Сергей Бакшеев
Казнь в прямом эфире
Глава 4
2 июня. 12:33. 2 дня 20 часов 57 минут до казни
В зале заседаний управления полиции Красногорска Шумаков и Петелина остались вдвоем. Полковник объяснял, заранее оправдываясь:
– Для меня это дело тоже, как снег на голову. Видишь обратный таймер?
Елена взглянула на монитор. Счетчик показывал: 02:20:57.
– Дни, часы и минуты, которые у нас остались, – пояснил Шумаков. – Отсчет стартовал три часа и три минуты назад, а спустя час меня выдернули из кабинета и направили сюда.
– Почему именно в Красногорск? – уточнила следователь.
– Потому что этот тип, – Шумаков ткнул в монитор на закованного узника, – работал здесь.
– Стоп! Давайте по порядку, Геннадий Александрович. Кто он?
– Личность мы установили – Панин Борис Игоревич. Сейчас ему сорок два года, ранее работал детским тренером по плаванию в Митино, этот жилой район примыкает к Красногорску. Там и проявились его пагубные наклонности в виде нездорового интереса к маленьким девочкам.
– Насколько маленьким? – предчувствуя ответ, напряглась Елена.
– Семь-десять лет.
– А нездоровый интерес это…
– Насильственные действия сексуального характера.
– Панин педофил, – констатировала Петелина. Теперь она смотрела на узника иным взглядом, но все-таки уточнила: – Его вина доказана?
– В уголовном деле фигурирует шесть пострадавших девочек, самой старшей из которых было десять лет. Четверо девочек неоднократно подвергались насилию, некоторые серьезно пострадали, – подтвердил Шумаков.
– Мразь! – не сдержалась Елена.
– Осужден на четырнадцать лет, – продолжил полковник. – Вышел условно-досрочно два месяца назад, отсидев неполных двенадцать. Вернулся жить к матери в Митино. В колонии получил специальность пекаря, что помогло ему устроиться на работу в кафе-пекарню здесь в Красногорске. Это все, что мне на данный момент известно. Я отправил людей по месту жительства и работы Панина, чтобы все проверить.
Петелина посмотрела на вызывающий кроваво-красный заголовок сайта «Суд Народа» и указала:
– Дело поручили главку, потому что…
– А как ты думала? – не сдерживал раздражения полковник. – Начальство в панике. Порядок рушится, если вместо власти суд и приговор будет вершить народ. Трое суток отмеряно на голосование по педофилу, а дальше занавес – ты видела варианты приговора.
– И вам приказали срочно остановить это безобразие, – догадалась следователь.
– Вот почему я тебя привлек? Потому что у тебя интуиция. Ты даже слово точное повторила – безобразие! Именно так это видится из высоких кабинетов.
Елена понимающе кивнула и спросила:
– Что еще известно?
– Да ничего толком неясно. Кто-то сделал сайт, заковал педофила в специально подготовленной камере, подключил трансляцию, разослал ссылку по новостным каналам и началось!
– Панин успел взяться за старое?
Полковник пожал плечами:
– Разбираемся.
В комнату стали заносить столы, греметь стульями, тянуть удлинители от розеток. Петелина и Шумаков вышли в коридор.
– Панину может мстить кто-то из пострадавших, – предположила следователь.
– Черт бы подрал такого терпилу! Хотел бы отомстить, грохнул бы педофила по-тихому в подворотне, и мы бы расследовали обычное убийство, – не скрывал сожаления полковник.
– Мститель не хочет по-тихому, и сам марать руки не собирается. Всеобщий суд организовал, хитрое устройство придумал. Как народ решит, так и будет.
– А он, вроде как, и не при чем.
– Не дурак, – согласилась Петелина.
– Вот ты и найди, кто такой умный! – включил командный голос Шумаков. – Изучай документы, общайся с потерпевшими, анализируй информацию. Я для этого тебя и вызвал.
– Спасибо за доверие, товарищ полковник, – так же строго ответила следователь.
– А мы будем искать темницу, где держат Панина. Время тикает, теперь живем по адскому таймеру. Выбирай рабочее место, Петелина. Капитан Майоров доставит тебе документы.
– Подождите! Я еще не дала согласие, – смутилась Елена.
– Не издевайся, Петля, – взмолился полковник. – Нам брошен вызов. Оперативникам, следователям, судьям, всей правоохранительной системе, а это, считай, государство! Неужели останешься в стороне?
Елена вспомнила, как обрадовалась, увидев Ваню Майорова, а он всего лишь бывший напарник ее мужа, Марата Валеева. Последние месяцы она полностью посвятила малышу, отодвинув на задний план Марата. Порой она не разговаривала с ним сутками, потому что уставала и ложилась спать еще до его прихода, сонно отбрыкивалась от постельных ласк, первой вскакивала на писк ребенка и с укором отвергала запоздалую помощь мужа. Утром Марат спешил на службу, а у нее голова шла кругом от материнских забот.
Не от этого ли проблемы в их семье? Если дома общение не получается, то возможно на службе они снова сблизятся. Хотя бы появится шанс.
– У меня условие, – потребовала следователь. – Я хочу привлечь к делу своих коллег: экспертов, оперативников. Так мне привычнее.
– Да привлекай кого хочешь, Петелина, только дай результат! Ссылайся на меня. Все, мне некогда!
Шумаков ушел, на ходу отдавая команды по телефону.
В коридоре появился распаренный Иван Майоров. Он прижимал к бокам обеими руками по коробке, отчего казался смешным и неуклюжим.
– Елена Павловна, куда? – пыхтел Ваня, обливаясь потом. – Уголовное дело Панина из архива доставили.
В обычных обстоятельствах Елена прыснула бы со смеху, но вспомнился монитор со всполохами красно-желтых огней на лице узника и таймер с тающими минутами. Она зашла в распахнутые двери бывшего зала совещаний, где на глазах формировалась оперативная комната.
– Неси за мной. Выберу себе место у окна.
Глава 5
25 лет до казни
В первом классе перед ним сидела самая красивая девочка в мире. Он был в этом убежден, ведь она была особенной. У всех девчонок волосы были заплетены в тонкие косички или стянуты в конский хвостик – фу, дурацкое название, но не он его придумал. А у Наденьки Ершовой, так звали особенную девочку, было сразу два чудесных хвостика, мило свисавших над ее ушками.
На уроках он смотрел в ее затылок, что было жутко интересно. Он изучал неровный, всегда разный и такой милый пробор волос, подсчитывал невесомые завитушки, спадающие на тонкую шею, и любовался замечательными хвостиками. Они торчали в стороны и чуть вверх. Из-под стягивающих резинок волосы выходили тонкими пучками и постепенно расширялись, как струи необыкновенного мягкого водопада, к которому хотелось прикоснуться. Он так и делал.
Надя оборачивалась, вопросительно вскидывала брови: чего тебе? Или хмурилась: отстань! А он улыбался счастливой улыбкой и слышал неодобрительное, но совсем не обидное: дурак!
Постепенно он научился дотрагиваться до хвостиков с такой тайной нежностью, что Надя не замечала прикосновений. Или делала вид, что ей это безразлично. Девчонки умеют терпеть и притворяться.
А еще хвостики, как волшебные антенны, отражали настроение Нади. Он не видел ее лица, но понимал, глядя на хвостики – вот она сосредоточена, вот недовольна, теперь задумалась, а сейчас мечтает. А когда Наденька резвилась или смеялась, хвостики пускались в такую свистопляску – залюбуешься!
Шло время, любимые хвостики удлинялись, касались ее плеч, спускались на спину и закручивались, как струи сказочного спирального водопада. Перед ним была не девочка, а волнующая мечта о чем-то радужном и желанном.
Но однажды Надя пришла в школу с короткой стрижкой. Весь сказочный ореол ее красоты испарился, она превратилась в обычную худую и визгливую девчонку. Он погрустил немного и перестал ее выделять среди одноклассниц.
Они повзрослели. Он вытянулся, окреп, нарастил плечи, потому что много лет занимался плаванием. Надя осталась хрупкой невысокой обычной девчонкой. Он не выделял ее, как, впрочем, и других сверстниц. Девушки-подростки хотели казаться старше, ярко красились, вызывающе одевались, баловались пивом и сигаретами, не стеснялись грубых слов, некоторые отваживались на пирсинг и тату. Казалось, их главная задача поскорее избавиться от детской чистоты и непорочности. Его это приводило в уныние, которое он не мог объяснить.
Так закончилась учеба в школе. На праздничной линейке, посвященной последнему звонку, ему поручили нести первоклашку с колокольчиком.
Когда он увидел доверчивую пигалицу с огромными глазами, то обомлел – к нему вернулась особенная девочка из детства. На маленькой красавице были белые гольфы, короткое платье с белым кружевным воротничком и самое главное – прическу украшали два милых хвостика с белыми бантами. В груди засосала сладкая истома. Он вспомнил несбывшуюся любовь из безмятежного детства.
А девушки одноклассницы в этот день неожиданно захотели выглядеть по-детски. Та самая Надя Ершова пришла в классической школьной форме с белым фартуком. На ней были такие же белые гольфы, как у первоклашки, а волосы она заплела в два столь любимых и желанных хвостика. Она улыбалась и то и дело подносила к лицу букетик белых ландышей.
Он обхватил малышку сзади под мышки, крепко сжал ладони и рывком водрузил на плечо. Девочка одной рукой обняла его за шею, в другую ей дали колокольчик. Он прижал ее растопыренной ладонью, чтобы малышка не свалилась, и почувствовал, как сквозь подушечки пальцев проникает странное щекочущее тепло. А рядом встала Надя с мальчиком первоклассником, которому тоже доверили колокольчик.
Директор школы парадно-радостным голосом объявила последний звонок, и они пошли по кругу, трезвоня в колокольчики. Он шел, будто в сладком сне – рядом первая любовь, вернувшая волнующий детский образ, а на плече к нему доверчиво прижимается очаровательнейшее создание.
Он видел весело дергающиеся хвостики Нади и нежное тепло разрасталось в его сердце. У девочки на плече волосы сейчас точно также раскачиваются в такт его шагам и порой задевают его макушку. Дразнящие прикосновения кололи его искорками вожделения, а наэлектризованные пальцы сильнее сжимали малышку.
Это плохо, непристойно? Нет! Все вокруг одобрительно улыбаются.
Он не помнил, как завершил торжественный круг под звон колокольчика, зато последний момент навсегда врезался в его память.
Когда он опускал девочку, то на миг прижал ее к себе, и его накрыла сладостная волна наслаждения. Разрядка была бурной и неконтролируемой. Ему было стыдно разогнуться, потому что на брюках проступило влажное пятно. К счастью, в наступившей неразберихе никто не обратил на это внимание.
Расчувствовавшаяся Надя пустила слезу и сунула ему букетик белых ландышей, чтобы освободить руки. Он закрыл букетом покрасневшее лицо и смотрел сквозь тонкие цветы на милых первоклассниц с двумя хвостиками. Малышки были такими же чистыми и нежными, как ландыши, а склоненные соцветия напоминали ему хвостики детских волос.
Так Борис Панин впервые получил незабываемое наслаждение от прикосновений к маленькой девочке.
Глава 6
2 недели до казни
Работу по наладке кондиционеров в музыкальной школе Константин Антонов завершил за три дня. Но и после этого он возвращался в сквер перед школой при каждой возможности.
Инженера терзали злость и беспомощность – педофил, разрушивший психическое здоровье его дочери, продолжает получать удовольствие от наблюдения за маленькими девочками, а он ничего не может сделать. Крепло убеждение, если Панина не остановить, тот рано или поздно он даст выход грязной похоти. Опять пострадает маленькая девочка, педофил сломает еще одну судьбу. Как предотвратить трагедию, если полиция отмахивается от его заявлений?
Разное лезло в голову. Избить, покалечить? Прямую месть он подвергал сомнению, а выкинуть проблему из головы не позволяла совесть. Так ничего и не придумав, Антонов решил проследить за Паниным и изучил его ежедневный график.
Новоявленный пекарь приезжал на работу на старой «шкоде» около семи утра, за час до открытия кафе. Он пользовался той же печально известной машиной, на которой любезно подвозил девочек после тренировок в бассейне двенадцать лет назад. Девочки доверяли тренеру, не опасались его прикосновений и не сразу осознавали, что взрослый дядя с ними делает. В злополучной «шкоде» побывала и дочь Антонова Катя.
Прибыв к месту работы, Панин открывал своим ключом дверь служебного входа и спускался в подвал. Там он включал пекарное оборудование, и вскоре из вытяжки тянуло пряным запахом свежих булочек и пирожков.
После открытия кафе-пекарни горячая выпечка появлялась на прилавке, кофейный аппарат с хрустом перемалывал кофейные зерна, добавляя в сытные ароматы терпкость бодрящего напитка, из сетевого кондитерского цеха доставлялись пирожные, и витрина превращалась в лакомое пиршество для детских глаз и соблазнительное искушение для взрослых.
Борис Панин в красивом фартуке с изображением усатого пекаря на груди подолгу сидел за чашкой кофе в углу прилавка и подтрунивал над буфетчицей Алиной. Иногда он выходил из-за прилавка и помогал посетителям с выбором, объясняя тонкости выпечки и состав начинки. Он отдавал предпочтение девочкам с мамами. Был вежлив, не назойлив, обращался к малышке, как к взрослой, самостоятельно принимающей решение, и мама в это время одобрительно подбадривала дочку. Доброму дяде, пекущему вкусные булочки, девочки доверяли.
Погода с каждым днем становилась теплее, девочки избавлялись от курток, меняли джемпера и брюки на легкие платьица, и Панин все больше времени проводил в сквере, наблюдая за стайками учениц музыкальной школы. Антонов демонстративно садился напротив него и сверлил ненавидящим взглядом. Панин хмурился и уходил. Это была маленькая победа.
Но инженер не имел возможности вечно дежурить около школы, заказы на кондиционеры каждый день прибавлялись, работать приходилось допоздна, а рабочий день пекаря заканчивался рано. Панин мог уйти вслед за приглянувшейся девочкой или предложить подвезти ее на машине, как проделывал это с прежними жертвами. Самое страшное, девочки знали его только с хорошей стороны, как дядю-пекаря, и нисколечко не опасались.
Антонов вспоминал свою дочь и ему хотелось кричать от досады – ну почему педофилам не ставят на лоб клеймо!
Однажды, направляясь с одного заказа на другой, Антонов остановил свой серый универсал «лада ларгус» около пекарни «7 пирогов».
Сквозь витрину он увидел, как Панин угощает девочку пирожным. Пухленькая малышка с русыми волосами, стянутыми в два хвостика, приняла десерт из рук педофила, одарила дядю благодарным взглядом и откусила пирожное. Ее улыбающиеся губы залоснились от красного джема. Панин тронул довольную девочку за плечо и повел к дальнему столику.
У инженера сжались кулаки, он бросил машину и вошел в кафе. Не успел он подойти к столу, как за его спиной раздался женский голос:
– Софья, вот ты где!
– Мама, – откликнулась девочка за столиком с пекарем и с укором свела бровки: – ты опять опоздала.
– А ты, я смотрю, время зря не теряешь. Снова за сладкое, да еще и с колой, – покачала головой озабоченная женщина в свободной белой блузке с блестящим круглым медальоном на груди.
– Пирожное очень вкусное. У меня не хватило денег, но дядя-пекарь помог.
Панин поправил фирменный фартук с добрейшим пекарем на груди и скромно потупил взор.
Терпеть подобной фальши Константин не мог. Он подскочил к столику, отпихнул пекаря и склонился над девочкой:
– Софья, этот дядя трогал тебя? Приставал?
Девочка перепугалась и затрясла головой. Два дугообразных хвостика над ее макушкой заметались из стороны в сторону.
Антонов настаивал:
– Но я же видел, как он трогал тебя за плечо. Что он говорил? Куда звал?
– Мама! – испугалась Софья.
– В чем дело? Отстаньте от нас! – вмешалась женщина.
– В чем дело? Я скажу, в чем. Вы знаете, кто это такой?
Антонов ткнул пальцем в сторону Панина, тот благодушно улыбался.
– Ах ты, мразь! – не выдержал инженер и набросился на пекаря, схватив за грудки.
Панин не сопротивлялся. Антонов дернул, что есть сил, и в его руках оказался фартук с усатым пекарем. Девочка зарыдала, мамаша грудью защитила дочку от дикого посетителя.
– Что происходит? Отстаньте!
– Он… он… Его надо бояться.
– Уйдите!
– Да он же…
– Я здесь работаю, – прервал взволнованного инженера Панин. – А вы, гражданин, заканчивайте хулиганить.
– Да я тебя засажу!
– Разве вы вправе меня судить? Остыньте и уходите, – спокойно парировал Панин.
– Я вызову полицию! – пригрозила женщина.
На Антонова смотрела возмущенная мамочка, презрительный Панин и страшно напуганная девочка. Они сгрудились, как единое целое против общей опасности. Маленькая Софья испугалась его, а не педофила. Антонов представил, как его выходка будет выглядеть в глазах полицейских. Это катастрофа. Лучше уйти.
Раздосадованный, он направился к выходу.
– Кошмар! – причитала женщина, ища защиту у пекаря. – Спасибо, что заступились за дочку. Сколько я вам должна за пирожное?
– Ну что вы. Давайте знакомиться, – любезно отвечал Панин. – Меня зовут Борис, я здесь работаю.
– Дарья Дорохова…
Выйдя на улицу, Антонов бросил взгляд сквозь витрину. Панин снова одел фартук, выпятил грудь и смотрел на него с презрительным превосходством. В этот момент последние сомнения у Константина отпали. Беспорядочные идеи, приходившие ему в разгоряченную голову в последние дни, сформировались в единое целое.
Надо действовать! Но как это осуществить? Справится ли он? С кем посоветоваться?
Глава 7
2 июня. 14:35. 2 дня 18 часов 55 минут до казни
Для непосвященных пухлые тома уголовных дел кажутся непроходимой трясиной, однако опытный следователь Петелина знала, как «прыгать с кочки на кочку» и быстро почерпнула нужные сведение о Борисе Панине, осужденном за принудительные действия сексуального характера в отношении детей младше 12 лет.
За годы службы она сталкивалась с разными преступниками, мотивы некоторых по-человечески были понятны. Отдельные оступившиеся вызывали даже сочувствие, да и слова «заслуживает снисхождения» вполне юридический термин, встречавшийся в ее обвинительных заключениях. Но все это никак не относилось к Борису Панину. Подонок воспользовался положением детского тренера, фактически учителя, и домогался девочек, которые полностью ему доверяли. Сквозь сухие страницы приговора просматривались их боль, слезы и сломанные судьбы.
И этого мерзкого типа она должна спасать? А может плюнуть на все, вернуться в санаторий к обычной жизни и проголосовать за его смерть? Пусть это будет не по закону, зато, по совести.
В порыве эмоций Елена вошла на сайт Sud Naroda, потянулась к кнопке голосования, но вовремя одумалась. Сегодня она спасает не педофила Панина, а правосудие, которому служила всю жизнь.
В уголовном деле Борис Панин представал законченным педофилом. Но как он докатился до преступления, как стал сексуальным маньяком?
Такие сведения всегда важны для расследования. А кто лучше всех знает мужчину? Конечно же жена, путь даже бывшая. Сведения о ней имелись в уголовном деле – Надежда Олеговна Ершова. К ней и отправилась в первую очередь Елена Петелина.
Надежда Ершова долгие годы работала медсестрой в клинической больнице в отделении онкологии. Светловолосая женщина с большими глазами и поджатыми губами встретила следователя настороженно. Одну руку она держала в кармане халата, а другую сразу подняла, словно преграду, и жестом прервала Петелину, как только та представилась.
Надежда бросила взгляд по сторонам и согласилась побеседовать со следователем во дворе больницы подальше от любопытных глаз.
– Вы догадываетесь, почему я здесь? – спросила Петелина, когда они покинули больничный корпус и двинулись по дорожке сквера, где их никто не мог слышать.
– Чего ж гадать. Мне показали сайт с Паниным. Добрые люди, напомнили. – Ершова выдернула из кармана руку с включенным телефоном и сорвалась: – Ну, сколько можно? Мы уже сто лет в разводе, я фамилию прежнюю взяла, а мне все тычут – смотри, твой! А я его видеть не хочу! Думала, что Панин исчез навсегда и тут – на тебе! Звезда интернета!
– Скоро это прекратится, мы работаем, – заверила следователь.
– Скажите, народный суд – это по-настоящему? Или Панин сам что-то придумал?
– Разбираемся, опрашиваем всех, кто знал Панина. Вот вы, знавшая его характер, как думаете?
– Нет, не в его стиле, – поколебавшись, ответила Ершова. – Панин всегда был скрытным, стремился быть незаметным.
– Как же вы с ним познакомились, если он такой скромный?
Медсестра убрала телефон в карман и вытерла руку о халат, словно стирала грязь.
– Мы с Борисом в одном классе учились, потом долго не виделись, а встретились лет через семь после окончания школы. Панин работал тренером в бассейне, а я здесь, медсестрой в онкологии. Ну и как-то завертелось… Он еще в школе мне оказывал знаки внимания, но я тогда не считала прыщавых сверстников достойными ухажерами. Ну и обожглась на взрослом женатике, стала мамой-одиночкой. – Ершова с горечью усмехнулась.
– Кто у вас: мальчик, девочка? – поинтересовалась следователь.
– Дочка Полина.
– Сколько ей было, когда вы сошлись с Паниным?
– Как только Борис появился, я предупредила его, что воспитываю двухлетнюю дочь. Думала, мужик сразу в кусты, таких я повидала, а он нет, скорее наоборот. Мы гуляли втроем, он играл с Полиной, дарил ей подарки, не для формальности, а от души. Ну, разумеется, я вцепилась в такого мужика обеими руками, и через год мы поженились.
– Вы же знаете, за что Панин сидел?
– Еще бы! Захочешь забыть, не дадут.
– И как у вас с ним было? – осторожно спросила Елена. – Не замечали каких-то странностей в его поведении, как мужчины?
– Вы имеете в виду постель?
Петелина кивнула. Ершова сорвала несколько березовых листьев, скомкала их и отшвырнула.
– Панин не был горячим любовником, – призналась она. – Как-то он показал мне фотографию – наш последний звонок в выпускном классе. Он тогда нес первоклашку на плече, а я была в классической школьной форме с белым передничком, в белых гольфах, с двумя смешными хвостиками на голове, и он признался, что хочет видеть меня в таком виде в постели. Я посмеялась и забыла, но он настаивал.
– И вы согласились, – догадалась Петелина.
– Школьная форма у меня сохранилась, мне было интересно – влезу или нет. Влезла и даже купила белые гольфы… В общем, его жутко заводил мой школьный вид. Ну а я что, мне не трудно, многие мужики с прибабахом, кому медсестру, кому стюардессу подавай, а этому школьницу с двумя хвостиками. Вот ваш муж, никогда ничего такого не просил?
Медсестра с прищуром посмотрела на нарядно одетую собеседницу. Елена задумалась, вспомнила, как Марат возбуждался от черных чулок на подвязках, и туманно ответила:
– Бывало.
Ответ Ершову обрадовал.
– Тогда вы знаете, что мужикам быстро наскучивает однообразие. И мой Панин через год охладел к такому наряду.
– Образ школьницы… – Петелина задумалась. – Вы тогда ничего не заподозрили?
– Тогда нет. Но когда подросла дочка… – Надежда помрачнела и остановилась, отшвырнув ногой камешек с дорожки.
– Что произошло?
– Я, дура, не нарадовалась, что Панин любит Полину, играет с ней, обнимает, как собственную дочку. Любил ее мыть в ванной, когда она совсем крохой была. Но однажды я заметила похоть в его глазах. Настоящую мужскую похоть к маленькой девочке! Он отшутился, что видит меня в ней, и утащил в постель.
Ершова с досадой махнула рукой и замолчала. Петелина вывела ее из задумчивости:
– И вы продолжили жить как ни в чем не бывало?
– С тех пор я насторожилась. Но за всем не уследишь, у меня же ночные дежурства бывают. И вот я прихожу утром домой уставшая, рухнуть бы в постель на часок. В такие дни Панин сам отводил Полину в школу, но дочка выглядела больной, осталась. Как только Панин ушел, Полина захныкала: не хочу с ним играть в больницу, не буду.
– Панин играл с девочкой во врача и пациента? – заинтерсовалась следователь.
– Придумал, сволочь! Сказал, мама в больнице так работает.
– Что произошло?
– Я стала расспрашивать Полину и убедилась, что он раздевал и лапал девочку, а она первоклашка, ей семи лет еще не было.
В уголовном деле Панина этот случай не был зафиксирован и Петелина уточнила:
– Как именно лапал?
– Как хотел! Он разрядился от прикосновений к моей дочке, представляете! Я нашла его мокрые трусы в стирке.
– И что вы сделали?
– Прибить была готова, растерзать, но…
Ершова вздохнула и отвернулась. Говорить стала тихо:
– Я не стала устраивать скандал. Выпроводила Панина вечером вместе с вещами, ведь это была моя квартира. Он ушел к матери, потом несколько раз пытался вернуться, извинялся, клялся, что все произошло случайно. Дочь вроде бы отошла, позабыла грязную игру, и я чуть не дрогнула, но…
– Панин опять проявил свои наклонности? – прервала затянувшуюся паузу следователь.
– Он раньше тренировал юношей в бассейне, мечтал воспитать чемпиона, стремился в большой спорт. И, вдруг, я узнаю, что Панин стал обучать плаванию маленьких девочек. Совсем маленьких. Это бесперспективно для тренера, а он сам напросился. Сам! Понимаете?
– Понимаю.
– Вот и я поняла, что Панин неисправим. Его тянуло к маленьким девочкам, не к моей дочери, так к другим.
– Почему вы не предупредили руководство бассейна?
– Как? Пришлось бы рассказать подробности про дочку, а я хотела оградить Полину от грязных слухов.
– Дочку вы оградили, а остальных…
Ершова порывисто обернулась:
– Вы поймите, я надеялась, что Панину достаточно видеть раздетых девочек, они же в бассейне полуголые.
– Оказалось, что недостаточно.
Женщины с минуту шли молча. Затем следователь спросила:
– Надежда Олеговна, когда вы видели Бориса Панина в последний раз?
– Ну… – Ершова замялась. – После колонии Панин вернулся жить к своей матери, ее квартира на одной улице с моей. Столкнулись с ним у магазина дней десять назад, он попытался заговорить, предложил поднести сумку, но я отшила его и быстро ушла.
– И больше не встречались?
– Да пошел он!
Петелина решила сменить тему:
– Вы внимательно смотрели сайт? Узнали место, где держат Панина? Возможно, это знакомый гараж или что-то подобное.
– Понятия не имею.
– По вашему мнению, кто может ему мстить?
Ершова пожала плечами:
– Вы следователь, не я. Я бы на месте государства вообще не выпускала педофилов из тюрьмы. И не было бы с ними проблем.
– То, что Панин на свободе, для вас проблема?
– Да хватит об этом мерзавце! Знать его не хочу! Я сама проголосовала за кастрацию! И если бы было можно – еще десять раз! – Ершова взглянула на часы. – Все, мне пора помогать нормальным людям.
– Еще минутка. – Следователь остановила медсестру и задала обязательный вопрос: – Где вы были сегодня утром?
– Вы на что намекаете? – прищурилась медсестра.
– Это обычный вопрос для всех, кто пострадал от Панина.
– Здесь, в больнице. Моя смена с восьми до шестнадцати, я не опаздываю.
– Значит, в восемь вы были на рабочем месте. Как я могу это проверить? – настаивала следователь.
– Вот и поговорили тета-тет, большое спасибо, – обиделась Ершова и бросила через плечо: – Спросите у коллег. Мне уже все равно.
Медсестра ушла, а следователь продолжила выполнять свои обязанности. Она поднялась в отделение онкологии и убедилась, что в восемь утра Надежда Ершова уже переодетая в медицинскую форму приняла смену от ночной дежурной по отделению. Из числа подозреваемых в похищении Панина ее можно было исключить.
К больнице следователя подвез патрульный экипаж, а на обратном пути ее сопровождал Валеев. Марат примчался по вызову Елены вместе с новой напарницей, старшим лейтенантом полиции Татьяной Токаревой.
Елена впервые увидела оперативницу, с которой муж проводит больше времени, чем с ней. Молодая, невысокая, в обтягивающей одежде, подчеркивающей тренированное, подвижное тело без грамма лишнего веса – можно позавидовать. Взгляд дерзкий, самоуверенный, черные волосы забраны в хвостик, на макияж не тратится, зато на поясе красуется кобура с выдавленными буквами ТТ. Видимо, хозяйка гордится своим служебным прозвищем – ТТ.
Токарева заговорила первой, спокойно реагируя на оценивающий взгляд Петелиной. Она продемонстрировала смартфон с подключенным сайтом Sud Naroda и спросила:
– Товарищ следователь, я не врубаюсь, почему сайт не отключат?
– Наверное, есть юридические формальности и технические сложности, – пожала плечами Петелина. – Сайт зарегистрирован в Эквадоре.
– Ничего себе! А этот хмырь где-то рядом сидит или тоже в Эквадоре?
– Когда найдете, доложите, – холодно ответила Петелина.
– Да я-то готова, – спокойно отреагировала на колкость ТТ и опустила взгляд на голые икры Елены. – А вы хорошо загорели и платье классное! С курорта, наверное, вернулись?
Оперативник откинула полу легкой курточки, прикрывающей кобуру с пистолетом, и приосанилась. Своим видом она подчеркивала, что в любую секунду готова вступить в схватку с преступником, а вот следователю в пестром платье и босоножках даже допрос вести затруднительно. Подозреваемый будет пялиться на ее коленки.
Елена промолчала, наблюдая за реакцией Марата. Тот высоко оценил ее внешний вид, но обстановка к комплиментам не располагала, хотя в глазах мужа читался неприкрытый мужской интерес.
– Уточните задачу, – напомнила о себе неугомонная ТТ. – Мы ищем педофила на эшафоте или того, кто его туда усадил?
– А в чем разница? – начала уставать от вопросов Петелина.
– В конечной цели. В первом случае – найти и покарать, а во втором – найти и наградить, – с вызовом ответила оперативница.
«Трудно с ней будет, – подумала старший следователь. – Таких надо сдерживать, а не подгонять». Ей было что ответить Токаревой, но она решила промолчать, продемонстрировав свое начальственное положение.
– Едем в штаб, – приказала Петелина, сев на заднее сиденье машины оперативников.
Валеев охотно завел автомобиль, но постоянно отвлекался от дороги, бросая в зеркало заднего вида заинтересованные взгляды на жену. Несколько дней разлуки благоприятно подействовали на него.
Елена отодвинулась к окну и позвонила полковнику Шумакову.
– Что у тебя? – коротко спросил руководитель.
– Поговорила с Надеждой Ершовой, бывшей женой Панина. Пока мимо.
– От его матери мы тоже ничего не узнали. Кроме того, что Боренька самый лучший и заботливый сын в мире. Его оболгали плохие люди, а сам он и мухи не обидит.
– Известная песня.
– И в кафе к Панину, как к пекарю, претензий нет.
– Святого человека заковали, – съязвила Петелина и предложила: – Нужно пробить геолокацию его мобильника за последние сутки. Данные могут вывести к месту заточения.
– В том то и дело, что телефон Панина остался в пекарне со вчерашнего дня на зарядке.
– Странно. Сам забыл или похититель подсуетился?
– Петелина, мне не вопросы нужны, а ответы. Продолжаем работать! – взбодрил громовым голосом полковник и отключился.
