Семен Николаевич Жуиков
Вещество с «райским» эффектом
Но это разнилось с его теорией о химических маркерах раковин. А если Рот реально проверяет его раковины? Как же узнать, что делает Рот с его раковинами?
Целую неделю Минин изучал оборудование для слежения объектов. Просмотрев видео посещения замка еще раз – он понял, что Рот имел в своем замке современные детекторы следящих устройств и множество установленных глазков камер. А вход явно был оборудован автоматическим рентген сканером. Установить у него “обычные” камеры слежения во все многочисленные помещения не представлялось возможным.
Он изучил массу различных типов и систем слежения и остановился на современной, но мало применяемой трипольной системе сбора информации. В объект внедрялись микроскопические источники импульсного излучения программируемо изменяемых параметров и не фиксируемых в отдельности. Однако, объект, находящийся по воздействием, не менее трех источников излучения, сам становился излучателем тонких магниторезонансных полей. Расшифровывая по индивидуальной программе параметры этих полей, счетчик предоставлял 3Дэ картинку объекта в реальном времени. Сложность этой системы была в неясности картинки, малой дистанции слежения и требуемой мощности обрабатываемого центра расшифровки. Огромным плюсом системы были: приемником излучения от объекта могла быть любая заземленная объемная металлическая поверхность (крыша, забор, металлокаркас здания), получение аудио информации и гарантированная скрытность системы.
Американское оригинальное оборудование имело сумасшедшую стоимость, продавалось только спец службам и имело санкционный запрет реализации в РФ. Однако, китайские «товарищи» на своих «барахолках», предлагали интересным людям аналоги этого шпионского оборудования по, хотя дорогой, но адекватной целям, цене. Минин на выходные поехал в Харбин, где это оборудование продавали в одном из офисов ТЦ на окраине города, без отзывов на него и за наличные юани, что явно указывало на подпольное происхождение. Минину продемонстрировали его работу и выдали комплект с предупреждением, что оборудование сложное в настройке.
Купив китайскую подделку, Минин хотя и не сомневался в «не хорошем» качестве, но настроив оборудование четко, по откровенно корявой китайской инструкции, получил «вообще нулевой результат».
Источники не излучали и не программировались, счетчик не понимал, где и какое излучение и не расшифровывал никаких сигналов. Картинка была – просто сплошное черноточие, аудио ряд – шипение разной тональности.
Справившись с первым желанием «вернуть гауно систему» Минину стало жалко потраченного времени на поиск и приобретение оборудования. Однако, его откровенно задело, что китайцы (пацан лет 17 ти) смог его настроить при продаже, а он, дипломированный специалист, не смог разобраться – и он еще целый месяц провод за проводом, файл за файлом, винтик за винтиком разбирал этот красиво упакованный, но пока совершенно бесполезный набор оборудования. Его, истинного увлекающегося и доводящего всякое начатое дело, тем более в новой для него отрасли, до конца, – захватил этот процесс. Он перелопатил тучу инструкций и книг, скачал и изучил гигабайты инфы с инета, поэкспериментировал с десятками разных источников, дорого купленных и полученных им самостоятельно. Он заплатил еще тысячи рублей за сотни испытаний на стендах и опытных столах – И через месяц сделал вывод о невозможности исправить этот комплект «высочайшего качества оборудования», ввиду явного технологического и программного несоответствия. Это оборудование не могло работать ни при какой степени сложности настройки. А картинка объемного слежения предпродажного показа – было просто записанное видео, конкретно для офиса в Харбине для компьютера, абсолютно не связанное с оборудованием. Оно запускалось при определенном порядке нажатия клавиш. Его тупо кинули… Единственное, что там реально могло давать результат – это сканер излучения. Когда он и его разобрал и добрался до главного компонента (объемного датчика) он с удивлением обнаружил, что тот изготавливался в РФ, на Самарском заводе радиоэлементов Поволжской ОЭЗ.
Весь этот месяц он продолжал слать Роту раковины и исправно получать по 3-3,5 тысячи долларов за штуку. Он делал качественные подделки счетов, рекомендаций и писем от «зарубежных партнеров», а также весьма развернутую аннотацию «исследований» этих раковин. На самом деле «ракушки» он крал из музея своего института, в котором они пылились еще с советских времен. Четко выдерживая график поставок раковин, он мог планировать «ракушечный бюджет». Он уже стал оценивать свои дорогостоящие покупки в «ракушках». Для смены авто требовалось 3 ракушки, для смены квартиры – 12 раковин, а на постройку дома – еще 25 ракушек.
Этот месяц Минин много работал. Он далеко отодвинул планы по устройству собственного семейного счастья, практически перестав встречаться с Настей и поставив ее (и себя) в двусмысленное положение. Времени на букетно-конфетный период катастрофически не хватало. Деятельность в институте, поиск и изготовление поддельных документов для Рота и, самое основное на что у него стало уходить время, – на исправление дорого купленного оборудования. Более месяца напряженного поиска «настроек» и удручающий результат. Он обращался к «китайским товарищам» и не раз. Получив на первое письмо ответ, полный презрения к его «тратам и ущербу» с выражением недоумения претензией к «высочайшему качеству продукта», китайская фабрика «забила» отвечать письменно на его обращения и заблокировала его телефон. Еще две недели он пытался привлечь «товарищей» через «своих людей» в Китае. Но как только речь заходила о взыскании средств с китайской фабрики – всем им «было некогда». Минин еще раз убедился в глубоко потребительском отношении «Великого Китая» к гражданину своего молодого протектората, вообще ко всей Дв ОЭЗ РФ. Через официальные китайские каналы Минин не стал делать запросы – это требовало пояснений покупки «шпионского оборудования» госслужащим. Что могло повлечь «интерес органов» с обеих стран.
В общей сложности на китайскую «подделку» он потратил почти «2 ракушки» и полтора месяца работы. За эти деньги и за это время можно было попытаться заиметь информатора из окружения Рота. Можно было просто купить у охранной фирмы записи с камер слежения внутри замка Рота. Минин был страшно раздосадован неудачей и бездарно потраченными деньгами и, главное, временем, отношениями с Настей. Но – так бывает, долго и упорно к чему то идешь и – «стена». Наверное, «Шпионский подход» не был правильным, не свойственен «ботанику Минину», и подсознанье не реализовывало решения. Возможно, «он был еще не готов» и небеса не пускали на «новый уровень» с открытием Ротовских ракушечных маркеров серебра.
Впрочем, он все это время отправлял Роту фальшивые раковины «с разных концов мира» и исправно получал плату. У него появились деньги, появились другие интересы и возможности. Важно было не упустить эту «синицу в руке».
Он решил увеличить количество поставок ракушек, так как нашел в Китае поставщика раковин различных форм и размеров. Правда раковины имели изъян – выжженный лазером иероглиф поставщика. Пока Минин вел переписку с этим поставщиком на предмет поставки раковин без иероглифа – Настя полностью прекратила с ним отношения. По слухам (а коллектив института в котором они оба работали хотя и был солидным, но утаиться от злых языков еще никому не удавалось) Анастасия стала «ходить с бизнесменом из окружения директора». На просьбы о встрече она отвечала уклончиво и долго. Сообщения мессенджеров не просматривала. Минин злился, но понимал, что сам упустил ее. Проклятые ракушки… Проклятый Рот…
В один из жарких июльских дней его вызвал Директор и попросил проконтролировать поставку в Поволжскую ОЭЗ РФ производимых институтом биосинтетических материалов. Один из давних партнеров института отказался оплачивать поставки ссылаясь на некачественные составляющие и проблемы с таможней. Минин под благовидным предлогом решения таможенных вопросов вызвался в командировку в Самару – столицу Пов ОЭЗ РФ.
В Самару он привез русский датчик, обнаруженный им в, разобранном до винтика, китайском оборудовании для «трипольного слежения». Минин лелеял надежду повлиять на китайских партнеров через обращение этого завода, либо попытаться получить компетентное заключение о невозможности его работы в китайском варианте.
Самарский завод радиотехнических изделий встретил его сохранившейся с советских времен системой пропуска с талончиками, проходными с вертушками, рядами колючей проволоки на ж/б стенах «со стразами» и вездесущим запахом мыльной эмульсии. Специалист завода, к которому его направили после долгих выяснений и привычных чиновничьих направлений по кабинетам, взглянув на «изделие» в руках Минина вяло сообщил ему об окончании выпуска их «давно». Но волшебная сила фляжки дорогущего коньяка, переданная Мининым «просто так» – освежила память спеца настолько, что он пообещал контакт разработчика данного «уникального прибора».
Разработчиком оказался грузный и лысый мужик лет 75-ти – Рощин П.А.. Он с удовольствием принял приглашение «откушать в ресторане», где так нагрузился предложенным вискарем, что Минину потребовалась помощь трех официантов, чтоб оттащить его к такси, после обеда, плавно перетекшего в ужин. Однако, история, которую рассказал Рощин, определенно стоила затрат на попойку этого спеца.
Эффект объемного рентген 3д зондирования математически был смоделирован в России еще в 90ые годы 20 века, одновременно с разработкой прототипов известных компьютерных томографов (тоже Российская разработка). В 10-х годах, тогда еще юный выпускник МГИМО Рощин, под руководством начальника лаборатории Самарского завода РИ Курчатова, предложил использовать, не требующие громоздких рентген излучателей, маломощные природные излучающие минералы. А в качестве сканера этих излучений – любое металлическое основание, накрывающее объект. Он создал технологию 3Дэ охвата и программу распознавания излучений проходящих через объекты в он-лайн режиме, подобно рентген сканированию в томографах. Однако для полноценной работы этой программы требовались фантастические, по тем временам, вычислительные мощности. В РФ не смогли предоставить лаборатории Самарского завода РИ такие мощности, деятельность и финансирование заморозили, их разработки посчитали утопическими и он вместе с Курчатовым, практически вынужденно, обратился в США за «помощью». Где их пути разошлись. США предоставили Рощину временную грин-карту и небольшую лабораторию, где он создал первый прототип датчика 3д объемного сканирования. Курчатов же, уехал в Европу по приглашению компании «Филипс», которой он предложил развивать «тему томографов».
Через год пребывания в США, Рощин опубликовал результаты своих исследований и попытался получить патент на свой датчик. Однако, компания «Филипс», опротестовала исследования и заявила свои права на 3д зондирование под руководством Курчатова. Американскую Лабораторию Рощина закрыли, на него повесили штраф за «копирование чужих разработок», грин-карту аннулировали, и он вернулся в Россию, на завод в Самару. Где, спустя год в той же лаборатории завода РИ, продолжил исследование уже под гарантии Ростеха и через пять лет создал полностью работоспособную систему 3Дэ моделирования, в основе которой и был датчик, как у Минина. Рощин получил ряд заказов на его систему от СБ Федерации и щедрое финансирование. Которое позволило создать ему уникальные (в единственном числе) станки и оборудование для производства датчиков и иного оборудования. Технология 3Дэ зондирования давало не четкую, но хорошо различимую объемную картину ограниченную контуром сканера. Например, если сканер подключали к ж/б стенам пятиэтажного дома хрущевской застройки, то при размещении излучаемых веществ в каждом углу здания получалось объемная картинка всего здания. В котором каждый движущийся и статичный элемент можно было, изменяя настройки программы, увидеть детально в онлайн режиме. При определенных условиях и уменьшении дистанции излучателей сканер позволял расшифровать даже колебания звуковых волн и увидеть волны сигаретного дыма сквозь стены любого материала и толщины. Единственно, что было неудобно – сканер мог настроить только Рощин. Так как программные ключи к дешифрованию данных с датчиков были связаны с индивидуальными настройками оборудования в лаборатории. Оборудование нельзя было вывести из лаборатории или повторить из-за сложности и уникальности примененных технологий. И поэтому любое использование сканера легко отслеживалось в лаборатории. Это было его ноу-хау. Но именно это и служило главным тормозом его распространения.
После образования ОЭЗ интерес к его оборудованию со стороны федеративных республик сильно упал. Кому, из власть имущих, в сопредельных регионах, захочется делать дорогостоящие 3Дэ съёмки, зная, что о них записи могут храниться в лаборатории Самарского завода РИ? Внутри же самой ОЭЗ, не было необходимости в столь экзотических способах слежения.
И американцы, и японцы, и китайцы много раз покупали комплекты его оборудования, и много раз он выезжал на «охоту», настраивая оборудование для слежения. Ему щедро платили и заодно пытались выведать технологию получения 3Дэ картинки. Рощину предлагали усовершенствовать его «морально старое» оборудование, но для модернизации головной его части – датчика 3Дэ зондирования-у Рощина уже не было ни желания, ни здоровья.
Пару раз лаборатория Рощина по просьбе обнищавшего Завода, выпускала спец заказы только из датчиков объема для, неизвестных Рощину, зарубежных партнеров. Но вот уже пару лет Лаборатория простаивала, сам Рощин вышел на пенсию и поселился за городом, на даче, совсем отойдя от дел.
Рощин слышал, что американцы, а затем и китайцы, якобы, стали выпускать системы трипольного слежения, схожие с его оборудованием. Каким-то образом, обойдя патенты «Филипса». Но только от Минина он узнал, что это за системы. Он долго смеялся, узнав, как был удивлен Минин, когда разобрав «самый совершенный китайский продукт», нашел в нем «морально старый» датчик Рощина. «Никому еще не удалось его скопировать! Ибо это невозможно, даже мне самому…» – восклицал пьяный Рощин в такси по пути домой.
Рощин, несмотря на влитые литры виски, сразу уяснил желание Минина получить возмещение «откуда-нибудь» за купленный китайский комплект и время убитое на его «настройку». Однако, он отказался «участвовать в заговоре против китайцев, какие бы они не были плохие». «Пойми,– горячо продолжал он – завод, да, вообще, вся Поволжская ОЭЗ, не будет защищать интересы ни мои, ни, тем более, физического лица, перед китайской фабрикой в таком щекотливом вопросе, как поставка санкционных товаров..”
Видя сконфуженный вид Минина, Рощин продолжил: «Но завод может сам продать тебе рабочий комплект 3Дэ слежения. Даже без моей протекции. О ценообразовании данного вопроса, я не могу ничего тебе сказать – заводу принадлежит оборудование, а права на технологию я давно продал. Теперь – я всего лишь пенсионер. Но я могу тебя уверить, что ты справишься с настройкой комплекта сам, коли уж с китайским разобрался..».
На том и порешили.
Отложив официальные рабочие дела, также требующие внимания, Рощин, на следующий день, опять заявился к прежнему специалисту с просьбой продать комплект 3Дэ слежения. И опять подношение в виде коробочки турецких сладостей предопределила его преждевременный отказ, как «давно не изготавливаемого оборудования». Он предложил Минину оформить Заявление на приобретение и ждать «официальный ответ, в виде исключения – всего пару дней».
«Ок», – размышлял Минин, – «Я как раз смогу уладить вопросы по командировке».
Однако, командировочный вопрос с поставкой биоматериалов в Самаре, он не смог решить. Таможенный орган Пов ОЭЗ РФ тянул с официальным ответом о причинах задержки поставок, но на словах, сообщили: фактически институт делает поставки «китайской» продукции, что подлежит иному налогообложению и таможенному оформлению, как продуктов вне ОЭЗ РФ. Минин предложил продолжить поставки через Казахстан по серым схемам, через посредническую контору в «Казахии» (офшорная зона Казахстана, созданная специально для клиентов из РФ), таможня которой менее щепетильна к товарам из Дв ОЭЗ.
После совещания, Минина срочно вызвали «домой» и ответ от Завода он получил уже в аэропорту Самары. Завод готов был, продать «единственно оставшийся» комплект оборудования по цене эквивалентной 15 тысячам американских долларов. Конечно, эта цена была фантастически дорогой для «физика» РФ. Минин созвонился с Рощиным и тот ему подтвердил ценник. Якобы – это минимальная цена применительно к «мирового уровня продукту». Что-то подсказывало Минину, что Рощин явно имеет влияние, если не прямое регулирование цены фактически своего продукта и оценивал финансовые возможности Минина. Поэтому он постарался высоко эмоционально передать свое негативное отношение к «предложению». Заодно он предложил обменять свой имеющийся у него комплект китайского оборудования на Рощинский. Рощин же ответил, что у Минина комплект «дохлый», а у завода «работающий» – не равноценный обмен. Минин сразу смекнул, что Рощин «контролирует и заинтересован в сделке» и привел свой, ранее им обдуманный, вариант обмена. Он сказал Рощину, что имеющиеся у него датчик – не привязан к лаборатории завода и может передавать данные в свободный интернет, что увеличивает его стоимость в разы. Рощин, сказал, что это не возможно, но он передаст заводу «мнение клиента».
В аэропорту Самары, при оформлении на вылет, Минину отказали в провозе «санкционного оборудования» и ему обошелся в круглую сумму возврат “по-тихому” его датчика обратно из таможенного плена. Как пояснил, явно довольный полученной суммой сотрудник таможни: «ввозить можно, вывозить – нет». Заодно он сообщил, что обычно такие детали вывозят автотранспортом, якобы на дорожных постах легко можно его «протащить» завернув в коробку от авто деталей с чеком.
Если бы это были козни Рощина или заводчан, – датчик бы точно не вернули и еще бы оформили весьма неприятное для госслужащего административное дело. Минину повезло откупиться, хотя и пришлось из-за нехватки времени, срочно сдавать датчик в отделение хранения багажа, чтобы не опоздать на рейс.
Через неделю, специалист Самарского завода позвонил Минину и стал интересоваться у него списком китайского оборудования и деталями «научного» поиска его настроек, который произвел Минин. А еще через день, он передал, что Завод готов, анонимно и без договоров, обменять имеющиеся у Минина детали системы трипольного слежения китайского производства на комплект Рощинского оборудования, при условии предоставления результатов всех «исследований объекта обмена» произведенных Мининым.
Конечно, это был успех: замена точно не работающего китайского, на потенциально рабочий комплект слежения с записью во «вражеской лаборатории».... Это называется «шило на мыло», размышлял Минин. Дорога к «ракушечному открытию» пока напоминала, скорее, якутский зимник «Усть-кут – Мирный», чем германский автобан. Если смотреть «правде в глаза»: до воплощения своего замысла о получениии тридэ записи с комнат замка Рота Минин еще не продвинулся ни на шаг, хотя уже прошло больше 3 месяцев с момента посещения замка в Северобайкальске.
Все эти три месяца Минин исправно отсылал по одной раковине в неделю из запасов музея родного института. Раковины он старался предоставлять в соответствии с заданием Рота. И наступил момент, когда искомых раковин, кроме самих экспонатов, в запасах музея уже не осталось. Пришлось «реально искать» старые раковины: обращаться к запасникам из других музеев, а также искать научного обмена с другими институтами. Выезжать в другие страны, как он обещал Роту и самому искать раковины Минин не мог. У него пока не было ни времени ни желания просить отпуска с работы. К тому же, реальные поиски подобных раковин стоили ровно столько же, сколько он и запрашивал сейчас у Рота. Т.е. Минин бы «работал» едва ли не в убыток, а это уже была бы экономическая катастрофа.
Он так и не смог договориться с китайским площадкой на Амазоне, именующей себя «фабрикой уникальных сувениров», предлагающей хотя и речные, но формой и размерами подходящие раковины, чтоб они не ставили на его приобретения лазерные «клейма». По ходу переговоров, выяснилось, что они сами покупают такие раковины уже с клеймами. Т.е. они были просто «посредниками», которых пруд пруди. Выяснить же откуда раковины не удалось.
На поиски стало уходить очень много времени и себестоимость раковин резко ушла ввысь. Разовые приобретения раковин из лабораторий у лаборантов, за которыми приходилось ехать в другие регионы к «знакомым» лабораториям и институтам. Все это стоило денег. А его дорогостоящие приобретения, особо отмеченные окружающими – «виниры во весь рот», новое авто. На это тоже уходили деньги. И главное – все это привлекало внимание. Так же как, его многочисленные «шпионские переговоры», когда Минин посреди совещания в институте вынужден был «отлучиться на звоночек». И, конечно же, его, ранее не отмечаемая, занятость. Минин был все время занят, все время куда-то стал спешить, задерживаться на работе допоздна, либо, наоборот, неделями не появлялся там. Минин изменился внешне. Раньше, он улыбался, не разжимая рот, стесняясь кривых и редких зубов. Сейчас – наоборот, часто мог слушать собеседника «скалясь белозубой улыбкой». Он стал лучше одеваться, хотя не по моде, но в брендовые вещи. Стал ходить в фитнес зал и плавание. Он стал активнее, позитивнее и резче в суждениях. Про него стали говорить в институте, как о кандидате в замы «главного». Постоянные мысли о Раковинах стали менять его. Он это чувствовал и, пока, ему это нравилось.
После десятков звонков Рощину и специалисту Самарского Завода РИ, наконец, были оговорены детали и время обмена комплектами слежения.
Минину даже не пришлось, снова выезжать в Самару. Обменялись посылками.
К моменту прихода посылки от Завода (вернее от физ лица Рощина) Минин уже представлял процесс работы с «устройством». Он получил подробную инструкцию (не в пример китайской инструкции) завода и пояснения Рощина.
Однако, когда он поэкспериментировал с полученным оборудованием на своем садовом участке, делая ровно то, что было в инструкциях, – он опять получил на экране «марево» и шипение. И только после онлайн видео консультаций Рощина на экране проявился силуэт домика… Минин быстро проверил, уже взломанную им программу оборудования, и обнаружил, что настройки ее были изменены при внешнем сигнале. Отключить внешнее управление программы было невозможно. Он понял, что Рощин тайно контролировал его «опыт». И оборудование лаборатории не просто «статично записывало» результаты согласно инструкции, а использовалось Рощиным для коррекции настроек и результатов. Лицемер Рощин действовал точно так же, как при продаже и всех других комплектов «его оборудования», добиваясь мзды за свое участие.
Выбора не оставалось, как играть по правилам Рощина. Он позвонил ему и попросил его за хорошие деньги, самому настроить его оборудование в «нужном месте». Рощин не долго отнекивался и согласился.
К моменту, когда Рощин смог приехать в Северобайкальск Минин решился на рискованный с его стороны шаг. Он нашел реставратора-палеонтолога, который за ничтожные деньги готов был скрыть выжженный лазером иероглиф бренда на раковине. Поэтому он закупил у китайского сайта партию речных раковин со скидкой, затер иероглифы у ресторатора и отправил Роту сразу три раковины. Надеясь, таким образом, спровоцировать Рота на сравнение отосланных Мининым раковин с «Ротовской супер раковиной», содержащей, как предполагал Минин, маркеры серебра. Одновременно, он организовал поездку Рощина в Северобайкальск, чтобы он подготовил Замок к три дэ съемке.
Приехав к замку, Рощин, с помощью метаний рогаткой, закрепил на противоположных наружных стенах замка незаметные комочки липкого гипса в составе с микроизлучателями. А затем подключил свой датчик к металлической крыше и выходу арматуры стен, замкнув контур слежения. Все это делалось без посещения замка, практически удаленно. Настраивал оборудование Рощин почти день, незаметно запуливая на стены замка микроизлучатели в нужные места. Картинка переданная Рощиным со сканера в целом удовлетворила Минина. Где-то поражала детализацией отдельных мест, а где то была неразборчивой. Минин мог развернуть картинку в случае необходимости и отметить цветом движущийся любой объект. Звуковой ряд тоже был, но не во всех комнатах. Причем тембр голоса система не различала. Как будто говорил переводчик читающий по губам. Рощин объяснил, что полученные результаты – максимально возможные при его технологии. Главное – гарантия на работу оборудования была не менее двух месяцев при положительных температурах внешней среды и не намеренного слома при обнаружении датчиков и оборудования.
Рощин, сделав настройку оборудования и проверив качество картинки, передаваемой Минину, уехал за день до даты прихода курьера с посылкой с раковинами к Замку Рота.
К моменту прихода курьера, Минин уже знал, что движущимися объектами в Замке за целый день слежения были старик Рот (он отметил его красным), охранник-водитель, который довозил его с/до аэропорта и которого Минин узнал по быстрой и, несколько, размашистой походке и, еще, большая собака колли. Впрочем, собаку Минин исключил из объектного слежения, так как она постоянно выходила из замка во двор и входила в замок не далее большой прихожей, где, видимо, и жила.
Программа триммерной обработки видео, которой снабжался комплект оборудования, позволяла вырезать моменты без движения из записи слежения. Поэтому Минину не приходилось часами сидеть перед экраном и вглядываться в него, боясь что-то пропустить. Целый день в замке Рота перед приходом курьера после обработки программой уместился буквально в час просмотра. Ничего не обычного или подозрительного Минин пока не заметил. Рот дважды кушал, говорил по телефону с водителем, с каким-то мастером, трижды встречал и общался со своим охранником, который привозил продукты, кормил зверей в клетках. Рот дважды выходил гулять с собакой. Потом он смотрел фильм и принимал душ. К раковинам в зале он не подходил, лишь сделал замечание охраннику, чтоб купил еще один шкаф для ящиков с ракушками и поставил его в гараже.
Наконец Роту звонит курьер, он спускается на первый этаж, принимает посылку, удивляется ее размерам, говоря: «На этот раз господин Минин постарался, видимо, более обычного», подписывает накладную, закрывает дверь за курьером и идет с посылкой на второй этаж. Он проходит в дальнюю комнату, в которой вскрывает посылку, достает раковины. Долго их рассматривает. Затем он идет в комнату, которая плохо отслеживается. Видно, что он подходит к стене, тянется к чему-то и…изображение пропадает. Через полтора минуты изображение возвращается, Рот уже в другой комнате. Однако система не полностью его видит, а в размытом виде. Голоса нет совсем. Через час изображение проясняется и Минин видит, что Рот сидит за столом в большой комнате со шкафами, видимо в кабинете. Он сидит и что-то набирает на клавиатуре. Минину приходит платеж за две раковины, а не за три. Приписка к платежу объясняет отказ от платежа за одну из трех присланных раковин: «явно не соответствует заданию».
При дальнейшем слежении картина с исчезновением изображения Рота при входе в эту же комнату, повторялась
Минин отослал Рощину ролик с исчезновением Рота в комнате и попросил объяснить его «возможный баг» программы. Рощин через день перезвонил и ответил, что «скорее ВСЕГО, в этой комнате есть не отслеживаемый источник помех, который может быть причиной искажения контурного приема датчиком. Возможно, объект носит его с собой и в это время изображение также нарушается…».
Что же там может быть такое, зачем Рот сразу же побежал, как только получил раковины из посылки, и что может «источать помехи» ? – размышлял Минин. Рот явно сверял полученные раковины с чем-то. И это «что-то», весьма вероятно, имеет излучение. Из характеристик оборудования Минин знал, что Рощинская программа легко распознавала практически все виды излучений, выделяя из них маркеры излучателей три дэ оборудования Рощина. Маловероятно, что у Рота могла быть «глушилка» на 3Дэ слежение. Зачем ее делать только на одну комнату? К тому же, Рот частенько говорил на громкой с собеседниками, явно не заботясь о возможной прослушке разговоров в замке.
Вскоре, он смог получить зацепку решения данной загадки из прослушки разговора Рота с собеседницей, с которой у Рота явно были близкие отношения. Рот говорил «на громкой» с тем, кого приветствовал «элеоночкой». Она просила «помочь вылечить Петеньку» – человека, который, также, видимо, был знаком Роту. При этом, она просила «просто посидеть с ним, хотя бы час в сутки», якобы «даже этого было бы достаточно». Рот твердо отказывался, указывая на «болезнь» и грубо прервал разговор, после слов собеседницы: «У тебя не было болезней все 20 лет, что я тебя знаю… Я не прошу твой талисман, знаю, как ты дрожишь над ним и сколько людей ты за него угрохал, но, пожалуйста – просто приди!».
Минин десятки раз слушал эту запись разговора, стараясь соотнести монотонную речь шифратора с поведением Рота. По всему выходило, что Рот очень сильно переживал после этого разговора. Он дважды звонил кому-то, спрашивая «здоровье Петра». Много раз терялся в «потайной» комнате, пропустил обычное время обхода зверинца, обеда, ужина и не стал гулять с собакой. Что при, фактически, затворническом образе жизни Рота явно выходило за рамки обычного его, весьма размеренного, образа жизни.
Минин чувствовал, что «потайная комната», талисман о котором говорила Элеоночка и заказы ракушек Ротом, взаимосвязаны. Но пока не мог определить есть ли у Рота искомая им раковина «с маркерами серебряных копий». Загрузить данные в ИИ института и проанализировать их Минин боялся, так как «уже звучало предупреждение об очень серьезной угрозе жизни при раскрытии тайны талисмана Рота. Конечно, Рот мог запросто запудрить мозги «элеоночке» своим талисманом и его влиянии на свое здоровье. На что он был мастером, и в чем Минин уже убедился. Но сам факт признания высокой его ценности для Рота (вплоть до «угрохания людей» – со слов элеоночки) – уже не мог быть пропущен. Тем более интеллектуальной системой. Он знал, что искусственный интеллект института может, «распознав угрозу», самостоятельно передать данные в федеральную сеть, даже при запрете оператора на внешние связи. Поэтому опять придется решать задачу самому.