стало её жаль.
– Здравствуйте, Надя. Что случилось?
Я подошёл, подсел рядом и движением пальца удалил с одной щеки прозрачный ручеёк.
– Вы не поймёте, – пробормотала она едва разборчиво.
– Почему же?
– Мне так кажется. У вас нет…
– Сердца, да? Вам только кажется. Расскажите мне, и вам станет легче.
Она недоверчиво взглянула на меня, потом опустила голову, отчего её темно-русые волосы упали с плеча и закачались в воздухе.
– От меня муж ушёл. Вернее, я от него ушла. Или… вообще-то непонятно, кто от кого ушёл.
– Наверно, вы, раз вы здесь сидите. Между прочим, у Скворцова в кабинете, за шкафом, раскладушка есть. Нечего было городить из стульев Бог знает что. Это я так – на следующий раз.
– Следующего не будет.
(И новые ручейки из глаз)
– Ну, не надо, Надя, пожалуйста. Хотите, я с ним поговорю?
Она молча мотнула головой.
– Ладно, успокойтесь. Я уверен, что утро вечера мудренее.
– Это к чему?
– Он проснётся и поймёт свою глупость.
– Нет. Он гордый.
– Неважно. Вот увидите – скоро он догадается позвонить сюда.
Зазвонил телефон. Я снял трубку, потом улыбнулся и сказал:
– Вас, Надя.
Она широко раскрыла глаза, отвела в сторону волосы и опустила ноги в узких джинсах с подоконника:
– Вы шутите, – а потом поняла, что я не шучу и так метнулась к трубке, что ударилась бедром об стол и сдвинула его с места.
Я поспешно покинул кабинет – не стоило мешать.
Кто-то вошёл в зал машинописи. Я не успел его разглядеть, но был уверен, что это Чикин. Я пробежал по коридору и последовал за ним.
Чикин стоял перед своей дверью и искал в карманах ключ.
– Привет, – сказал он. – Откуда ты взялся? Я не думал, что кто-то когда-нибудь придёт в контору раньше меня. А ты и подавно.
Замок щёлкнул.
– Всё бурчишь, Чикин, – сказал я.
– Бурчу. А что с тобой ещё делать?
– Дай бутербродов. Есть хочу.
– Когда ж ты подавишься… Кстати, ты должен мне семь штук.
– Почему только семь?
– Я не хотел тащить холодильник в магазин и продал его за пять тысяч какому-то забулдыге.
– И вы вдвоём тащили его к нему домой?
Чикин облил меня презрительным взглядом:
– Я думаю, он управился сам.
(Ну ладно. В конце концов, мне нужны только бутерброды)
Пока я поглощал их один за другим, Чикин говорил с кем-то по телефону. Когда мой завтрак был закончен, я повернулся к Чикину и увидел ошалелые глаза и улыбку до ушей.
– Что-нибудь произошло? – спросил я.
– Ничего, – ответил Чикин. – Просто ты заработал бутерброды. Объясни, почему все твои дебильные идеи всегда срабатывают?
– Не понимаю. В чём дело?
– Я спихнул две тонны стеклобоя по какой-то сумасшедшей цене. Знаешь, какие два вопроса мне задали? Первый – нет ли у меня ещё? Второй – не мог ли бы я продать им такую дешёвую технологию раскалывания бутылок?
– И что ты ответил?
– Я сказал, что это коммерческая тайна.
– Идиот. Я бы мог эти бутылки пошвырять с крыши ради собственного удовольствия. Пусть приезжают эксперты и оценивают экономический эффект.
– Ты неисправим.
– Ты тоже. Что у тебя ещё? Я имею в виду, нет ли ещё какой интересной проблемки?
– Как раз есть. Вот, почитай, – он протянул мне пачку бумаг. – Мы транспортируем с завода будильники. Много будильников. На грузовиках. Понимаешь?
– Понимаю. Дальше-то что?
– Приходится ездить по плохим дорогам. Будильники ломаются.
– Что именно ломается?
– Не помню. Посмотри там, в отчёте. Там и чертежи есть, если нужно.
Я переложил пачку листов.
– А это что?
– Где? А, я подумал – может, тебе понадобится. Это все перевозки в ту сторону. Обрати внимание на одеяла.
– При чём тут одеяла?
– Помнишь, у нас когда-то была похожая проблема, и ты предложил прокладывать между листами стекла резину, потому что машины со стеклом и резиной всё равно ехали вместе?
– Чикин!
– У?
– Я всё думал, на кого же ты похож.
– Ну, и?
– На Буратино.
– Разве у меня длинный нос?
– Нет. У тебя мозги деревянные. Что мы, будем резать одеяла на кусочки и запихивать их в коробки с будильниками? И вообще, одеял тут у тебя "300 шт.", а будильники идут миллионами. Понял?
– Да я и без тебя понял. Я же просто так положил этот листок. Чтобы дать полную информацию.
– Спасибо.
Я углубился в изучение чертежей. Прошла минута.
– Чикин!
– Что тебе?
– Это же задачка для первоклассника! На, посмотри схему. Видишь, как по-дурацки здесь устроен звонок? Это спиральная пружина, по которой ползает штуковина, заменяющая молоточек.
– Вижу. Ну и что?
– Когда машина едет по ухабам, молоточек начинает колебаться, идёт вразнос и расшибает все подряд, что под него попадается.
– Чёрт… Действительно. Что же делать?
– Да заводить будильники! Везти их со взведёнными пружинами звонков.
– Не выйдет.
– Почему?
– А если они зазвенят по дороге, и пружина ослабится?
– О Боже… – я начинал вскипать. – Заводи их так, чтобы они звенели уже на базе, в конце пути. Машина едет четыре часа, а у нас в распоряжении целых двенадцать.
– Всё ясно, – серьёзно сказал Чикин. – Спасибо. Я действительно кретин.
– Слушай, Толик…
(Сегодня я ещё не называл его Толиком)
…я давно хотел у тебя спросить – что я должен делать в том кабинете?
– В каком кабинете?
– Ну, в моём кабинете. Чем я должен там заниматься?
– Работать. Я не понял вопроса.
– Конкретнее, Толик.
– Ёлки-палки. Ты меня удивляешь. Ты правда не знаешь своих обязанностей?
– Нет.
– А что же ты делаешь?
– Много чего. Книжки читаю, например. Если телефон звонит, отвечаю: "Володи нет. Не знаю, кто говорит". Беседую с Надей.
Чикин задумался:
– Да… Живёшь и не замечаешь, что вокруг делается. Ну, ты – ладно, всё же полезный человек. Мы на тебе многие миллионы сэкономили. Но ведь наверняка тут половина народа ничего не делает.
– Больше, – ответил я. – Взять хотя бы Скворцова…
Раскрылась дверь, и появился длинный тощий Скворцов.
– Звали?
– Нет, тебе показалось, – ответил я.
Дверь закрылась. Мы переглянулись.
– Ну и слух у него, – прошептал я Чикину.
– Нормальный слух, – ответили из-за двери. – Чего орать на всё здание?
– Ладно, – сказал Чикин. – Надо кончать болтовню. У меня дела стоят. Да, я же не ответил… Я не хочу, чтобы ты сильно напрягался, но, если желаешь поработать, почитай наши отчёты в объединение. Поищи всякие неточности, несовпадения, фактические ошибки.
– Ясно, – ответил я, и направился к выходу. – Кстати, Толик… Ты мне должен уже два шедевра.
– Ах, да! – вспомнил он, и лицо его снова расцвело. – Я же принёс, принёс. Представляешь, я вчера предложил это в качестве игры жене и детям – кто больше вспомнит поговорок, пословиц, считалок, загадок… Вот -
(он достал из портфеля несколько вырванных из тетради листков)
– сто четырнадцать штук.
– Ну, ты даёшь, – сумел вымолвить я. – Это же аванс на полгода. Толик, ты такой хороший человек, что даже не представляешь! Не сердись, пожалуйста, за вчерашнее. У меня просто мания на всякие выходки.
– Да я не сержусь. Вообще-то я ценю юмор.
Мы обменялись многозначительными усмешками, и я, взяв со стола принесённую Чикиным драгоценность, отправился к себе в кабинет.
Нади уже не было – наверняка на радостях сбежала с работы домой.
Листки я положил в карман – оставим сладкое напоследок – и, достав из шкафа папки с отчётами, начал их листать.
К вечеру я знал много нового и интересного. Ну, например, что слово "коэффициент" пишется через два "с".
6. Хобби.
Анита прыгнула на меня с радостным визгом. Одной рукой я на ощупь запирал дверь, а другой гладил её мордочку, трепал за уши.
– Есть, Анита, есть, – говорил я. – Знаешь, сколько? Сто четырнадцать. Наверняка, правда, больше половины у меня уже есть, но посмотрим, посмотрим…
Анита вся затрепетала.
Мы вбежали в комнату, я вытащил с полок все свои талмуды, разложил их по полу и начал читать чикинские шедевры.
– Так… Овёс родится от овса, а пёс – ото пса. По-моему, это у нас было…
(Анита, что ты мотаешь головой? Ладно, проверим)
Я пролистываю все тетради, читаю тысячи пословиц и поговорок, чуть не схожу с ума и убеждаюсь, что этой фразы про кобеля с овсом действительно нет. Ну и память у Аниты… Не бывает таких собак. Записываю, и мы идём дальше…
(Я вспоминаю, как все это началось. Мне, в общем-то, плевать на все эти шедевры, хотя читаю я их с интересом. Во всём виновата Анита. Когда я, года три назад, принёс первую считалку, она так взвилась от радости, что я понял: мне нужно этим заняться. Бог его знает, зачем. Аните же приятно)
– Так… На чём мы тут остановились? Катящийся камень мхом не обрастает. Ну, это у меня точно есть. Когда кошка оплакивает мышь, не принимай этого всерьёз… Этого нет, Анита?
(Анита тыкается мордочкой в одну из тетрадей. Я раскрываю её и скоро обнаруживаю эту пословицу там)
– Ласковый телёнок две матки сосёт… Кто руками машет, у того в голове не хватает… Один в поле не воин…
…По истечении довольно большого промежутка времени я понимаю, что устал.
– Может, отдохнём, Анита?
(Она опять мотает головой, а я начинаю злиться)
– Ладно, Бог с тобой… Всё равно только один листочек остался. Но послушай – мы прочитали уже сто три штуки, а новых среди них оказалось только восемнадцать… Ладно, ладно. Пойдём дальше. Тут какая-то считалка. Да, такой у меня точно нет.
Я открываю тетрадь со считалками и начинаю переписывать очередной шедевр с листочка: "Шла машина…"
Моя рука замирает, и я
(О Боже, это ведь что-то такое знакомое)
выпускаю ручку из рук.
(Ну да, шла машина тёмным лесом…)
Я хватаюсь за голову и начинаю вслух вспоминать:
– Я пересчитал их всех, а потом… Нет, не потом… Что-то было раньше…
