Седрак Вартгезович Симонян
За миражами юности
Его миропонимание, мироощущение окрыляло. Спасло от угнетающей реальности, трудного быта, настраивая, может иллюзорного, но полного ожидания будущего, стремление к нему.
И вот, будущее для тех времён, с сорокалетним отрывом. Образы рождаются, образы теряются в тени прошлого. Лишь заблудшая душа в вечных мытарствах, в вечном ожидании…
Усмириться в среде обитания. Иль в сумасбродстве бегать за тенью своих мечтании.
Тоскующие до безумия, одинокие души, приютившиеся в ущербной телесной сути. Осознающие грани земного обиталища.
По годам, тяга к уединению, в предгорьях, в лесистых холмах, в осеннюю пору, провожая взглядом, перелетных птиц, ублажая воющей стае волков, выть своим хриплым голосом в пространство, в сторону поблескивающего Сириуса. Далее, обессилив, дойти лунными тропами, к своему шалашу.
И слова признания, слова исповеди:
«Я большее, большее хочу сказать, Святой Отец.
«Уста твои отражают истину образа мыслей твоих. Пойми, дитя, в еженощных завихрениях иль терзаниях твоих душевных, от ничтожных сомнений, до минутных всплесков образа истины, как определишь, сокровенное ли то? Правду состояния, иль правду времён?
«Я большее, большее… Терзание и сомнение, излагая теперь, не осмелюсь подтверждать, истинна ли оно? Иль описания лишь боли моей души. Может и образ истины в завихрениях сознания, но моего сознания. Земное, плотское. Слова лишь пилюли да дурман. Или Божественным завихрениям, или к безликому обывателю.»
«Жизнь есть плотское, земное. Оно и есть обиталище души, орудие его деяния. Жизнь – сонное царство вечных инстинктов существования. Просыпаясь в образе, то стараешься разгадать её суть, то удаляешься в мирские дела. Что легко, привычно.
«Что легко, то привычно. А любовь – путь к страданию. Страдание, это глубинное проявление любви. Она выше земного. Она путь к вечности. У людей лишь завихрения вселенского разума. Познавая себя до ухода, по Божьему определению. И дано людям словесными символами гласит вселенскую, вечную истину.
Тайна тайн души, сила и слабость его, лишь молитва. Усмиряющей хлынувшие эмоции, мысли и мечтании. Гармонизируя всё, подобие потоку горных ветров, подобие лёгкого дыхания.
Усмирять, возвыситься над тленностью. Уйти из скорбной, утерянной. Рождение и смерть. Рассвет и закат. Воспринять сей мир как определение. Радоваться за жизнь, за радость других. Преобразовывать дух. И не забыть, поливать незабудки по утрам.
Вот и время встречи: Запредельные, необъяснимые ощущения. Благоговейную дрожь души. Таинство и смысл бытия. Изменивший не то, что память, а облик одноклассников. Мелькнувшая мысль об ирреальности действа. И страх и боль, что это лишь вечеринка. Пробьют куранты в полночь, разойдутся все, и опять, оставшиеся года, будут мелькать лишь образы друзей, их радость, их смех, шутки, острословие…
Десятилетие учёбы. Ощущения единого микрокосма. Являющий исходным, цельным, объединяющим.
Родина детства, взросления. Село А. Армянское. Не очень вдали от моря. Холмистым подступам Кавказскому хребту.
Благодатный край Колхиды. Своими ольховыми лесами, речушками, оврагами.
Окраины села – Мандара да Ова. Поселок священника, где и располагалась кладбище. Территория угасших душ. Вселенского покоя, слияние тел матерью землей. Противоположная окраина села. Проселки Чепнянов да Наа.
Школа постройки времён империи. Насыщенную духом прошедших поколений. Ещё контора, больница.
Впадине Мандары, ферма, невдалеке от лесопилки. Пространство повседневных забот. Праздные дни, сельчане с семьями, шедшие к целебном источнике в Наах. Мирок части разбросанного этноса, спасшийся от резни в исторической родине, приютившийся под Русским Оком.