Сергей Борисович Ковалев
По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 2

Но есть ещё одно дело, за которое мы должны быть благодарны этому человеку: переговоры со Швецией, завершившие Северную войну. В марте 1718 года он вместе с Андреем Петровичем Остерманом (помните, что в Россию его привёз Корнелиус Крюйс?) отправляется на Аландские острова, что в Балтийском море, для заключения мирного русско-шведского договора. Брюс является руководителем русской делегации^[215]. Переговоры идут очень тяжело, Швеция требует назад значительной части завоёванных Россией земель, Пётр I, естественно, не соглашается. В августе 1718 года удаётся предварительно согласовать документ в составе 23 статей, но Карл XII подписывать его отказывается^[216]. Вскоре шведский король погибает, и дело останавливается окончательно.

Пётр возобновляет военные действия, а Яков Брюс, между тем, назначается руководителем Монетного и денежного дворов (февраль 1720 года), а затем под его начальство передаются ещё и все «крепости и обретающиеся в них служители и имущества»^[217] (май 1720 года).

Вскоре истощённая войной Швеция соглашается, наконец, на продолжение мирных переговоров. Они начинаются в Финляндии, в небольшом городке Ништадт (современный финский город Уусикаупунки) в мае 1721 года^[218]. Со стороны России делегацию вновь возглавляет Брюс, и вот 30 августа переговоры заканчиваются, и он с Остерманом ставит под соответствующим договором свою подпись. Во исполнение строжайшего требования Петра о том, чтобы подписанный документ был немедленно и тайно вручён ему лично, Яков Брюс направляет его ему даже без перевода. За удачно выполненную работу шотландец возводится в графское достоинство и получает ещё 300 крестьянских дворов^[219].

В начале 1725 года умирает Пётр Великий, и Брюса назначают ответственным за церемонию погребения императора^[220]. Преемницей Петра провозглашается его жена Екатерина I, и вскоре шотландец получает орден Святого Александра Невского – вторую по значимости российскую награду (после ордена Святого апостола Андрея Первозванного), вручаемую мужчинам^[221]. Государством фактически начинает управлять Александр Меншиков. Брюс, несмотря на то что безоговорочно его поддерживает, быстро выпадает из близкого окружения императрицы, а вскоре и вовсе оказывается обвинённым в ненадлежащем исполнении своих обязанностей, прежде всего по линии артиллерийского ведомства. В чём-то обвинения эти были, конечно же, справедливы: Брюсу уже 55 лет, а такой груз, который взвалили на него, нести не под силу и человеку намного моложе. Как бы то ни было, обидевшись, он пишет прошение об отставке, и, к своему удивлению, 4 июня 1726 его удовлетворяют, – правда, с присвоением звания генерал-фельдмаршала^[222].

В 1728 году умирает супруга Брюса Маргарита^[223], а 19 апреля 1735 года и он сам, на шестьдесят пятом году жизни. Детей у семьи не осталось. Обе их дочери умерли в раннем детстве^[224]. Его хоронят в Немецкой слободе, в церкви Святого Михаила Архангела. Она просуществует до 1928 года, но в том году по требованию учёных (!) будет снесена^[225] – вместе с его могилой.

Какова же в России память о Якове Вилимовиче Брюсе?

Есть в нашей стране медаль его имени. Она так и называется: медаль имени Якова Брюса. Это, как у нас говорят, награда ведомственная, то есть та, которой награждают не по указу Президента Российской Федерации, а по решению того или иного органа государственной власти (министерства, например). В данном случае это Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору (Ростехнадзор). Медаль учреждена в сентябре 2009 года и выглядит вот так:

Ею награждаются те, кто внесли большой вклад в дело экологической, технологической и атомной безопасности нашей страны, а также принимают активное участие в международном сотрудничестве в этих областях^[226]. В Москве располагается также Фонд Якова Брюса, занимающийся вопросами промышленной безопасности и, в частности, финансирующий исследования в этой области^[227].

На первый взгляд, в нашей стране есть немало мест, носящих имя этого заслуженного человека, но это совсем не так. На Дальнем Востоке, например, где-то в 50 километрах к юго-западу от Владивостока, располагается полуостров Брюса. Но назван он так, потому что впервые был описан в 1855 году английским адмиралом Брюсом^[228] – однофамильцем (а, может быть, и родственником) Якова Вилимовича. В центре Москвы, недалеко от Консерватории, можно найти Брюсов переулок, но он, совершенно очевидно, получил своё название по дому его племянника, Александра Романовича Брюса, который когда-то находился здесь^[229] и в сильно перестроенном виде сохранился до сих пор^[230]. Некоторые москвичи наверняка знают о так называемом «Брюсовом доме», стоящем в районе Разгуляй по адресу Спартаковская улица, дом 2/1 (сейчас в нём находится Московский государственный строительный университет, бывший МИСИ). Чего только про него ни рассказывают: и что Брюс замуровал там собственную жену, и что спрятал в одной из стен вечно идущие колдовские часы, а снаружи повесил плиту, которая накануне войны краснеет или покрывается кровавыми пятнами. Это всё, конечно же, отголоски сказок про него времён Петра Первого: мол, колдун и чародей. На самом же деле строительство указанного здания (официально оно называется домом Мусина-Пушкина) было начато в 1790 году^[231], то есть через 55 лет после смерти шотландца, так что он в нём бывать никак не мог. В Санкт-Петербурге есть Брюсовская улица, но и она названа в честь не только Якова, но и его брата Роберта^[232]. Примерно в 50 километрах к востоку от Москвы, недалеко от железнодорожной станции Монино, сохранилась принадлежавшая ему усадьба, в которой он умер. И даже она называется, скажем, не Брюсовка, а Глинки (в настоящее время в ней размещается санаторий)^[233]. Это, кстати, самая старая усадьба Подмосковья.

Больше в России мне неизвестно ничего, напоминающего о деятельности этого незаурядного человека. Нет ему памятника, нет артиллерийского либо какого-либо иного учебного заведения, воинской части или, например, обсерватории, носящей его имя. Был, говорят, в усадьбе в Глинках, его музей, но потом его закрыли^[234]. В общем, традиция не очень-то помнить иностранцев, служивших России, похоже, не обошла стороной и Якова Брюса.

В заключение хотелось бы кратко рассказать о старшем брате Якова Роберте. Так же как и он, Роберт участвовал в обоих Азовских походах Петра, а также в Северной войне: битве под Нарвой (1700 год), взятии Нотебурга, Ниеншанца, Выборга и Кегсгольма, основании Санкт-Петербурга. Он был его первым обер-комендантом, то есть заместителем коменданта, внёс немалый вклад в строительство города и неоднократно отгонял от него шведские войска. За свою честную службу он в 1710 году получает звание генерал-лейтенанта. Роберт (или, как его звали в России, Роман Вилимович) умер в 1720 году в возрасте 52 лет и похоронен в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга^[235].

Патрик Гордон, Франц Лефорт, Корнелиус Крюйс и Яков Брюс были наиболее видными помощниками Петра Великого из числа иностранцев, но делали они своё дело в окружении огромного количества других иноземцев, как военных, так и гражданских. Они, хоть и не были столь же близки к царю, но служили ему, – а значит, и нашей стране, – верой и правдой. Поэтому о некоторых из них я просто не могу не сказать нескольких слов.

Командиры на суше

Адам Вейде

Адам Адамович Ве́йде был близким соратником Петра I, пользовался его доверием и уважением. Не думая поначалу о военной карьере, он дослужился до генеральского звания, но значительно больше был известен современникам как дипломат и особенно как военный теоретик. Очень большой вклад внёс он и в создание современной петровской армии. Секретарь австрийского посольства Иоганн Корб, лично встречавшийся с Петром и с его окружением и оставивший после поездки в Москву очень интересный дневник, назвал Вейде «значительнейшим»^[236] из приближённых к царю лиц. А вот что писал о нём в 1887 году русский военный историк генерал-лейтенант Павел Осипович Бобровский: «Адам Адамович Вейде принадлежит к числу наиболее просвещённых деятелей в царствование Петра Великого /…/. Из всех обрусевших иноземцев, воспитанных и выросших в России, /…/ [он] в царствование Петра бесспорно занимает самое видное место после Лефорта»^[237]. А кто сегодня в России хотя бы слышал фамилию этого человека?

Адам Вейде был сыном немецкого полковника, обосновавшегося в Москве, и родился в 1667 году^[238], очевидно, в Немецкой слободе. Доподлинно неизвестно, действительно ли немцем он был. Вы знаете, что немцами в те времена называли всех иностранцев, не говоривших по-русски. Во всяком случае, писа́л Вейде на прекрасном голландском языке^[239]. Может, его отец был из Голландии? А некоторые историки утверждают, что его предки происходили из Австрии или Священной Римской империи, как она тогда называлась^[240]. В пользу этого приводится тот факт, что Пётр I трижды (!) направлял его туда с различными ответственными поручениями.

Вообще-то молодой Адам мечтал о том, чтобы стать врачом, но так уж получилось, что жизнь его пошла по военным рельсам. Вряд ли мы когда-нибудь узна́ем, когда он познакомился с Петром, но это явно произошло во время «потешных» сражений Преображенского полка, в рядах которого оба «служили». Письма, которыми они обмениваются после отъезда царя в июне 1694 года в Архангельск, свидетельствуют о том, что отношения между ними вполне дружеские, причём Вейде уже майор Преображенского полка^[241]. В первом Азовском походе он числится инженером, вместе с уже известным вам Яковом Брюсом и голландцем Францем Тиммерманом^[242], который среди них старший^[243]. Такая должность даётся ему неспроста: Адам увлекается фортификацией, и царь полагает, что тот уже обладает солидными знаниями в этой области. Но здесь происходит неувязка: заложив под стены Азова мину, Вейде ошибается в расчётах, и прозвучавший взрыв им вреда никакого не причиняет, а вот несколько сотен стрельцов взлетают на воздух^[244]. О царской реакции на эту ошибку ничего не известно. Во втором Азовском походе документы называют Вейде флотским «капитаном 5 роты»^[245], он спускается по Дону до казацкой столицы Черкасска, но в целом сведения о его роли в боевых действиях в 1696 году чрезвычайно скудны. Зато доподлинно известно, что сразу же после взятия Азова Пётр отправляет его в столицу Священной Римской империи город Ве́ну для сообщения её императору об этом важном событии (в той войне наши страны были союзниками). Едва успев вернуться в декабре в Москву, Вейде вновь направляется к императору, на этот раз с извещением о скором прибытии к нему Великого посольства, а в марте 1697 года, уже в составе посольства, опять едет за границу. Нетрудно заметить, что за неполный год он четыре раза проделал путь от Москвы до Вены, а это почти 2.000 километров. А дороги тогда были – не современные автострады. Особенно в России.

Через некоторое время после пересечения русско-шведской границы Пётр отправляет Адама в Вену в третий раз. Теперь он должен уточнить некоторые протокольные подробности, но главное – присмотреться к организации австрийской армии, в то время одной из лучших в Европе. Пребывание в столице Священной Римской империи оказывается для Вейде исключительно плодотворным: он не только изучает порученные ему вопросы в теории, но и знакомится с ними, так сказать, на практике. Адам Адамович становится свидетелем блистательной победы молодого австрийского военачальника Евгения Савойского над турецкой армией в битве при Зенте (современный сербский город Сента, на севере страны). В том сражении 40-тысячная австрийская армия в пух и прах разносит 80-тысячную армию Оттоманской империи^[246]. И в первую очередь за счёт дисциплины, умелого маневрирования и высокой выучки. Этот урок Вейде запомнит на всю жизнь. Он напишет царю, что лично убедился в том, что успех в военном деле зависит не от многочисленности войска, а от его выучки: «от доброго порядка»^[247].

Из Вены Вейде едет к Петру в Амстердам, а потом самостоятельно направляется в Лондон. Он должен официально известить британцев о скором прибытии русского посольства, а также привести в Амстердам яхту, которую подарил русскому царю английский король Вильгельм III Оранский. Вильгельм, как известно, был голландцем, лично познакомился с Петром у себя на родине, был впечатлён страстью того к кораблестроению и по возвращении в Лондон велел подарить ему свою лучшую яхту «Транспорт Роял», вооружённую двадцатью пушками^[248]. Излишне, по-видимому, говорить, что Вейде и с этим поручением справляется. Затем он направляется вместе с царем в составе Великого посольства в Вену, а вскоре после этого возвращается с ним в Москву.

Главным итогом зарубежной поездки Вейде становится составленный им в 1698 году воинский устав, который так и вошёл в историю нашей страны под именем «Устава Вейде»^[249]. Это был первый в России документ, подробно описывающий организацию современной армии: как обучать солдат, как поддерживать дисциплину, как учить офицеров, в чём состоят обязанности генералитета и так далее и тому подобное. Вейде имел хороших учителей: австрийская армия начала переходить на новый порядок ещё в 1681 году^[250].

Семена упали на подготовленную почву: Пётр и сам видел, что его нынешняя армия никуда не годится, и такой документ был ему чрезвычайно полезен. Вскоре после возвращения из-за границы он распускает значительное количество стрелецких полков и начинает формировать новые по европейскому образцу. Как вы думаете, кому он поручает руководить этим процессом? Конечно: бригадиру^[251] Адаму Вейде (им командует генерал Автомон Головин). И он начинает нелёгкий труд обучения новобранцев маневрированию строем, обращению с оружием, поведению в бою, несению караульной службы и всем премудростям неведомого им военного дела.

Осенью 1699 года Вейде, – уже генерал-майор^[252], – выезжает с Петром на Воронежские верфи – кстати, вместе с только что прибывшим в Россию Корнелиусом Крюйсом^[253]. И везде, куда бы он ни направлялся, он занимается обучением новых полков.

Адам Адамович Вейде (1667–1720)

Эта работа прерывается Северной войной. 1 октября 1700 года Вейде со своей дивизией прибывает под Нарву. В несчастной для нашей армии битве рядом с этой крепостью он попадает в плен, но посмотрите, при каких обстоятельствах! Разметав стрельцов и прорвав ряды дивизии под командованием генерал-майора Ивана Трубецкого, шведская пехота обрушивается на Вейде. Его солдаты сначала подаются назад, но затем, будучи обученными сражаться по-новому, переходят в контрнаступление. Но тут, если вы помните, в панике начинает бежать с поля боя конница Бориса Шереметьева, да и сам Вейде оказывается «тяжко раненым»^[254]. В таком состоянии он и попадает к шведам в плен.

Его отправляют сначала в Ревель, а потом в Стокгольм. В плену Адам Адамович находится долгие десять лет. Пётр не забывает о нём, пытается договориться с противником об освобождении, но это удаётся лишь в конце 1710 года, когда его обменивают на находящегося в нашем плену рижского генерал-губернатора Нильса Стромберга^[255]. Обратите, пожалуйста, внимание на то, что все эти долгие годы Вейде предпочитает тяжёлые условия плена службе на шведов, а ведь в те времена переход от одного государя к другому считался делом совершенно нормальным.

В плену здоровье Вейде сильно пошатнулось, но он остаётся верен себе: в Швеции им собираются подробные сведения об устройстве королевской армии, и эти ценные знания, естественно, возвращаются вместе с ним на родину. А царь тут же берёт его в оборот, и они отправляются в Прутский поход. Вейде идёт в авангарде армии, то есть в её первых рядах.

После Прутского похода он успешно сражается в 1714 году в Финляндии и Померании и 27 июля участвует в морском сражении при мысе Га́нгут, которое считается первой победой России на море. Я подробно рассказывал вам про него, упоминал и про Адама Вейде, но сейчас хочу напомнить, что именно он командовал двадцатью тремя галерами, которые, собственно, и выиграли этот бой. За этот подвиг Пётр I награждает его орденом Святого апостола Андрея Первозванного.

В 1718 году Адам Вейде назначается президентом Военной коллегии, то есть, выражаясь языком современным, министром сухопутных войск страны. На этом посту он остаётся вплоть до своей смерти в июне 1720 года^[256]. Царь устраивает своему генералу такие же пышные похороны, как Лефорту и Гордону, и лично присутствует на них.

Ближайший соратник Петра Великого, дипломат, министр, генерал, боевой командир, мужественный воин, патриот своей страны, кавалер высшей государственной награды России. Видимо, этого недостаточно, чтобы о человеке помнили, если он иностранец…

Джон Чамберс

Лейб-гвардии^[257] -генерал Джон (он же Иван Иванович) Ча́мберс, «родом москвич шкотской породы»^[258], является, пожалуй, одним из старейших родившихся в нашей стране иностранцев, служивших Петру Великому. Он появился на свет в Москве в 1650 году, скорее всего в Немецкой слободе, и по происхождению был шотландцем – как и Патрик Гордон, приехавший в Россию, когда Чамберсу было 26 лет. Мы практически ничего не знаем о его жизни вплоть до правительственного кризиса 1689 года, когда он, вместе с другими иностранными военными, принимает сторону юного Петра в его борьбе против Софьи. В 1693 году Чамберс назначается полковником «потешного» Семёновского полка^[259], хотя занимает эту должность формально: командует полком сам Пётр, который младше его на 22 года. Как бы то ни было, в этом звании шотландец участвует в обоих Азовских походах^[260], причём в 1696 году «Иван Чаморс» упоминается уже как полковник «Преображенского и Семёновского полку»^[261].

С началом Северной войны Чамберс выдвигается к Нарве. Русская армия терпит там страшное поражение, хотя, если вы помните, более или менее организованное сопротивление шведам оказывают как раз Преображенский и Семёновский полки, в составе которых сражается он. У этих частей единый начальник, генерал Автоном (иногда его имя пишется как Автомон) Головин^[262], но он попадает в плен, и Пётр назначает на его место Чамберса, присвоив ему звание генерал-майора^[263]. В 1701 году шотландец участвует в первой в Северной войне победе нашей армии над шведами под Эрестфером (я писал о ней в рассказе про эту войну). Затем вплоть до 1708 года возглавляемые им лейб-гвардейские^[264], то есть лучшие в армии, полки принимают участие чуть ли не во всех сражениях Северной войны и, в частности, во взятии Нотебурга (1702 г.; в этой операции гвардия, как вы помните, сыграла решающую роль) и Ниеншанца (1703 г.), в бою на реке Сестре^[265] (1703 г.), а также в штурме Нарвы (1704 г.). Царь настолько доволен своим военачальником, что награждает его в 1703 году орденом Святого апостола Андрея Первозванного^[266]. Следует подчеркнуть, что указанная награда имела порядковый номер 10, седьмым ею был награждён сам царь, а восьмым – Меншиков^[267]. В признание боевых заслуг Чамберса в декабре 1704 года ему приказывается вступить во главе Преображенского, Семёновского и Ингерманландского полков в Москву с артиллерией, захваченной в битве при Эрестфере, а также при покорении Дерпта, Нарвы и Ивангорода. В 1705 году он участвует во взятии столицы Курляндии города Митавы (ныне – латышский город Елгава), а также крепости Бауск примерно в 60 километрах к юго-востоку от неё. За Бауск Чамберсу присваивается звание генерал-поручика^[268]. В начале следующего года Пётр приказывает ему выдвинуться к Минску, поближе к Августу Второму. Ожидается, что Чамберс будет назначен командующим русской армией в Польше^[269], но тут происходит катастрофа под Фрауштадтом (о ней я тоже рассказывал). Иван Иванович в этом сражении не участвует, но по стечению обстоятельств начало 1706 года становится пиком его карьеры. Чамберса начинает сильно подводить здоровье, и в 1708 году князь Аникита Репнин называет его «совсем уже слабым»^[270]. Шотландцу 58 лет. Вскоре следует разгром нашей армии под Головчиным (и об этой битве я писал), в поражении обвиняют Чамберса – вместе, кстати говоря, с Репниным. Следует суровое наказание: генерал-поручика лишают ордена Святого апостола Андрея Первозванного^[271]. Такая кара производит на больного Чамберса, надо полагать, сокрушительное воздействие. Больше он в боевых действиях участия не принимает, упоминается в документах в 1713 году^[272], но нам даже неизвестно, когда он умер.

По оценке некоторых историков, Чамберс является одним «из второстепенных деятелей эпохи Петра Великого»^[273]. Не знаю… Все бы второстепенные деятели командовали во время войны гвардией и получали из рук руководителя страны высшую государственную награду за номером 10. В Российской Федерации, например, орденом Святого апостола Андрея Первозванного награждены всего-то 13 человек^[274]. А то что Чамберс его был лишён, совсем не перечёркивает, по моему мнению, прежние заслуги этого человека перед нашей страной. А вы как считаете?