Семен Брилиант
Рафаэль Санти. Его жизнь и художественная деятельность
До 11 лет рос Рафаэль в доме отца, до смерти последнего в 1494 году. Не только этот период детства, но и следующие за ним годы юности Рафаэля остаются до сих пор неясными для его биографов. Существует даже свидетельство, что еще при жизни отец сам отдал его в учение к Перуджино. Вернее, однако, что до одиннадцатилетнего возраста Рафаэль не покидал отца, но уже учился и даже помогал ему в работе. Раннее развитие Рафаэля несомненно, если примем во внимание, как скоро проявил он у Перуджино не только мастерство в живописи, но известную оригинальность и самостоятельность своего еще не окрепшего тогда таланта. Именно поэтому следует признать несомненным влияние на него отца и впечатлений детства, даже в сравнительно ранний период последнего.
Хотя город Урбино не был родиной Джованни Санти, но он дышал с детства его чистым горным воздухом. Подобно застывшим волнам морским подымаются горные кряжи от берегов Адриатики, и там, где достигают они наибольшей высоты, на скалистом скате лежит этот город, обнесенный крепкими стенами. Обширный горизонт открывается глазам обитателя города, царящего над всей окружающей местностью. Природа и искусство соединились вместе, чтоб действовать на дух жителей, укрепляя их мужество и возвышая стремления.
Властитель местности во второй половине XV века, граф Федериго из рода Монтефельтро с гордостью знатного рыцаря и славного воина соединял любезность и скромность высокообразованного человека. В свободное от военных занятий время он неутомимо занимался постройками и украшением замка и города. Знаменитый архитектор Лучано да Лаурана построил для герцога новый дворец, причем соединил старый с двумя древними башнями, стоявшими на отдельных скалах. Это предприятие, стоившее огромной суммы и энергии, длилось много лет под постоянным наблюдением герцога, который щедростью, лаской и любезной беседой неизменно ободрял работавших художников.
Много известных в то время имен собрал вокруг себя герцог для украшения дворца живописью и скульптурой. Искусство вносило в атмосферу двора красоту и гармонию, которые отсюда распространялись далеко вокруг.
Под влиянием этой атмосферы Джованни Санти бросил унаследованные им от отца занятия и обратился к живописи. Он говорит сам в своей хронике, что это решение увеличило его домашние заботы, тем более что последние особенно тяжелы тому, кто поднялся выше их душою и взял на свои плечи ношу тяжелее ноши Атласа – служение искусству; он не стыдился, однако, хотя бы и в бедности, и в лишениях, носить имя художника.
Мы видим отсюда уже, что мысль и чувство Джованни вполне отвечали настроению и взглядам той светлой полосы времени – зари Возрождения. Это возвышенное настроение, эту веру в чистоту и святость искусства он передал и сыну. Вместе с тем он передал ему и часть своих знаний и опыта, позволяя ему помогать себе в работе и с увлечением рассказывая о славных художниках, их жизни и деятельности, о той любви и поклонении, которыми их окружал народ, о покровительстве знатных владетелей и прекрасных дам. И не только рассказывал он все это сыну, но и оставил после смерти как завещание, запечатлев свои рассказы в обстоятельном описании – в своей знаменитой хронике, не лишенной, кроме прочего, и поэтических красот, как это видно из того, что некоторые, хотя и преувеличенно, называли его «вторым Данте» (!).
Кто был учителем Джованни Санти, неизвестно, но следует из той же хроники, что он учился везде и у всякого, где только можно было что-нибудь взять. С удивлением и благодарностью вспоминает он о знаменитых художниках своей молодости и особенно хвалит достоинства и знания в искусстве Андреа Мантеньи, которому, по его словам, «само небо открыло врата живописи».
«Особенно дорог моему сердцу, – замечает он в другом месте, – Мелоццо да Форли, сделавший огромные шаги в изучении перспективы». Последнее замечание, вероятно, дало повод искать истоки образования Санти во влиянии названного художника. Основательно это или нет, одно лишь ясно из замечания, а именно, что Джованни уже сознавал несовершенство родной умбрийской школы – недостаточность знаний и понимания природы.
Отсюда остается только один шаг в направлении к флорентийской школе, и мы увидим, как быстро пойдет Рафаэль по этому пути. Недаром Джованни удивляется гению Леонардо да Винчи и в своих художественных странствиях изучает произведения Тосканы, Венеции и Ломбардии, восхищаясь прекрасной Мадонной Фра Анджелико да Фьезоле и картинами знаменитого Пьеро делла Франчески.
Последний в 1469 году посетил Урбино и жил в доме Джованни. В это время написал он портреты герцога Федериго и супруги его Баттисты Сфорца, которые хранятся теперь в галерее Флоренции.
Не мог также избегнуть Санти влияния Верроккьо, ученика Донателло, одного из первых и наиболее сильных пророков Возрождения, одного из основателей флорентийской школы.
Немногие из картин Джованни сохранились на месте, в Италии, и меньше всего их осталось в Урбино. Некоторые были испорчены или исчезли во время революционной борьбы, другие были присвоены иноземными завоевателями Италии, что указывает на ценность, которую им придавали.
В последние годы жизни отца Рафаэль уже сопровождал его в ближайшие города и монастыри, где Джованни имел заказы. Это дало Рафаэлю счастливую возможность не только увидеть много значительного в столь раннем возрасте, но и узнать богатые фантазией предания того времени, то на месте пребывания, то во время пути. Эти рассказы, как и вообще воображение итальянца той эпохи, были пронизаны образами чудного неба, природного изобилия, энергией свободы и душевной непосредственностью.
Религиозное чувство, доходившее до мистицизма и суеверия, придавало картинам, в особенности изображениям Святой Девы, особую прелесть кротости, мира, душевной ясности и чистоты. Картины эти, принадлежавшие кисти лучших мастеров, и были украшением монастырей и церквей, где работал Джованни. Еще совсем почти дитя, Рафаэль в родном своем городе уже был возле отца во время работ его в церквах Урбино и здесь учился и дышал атмосферой жизни неземной, исполненной часто особой мирной радости и тихого веселья.
В родном городе Джованни Санти имел свои мастерские на улице дель Монте, где исполнял постоянные заказы на картины и золочение рам для урбинских церквей. Последняя специальность соединялась тогда у мастеров с живописью, потому что долгое время было в обычае украшать картину золоченым фоном. Впрочем, известно, что в Средние века художники были обыкновенно люди очень разносторонние. Мы увидим впоследствии, какие разнообразные работы: художественные, архитектурные и декоративные – лежали на Рафаэле при папском дворе. Знаменитого Челлини, создавшего «Персея», звали «золотых дел мастером», и в самом деле он славился ювелирным искусством: бриллианты в его оправе не теряли, а еще выигрывали в блеске. Гениальный скульптор гордился этим искусством.
Мастерские и наследство отца, то есть дом и земля, давали возможность Джованни жить безбедно. Он был женат на дочери одного урбинского торговца; звали ее Маджиа, она была матерью Рафаэля.
От отца наследовал Рафаэль страсть к искусству, обожание красоты, стремление к совершенству и восприимчивость; от матери – душевную ясность и кротость мирного настроения, которыми дышат все его картины. Она приближалась характером и внешностью к тому типу Мадонны, которому служила кисть Джованни, и последний поэтому увековечил ее образ. На одной из стен во дворе дома Санти найдена была фреска, изображающая Святую Деву с младенцем на руках. Она сидит на скамье, устремив взор к развернутой перед ней книге и нежно прижав к груди спящего младенца. В этой группе столько жизни, что картину долгое время приписывали сыну вместо отца. Естественность в положении фигур и особенно удачный нежный профиль и тонкое выражение грусти – все говорит за то, что картина писалась с особенной любовью и что моделью Джованни служили молодая жена и ее первый сын.
Через некоторое время Маджиа покинула свет, оставив Рафаэля восьмилетним сиротой. Правда, вскоре Санти женился снова, но эта вторая жена не стала второй матерью для мальчика и вообще не отличалась таким же прекрасным, женственным характером, как Маджиа.
О первых пробах кисти Рафаэля при жизни отца не сохранилось достоверных известий. Многое приписывается ему устным и письменным преданием как раз в тех картинах Санти, которые разрушены, часто вместе с заключавшими их алтарями и стенами церквей.
Что касается учения Рафаэля, то предание говорит, между прочим, что он изучал в Урбино латинский язык под руководством известного Франческо Вентурини, первого составителя полной латинской грамматики и учителя великого Микеланджело. Если это так, то уже тогда Рафаэль должен был кое-что слышать об этом знаменитом титане искусства (хотя еще юноше), и рассказы учителя, конечно, возбуждали рвение впечатлительного мальчика.
Все слышанное и виденное в детстве оставляет неизгладимую печать. Тем сильнее это влияние отзывается в душе гениального ребенка. Двор герцога и замок, игры и празднества, роскошь красок неба и зелени, обширные виды окрестностей высоко стоящего города, мощный дух его властителя, бодрость и ясное настроение посещавших дом Санти гостей и художников – вот общая картина обстановки, влиявшей на Рафаэля. Хроника, оставленная Джованни, выдает его образование, знания, наблюдательность, душевные порывы и любовь к искусству. Но и мать, кроме характера, вносила свою долю в образование ребенка. В это время, когда формировалась индивидуальность человека Возрождения, женщина не была рабой, она вносила в дом свой личный вкус, взгляды и влияние. Она получала сама в доме родителей образование, часто такое же, как мужчина, а иногда даже более широкое. Сумма всех этих влияний составляет достояние, приобретенное Рафаэлем в отроческом возрасте.
Рафаэль Санти. Мадонна в зелени. 1505 г. Вена, Художественно-исторический музей.
Чтобы судить о том, что вынес Рафаэль из Урбино в смысле чисто художественном, посмотрим, что делал его отец.
Несмотря на то, что Санти довольно поздно начал заниматься живописью, число его произведений очень значительно, и среди них особенно часто повторяется изображение Мадонны. Индивидуальный характер красоты Мадонны, украсившей стену его дома, не был случайным, но более или менее отличает все ее изображения кисти Джованни. На одной из картин его в церкви Санта-Кроче (в Фано) детские головки своею прелестью, как говорит Пассаван, уже предвещают ангелов Рафаэля, а колорит тел ангелов так мало различается на некоторых картинах отца и сына, что часто трудно решить достоверно, чьей кисти они принадлежат.
Замечено также, что у Рафаэля лица маленьких ангелов по большей части весьма напоминают эти же лица, написанные его отцом. Последний, впрочем, часто наносил на полотно образ своего прекрасного сына, так что на картинах Рафаэля мы видим иногда его же лицо в разные периоды детства. Он был, в самом деле, так красив, что ребенком отчасти напоминал ангелов Боттичелли.
