Сборник
Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации
1893
Командование 1-м батальоном лейб-гвардии Преображенского полка. Продолжение романа с Матильдой Кшесинской. Встреча с принцессой Алисой Гессенской в Берлине. Назначение председателем Комитета Сибирской железной дороги. Поездка в Крым, болезнь отца. Закладка памятника Александру II в Кремле. Поездка в Лондон на свадьбу принца Георга, герцога Йоркского, и принцессы Марии Текской. Отказ принцессы Алисы Гессенской менять религию
Дневник цесаревича Николая Александровича
2 января. С.-Петербург
Важный для меня день: получение командования 1-м батальоном л[ейб]-гв[ардии] Преображенского полка. В 11 ½ прибыл в казармы на Миллионной и стал обходить роты с Огаревым[332]. По совершении всех обрядностей и опроса претензий, пошел к Косте[333] рапортовать о принятии исправно батальона. Он благословил меня складнем. Переоделся и сел завтракать. Большая братина д. Сергея была высушена два раза; в нее входит 30 бутылок шамп[анского].
4 января
Встал поздно и после закуски поехал в поклонное заседание Госуд[арственного] Совета; читают царские указы, все встают и кланяются поименованным лицам. Вернулся домой к приему Папá и Мамá – эмира Бухарского 37. Он приехал с сыном, громадной свитой, 28 лошадьми и с 1480 пудов подарков. В бальной зале все подношения были расставлены на длинные столы, каждый из нас получил множество вещей. Его покормили сладостями и чаем и затем повезли по семейству. Гулял с Папá и Ксенией. Закусывали в 6 ½ и поехали в Александринку <…> и, наконец, удалось съездить к чудной М.К., у которой пробыл 2 отличных часа. Она еще похорошела и поправилась за путешествие! Приехал домой в 3 ч.
8 января
Посетил М. К. и остался у нее дома; имели серьезный разговор друг с другом.
10 января
Вечером был разговор с Папá и Мамá втроем, мне разрешено начать разузнавать насчет Аликс – когда буду в Берлине38. Никак не ожидал подобного предложения, в особенности со стороны Мамá.
11 января
Посидел полчаса у Мамá и простившись с нею и Папá, поехал на Варш[авскую] ст[анцию] <…> Не особенно доволен ехать в Берлин, одно обстоятельство только приятное.
13 января. Берлин
В 4 ½ все собрались в замке на свадьбу Mossy[334], и для этого Вильгельм подарил мне цепь Черного Орла 39, и мне пришлось напялить на себя красную мантию, замечательно неудобную; умирал под ней от жары! Видел Аликс в первый раз после зимы 1889 года. На выходе в церковь и назад шли по три в ряд. Служба мне не понравилась: попели, поиграли целым струнным хором, пастор сказал проповедь и все – таинства брака не чувствовалось!
19 января. С.-Петербург
Завтракал в полку и оттуда поехал в Комитет Министров, после чего было еще заседание Комитета финансов – все это кончилось к 3 ½ ч. Бунге передал мне рескрипт Папá относительно назначения меня председателем другого Комитета по делу о постройке Сибирской железной дороги 40. Это дело великой важности, меня глубоко занимает, и я примусь с рвением к его исполнению!
25 января
Завтракал в полку и оттуда поехал в Государ[ственный] Совет; заседание было несносное и длилось два часа. После этого принял членов Сибирского комитета и имел доклад Плеве[335]. Вернувшись домой, пошел в сад и работал по-прежнему. Вечером полетел к моей М.К. и провел самый лучший с ней вечер до сих пор. Находясь под впечатлением ее – перо трясется в руке!
1 февраля
В час поехал в Государственный Совет, который продолжался около часу времени. Оттуда поспешил прочь от заседания Комитета Министров в полк на тактические занятия 1-го батальона <…> В 10 ¼ поехал с т. Мари и Ducky[336] на бал в Морской корпус. <…> Уехал вместе в час и отправился к М.К. – разговор имел острый характер, но все кончилось к лучшему.
5 февраля
Почти из постели прямо поехали в «Спящую красавицу», которую дивно танцевала М. Кшесинская. Все семейство съехалось в театр. Я глубоко наслаждался чудной музыкой и восхищался главным действующим лицом на сцене. В антракте ходили туда.
10 февраля
После завтрака поехал на первое заседание Комитета Сибирской ж. д. в зале Комит[ета] Мин[истров]. Обратился с краткой речью – было немного страшно.
20 февраля
Вечером был семейный обед, после чего я оставался дома до 12 ½ ч.– в театр не поехал. Зато отправился к М.К. и отлично вчетвером поужинали на новоселье. Они переехали в новое жилище, уютный домик-особняк в два этажа 41. Комнаты отделаны очень хорошо и просто, но надо еще пополнить кое-что. Очень приятно иметь отдельное хозяйство и быть независимым. Засиделись опять до 4 час.
14 марта
В 1 час. были у обедни и завтракали при струнном оркестре. Все меня изводят тем, что я еду в Крым; действительно очень жаль покинуть полк, товарищей и всех, с кем свыкся жить!
18 марта. В вагоне
Утром снег стал пропадать, и сделалось немного теплее. Около 11час. проехали Борки или Спасов Скит, где церковь почти окончена 42. <…> Ни разу не вылезал из вагона; Миша прогуливал собак на каждой станции. Официальные встречи запрещены; но в двух местах подносили частные хлеб-соли. По вечерам особенно думается о ком-то!
21 марта. Ливадия
Такой же холодный день, но, по крайней мере, с солнцем. У Папá сильная лихорадка; это очень скучно, он всю ночь не мог спать – для этого ли приехали в благодатный Крым?
23 марта
Папá немного лучше; по всей вероятности, у него инфлуенца, так как по временам у него являются острые боли в спине. Он в первый раз вышел на недолго в сад.
6 мая
Итак, мне сегодня исполнилось 25 лет, в некотором роде юбилей! Вместе с тем и 25-летие моего шефства 65 пех. Московского полка[337], депутация от которого прибыла сюда, чтобы поздравить от имени полка! Поэтому к обедне надел сюртук его. В 12 час. перед самым завтраком начался салют со всей эскадры.
9 мая. Севастополь
Проснулся рано чудесным утром после тумана. В 10 час. на юте под большим тентом была отслужена обедня, после которой сели завтракать с адмиралами и командирами. Папá в конце завтрака высказал за тостом надежду, что когда-нибудь, Бог даст, будет не два флота – Черноморский и Балтийский, а один цельный Русский! Затем пересели на «Эриклик» и на нем обошли линии эскадры.
26 мая. Гатчина
Проснулся с чудной погодой. У Папá лихорадка продолжалась – и откуда она берется в такую пору.
11 июня. Красное Село
Встал около 8 ½. Принимал доклад Куломзина[338]. Поехал на несколько часов в Петергоф, потому что узнал, что т. Аликс[339] желала бы ускорить мой приезд в Англию 43. С одной стороны приятно увидеть английское семейство в их стране и в своем быту, а с другой – прямо тяжело покидать полк и свой батальон как раз в самое деятельное время в лагере! Эти два чувства никак вместе не вяжутся!
8 августа 1893. Петергоф
После обедни завтракали на ферме. Посидел у тетеньки[340] и поговорил с ней об Аликс, а также о возможности мне повидаться с нею.
17 октября. Гатчина
Памятный всем нам день, когда Папá и Мамá и остальные сидевшие за столом были столь чудесно спасены Промыслом Божьим – и столько несчастных и честных людей нашли свою смерть как мученики тоже по воле Господней! Удивительно подумать, что уже прошло 5 лет с тех пор!
26 октября
Большое горе случилось вчера – скончался чудный наш композитор Чайковский!
Письмо цесаревича Николая Александровича принцессе Алисе Гессенской 31 октября. Гатчина
Дорогая Аликс,
смелость, с которой я пишу тебе эти несколько строк, чтобы сказать, как я безумно сожалею, что не смог приехать и повидаться с тобой в то время, когда Элла была у вас. Но после нашего возвращения из Дании масса важных дел – в том числе связанных с Георгием, который, к счастию, теперь уже здоров, – не позволила мне приехать. Ты можешь себе представить, каким огорчением было для меня упустить такой великолепный и легкий шанс полететь к Пелли после бесконечно долгой разлуки…
Ведь Берлин и все эти церемонии, связанные со свадьбой Мосси[341], где мы обычно находились там в полумиле друг от друга, нельзя назвать приятной встречей. А для тебя, бедняжки, это должно быть особенно тяжким воспоминанием, ведь ты так страдала от боли в ухе! Надеюсь, что ты здорова и эта ужасная боль прошла.
Если ты не против, не можешь ли ты прислать мне свою фотографию, одну из новых, такую, как ты недавно прислала Ксении? Было бы счастьем иметь ее у себя. Я часто езжу в город в полк и всякий раз, как вижу наш сад в Аничковом, всегда думаю о чудесном времени, проведенном на катке, которое теперь кажется сном[342].
Теперь до свидания, моя дорогая Пелли. Благослови и помоги тебе Бог во всех жизненных трудностях. Всегда преданный тебе Ники.
Дневник цесаревича Николая Александровича
18 ноября. Гатчина
Утром вскрыл пакет, лежавший со вчерашней ночи на столе, и из письма Аликс из Дармштадта узнал, что между нами все кончено – перемена религии для нее невозможна и перед этим неумолимым препятствием рушится вся моя надежда, лучшие мечты и самые заветные желания на будущее. Еще недавно оно казалось мне светлым и заманчивым и даже вскоре достижимым – а теперь оно представляется безразличным!!! Да, трудно иногда бывает покориться воле Божией!
Весь день ходил как в дурмане, ужасно трудно казаться спокойным и веселым, когда таким образом, сразу, разрешен вопрос относительно всей будущей жизни!
Письмо цесаревича Николая Александровича принцессе Алисе Гессенской
17 декабря. Гатчина
Дорогая моя Аликс,
Прости пожалуйста, что я не так скоро ответил на твое письмо, и ты можешь себе представить, каким ударом оно было для меня.
Я был в такой точке, что совершенно не мог писать тебе все эти дни. Теперь, когда мое волнение улеглось, я чувствую себя более спокойным и в состоянии разумно ответить тебе. Позволь мне, во‑первых, поблагодарить тебя за искренность и откровенность, с которыми ты говорила со мной в этом письме! Нет ничего хуже на свете, чем недоразумения и отсутствие ясности.
Я с самого начала знал, какое препятствие стоит между нами, и глубоко переживал за тебя все эти годы, прекрасно понимая, какие трудности тебе надо преодолеть! Но все-таки ужасно тяжело, если долгие годы лелеешь мечту и думаешь, что вот-вот она осуществится, – и вдруг занавес падает, и перед тобой лишь пустое пространство, и ты одинок и совершенно сломлен!
Я не могу опровергать приведенные тобой доводы, милая Аликс, но выдвину другой, тоже верный: ты едва ли представляешь всю глубину нашей религии. Если бы знающий человек помог тебе понять ее, и ты могла бы прочитать книги, из которых узнала бы о сходстве и различии между двумя религиями, – может быть, тогда это не так взволновало бы тебя, как теперь!
Твоя одинокая жизнь без чьей бы то ни было помощи в таких вещах – еще одно печальное обстоятельство, которое, по-видимому, мешает нам соединиться! Слишком грустно сознавать, что именно религия стоит между нами!
Милая моя, неужели ты думаешь, что пять лет нашего знакомства прошли впустую и безрезультатно? Конечно, нет, – по крайней мере, для меня.
И как могу я изменить мои чувства после столь долгого ожидания и стремления – даже теперь, после такого печального твоего письма. Я полагаюсь на милосердие Божие; может быть, это Его воля, чтобы мы оба, особенно ты, так долго страдали – может быть, проведя нас через все эти горести и испытания, Он выведет мою милую на тот путь, о котором я ежедневно молюсь!
О! Не говори сейчас же «нет», моя дорогая Аликс, не разрушай сразу мою жизнь! После того, что ты невольно! – заставляла меня ждать и надеяться, может ли это так кончиться?
О! Не сердись на меня, если я начинаю говорить глупости, хотя обещал быть спокойным! У тебя такое доброе сердце, что ты не можешь не понять моих мучений.
Но я сказал достаточно и должен закончить свое послание. Больше спасибо за твою очаровательную фотографию.
Позволь мне пожелать, дорогая Аликс, чтобы наступающий год принес тебе мир, счастье, Благополучие и исполнение твоих желаний. Благослови и сохрани тебя Бог!
Всегда любящий и преданный тебе Ники
Дневник цесаревича Николая Александровича
22 декабря. С.-Петербург
В 11.29 отправился снова в Питер. Мороз все продолжался. Заехал в полк и оттуда в Аничков на заседание Сибирского комитета. <…> Поехал послушать «Cavalleria rusticana»[343] – шла отлично. Вечер у М.К.[344]
31 декабря. Гатчина
Должен сказать в заключение, что он, т. е. 1893 г., слава Богу, прошел благополучно, но что я лично надеялся уже перестать быть холостым. Но во всем волен один Бог Всемогущий!
1894
Долгожданная помолвка цесаревича Николая Александровича. Поездка принцессы Алисы Гессенской на лечение в Англию. Цесаревич в гостях у бабушки невесты, королевы Виктории. Болезнь Александра III. Приезд принцессы Алисы в Ливадию, принятие православия и имени Александра Федоровна. Смерть Александра III в Крыму. Свадьба Николая II и Александры Федоровны. Семейное блаженство в Царском Селе
Письмо принцессы Алисы Гессенской великой княжне Ксении Александровне
30 марта (11 апреля). Дармштадт[345]
Дорогая, почему ты заговорила о том, чего мы раз навсегда решили более не касаться 44? Это жестоко – ведь ты знаешь, что этого никогда не может быть – я всегда это говорила, не думаешь ли ты, что теперь уже не так тяжело причинять боль тому, кого ты больше всего на свете хотела бы радовать. Но этого не может быть – он[346] это знает,– и потому я прошу тебя не говорить больше об этом. Я знаю, Элла[347] начнет снова, но что в этом хорошего, просто жестоко повторять, что я гублю его жизнь – что же делать, если для того, чтобы он был счастлив, я должна погрешить против своей совести. Все это очень тяжело, и нехорошо снова начинать разговор об этом. Ты, нашедшая то, чего желало твое сердце 45, думай обо мне с добротой, хотя я тебя и огорчаю.
Великая княжна Ксения Александровна. [1892]
Фотограф А. Пазетти
Ксения. 1892.
Дневник великого князя Константина Константиновича
3 апреля. С.-Петербург
Здесь узнал от императрицы, что в день отъезда Ники[348] Ксения получила от Аликс телеграмму, в которой она предупредила, что остается непреклонной, это означает, что она не согласна перейти в православие. Ники был очень расстроен и хотел остаться, но императрица настояла, чтобы он ехал46. Она посоветовала ему обратиться за помощью к королеве Виктории, имеющей большое влияние на свою внучку.
Дневник цесаревича Николая Александровича
3 апреля. В поезде
Было весьма жарко в вагоне. Потел и много читал. В 6 ½ приехали на границу и полетели дальше попарно в трех sleeping-cars[349]: д. Владимир и т. Михень[350], д. Сергей и т. Элла, д. Павел и я – все со своими адъютантами и людьми. В Кенигсберге закусили в вагонах.
4 апреля. Кобург[351]
Еще спал, пока проехали Берлин. День тоже стоял чудный, и мы сильно пеклись в поезде. Завтракали на одной станции в Баварии. Оделись за полчаса до приезда в мундиры и в 5 час. подкатили к Кобургу.
Великий князь Константин Константинович. 1885 г.
Фотограф К.И. Бергамаско
На станции целая встреча: д. Alfred, т. Мари[352], Аликс, Eрни[353], Мисси[354], Ducky[355], Alfred[356] и другие, менее знатные. Почетный караул от здешнего баталиона 95-го полка. После прохождения и представления разных лиц сели в экипажи и поехали в Schloss[357], где мы все помещены рядом в прекрасных апартаментах.
5 апреля
Боже! Что сегодня за день! После кофе, около 10час. пришли к т. Элла[358] в комнаты Ерни и Аликс. Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустною. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся. Говорили до 12 час., но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Расстались более спокойно.
8 апреля
Чудный, незабвенный день в моей жизни – день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После 10час. она пришла к т. Михень, и после разговора с ней мы объяснились между собой. Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Папá и Мамá! Я целый день ходил как в дурмане, не вполне сознавая, что, собственно, со мною приключилось! Вильгельм[359] сидел в соседней комнате и ожидал окончания нашего разговора с дядями и тетями. Сейчас же пошел с Аликс к королеве[360] и затем к т. Мари, где все семейство долго на радостях лизалось. После завтрака пошли в церковь т. Мари и отслужили благодарственный молебен. Затем все отправились в Розенау[361], где был устроен бал для маленькой беби «Вее»[362] по случаю дня ее рождения! Мне было не до танцев, ходил и сидел в саду с моей невестой! Даже не верится, что у меня невеста.
Любовная записка Ники Аликс. [1894]
Я люблю тебя, моя дорогая!!! (Англ.)
Ники и Аликс после помолвки. Кобург. [1894]
Фотограф E. Uhlenhuth (Coburg)
Дневник великого князя Константина Константиновича
9 апреля. С.-Петербург
В Гатчине был молебен. Давно не видал я императрицу такой сияющей.
10 апреля
Помолвка Ники радует всех русских, давно уже ждут, когда наконец обзаведется он своей семьей. Я лично радуюсь за него от души, так как знаю, что исполнилось его заветное желание. Но к радости моей примешивается несколько жалости: мне представляется, что ему уже не удастся нести службу в полку так, как бы того хотелось и ему самому, и нам, Преображенцам, что его часто будут отвлекать от служебных обязанностей. Итак, как раз тогда, когда уже не надеялись на помолвку, 8-го апреля вдруг пришла телеграмма от Ники и Аликс вместе – мы помолвлены.
Письмо цесаревича Николая Александровича императрице Марии Федоровне
10 (22) апреля. Кобург
Я не знаю, как начать это письмо, потому что столько хочется сказать, что мысли путаются в голове. Так вот каким образом, благодаря милости Господа Бога, окончилось мое дело после того, что я смотрел на его исход совершенно безнадежно!
На другой день нашего приезда сюда я имел с Alix длинный и весьма нелегкий разговор, в котором я постарался объяснить ей, что иначе, как дать свое согласие, она не может сделать другого! Она все время плакала и только шепотом отвечала от времени до времени: «Нет! Я не могу». Я все продолжал, повторяя и настаивая на том, что уже раньше говорил. Хотя разговор этот длился больше двух часов, но он окончился ничем, потому что ни она, ни я друг другу не уступили. На следующее утро мы поговорили гораздо более спокойно; я ей дал твое письмо, после чего она ничего не могла возразить. Уже это было для меня доказательством той окончательной борьбы, которая в ней началась с нашего первого разговора. Свадьба Ерни и Даки послужила последней каплей в чаше ее горя и колебания. Она захотела поговорить с тетей Михень; это ей тоже посоветовал и Ерни. Уезжая, он мне шепнул, что надежда на добрый исход есть. Я должен при этом сказать, что все эти три дня чувствовалось страшное томление; все родственники поодиночке спрашивали меня насчет ее, желали всего лучшего, одним словом, каждый выражал свое сочувствие весьма трогательно. Но все это возбуждало во мне еще больший страх и сомнение, чтобы как-нибудь не сглазили. Император[363] тоже старался, он даже имел с Alix разговор и привел ее в то утро 8-го апреля к нам в дом. Тогда она пошла к тете Михень и скоро после вышла в комнату, где я сидел с дядями, тетей Эллой и Wilhelm. Нас оставили одних и… с первых же слов… согласилась! О Боже, что со мной сделалось тогда! Я заплакал как ребенок, она тоже, но выражение у нее сразу изменилось, она просветлела, и спокойствие явилось на лице ее.
Нет! Милая Мамá, я тебе сказать не могу, как я счастлив и также, как я грустен, что не с вами и не могу обнять тебя и дорогого милого Папá в эту минуту. Для меня весь свет перевернулся, все, природа, люди, места – все кажется милым, добрым, отрадным. Я не мог совсем писать, руки тряслись, и потом в самом деле у меня не было ни одной секунды свободы. Надо было делать то, что остальное семейство делало, нужно было отвечать на сотни телеграмм и хотелось страшно посидеть в уголку одному с моей милой невестой. Она совсем стала другой: веселой, и смешной, и разговорчивой, и нежной. Я не знаю, как благодарить Бога за такое Его благодеяние.
Письма императрицы Марии Федоровны цесаревичу Николаю Александровичу
10 апреля. Гатчина
Милый, дорогой Ники!
Слов нет тебе выразить, с каким восторгом и великой радостью я получила это счастливое известие! Мне почти дурно сделалось, до того я обрадовалась. Но как грустно не быть с тобой, мой любимый Ники, в этот великий момент твоей жизни! Не иметь возможности обнять тебя и благословить от всей души! Да благословит вас обоих Господь и пошлет вам все счастье, какое возможно на этой земле – это мое самое жаркое моление. Я так счастлива за тебя, мой Ники, и плакала слезами радости и волнения, побежала сообщить эту счастливую новость Папá, потом Ксении и Сандро, и слышала только крики радости и искренние поздравления! <…> Господь все устроил к лучшему, и ты теперь счастлив и доволен, а мы тоже полны счастья, зная, как ты рад. Исполнилось наконец твое величайшее желание после стольких перипетий. Мы также ожидаем с более чем лихорадочным нетерпением твоего первого письма с подробностями того, как все произошло. Ты не представляешь, как ужасно и больно быть в разлуке и далеко от тебя в такой момент и как я завидую и бешусь, что дяди и тети присутствуют, а самые близкие тебе, Папá и я, исключены из этого! Это ужасно грустно и тяжело для нас.
От всего сердца целую вас обоих, мои дорогие дети, и молю Бога благословить вас и сохранить под Его святым покровительством. Надеюсь, что дорогая Аликс будет смотреть на меня как на любящую мать, которая примет ее с распростертыми объятиями, как свое дорогое дитя.
14 апреля
От всей души благодарю тебя за твое дорогое, милое письмо, которое я вчера получила с тетей Михень и которое меня до слез тронуло! Спасибо, спасибо за каждое нежное слово, идущее прямо ко мне в сердце, полное любви к тебе и открытое навстречу твоей дорогой Аликс, которую я уже рассматриваю как собственную дочь и жду с таким нетерпением. Такая радость была получить вчера утром два твоих дорогих письма!
Скажи Аликс, что она меня очень тронула, но пусть она не называет меня тетушкой – Мамá или Матушка – вот кто я для нее теперь. Бедные дети, через какие нравственные пытки вы оба прошли – это было истинное сражение! Но Господь помог тебе его выиграть и одержать великую победу, и теперь Он вас благословит – в этом я уверена. Да услышит Он ваши молитвы и дарует вам все возможное на этом свете счастье, а с ним и наше счастье, и нашей дорогой родины!
Письмо Александра III цесаревичу Николаю Александровичу
14 апреля. Гатчина
Мой милый, дорогой Ники,
Ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил, и великая Ему благодарность за Его милости. Если бы ты видел, с какою радостью и ликованием все приняли это известие: мы сейчас же начали получать массу телеграмм и завалены ими до сих пор.
Сегодня Владимир и Михень первые передали нам некоторые подробности, потом твое письмо к Мамá, так что наконец мы знаем, как все это происходило и через что ты прошел в эти дни. Но теперь, я уверен, ты вдвойне наслаждаешься, и все пройденное хотя и забыто, но, я уверен, принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается так легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую семейную жизнь! Не могу себе представить тебя женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мамá было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобою, ничего не знать и ждать только письма с подробностями.
Передай твоей милейшей невесте от меня, как я ее благодарю, что она наконец согласилась, и как я желал бы ее расцеловать за ту радость, утешение и спокойствие, которые она нам дала, решившись согласиться быть твоей женой! Не пишу ей, так как это было бы повторением моего письма к тебе, но ты ей передай все это.
Обнимаю и поздравляю тебя, милый, дорогой Ники; мы счастливы твоим счастьем, и да благословит Господь вашу будущую жизнь, как благословил ее начало!
Дневник цесаревича Николая Александровича
16 апреля. Кобург
В 5 час. приехал фельдъегерь с дорогими письмами из дому, с орденом и чудесным подарком для Аликс от Папá и Мамá и пасхальными яичками! Много радости они доставили нам обоим; я ей прочел письма родителей, от которых так веяло теплою любовью и удовлетворенным чувством радости!
19 апреля
Вечер провел с дорогой Аликс у нее; ужас, как грустно, что приходится расставаться на долгое время! Как хорошо было вместе – рай!
Письмо цесаревича Николая Александровича принцессе Алисе Гессенской
20 апреля (2 мая), «эта грустная среда». Кобург
Моя милая, дорогая, любимая Аликс!
О! Ужасно прощаться вот так, когда на тебя глазеют со всех сторон. Я никогда не забуду твое милое, грустное и все же улыбающееся ангельское личико в окне, когда поезд тронулся! Тяжело было сознавать, что ты должна провести 9 часов в этом маленьком купе почти одна, и особенно меня мучила мысль, что я ничего больше не могу для тебя сделать! Как тягостно было возвращаться домой, и когда я вошел в свою комнату, где ты была еще несколько минут назад, то не смог удержаться от слез. Но потом, о! что за восхитительный сюрприз – на моем столе в спальне лежала записка от тебя, моя дорогая девочка. Спасибо и еще раз спасибо за те утешительные и успокаивающие слова, которые ты написала. <…> Все эти дни я был так переполнен радостью и счастьем оттого, что я рядом с моей милой, что не смог сказать тебе и сотой доли того, что во мне накопилось. Я чувствую очень глубоко, но не умею об этом сказать; это глупо и скучно, но это так. Надеюсь, эта стеснительность или что-то иное пройдет, и, когда мы снова встретимся, мы будем гораздо лучше понимать друг друга, чем вначале.
О! С каким нетерпением я жду той минуты, когда опять смогу прижаться губами к твоему милому нежному личику! Аликс, милая моя, ты даже не знаешь, как ты изменила меня, протянув мне нежную руку и заставив подняться до тебя – символа подлинной чистой любви и веры! Нет! Не думай, что это пустые слова, они идут из самых глубин моих чувств восхищения, доверия и любви, которые ты мне внушила. Я должен снова повторить те же слова, какие сказал тебе, моя драгоценная маленькая девочка, в день нашей помолвки, что вся моя жизнь принадлежит тебе и что я никогда не смогу отблагодарить тебя, дорогая, за все, что ты для меня сделала, делаешь и будешь делать! Да сохранит и защитит тебя Бог на трудном начале твоего пути! Мои молитвы, благословения и мысли всегда с моей маленькой душкой!
Портрет английской королевы Виктории. [1895]
Фотографы королевского двора Великобритании
W. and D. Downey
На фотографии автограф королевы: Victoria R[egina] I[mperatrix]. Cimaiz. 14 Avril 1895.
Письмо королевы Великобритании Виктории цесаревичу Николаю Александровичу
22 апреля (4 мая). Виндзор
Дорогой Ники!
Мы с удовольствием ожидаем ее[364] приезда в пятницу, и я буду присматривать за ней и прослежу, чтобы она отдохнула, не волновалась и делала все, чтобы поправиться, ведь в последнее время она была довольно слаба. Пока она здесь без тебя, думаю, она должна как можно меньше выезжать, чтобы на нее не глазели из любопытства, что в ее нынешнем положении твоей невесты и неприятно, и неуместно.
У нее нет родителей, и я считаю, что только я несу за нее ответственность. После смерти ее горячо любимой матушки[365] все ее сестры видели во мне вторую мать, но был еще жив их дорогой отец[366]. Теперь бедная милая Алики – сирота, и у нее нет никого, кроме меня. Надеюсь, ты будешь во всем откровенен со мной.
Письмо принцессы Алисы Гессенской цесаревичу Николаю Александровичу
22 апреля (4 мая). Виндзор
Мой драгоценный, дорогой Ники,
Твое письмо ужасно обрадовало меня. Я тоже стесняюсь высказывать свои чувства. Я столько хотела тебе сказать и спросить, и о стольком поговорить, но стеснялась. Мы победим эту слабость, верно? О, я все время безумно хочу тебя, любимый мой, ты весь мой, ты мой собственный. О, дорогой, о, дорогой…
<…> Я думала о том времени, когда ты приехал. Никогда не забуду этих первых дней и каким чудовищем я была, прости меня, любовь моя. О, если бы ты только знал, как я обожаю тебя, с годами моя привязанность к тебе делается все сильнее и глубже; хочу только стать более достойной твоей любви и нежности. Ты слишком хорош для меня. Но я должна остановиться, иначе это письмо не попадет вовремя на почту.
Благослови тебя Бог, моя истинная любовь. Много раз нежно целую. Всегда глубоко преданная маленькая девочка Аликс.
Твоя невеста – как странно это звучит. Милый, я не могу перестать думать о тебе.
Письмо цесаревича Николая Александровича принцессе Алисе Гессенской
23 апреля (5 мая). Гатчина
Мы прибыли вчера в 4.20 дня; вообрази, дорогие Папá и Мамá приехали на станцию и выглядели такими счастливыми. Конечно, я передал им все, что ты хотела, они сейчас же согласились и сказали, что ты не должна abschwören[367] от старой веры и что будет как с Эллой[368]. Ты даже не представляешь, моя дорогая, как я обрадовался, что они поняли твои доводы и сразу согласились; меня особенно радует, что я первым могу утешить тебя этим.
Письма принцессы Алисы Гессенской цесаревичу Николаю Александровичу
24 апреля (6 мая). Виндзор
Забыла вчера сказать, что, по мнению глупого Джорджи[369], я должна заставить тебя носить высокие каблуки, а сама ходить на низких. Он говорит, что Мэй[370] не хочет менять свои, а он стал носить гораздо более высокие. Сперва было неудобно, а теперь он привык. Представляю твое лицо, когда ты это читаешь, – действительно, какое-то безумие! Как будто рост имеет какое-нибудь значение, и потом мужчина на высоких каблуках выглядит слишком нелепо, я уверена, что ты никогда не будешь этого делать.
26 апреля (8 мая)
Дорогой, я уверена, что эти пять лет были благом для нас обоих, знаю только, что они заставили меня гораздо больше, чем прежде, думать о Боге. Ведь страдания всегда приближают нас к Богу, и, когда думаешь о том, что вынес ради нас Иисус Христос, какими незначительными и мелкими кажутся наши печали – а мы все равно раздражаемся и ворчим и не так терпеливы, как Он.
О, любовь моя, я хочу, чтобы ты был со мной, помог мне и научил меня быть лучше – я и наполовину тебя не стою, мне столько еще надо узнать. Вот поэтому-то я и говорю: не следует нам еще жениться, пусть эта разлука и тяжела. Лучше не торопиться. Подумай хотя бы о вопросе религии, ведь нельзя ожидать, что я сразу же все пойму и приму – а знать что-либо наполовину нехорошо, и должна же я немного узнать язык, чтобы хоть сколько-нибудь понимать богослужение 47.