Сборник, посвященный 77-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне
© Издательство «Четыре», 2022
Когда мы говорим о Великой Отечественной войне, в первую очередь вспоминаются лучшие качества нашего народа: мужество, готовность к самопожертвованию ради общего дела, терпение и гордость за свою страну.
Сергей Михалков
Мы живем в XXI веке. И хотя его события трудно назвать счастливыми и беззаботными, Россия и другие государства бывшего СССР растут и развиваются, стремясь к прогрессу и демократии. Уже готовимся отметить 77-ю годовщину окончания самой кровопролитной войны мировой истории…
Издательство «Четыре» представляет читателям книгу, посвященную подвигу нашего народа в Великой Отечественной войне. Современные авторы знакомят читателей с историями военных лет, рассказывают о храбрости, чести, самоотверженности, отдавая дань уважения погибшим и выжившим героям.
Война всегда занимала важное место в литературе. И чем более она жестока и кровопролитна, тем большее количество книг ей посвящено. Печальным рекордсменом является, безусловно, Вторая мировая. Что стало бы с нами, если бы наши деды и прадеды не одолели врага? Сейчас трудно это представить, учитывая современные реалии. Но в лучшем случае Советский Союз ждала бы участь страны-колонии, всецело зависящей от прихоти нацистских захватчиков…
Так имеем ли мы право забывать свое прошлое, прошлое России, за множеством неотложных дел, за ежедневной суетой?
Наш сборник, объединяющий произведения о подвиге простых, но в то же время великих людей, имеет особенность: помимо художественной прозы, поэзии и публицистики, мы решили включить в него важный документальный раздел – печатный Бессмертный полк. Каждый фронтовик или работник тыла, любой человек, который в трудные военные годы был ребенком, достоин нашей памяти. Читатели смогут увидеть в этой книге фотоснимки героев, прочесть их рассказы.
Истории подвига и тяжелых будней следует помнить вечно.
Настанет время – и нас покинет последний ветеран. Произведения о войне в литературе – дань всем погибшим, мемориал, в котором сохранены благородные и отважные поступки предков. Это своего рода ориентир, какой наша страна должна быть. Великой, могучей и непобедимой.
Азовцева Наталья Анатольевна родилась в 1979 году в городе Котово Волгоградской обл. С шести лет начала писать стихи. Первые стихотворения Натальи Азовцевой были опубликованы в районной газете «Маяк» Котовского района в 1989 году; рукописная книга детских стихов «Ключ души» заняла первое место на Всесоюзном детском конкурсе «Одиссея юности» в 1991 году. В 1994–1995 годах автор и ведущая молодежной программы «Вечерний пунш» на «Радио Котовского районе».
Автор четырех поэтических книг: «Ключ души» (2000), «Апрельский подоконник» (2001), «И я была когда-то словом…» (2007), «Скажите, что такое счастье?» (2016).
Лауреат конкурсов «Студенческая весна», «Пушкинский поэтический конкурс». Стихи вошли в коллективные поэтические издания «Становление» (1996), «Альманах одного стихотворения» (2002), в университетские сборники «Воробьевы горы или Новая Каллюпа» (2002), (2009), «Квинтэссенция» (2007, студия «Орфей»), в альманахи «В поисках слова» (2010), «Мнемозина» (2013, 2014).
Публиковалась в журнале «Поэзия», газетах «Московский литератор», «Московский университет», в ряде периодических изданий Волгоградской области. Участница Литературного Клуба «Воробьёвы горы» (АлъманАХ, 2017; 2018), поэтических студий «Грани», «Логос». Участвовала в работе литературной студии «Луч», руководимой Игорем Леонидовичем Волгиным. Стихи размещены также на странице «Вектор творчества» университетского сайта: http://getmedia.msu. Регулярно публикуется в альманахах Интернационального Союза писателей, участница альманаха «Современная поэзия» (2018).
Моему сыну Ване Францеву
Моя Родина – Россия-матушка,
Мое сердце Родиной живет.
В ней Москва соборами украшена,
С моим детством за руку идет.
Малой родиной назвать не хочется
Мощь, хранящую столетий клич.
Только Родина имеет отчество —
Я с рожденья коренной москвич.
И свою судьбу, дела и подвиги
Посвящу России. Испокон
Мои предки присягали Родине,
То священный родовой закон.
Пусть стоит в веках, крепка и огненна
От биенья сыновей сердец,
Моя светлая, святая Родина,
Белых храмов золотой венец.
Моим дедушкам
Василию Семёновичу Петрову
и
Михаилу Егоровичу Азовцеву
Как в Сталинграде было тесно
От пуль, от залпов канонад!
И жизни не хватало места,
Но шел, но бился Сталинград
За каждый камень, каждый выступ.
Пусть за день кто-то сдал Париж,
Здесь, в Сталинграде, дом неистов —
За сотню дней не победишь.
Дом Павлова. Стена в полнеба.
На кирпичах – святой зарок.
Клялись не сдаться наши деды,
Рвались снаряды между строк.
В безумной огненной метели
По дотам разметало вас.
Вы лишь у детской колыбели
Пожали руки в первый раз.
Как годы после битвы седы…
Но помнит стен багровый цвет,
Как вы сражались за победу,
За внучку через сорок лет.
Стоит героем меж веками
Несломленный, упрямый дом.
Как мы гордимся, деды, вами
И знамя Родины несем!
Москвич, родился в 1952 году.
Профессиональный художник-иконописец, имеет два ордена РПЦ. Член Московского Союза художников.
К литературе обратился в 2010 году, пишет стихи и прозу. В 2016-м принят в Союз писателей России. Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси» за 2016 год. Дипломант литературных премий Союза писателей России: «Серебряный крест» (2018), «Лучшая книга года» (2016–2018).
В 2019 году награжден медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе» (Союз писателей России). В 2020-м присвоено почетное звание «Заслуженный писатель МГО Союза писателей России» и вручена медаль МГО СПР «За мастерство и подвижничество во благо русской литературы».
Второй Белорусский проседал и матерно разворачивался, выравнивая извилистую линию фронта.
– Хрена мы тут ядренимся! – рычал замкомвзвода старшина Мезенцев. – Жалеют нас, что ли? Неча! Я с прошлой недели труп. Мне их апрельские штучки вот уже где. Смерти геройской хочу!
Старшина присел, прикрыл голову шинелью и потешно защебетал, будто умом тронулся:
– Мсье дженераль Курочкин[1], вы ж боевой генерал, командующий фронтом! Вот они – немцы, как огурчики, один к одному. Ну че вы ждете, че дожидаетесь?..
Из окопной вьюшки, как на грех, выпорхнул лейтенант Хохловский. Эта «общевойсковая» линейная сволочь за последние пару недель дала повод невероятному количеству кривотолков. И надо сказать, всплеск окопного «толкования» имел две весьма разнородные причины. Наперво (и это главное) Хохловский слыл стукачом. Обо всех «выявленных им лично» неуставных отклонениях он оперативно докладывал начсоставу. Стучал открыто, с этаким угрюмым озорством. С другой стороны, его мерзкие «донесения» сопровождались непривычной на войне беззлобностью. Хохловский закладывал своих боевых «товарищей», как он любил повторять, по обязательной линейной необходимости.
«Не одолеть нам распорядок врага, если мы собственный распорядок нарушаем», – оправдывался он перед товарищами и с этими словами докладывал особисту об очередном питейном инциденте в батальоне.
Хохловский никогда не стучал на товарищей в закрытой от посторонних глаз командирской землянке. Все свои «донесения» он излагал прилюдно на общих построениях или привалах между боями.
Командир знал эту особенность в поведении лейтенанта и всякий раз, завидев Хохловского, старался «побеседовать с лейтенантом» накоротке, без особиста. Особист майор Салютин слишком спешил с донесениями в штаб полка о выявленных (им!) нарушениях общевойсковой дисциплины. Из-за личной подлости майора и его режимного чистоплюйства батальон потерял за последние полтора месяца шесть первоклассных вояк. Об одном из них, старшине Коробкове, командир вспоминал особо.
Случилось это почти год назад. Батальон окопался на подступах к деревне Малые Вражки. Перед утренним наступлением необходимо было выяснить общую огневую позицию неприятеля. Звено Коробкова готовилось идти в разведку. Последний инструктаж.
– Товарищ майор, что передать вашей матери? – шепотом спросил Коробков, когда остальные бойцы группы покинули землянку.
– Женя, как ты?..
– Я разведчик, Алексей Петрович, мне положено все знать.
– Передавать ничего не надо. Я завтра сам… Если получится. Глянь только, горит ли свет. Крайний дом, у мельницы.
– Я знаю.
Наутро приданные батальону два артиллерийских расчета оперативно подавили огневые точки противника, выявленные группой Коробкова. За сорок минут деревня была очищена от немцев. Батальон намеревался продолжить наступление, но пришел приказ закрепиться на рубеже Малые Бражки для переформирования и пополнения личного состава.
…Майор рванул на себя незапертую дверь и вбежал в горницу. На железной кровати у окна лежала пожилая женщина. Не имея сил двигаться, она поглядела на сына холодными черными зрачками, ввалившимися в серые, обтянутые кожей глазницы. Две струйки сухих старческих слез сверкнули в углублениях ее морщинистой кожи. Прикованная к постели, она потеряла связь с миром. Время в доме остановилось и даже понемногу, повинуясь обострившейся памяти умирающей хозяйки, стало откручиваться назад. Немцы не беспокоили. Дом сильно пострадал при артобстреле и был признан негодным для квартирования.
Алексей рухнул у кровати матери. Огненные фронтовые слезы, как два осколка, прожгли глаза.
– Мама, мама… – только и мог выговорить майор.
Он бережно поднес к холодным губам матери фляжку с остывшим чаем и протиснул сквозь сомкнутую линию рта кусок сахара. Старая женщина не имела сил глотать. Она неотрывно смотрела в глаза сыну, потом с усилием разомкнула губы и беззвучно произнесла:
– Как ты нашел меня?
– Свет, мама, в твоем окошке горела свеча!
– Ты видел свет?..
– Нет, мама, не я. Один человек. Его фамилия Коробков.
– Береги его…
Несколько сказанных слов утомили женщину, и она, откинув голову на подушку, забылась сном.
«Как хорошо, что отменили наступление», – подумал Алексей, хлопоча у кровати.
Майор не выполнил материнский наказ. Особист, прознав про спиртовое самовольство Коробкова, сигнализировал в штаб полка. Вскоре за Коробковым приехала группа особого отдела. Женю забрали. Как ни пытался Алексей вмешаться в дело героя-разведчика, все зря, его больше никто не видел, и никаких сведений на служебный запрос Алексея выдано не было.
Что ж, война есть война, военное время – время несправедливое. Однако вернемся к рассказу о лейтенанте Хохловском. Удивительно, но в доносах этого «радетельного уставщика» совершенно отсутствовал элемент «шкурного патриотизма». Хохловский не искал полковых поблажек, не просился в обоз. Более того, в каждой батальонной атаке выказывался первейшим смельчаком.
Как-то раз он умудрился добежать живым до окопа врага, бесстрашно прыгнул на холеные немецкие штыки и задрал пару немцев в рукопашной. А что такое рукопашный бой в чужом окопе, рассказывать не надо.
Лейтенант не боялся получить фронтовой «подарок» в спину от своих же «товарищей». В минуты затишья не сторонился, но запросто подсаживался в кружок и подпевал под гармошку привальные песни. Бойцы же обходили стукача стороной, а оказавшись на привале с ним рядом, угрюмо пересаживались на другое место.
Частенько Хохловский бесцеремонно вступал в чужой разговор или по-мальчишески начинал о чем-то с увлечением спорить. Тогда кто-нибудь из спорщиков прерывал его петушиные речи и, если рядом не значился никто из комсостава, спрашивал лейтенанта:
– Ты что же, дятел иудейский, штрафбат скликаешь на наши головы? Знай, гнида, апрельская землица сыра, ох, пригубит ненароком.
Лейтенант слушал и… улыбался:
– Ой, не понимаю вас, милые дружочки!
От словесного трюфеля «милые дружочки» бойцы дружно зверели. Каждый старался поскорее отойти прочь, сдерживая естественную реакцию фронтового организма на сахарные слова стукача.
– Куда же вы? – вздыхал вслед Хохловский. – Ведь я о деле пекусь. Нам без армейского порядка никак нельзя…
Пятнадцатого марта 1944 года началась Полесская операция. Фронт силами 70-й, 47-й армий атаковал немцев на Ковельском направлении. 61-я армия (в которой воевал лейтенант Хохловский) попыталась занять южный берег реки Припяти. Однако случилась фронтовая неувязка. Немцы каким-то образом разгадали планы командования фронта и умело срезали наши наступательные порядки. Прорыв захлебнулся. Братушек полегло немерено. Лейтенанту ж Хохловскому фронтовые неприятности как с гуся вода: веселый, целехонький, хоть на елку новогоднюю вешай.
С того дня пошла о нем молва: мол, не иначе как нечистая сила заговорила лейтенанта ради ж его поганого языка. Мистика – штука летучая, скоро весь фронт знал: в 61-й воюет нечистая сила.
Бойцы на разные голоса смаковали несуразицу:
– Чтоб уничтожить нечистую силу наверняка, командованию придется положить всю 61-ю. А как иначе? Нечистая – она вроде ветрянки: проявляется не сразу. В 61-й (тут неча и думать!) все друг от друга перезаразились. В расход ее, чтоб фронт спасти!
– Не-е, пусть нечистая сила поможет нам немца побить. А после победы мы с ней как-нибудь управимся. Попа кликнем. Поп не поможет, так мы ее штыком! И закроем вопрос.
– Э-э нет, – говорили третьи, – кровушкой великой полита будущая победа. Сколько кровушки еще выдавит война из русского солдата! Нельзя нашу победу нечистой силе отдавать. Нешто мы ей служки какие? Кровь русского солдата с нечистой силой не смешивается, это точно.
Из ставки фронта, от самого генерал-полковника Курочкина (да-да, того самого месье дженераля), прибыл в батальон штабной офицер с поручением разузнать, что за поверье бродит по войскам и не вредит ли нечистая сила боевому духу геройского личного состава. Командир батальона послал бойца за Хохловским. Тот нашел лейтенанта на самом краю позиции (Хохловский «тайно» подснежники собирал) и передал приказ. Поспешили они по окопному лабиринту до командирской землянки. Но тут послышался отдаленный рев немецкой авиатехники. Действительно, из-за дальнего леса выпорхнуло звено мессеров.
– Ё-моё! – Хохловский остановился, зыркнул по-волчьи и бросился к станковому пулемету Дягтерева, «окопавшемуся» неподалеку.
– Стой! – заорал порученец, прячась под ближайшее укрытие. – У меня приказ доставить тебя живым!
– Или мертвым… – огрызнулся лейтенант и замер, изготовившись к стрельбе.
Тем временем немецкие самолеты выстроились в атакующую цепь и, предвкушая сладость «диалога» с неприкрытой пехотой, помчались, как рой пчел, на расположение батальона. Хохловский поймал на мушку первый по ходу мессер, дождался момента, когда самолет завис над окопом, и дал прицельную очередь. Немец вздрогнул, загорелся и, неуклюже заваливаясь набок, стал падать. Следующие два пролетели над головой Хохловского, поливая свинцом каждый сантиметр передовой окопной линии. Одна «пчелка» надкусила Хохловскому правое плечо. Скрипя зубами от боли, он переложил приклад под левую руку, поймал на мушку четвертую машину и снова дал прицельную очередь. Невероятно, но второй выстрел тоже достиг цели. Мессер накренился и резко пошел в сторону. Через несколько секунд он уже горел, уткнувшись в пашню за спиной Хохловского. Сделав короткий вираж над позицией батальона, два отстрелявшихся мессера пошли на разворот, готовясь к повторной атаке. Пятый мессер («пяточка») пролетел над русским окопом, обрызгав все вокруг смертоносным металлическим дождем. А последовавшие за ним два развернувшихся мессера, как две рассерженные орлицы, пошли прямиком на Хохловского. К этому времени (хотя неторопливым словом «время» невозможно описать мгновенный калейдоскоп происходивших событий) пролетевшая «пяточка» одной пулей прошила сдвинутую набок фуражку и вместе с кокардой оторвала герою правое ухо. А второй пробила лейтенанту грудь и, чудом не задев позвоночник, вышла из спины, вырвав клок мышечной ткани.
Хохловский, задыхаясь от крови, поднявшейся горлом, вжался в пулемет и превратился в один огромный окуляр. Этот стрелковый окуляр, единственный неповрежденный орган тела, «вздыбился» от боли и уперся в фюзеляж подплывающей, как большая рыба, машины с желтыми симпатичными крестообразными чешуйками.
– Какая ты красивая!.. – прошептал Хохловский, теряя сознание.
Последние три слова были сказаны им, видимо, очень громко. Рыба встрепенулась и, раскрыв плавники, метнулась в сторону, оставляя за собой, как каракатица, след черного тумана. Ее дивный серебристый хвост еще какое-то время маячил в сгустившейся черноте неба, но вскоре стал невидим…
Бойцы покидали укрытия и молча толпились вокруг мертвого лейтенанта. Командир батальона снял фуражку и, не говоря ни слова, присел на корточки у ног Хохловского. Кстати сказать, как только загорелся третий самолет, мессеры как по команде развернулись и убрались восвояси. Авиационный гул смолк за дальним лесом, и над всем фронтом нависла короткая целебная тишина.
– Три мессера из гребаной берданки! Точно нечистая вела его… – нарушил тишину замкомвзвода Мезенцев.
– Не-е, товарищ старшина, такое нечистой не под силу, – возразил кто-то из бойцов.
– Похоронить как героя, – сказал командир, поднимаясь и надевая фуражку.
.. Слух о том, что нечистая сила оставила Второй Белорусский, моментально разбежался по фронтам и соединениям Красной армии.
– Ну, братушки! – Георгий Константинович по-мальчишески озорно оглянулся на дверь, подошел к висящей на стене карте боевых действий Первого Украинского фронта и, пока в комнате оперативных совещаний никого не было, распахнул в стороны руки и обнял свои передовые позиции. – Эка мы теперь повоюем![2]
В литературу автор пришел в 2008 году. Сегодня в его творческом арсенале роман, рассказы и миниатюры. Его произведения печатались в сборнике «Образование. Дети. Творчество», с 2016 года публикуются в журнале «Вестник педагога искусств». Он пишет статьи для городской газеты «Новочеркасские ведомости» и газеты «Надежда» Всероссийского общества инвалидов.
Виктор Александрович регулярно устраивает творческие встречи и выставки в школах, колледжах и вузах города и области, активно помогает людям с физическими недостатками, которые хотят реализовать себя в творчестве, принимает участие в международных выставках творчества инвалидов России и мира. Рассказы автора входили в шорт-листы национальной литературной премии «Писатель года» и литературной премии «Наследие». В 2018 году он стал лауреатом VIII Московского международного театрального фестиваля «Давыдовский» в номинации «Лучший сценарий фестиваля» с пьесой «Госпиталь».
Член Российского союза писателей, Интернационального Союза писателей, Международного Союза Русскоязычных Писателей, клуба «Добро».
Уже наступил май, и до праздника 9 Мая оставалось дня два. Как обычно, я пошел гулять со своей овчаркой. Проходя мимо лавочки, я услышал:
– Добрый день, Григорий.
Повернувшись, я посмотрел на лавочку и увидел Фёдора Владимировича.
– Здравствуйте, Фёдор Владимирович!
– Здравствуй, Гриша! Как дела? Давно я вас не видел.
– И я вас давно не видел. Я думал, с вами что-то произошло.
– Да с марта сильно болел. Потом проходил реабилитацию. Сейчас потихоньку выхожу на прогулку.
– А чего так далеко от дому?
– Да мне помогает соседка, благодаря ей. Вернее, Анюта, которая выходила меня.
– Кто такая Анна?
– Моя соседка. Хорошая женщина. Я давно ее знаю. После смерти мужа она опустила руки. Увидел такое, стал ее поддерживать. Вот так мы и стали друг другу помогать.
– Словно ваша жизнь в ее руках…
– Получается так, что Анюта – мой Ангел-хранитель.
– Ясно. Забрать она вас должна?
– Да, только запаздывает. Очень сильно волнуюсь.
– Давайте я вам помогу. У меня время есть.
– Спасибо. Тогда пойдемте.
Подойдя к Фёдору Владимировичу и взяв его под руку, повел к дому. Отойдя от лавочки, Фёдор Владимирович распрямился, как будто скинул лет десять. Шли мы бодро.
– Фёдор Владимирович, поздравляю с наступающим праздником, с Днем Победы.
– Спасибо, Гриша. Не зайдешь ко мне в гости?
– Зайду. Спасибо за приглашение.
– Тогда заходи.
У подъезда мы столкнулись с Анной.
– Фёдор Владимирович, я пришла, а вас нет.
– Извините, я встретил старого товарища, и он предложил проводить меня до дому. Я подумал, что у вас времени нет и вы уже дома. А чтоб вам потом не идти, решил попросить друга.
– Это вы его друг?
– Да, меня зовут Григорий.
– Тогда меня зовут Анна Петровна.
– Анна Петровна, меня Фёдор Владимирович попросил довести до дома.
– Спасибо вам, Григорий. Мне пришлось задержаться. Извините.
– Мне не трудно было помочь.
Поднявшись по ступенькам на второй этаж, я зашел в квартиру к Фёдору Владимировичу, за мной зашла и Анна Петровна. Она пошла на кухню. Через некоторое время с кухни послышался свисток чайника, который нагревался на плите.
Минут через десять стол был накрыт. На столе стоял чайник, три стакана, сахарница и сладости. Сев за стол, начали неторопливый разговор.
– Фёдор Владимирович, я помню, вы всю войну прогастролировали с цирком. Может, расскажете про гастроли?
– Можно или нужно?
– Нужно. Охота узнать побольше о гастролях в войну. Расскажите.
– Хорошо, слушайте.
– Мужчины, а можно я вам расскажу такой случай.
– Расскажите.
– Ну, тогда слушайте. В начале войны я была девочкой, а мои родители служили в авиаполку. В первые дни наш аэродром подвергся массированному авианалету. Это произошло на прибалтийском направлении военных действий.
– И что там произошло?
– А произошло следующее. Летчик по заданию командования полетел помешать вражеским бомбардировщикам разбомбить переправу. Их там было три тройки. Увидев девять немецких бомбардировщиков, отважный летчик ринулся на них. Первыми же выстрелами он сбивает самолет. Другими действиями ломает строй бомбардировщиков, которым пришлось сбросить свой груз недолетая. Сбросили.
– Что дальше произошло?
– Дальше?
– Да.
– Летчик «Чайки» догоняет отставший самолет и показывает ему лететь за ним. Сначала немецкий летчик попробовал воспротивиться, но пара очередей показала, что намерения русского летчика сбить его серьезны. Но и русский летчик не может понять, почему немец без сопротивления подчинился ему Ихний полет продолжался не более четверти часа. Подлетая к аэропорту, летчик передал по связи, что взял в плен немецкий самолет и они летят на аэродром.
– И как аэродромная ПВО не сбил немецкий самолет?
– В том-то и дело, что ПВО была предупреждена командиром авиаполка. Летчиком той «Чайки» оказался командир полка. Вот он и взял в плен немецкого летчика. Второй пилот – стрелок – был убит, а сам летчик был в том бою ранен. Говорят, приземлившись, он потерял сознание. Так и был арестован.
– Чем закончилось?
– Тот летчик был отправлен в Москву. О дальнейшей его судьбе никто не знает. Я про этот случай слышала от маминых друзей.
– Понятно. Я бы не поверил, если б не услышал от людей, которые пережили эту войну.
– Вы знаете, Григорий, моя мама потом воевала, и притом на «Чайке». Их было мало, но они наносили ощутимый урон врагу.
– Не может быть!
– Да, так и было. Я где-то читала, что в первые дни войны хорошо потрепали врага. Да сейчас постараюсь принести те записи, которые у меня хранятся.
Выйдя из комнаты, Анна направилась к себе.
– Вы знаете, Фёдор Владимирович, я в детстве очень сильно увлекался самолетами, а особенно теми, которые летали в Великую Отечественную войну.
– Мальчики, я принесла свои записи.
– Мы ждем.
– Вот, слушайте. Уже в первом вылете летчикам 122-го полка удалось сбить четыре вражеские машины.
Первая встреча «Чаек» этого полка с противником произошла в районе населенных пунктов Черлена – Мосты – Гродно. Встретив большую группу немецких самолетов, советские пилоты уничтожили семь машин, потеряв четыре свои. Читала и другие записи.
– Да, самолет «Чайка» – хорошая машина.
– Ну, друзья, спасибо за проведенное время. С наступающим вас праздником.
Вернувшись домой, я стал искать свои записи о самолете И-153. Найдя, открыл тетрадь и начал читать: «Создан в ОКБ Поликарпова в 1938 году. При разработке конструкторы ОКБ Поликарпова стремились максимально облегчить и перевооружить истребитель для современного воздушного боя. Съемным сделали кислородное оборудование, устаревшие пулеметы заменили на скорострельные. Основное отличие – убираемые колеса (лыжи) – позволило достичь скорости 430 км/ч. Введена бронеспинка. Считался наиболее совершенным серийным истребителем такой схемы».
25 августа 2021 г.