Площадь гудела народом. Послушная масса, отвлеченная от счастья минутами грусти и скорби. Снова казнь. Снова виноватый. И что не существуется людям спокойно? Чего не хватает? Все же хорошо. Кругом красота! Кругом любовь! Толпа понимает, что счастье вернется, стоит лишь закончиться казни, стоит лишь пережить момент дурацкой действительности.
Возникла ненависть к преступнику. Ненависть… странное, неположенное чувство в Медном Мире. Не по правилам, не по закону, но ощущение родилось, и ничто не в состоянии его остановить. Рокот недовольства перерос в крик, когда на помост вывели Ждана. Стража выстроилась, признавая в Андрее начальника. На сей раз окружили и периметр площади. Большая группа осталась сторожить дорожку к саду Волны.
Экзекутор взошел на эшафот. Великан, понурив голову, поднялся следом.
– Узри же Мир рожденье Справедливости! – громогласно объявил серебристый, —
Сейчас публично состоится казнь,
мятежника, отступника, предателя!
Так пусть возмездие к изменнику придет!
После дежурных фраз рука Андрея опустилась на затылок Ждану – великан стоял на коленях с взором, опущенным вниз. Толпа смолкла, ожидая привычных криков боли и ужаса, но вместо этого богатырь поднял голову, улыбка сверкнула на мужественном лице, и он начал говорить! Забасил могучим голосом, усиленным и переведенным стараниями серебристого экзекутора.
– Граждане Медного Мира! – полетело над Площадью, – Эта казнь – фарс! Вы обмануты! Медным Миром завладел Савриил – бывший наместник Олова!
Стража на эшафоте, растерявшаяся на мгновение, пришла в себя. Черные тени попытались двинуться на Ждана, но Андрей поднял свободную руку, и охранники застыли, не в силах шелохнуться.
– Смотрите! – вещал великан, и Истинный совершил легкое движение рукой – резкий порыв ветра обрушился на серебристый караул: клобуки слетели с голов, открылись лица.
– Смотрите! Помните эти физиономии? Всех их недавно казнили. Преступники! Самоубийцы! Но они не исчезли. Не сгинули, а стоят здесь, облаченные властью.
Толпа молчит. Мало кто до конца осознает происходящее, но ненависть, насильно возникшая перед казнью, сбросила с глаз пелену. Вернула способность думать, размышлять. Ожесточила людей в поиске новой жертвы, на которую стремится опрокинуться, излиться.
Стража, прикрывающая дом Волны, бросилась к эшафоту, на подмогу застывшей охране – периметр Площади открылся. Из-за забора, пользуясь замешательством теней, на цыпочках выскочил Михаил, за ним, пригнувшись к земле, пробежал Волна. Следом, по одному, устремились казаки. Каждый нес в руках огромные охапки палиц.
Алексей оступился и с грохотом полетел на землю. Никто не обратил на него внимания, и он принялся быстро собирать рассыпанные дубины, пропуская казаков вперед.
– Помочь? – прозвучал над ухом приятный женский голосок.
Волна, чертыхаясь, поднял голову. Над ним возвышалась хрупкая женская фигурка, совсем недавно ушедшая из его дома, но все никак не выходившая из головы.
– Ты? Вы? – залепетал Алексей, снова рассыпая дубины.
– Однозначно – я! – залилась смехом девушка, помогая Волне подняться.
– А как Вас зовут? – Волна вскочил на ноги, забывая о палицах.
– Вероника.
– Может мы… как-нибудь… – смущенно начал Алексей.
– Как-нибудь и может, – снова засмеялась девушка и исчезла в толпе.
Алексей, ругая себе за нерасторопность, собрал дубины. Взгляд обшарил Площадь в поисках друзей: Михаил и казаки успели пробраться глубоко в толпу. Стража сосредоточилась у эшафота, пытаясь достать Андрея.
– Преда-а-атель! – шипели охранники, но бывший палач без труда раскидывал атакующих движением руки.
Многое не ясно людям на Площади, но где-то глубоко родилась и начала расти уверенность в большом обмане. Что-то важное, изначальное оказалось ложью, и, рухнув само, посыпало за собой остальное. Показное счастье прятало действительность, но сейчас, когда казнь на время скинула с людей дурман, реальность пробилась наружу. Их окутали неправдой! Кто и зачем – пока не понятно; кто такой Савриил – известно немногим, но доступного врага нашли, и ненависть излилась на стражу.
Опасаясь кидаться в драку, люди бросали на караульных полные неприязни взгляды. Те, кто посмелее, попытались задержать стражников, затруднить проход, помешать продвижению к эшафоту. Этакая мелкая, человеческая месть, проявившаяся в доступном каждому саботаже.
– Все, кто готов сразиться за истинный Мир Меди! Все, кто готов рискнуть во имя Правды! Возьмите оружие! – продолжал ораторствовать Ждан, – Остальные уйдите с Площади, не мешайте борьбе!
Надо отдать должное людской трусости – многие ушли без раздумий, отхлынули, растворившись в уютных норах. Первыми исчезли «влюбленные» парочки, не желая рисковать хрупким счастьем. Следом разбежались недавно усопшие, еще верящие в реальность Меди. Но многие – очень многие – остались. Брусчатка опустилась на место, давка прекратилась, но Площадь по-прежнему оставалась заполненной народом.
Никто не двигался. Никто не понимал, что нужно делать, испугано наблюдая за сражением Палача со стражей. Наконец, из толпы раздался крик:
– Где? Где взять оружие?
– Здесь! – объявился в толпе Михаил со своей маленькой армией, – Разбирай дубины – это сейчас самое лучшее оружие. Удар в голову отправит их домой.
Казаки больше не прятались, смело расхаживая среди обывателей. У каждого в руках по десятку массивных палиц, которые несмело разбирались простыми людьми. Толпа вооружилась. Первые стражники уже исчезли под ударами казацкого дуба. Оружие продолжало распространяться по Площади, забралось и на эшафот.
– В Олове, – продолжил выкрикивать Ждан с помощью Андрея, – В Олове нам помогают связаться с «Олимпом», но Савриил напустил всю силу своих коварств, чтобы помешать нашим посланникам. Наша задача – отвлечь его. Заставить разжать кулак над Оловом. Бейте же стражу! Слушайтесь казаков!
Казаки быстро организовали сопротивление, разделив толпу на отряды. Жидкая стража атакована, но охранники исчезли добровольно и пока больше не возвращались.
– Все! – раздались голоса из толпы, – Стражников больше нет. Прогнали!
– Рано радоваться! – объявил Ждан, перемещаясь по сцене вместе с Андреем, – Скоро их будет много. Очень много! Необходимо подготовиться к обороне…
Казаки продолжили формировать войско, людской хаос приобрел структуру. Прямоугольник Площади разбит на зоны: часть бойцов повернуты лицами наружу, ожидая появление опасности извне, остальные направили взоры внутрь, справедливо полагая, что враг может явиться в любом доступном месте. Люди застыли в молчаливой тревоге.
Хлопок! В середине Площади возникла первая фигура стражника. Следом еще и еще, пока черные клобуки не заполнили собой почти все пустое пространство. Толпа испуганно вздрогнула, но Ждан прыгнул с эшафота и первым опустил дубину на черную голову. Равняясь на него, ополчение кинулось в схватку. Не всегда метко, не всегда к месту, удары посыпались на врага! Новые тени продолжали прибывать, но многие не успевали материализоваться до конца – тут же уносились прочь, пораженные опасным деревом.
Ждан и Андрей сражались бок о бок. Богатырь, возвышаясь над толпой, ловко орудовал дубиной, но масса людей затрудняла движения, и удары не всегда достигали цели. Истинный отлавливал врагов руками, и они рассыпались, таяли, попав в клещи опасных дланей.
Казаки с радостным свистом косили стражу, заражая удалью ополченцев. Лишь самые нерасторопные оказывались в руках призраков – они наваливались на них скопом, людские фигуры исчезали под ногами, и, что происходило с ними дальше, не знал никто…
Засеребрились палачи. Сразу же, то тут, то там, зазвучали крики боли и отчаяния. Ополченцы стали таять, исчезать в мутных, белесых облаках. Строй заколебался, вздрогнул и… разорвался. Андрей бросился на бывших коллег, одновременно увещевая добровольцев:
– Не бойтесь вы – их уничтожить можно!
Опасны только руки для людей,
Не дайте палачам коснуться плоти.
Дубины ваши справятся легко!
В доказательство сказанного, Ждан опустил огромную палицу на серебристый череп, проявившийся рядом с ним. Издав неприятный свист, враг исчез.
– Дать им алабыш! – вопил Ждан, оторвавшись от Андрея.
– А чем, по-твоему, сейчас я очень занят? – с улыбкой ответил Истинный, —
Иль, кажется, пеку я пироги?
Разорванный строй ополченцев, воодушевленный примером вождей, сомкнулся. Дубины продолжили бить, и стражники с палачами хлопали в обоих направлениях, изредка прихватывая с собой бунтовщиков. Армия мятежников заметно подтаяла, но количество стражников уменьшалось быстрее. Победа близка! С каждым разом все меньше и меньше врагов возвращалось назад, и крепкие, казацкие руки легко отправляли их обратно.
Волна неумело размахивал дубьем, часто промахиваясь и угрожая соседям, но Михаил прикрывал ценного союзника, да и казаки защищали высокого парня от нападок палачей и стражи.
– Белый, – спросил Алексей через грохот сражения, – Почему палачи больше не бояться всплеска энергии, когда «перемещают» столько людей? Ведь «Олимп» должен это чувствовать и понимать, что здесь не все в порядке?
– Вот бы знать, – ответил Михаил, отпрыгивая от рук очередного палача, – Закончим здесь, спросим у Андрея. Смотри, стражи становится все меньше – они отходят!
Сумрак вечера, воцарившийся в начале казни, сменился темнотой ночи. Небо исчезло под толстым одеялом туч. Во тьме растаяли последние стражники, тускло вспыхивая при переходе. Звуки почти полностью замерли, когда до бунтовщиков донесся тихий топот приближающегося строя. Звук шел от мощеного тракта, связывающего разные площади друг с другом; от каменной дороги, ведущей в глубины Медного Мира.
– Смотрите! – раздались крики над темной площадью, – Кто это? Кто?!
Неизвестность приближалась бесконечной колонной. Стал слышен далекий, но с каждым шагом возрастающий лязг металла. В темноте вспыхнули золотом богатые доспехи, отражая множество горящих факелов. Строй ровен, шаг грозен. Неизвестная армия стремительно приближалась к Площади, и чем ближе подступала рать, чем громче звучал шум марша, тем лучше можно было рассмотреть золотистых рыцарей, и… тем больше смущал низкий рост бойцов.
Ополченцы открыли рты от удивления, глаза отказывались верить увиденному – вперед уверенно шагали маленькие, совсем крошечные воины, ростом меньше метра. Лица почти скрыты под золоченными шлемами, но открытые участки, казалось, светились неземной благостью.
– Что за ерунда? – не выдержал Волна, поворачиваясь к Михаилу, – Кто это еще? Гномы? Эльфы? Что за…
– Нет, – упавшим голосов сообщил Белый, – Дети…
– КТО?!! – вскрикнул Алексей, пугая стоящих рядом.
– Дети, – повторил Михаил, – Чистые души.
– И что они?..
Договорить не успел! Маленькие воины ринулись на ополченцев. Золотая волна накатила на Площадь, захлестывая испуганных людей. Крошечные мечи, прикоснувшись к людям, немедленно превращали их в пыль. Нет разящих ударов, нет кровавых всполохов. Ни криков, ни шума. Совершенное, безгласное уничтожение! Ополченцы отступали, но запутавшись в толпе, падали и растворялись в золотом блеске.
Маленькие воины не выражали эмоций. Ручки спокойно и размеренно использовали оружие. Ножки аккуратно, шаг за шагом, наступали на взрослых. Ополченцы не оказывали сопротивления – нет сил ударить ребенка – безмолвно таяли в пространстве, позволяя одолеть себя.
– БЕСПРОТО́РИЦА! – громогласно объявил Ждан, отступая к дому Волны.
– Беспрото́рица! – полетело от человека к человеку.
– Беспро… ЧТО? – переспросил Алексей у Михаила.
– Понятия не имею, но думаю – надо отходить.
– Ждан крикнул вам, что это безысходность.
Отсутствие возможных перспектив, – пояснил появившийся рядом Андрей, —
Нельзя сражаться с этаким колоссом.
Мы проиграли. Нужно уходить.
***
Продрогший Антип сидел на скользком валуне. Холодный ливень хлестал по дрожащему голому телу, и ветер завывал разъяренным волком. Голова кружилась, болела, а сухой, болезненный кашель раздирал воспаленное горло. Танцоры посчитали его мертвым, а стража поверила, иначе стали бы искать – именно эта мысль успокаивала последние два часа.
Вспомнилось, как выплыл из ледяной воды, как догадался избавиться от одежды, закинув шмотки в пруд. Как пытался спасти размокшие, изорванные листы «Катехезиса» – не удалось, пришлось зарыть, расковыривая прибрежную глину руками. Припоминалось, как преодолевая ветер, совершенно нагой, уползал подальше от страшной деревни.
Совесть вопила о Рустаме! Скорее всего, друга убили, замучили, но ведь точно не известно. Пришлось возвращаться. Грязь панцирем прилипла к голому телу, руки по локоть увязли в земле; червем полз Антип к селу, скрытый ледяной ночью.
Пожары в селе прекратились. В мгновение обуглились избушки и быстро погасли. Несколько мазанок сохранили первоначальный вид, даже не закоптившись от близкого пламени. По улицам бродили ошалелые люди: на лицах мрак, в глазах бездушие. Где они? Кто они? Зачем? Пелена сброшена, и ненужные теперь танцоры бесцельно плутали меж пепелищ. Ничего не видя. Ни о чем не думая. Молчаливые, апатичные. Заложенная программа ушла из сознания, и осталась лишь пустота.
К ним обращаешься – не слышат, продолжая бессмысленное движение. Толкнешь – падают и тихо лежат в грязи придорожных луж. Раздеваешь – ждут, спокойные как бараны, чтобы двинуться далее. Голыми. Замерзшими. Непонимающими.
Антип оделся. Никто не обращал на него внимания, не узнавал, не искал. Танцоры знали его в той, загипнотизированной жизни, а теперь он им безразличен. Как и все вокруг.
Скрываясь за несчастными, пробился к окну первого из сохранившихся домов. За окном темно. Тишина. Побрел дальше. Вторая, третья, четвертая хата – никого. Лишь за окном пятой брезжил свет.
Рустам, с посеревшим лицом, сидел на табурете. Черные нити сосудов болезненно выступили на коже. Глаза закрыты, тело не шевелится. Лишь рот изредка кривится в стоне, выдавая остатки жизни.
Над ним нависли два палача: чудовищные руки протянуты к голове, высасывая потаенные мысли. Рядом пара танцоров – безвольные фигуры, вцепившиеся в плечи Рустама. Через них палачи и добираются до «невидимого» друга. Несколько стражников бесцельно шныряют по комнате.
Пару раз экзекуторы отходили, злобно сплевывая на пол. «Ничего не узнали», – понял Антип, – «Наша глупость нам еще и помогает…». Сложно рассказать то, чего не знаешь! Херсон? Киев? Все это давно известно палачам. Анти-поэт отполз назад, выбрался из деревни и снова уселся на скользкий валун. Мозг отказывался работать, желая отключиться, забыться. Руки судорожно терли виски, пытаясь заставить серое вещество трудиться, но голова плохо «заводилась».
Что важнее – добраться до Херсона или попытаться спасти друга, почти наверняка погибнув? Для дела нужен город. Для совести – Рустам. Минута размышлений и совесть нашла компромисс с долгом: без фотографии Волны идти в Херсон бессмысленно, а портретик в кармане приятеля. Надо спасать Рустама, но как справиться с палачами? Электричество! Уже не раз выручавшее их электричество. Свет, горящий за окном мазанки – это не свеча и не лучина, к дому явно подключен ток.
«Вся Маятовка, – размышлял Антип, – не может быть галлюцинацией. Я же видел шастающих танцоров – это обычные люди. Значит и деревня реальна. Да, облеплена эзотерической дрянью, но изначально реальная. Электричество в домах должно быть настоящим.».
Снова смешавшись с танцорами, пробрался к дому. Во дворе людно. Очумелый народ, привлеченный светом окон, бессмысленно шастал в полутьме двора, натыкаясь то на дрова, то на разбросанный хлам. Изредка выскакивал стражник, шипя ругательствами на несчастных глупцов. Танцоры шарахались по сторонам, но оторопелые мозги не находили выход. Бессмысленное скитание продолжалось.
Антип «влился в общество». Глупо поблуждал по двору. Пару раз врезался в препятствия. Дернулся от страха при виде стражи, нелепо рикошетя от стен. Под навесом заметил электрический щиток. Удача! Мог бы оказаться и внутри дома.
Мысли быстро застучали. Нужен кабель. В деревенском сарае всегда много вещей – нашлась и бухта стального, неизолированного, плохо гнущегося провода. Сойдет и он. Вперед!
Протиснул проволоку до входа в хату. Один конец прикрепил к железной ручке, насквозь пронизывающей дверь. Куда второй? Замо́к! Старый, врезной замок, с большущей скважиной. Отлично! Оголенный конец заполз внутрь, выглядывая с противоположной стороны. Теперь нельзя схватиться за ручку, не прикоснувшись к обоим контактам. Наспех прикрутил кабель к щитку и вырубил свет. Кто-то должен выйти, проверить пробки. Схватится за ручку и…
И ничего не произошло! Из-за стога соломы Антип видел, как стражник спокойно покинул дом; взгляд недовольно обшарил двор, и дверь, с громким стуком, снова захлопнулась, раскачивая неповоротливые провода. До Антипа дошло, что он подсоединил контакты к тем же «пробкам», что и отключил. Неудача. Глупость. Но почему не включили свет? Почему не подошли к щитку? Почему не заметили проводов и не задумались об их появлении?
Ответ напрашивался простой – свет не нужен. Он горел в доме и до прихода стражи. На него просто не обращали внимания. Светло или темно – не имеет для призраков никакого значения.
Анти-поэт снова нырнул во тьму сарая. Фантазировать некогда. Два прута арматуры грубо соединил с проводами. Пластиковые пакеты намотал с краев, изолируя железо. Включил электричество, зажигая и свет в хате. С двумя ломами в руках, бандит влетел в освещенный дом!
Первый удар принял стражник у дверей. Арматура вошла в призрачное тело, вызывая замыкание и моментальный хлопок. Охранник растаял. Следующая жертва – палач: ломы врезались в спину, разряд прошил насквозь, серебристый исчез, дергаясь на ржавых «шампурах». Отпрыгнув от второго палача, нависшего над скрюченным заложником, Анти-поэт опустил прутья на светящуюся лысину. Враг пропал, но по инерции досталось Рустаму – на излете контакты прикоснулись к измученному телу. Несчастный вздрогнул, широко распахнул глаза, и… сознание вернулось к приятелю.
Размахивая тяжелым железом, Антип атаковал оставшихся стражников. Попавшие под эту мельницу растаяли, остальные жались по углам. Досталось и танцорам, но безвольные лишь дергались, прошиваемые током, а лица по-прежнему не выражали эмоций.
– Нате, гады, нате! – выкрикивал Анти-поэт, пронзая электричеством очередную тень.
Хаотично размахивая арматурой, случайно врезал по черному облаку, в котором палач пытался вернуться в дом. Не успев до конца воплотиться, серебристый исчез.
– Уходим! Быстро! – заорал Антип, но Рустама приглашать не надо – он уже возле двери.
– Валим! – и ненужная больше арматура легла на крыльцо.
Рустам бежал медленно. Уставший, истерзанный, с трудом переставлял ноги.
– Раздевайся. Догола.
Вещи полетели в канаву. В доме продолжали хлопать стражники: то ли наступая на оставленную арматуру, то ли возвращаясь в Оловянный Мир. Надолго это не задержит. Навстречу брели танцоры. Одного Антип схватил за ворот:
– Снимай куртку! – приказал бандит, и верхняя часть Рустама оказалась прикрытой, – Теперь штаны.
Рустам свалил танцора наземь, рывком содрал с него брюки и быстро просунул в штанины дрожащие ноги. Далее кроссовки, шнурки – будь они неладны! – замершие пальцы с трудом завязали «бантик». Застегивался уже на ходу.
– Надо в лес! – почему-то уверен Антип.
– Надо… надо к людям! Затеряться. – не соглашался Рустам.
– На дорогу? Через поле?
– Нет! Не успеем!
– Успеем, если в другую сторону!
– Что? – Рустам задохнулся от болтовни и бега.
– Не одна же тут дорога! Когда выползли с поля, я слышал звук машин за деревней… звук бьющихся машин… Ломимся туда! Там и затеряемся.
– Давай!
Дорога забита мятыми автомобилями. Ливень. Ветер. Длинная гусеница аварий расползлась, заняла собою все шоссе. Люди, мокнущие под дождем, ругались, перекладывая вину друг на друга, но вырваться из железного плена не могли. Приятели нырнули в толпу и смешались с несчастными водителями.
– Слушай, – перекрикивая ветер, произнес Рустам, – Спасибо.
– Не за что! – огрызнулся Антип, – Потом поблагодаришь. Когда выберемся. Что спрашивали-то?
– Все, что знаю…
– А ты ничего и не знаешь! – ухмыльнулся Антип, и прокричал:
Долго блуждал философской тропою,
В поисках концептуального брода.
И осознал головою тупою:
Знание – сила, а глупость – свобода!
– Иди ты! Где Херсон-то? В какую сторону ползти? Ничего не видно!
– Ничего, – согласился Антип, – Ничего… кроме смерча!
Потеряв Рустама, враг принял решение уничтожить всех в округе. Очевидно, что протозанщики ушли в сторону шоссе, туда и нацелен удар. Больше нет страха, что мощный всплеск энергии будет замечен. Почему? Ни Рустаму, ни Антипу это неизвестно.
Огромный раструб смерча взлетел в нескольких километрах севернее. Где-то там, где угадывался горизонт, в воздух поднялись машины, люди, вещи. Гроза усилилась. Сквозь треск грома прорвался истошный лязг истязаемого металла; стекла, не выдержав напряжения, лопнули и высыпались хрустальными потоками, и крики, сопровождающие последние минуты жизни, пробились сквозь оркестр кошмара. Дождь прекратился.
Смерч нагло шествовал по дороге, забирая себе все видимое. Перемалывал поднятое, возвращая назад, на асфальт, бесформенный фарш. Неминуемая смерть приближалась быстрым и уверенным шагом. Рустам невольно вцепился в плечо приятеля, не в силах отвезти взгляд от приближающегося конца.
Большая лужа, недавно хлюпающая под ногами, тонкой струйкой поползла в торнадо. Задвигались по асфальту мелкие соринки; сигаретные пачки и коробки спичек неровным строем направились к воронке. Пришел черед зашевелиться более тяжелым предметам: дернулись, поскрипывая, стоящие неподалеку автомобили.
Еще секунда, еще мгновение и протозанщиков перемешает жерновами этой мясорубки, разрубит ножами рваного железа. Нужна помощь. Нужно чудо! И чудо свершилось.
В миг, когда Рустам зажмурился, в очередной раз приготовившись к смерти, Ждан закончил свою речь в Медном Мире. Площадь восстала, взорвалась криками ополченцев! Стража получила приказ вернуться в Серебро, и Израдец остановил атаку. Как в поршивом кино, не дойдя до героев несколько метров, опасность отступила. Смерч начал слабеть, выдыхаться, и, наконец, полностью исчез.
Железо с грохотом рухнуло на асфальт. Куски кровавой плоти, разорванные в клочья ураганом, хлюпали по дороге. Стекло звенящим снегом выпало на шоссе, накрывая все вокруг отлогом хрустального ковра. Тучи расступились. В небе выглянуло холодное, осеннее солнце, лениво освещая кровавое месиво. Херсон вылупился из кокона черного марева.
После недавнего грохота, наступившая тишина больно давила на уши.
– Ну, что, – тихо спросил Антип, стряхивая с плеча вездесущие стекла, – Постоим, пожалеем себя или пойдем в город?
– Хотел спросить, что сейчас произошло, – оглянулся по сторонам Рустам, – Но подумал и решил, что ничего-то ты не знаешь.
– Умнеешь прямо на глазах. Вперед, в Херсон!
– А зачем, – вздохнул Рустам.
– Ты меня пугаешь. Что «зачем»? Надо совершить вояж по церквушкам.
– Уже не надо…
Оказалось, в пылу маятовских неприятностей, у Рустама пропало фото Волны. Нет больше портретика. Нечему показывать церкви. Преодолев ужасные испытания, задание проваливалось из-за глупой бумажки.