Камило Хосе Села
Артистическое кафе
VI
Сирило, раздобрившись, допустил до себя молодого человека из провинции. Мало-помало он стал находить его симпатичным и наконец – какая загадка человеческая душа, сказал бы дон Серафин, – даже привязался к нему, разумеется, продолжая глядеть на него сверху вниз; то была, так сказать, любовь с высоты птичьего полета, но сильная и покровительственная, как любовь старших братьев к младшим, особенно если младшие слабенькие, болезненные и рахитичные,
– Будем говорить друг другу «ты». Среди товарищей обращение на «вы» неуместно. Оно слишком холодное и казенное, чувствуешь себя, как будто приехал с официальным визитом и застегнут па все пуговицы.
Молодой человек из провинции оробел и взволновался: его назвали товарищем!
– О, большое спасибо! Для меня это большая честь, незаслуженная честь, но не знаю, осмелюсь ли я! Вряд ли я привыкну. У вас уже есть имя, а я… я всего лишь бедный ученик, скромный соискатель!
Сирило почувствовал себя счастливым, но как-то смутно, неопределенно, расплывчато.
– Нет, приятель, нет. Еще чего не хватало! В великой
республике литературы все мы должны побрататься и стоять друг за друга!
– Черт побери!.. Простите, это у меня нечаянно вырвалось!
Молодой человек из провинции постарался хорошенько запомнить прекрасную фразу о великой республике литературы и сплоченности ее граждан.
«При первом удобном случае пущу ее в ход, – думал молодой человек из провинции, – какая великолепная фраза!»
Потом молодой человек из провинции задумался над тем, как писать в статье эту великую республику, с большой или маленькой буквы.
– С большой, я думаю… Сирило поглядел на него.
– Ты что-то сказал?
Молодой человек из провинции вернулся к действительности. Романист милостью божьей, с его вспышками поэзии, с экспозицией, завязкой и развязкой, сказал бы: молодой человек из провинции спустился с заоблачных высот… и сидел невозмутимый, как ни в чем не бывало.
– Нет, нет, ничего, я подсчитывал…
– А!
У Сирило был большой кадык. Молодой человек из провинции отвлекся, думая о кадыке Сирило.
«Наверно, он наполнен кофе с молоком. Нет, я не должен так думать о кадыке Сирило! Сирило – хороший друг! Более того, Сирило может быть моим учителем. Крокетки из трески застревают в кадыке. Выгоним эти мысли из головы!»
У посетителей Артистического кафе были, как правило, торчащие кадыки. Молодой человек из провинции однажды ни к селу ни к городу сказал Сирило:
– Послушай, Сирило, как тебе покажется моя классификация кадыков?
Но Сирило был не в духе и ответил ему:
– Нет, нет, оставь меня в покое с твоими кадыками, я ничего не смыслю в кадыках и не желаю смыслить. Вот у моей тетушки Ампаро – вдовы дона Аполинара, про которого я тебе рассказывал, – было шесть пальцев на каждой руке! И она-то уж разбиралась в кадыках и в зобных железах! Врач ее деревни, каждый раз, как у кого-нибудь воспалялась зобная железа, приходил к ней и говорил: послушайте, донья Ампаро, не пойдете ли вы со мной завтра утром к Антонии, жене Мигеля Лобито, что живет на дороге к кладбищу? У бедняжки, кажется, воспаление зобной железы. И моя тетушка Ампаро никогда не отказывалась. Еще чего не хватало, Гонса-лес! Еще чего не хватало, Гутьеррес! Еще чего не хватало! Вы знаете, что в добрых делах на меня всегда можно рассчитывать. Еще чего не хватало! Врача звали дон Симеон Гонсалес Гутьеррес. Его отец был из Вича, а мать из Сальседы, и потому врач в деревне моей тетушки Ампаро, когда был молод и тщеславен, подписывался Симеон Гонсалес-Вич-и-Гутьеррес-де-Сальседа, но годы сбили с него спесь, и он стал именоваться попроще.
Сирило внезапно осекся, как будто его щелкнули по кадыку.
– Какого черта я тебе все это рассказываю! Ты, наверно, и не понял ничего!
Молодой человек из провинции улыбнулся почти умоляюще. У него текли слюнки, как у обедающего за табльдотом, которого оставили без десерта (апельсина или компота из айвы и т. п.).
– Продолжай, Сирило, я у тебя учусь! Но Сирило не захотел продолжать.
– Послушай, Маноло, принеси еще кофе.
Маноло, который на то здесь и был поставлен, ответил:
– Сейчас, дон Сирило, на то мы здесь и поставлены! Сирило уставился на молодого человека из провинции; он смотрел ему в глаза. Глаза у молодого человека из провинции были самые обычные, карие.
– Когда я получу гонорар за роман, который заказал мне дон Серафин, я угощу тебя крокетками из трески.
Молодой человек из провинции тайком потрогал свой кадык, придав лицу важное выражение фокусника.
– Спасибо.
– Не за что. Я это сделаю с большим удовольствием…
VII
Исиндро Хиль Сируэло, он же Кандидо Кальсадо Бустос, Канкальбус, Пакито, Хулито, молодой человек из провинции, разносторонне одаренный, который борется за свой триумф в Мидриде, и т. д., состоит в любовной связи с Росауритой Руис де Ласаро, пенсионеркой, вдовой дона Леонсио Кироса Родри-геса, коммерсанта, бывшего владельцем салотопенного завода и лавочки бакалейных и колониальных товаров высшего качества. Кузина Рената выходила из себя.
– Но, дорогая, тебе-то какое дело?
– Как это какое дело, разве ты мне не кузен?
В Артистическом кафе любовь Исидро и Росауриты никого особенно не волнует.
– Врач велел ей жить половой жизнью, иначе у нее заболит щитовидка.
– По-моему, она поступает правильно. Главное – здоровье.
Исидро Хиль Сируэло подарил Росаурите акварель, которую ему, в свою очередь, подарил бородатый художник, похожий на служку-еретика. Этот художник приходил иногда в кафе и клянчил дуро у первого попавшегося посетителя.
– Нравится тебе?
– Очень, моя прелесть.
Акварель изображала тореро, делающего веронику перед быком, у которого вместо головы был человеческий череп. Очень оригинальная акварель.
– Правда, она в высшей степени оригинальна?
– Разумеется! Какой может быть разговор!
Росаурита подарила Исидро Хилю Сируэло запонки с эмблемой футбольной команды «Реал Мадрид».
– Нравится тебе?
– Очень, моя кошечка.
Несмотря на разницу в возрасте, Исидро обращался с Ро-сауритой запросто.
– Правда, они в высшей степени оригинальны?
– Разумеется, какой может быть разговор!
– Я купила их для тебя, моя любовь, все время думая о тебе. Как только я получила пенсию, я отложила несколько песет и сказала себе: эти деньги священны, на них я куплю подарок моему милому, скромный подарок, но который всегда будет при нем.
– Росаурита…
Росаурита склонила голову на груду пальто рядом с ней. От пальто пахло сырым курятником.
– Любовь моя…
По утрам у чистильщиков обуви вид почти домашний, вид бедных родственников, которым надо выхлопотать путевку в туберкулезный санатории для старшей девочки.
– Почистить? Наведу блеск!
Чистильщики обуви по утрам проверяют свою совесть и не находят больших грехов.
– Чищу ботинки! Прикажете?
По утрам, до часу или до полвторого, чистильщики отворачиваются и сморкаются звучно, но стыдливо.
Кузина Рената однажды утром явилась в кафе и попросила у чистильщика пачку сигарет.
– Нет, «Честерфилд».
– Пожалуйста, сеньорита.
– Хорошо, передайте их вон тому господину. Тому, что сидит с толстухой, у которой жирная кожа и которая могла бы быть моей матерью, если бы господь не избавил меня от такой горькой судьбы.
У чистильщика комок застрял в горле.
– Отнесите, сказала я вам!
Исидро Хиль Сируэло вспыхнул, получив пачку. Росаурита, напротив, побледнела.
– Кто эта девица, которая угощает тебя сигаретами?
– Моя кузина.
У Росауриты задрожала верхняя губа с усиками.
– Как же, как же, твоя кузина. А как ее зовут? Исидро Хиль Сируэло проглотил слюну.
– Ну… Рената. Рената ее зовут.
Светлячок ревности заблестел на лбу Росауриты.
– Итак, Рената. Другого имени ты не смог придумать?
– Дорогая, уверяю тебя, ее зовут Рената. Росаурита стала заикаться.
– Да, да, Рената.
– Да, дорогая. Рената. Чем же я виноват? Клянусь тебе, это моя кузина.
Росаурита вспотела.
– Да, да, твоя кузина…
У Росауриты зазвенел голос.
– Да, да, твоя кузина…
Росаурита зарыдала. Кузина Рената встала и удалилась, почти вызывающе покачивая бедрами.
– Вы заказывали кофе, сеньорита.
– Уже не надо; сколько с меня?
– Три шестьдесят.
Исидро Хиль Сируэло сорвался с места одним прыжком, как кот, и заперся в уборной.
– Вот заварилась каша! Ну и скотина эта Рената! Ужас!
Чистильщики обуви, утренние ангелы с ваксой, пастухи мертвых телят, превращенных в ботинки, пытались утешить Росауриту. Исидро между тем, сидя на унитазе, курил сигарету за сигаретой.
– Что-нибудь случилось, дон Исидро?
– Вы угадали, приятель!
Исидро Хиль Сируэло говорил сквозь запертую дверь уборной. Его было слышно довольно хорошо, потому что окошечко в двери осталось полуоткрытым.
– Вы не могли бы принести мне газету от понедельника?
– Может быть, туалетную бумагу, дон Исидро?
– Нет, газету за понедельник, я хочу посмотреть итоги футбольных матчей.
