Саша Береста
Другой
– Рад тебя видеть, Миша.
– А я-то! – засмеялся Болдин, чуть приобнимая друга. Сняв пальто, мужчина повесил его на крючок в прихожей и скинул с ног ботинки, осторожно пристраивая их рядом друг с другом на коврике. Уже практически уверенный в том, что день прошел относительно неплохо и без ссор, мужчина радостно глянул на друга,
– А где Маша?
– О, она спит. Сегодня весь день ходила бледная, жаловалась на головную боль, – юноша изобразил печаль на лице и вздохнул. Михаил свел брови домиком.
– Ох… Ну пускай лежит, – вздохнул Болдин.
– Это верно. Пройдем?
– Ага!
Оба прошли в гостиную, устраиваясь на диване. Михаил положил ногу на ногу и, глянув на Алексея, улыбнулся, будто не было ни ссор, ни неприятного разговора и второму пришлось ответить взаимностью. Но тут Михаил потупил взгляд:
– Леша, ты… Ты ведь ищешь работу?
– Ищу, – юноша глубоко кивнул, – Даже почти нашел. А что такое?
– О, это замечательно! – воскликнул мужчина, искренне радуясь, – Я правда рад! А… Да, понимаешь… – Болдин потупил взгляд, на что Алексей усмехнулся.
– Жена?
Михаил мягко усмехнулся, поднимая глаза на друга, безмолвно соглашаясь.
– Понял, – кивнул Алексей, – Да, я понимаю. Мне она уже четко дала это понять.
– Ха-ха, да… Погоди, что? – неуверенный в том, что правильно понял, Михаил похлопал глазами.
– Да, она уже сказала мне о том, что мне было бы неплохо уйти, – спокойно ответил юноша, на что собеседник чуть порозовел.
– Боже мой, прости, пожалуйста… Понимаешь, она сейчас переживает не самые лучшие времена и…
– Как давно у тебя этот рояль? – внезапно спросил Сехинов, мгновенно потерявший интерес к разговору.
– А… Он был со мной сколько я себя помню, – слабо улыбнулся мужчина, нежным взглядом оглядывая лакированные клавиши.
– То есть ему больше тридцати? – удивленно спросил Алексей, – Это же целое состояние, разве ты не понимаешь?
– Наверное. Я не уверен, но скорее всего так и есть, – мужчина вопросительно глянул на Сехинова, – Почему ты так говоришь?
Алексей вздохнул.
– Послушай, Миша, я знаю, что музыка для тебя очень много значит. Но, знаешь, люди любят себя убеждать. Кто-то однажды написал о том, как прекрасна может быть любовь и как ужасно убийство – все любят, и редко убивают, но, друг мой, если бы в книге было написано наоборот, поверь мне, люди бы упивались пролитой кровью, – юноша улыбнулся, обняв недоуменного друга за плечи, – Так же и с искусством. Без людей мир бы мог процветать, а мы испортили его, сделали наше существование бессмысленным, лишь некоторые понимают это. Так вот, искусство – попытка найти свой смысл в жизни. Я понимаю, что ты видишь в музыке успокоение, возможно, даже приравниваешь её к некой магии, которая помогает тебе справиться с жизненными проблемами, скорее всего ты считаешь, что музыка – это то, ради чего стоит жить, но, поверь мне, это не так. Я говорю тебе все это не с целью обидеть, – юноша подвинулся к Болдину ближе, – я лишь хочу тебя образумить. Ты вовсе не глуп, я очень тебя уважаю и уверен, что ты сможешь стать таким же, как и я.
Михаил ошеломленно смотрел на друга, напряженный и не на шутку испуганный его словами. Теперь это не было похоже на юношеские амбиции, это не на шутку разыгравшееся мировоззрение.
– Как… Ты?..
Юноша улыбнулся.
– Продай рояль, Миша
– ЧТО, – Михаил округлил глаза и от неожиданности вытянул шею, в полнейшем изумлении смотря на Алексея, чувствуя, как сердце его пропустило удар.
– Продай рояль, – совершенно спокойно повторил юноша, – Ты получишь достаточно, чтобы переехать из этой дыры и сможешь еще неопределенное время жить на эти деньги.
– Нет!! Категорически нет! – почти кричал испуганный Болдин, теперь действительно обеспокоенный мыслями юноши. – Это… Это мое прошлое! И будущее!
– А настоящее? – подколол Алексей мужчину, невероятно этим довольный.
– А… И настоящее.
– Забавно как ты обесценил настоящее, да? – Сехинов усмехнулся, – Мы никогда не думаем о настоящем. Раньше думали о нем, как о будущем, когда оно еще не наступило, но пройдет время, и оно станет прошлым. Однако пока думаешь о будущем, ты не живешь в настоящем, – Алексей вдруг схватил мужчину за руку, впившись серьезным взглядом в испуганные глаза, – Создай свое настоящее, Болдин. Продай рояль, и не придется думать о будущем.
– Но… Он и есть мое настоящее…
– Твое настоящее – это дряхлая квартира, которую ты делишь с нелюбящей тебя женой.
– Что?! – возмутился Михаил, встрепенувшись, – Ну нет, это уже ни в какие рамки не лезет, ни в какие! Ты не имеешь права!..
– Жена спит, – напомнил Алексей, – Разбудишь.
Михаил сначала опешил, но затем стал на порядок тише.
– Ты не можешь так говорить, Леша. Зачем ты это говоришь? – недоуменным шепотом спросил мужчина.
– Я хочу, чтобы ты знал правду.
– Какую еще правду?
– Маша сказала мне, что устала от тебя. Но ты ей удобен, поэтому она остается с тобой.
Алексей едва сдержал улыбку.
«Не понимаю, почему меня все еще не взяли в актеры».
– Ч-что?.. – замер Болдин, не веря услышанному, – Нет-нет, это период такой, я знаю…
«А его не пронять. Видно, сильно привязан к жене, – усмехнулся Сехинов, – Ладно, с него достаточно. И так я его измучил».
Алексей пожал плечами.
– Она просила меня тебе не говорить, чтобы не расстраивать, но я считаю, что ты должен знать, – без особой заинтересованности сказал Алексей, вставая с дивана, – Будь я на твоем месте, я бы не показывал, что обо всем знаю, а проследил бы за ней. А теперь, позволь, я хочу немного прогуляться.
Сехинов пошел к прихожей, оделся и вышел, оставляя бедного Михаила с кучей вопросов, причем запретив ему получить на них ответы. Мужчина поджал губы, смотря на дверь, которая вела в их с женой спальню. Выдохнув, Михаил постучался и осторожно приоткрыл её, глядя на кровать, на которой лежала жена спиной к нему. Решившись, Болдин подал тихий голос:
– Маша?.. Ты спишь?..
– Нет… – ответил ему тихий, сиплый голос, но женщина не повернулась.
– Привет, я… Не помешал?.. –мужчина зашел в комнату, садясь на край кровати, – Я хотел бы немного поговорить о…
– Что тебе сказал Сехинов? – спросил тихий высокий голос.
– О… Он… Да ничего, мы говорили о музыке, – Болдин напрягся и хотел было продолжить свою незаконченную мысль, но вдруг:
– Миша, прости, я хочу побыть одна. Уходи.
– О… Конечно… – мужчина встал с кровати на ватных ногах, подрагивающей рукой взявшись за дверную ручку, после чего сглотнул. Голос дрогнул, – Я… Поиграю немного? – мужчина обернулся на женщину, надеясь хотя бы сейчас увидеть её лицо, но он заметил лишь то, как она безразлично пожала плечами. Мужчина не на шутку встревожился и притих.
– Спасибо…
Дойдя до рояля, Болдин сел на стул, взволнованно схватившись за крышку инструмента, будто ища у него поддержки. Широко открытые взволнованные глаза блуждали по комнате, пока мужчина рвано дышал, стараясь одолеть своеобразную панику. Неужели Лексей не соврал?.. Нет, это требует проверки. Выдох. Еще один.
Кажется, ему становится легче. Более-менее успокоившись, мужчина все-таки решил сыграть что-нибудь, надеясь, что так он сможет успокоиться окончательно. Это глупости, все у них с женой в порядке… Это Сехинов его запугал… Выдохнув еще раз, Михаил занес руки над клавишами, исполняя Венгерскую Рапсодию Листа – она могла бы помочь ему справиться с эмоциями. Но что-то было не то… Пальцы не попадали на нужные клавиши, мужчина не мог сосредоточиться, а музыка не влекла за собой никакого смысла. Сначала Болдин нахмурился, не понимая, что делает не так, но вдруг вскочил со стула, отстраняясь от рояля, ослепленный догадкой. В глазах появились слезы. Неужели все, что говорил Алексей – правда?.. Но нет-нет, раньше ведь он мог отдаваться музыке! Но ведь раньше он и не думал о цели, когда играл. А теперь, когда он знает, что все это бессмысленно…
– Что же мне делать?.. – совсем отчаявшись, спросил Болдин сам у себя.
Михаил закрыл лицо руками, не веря, что он сам разрушил то, что привык считать смыслом всей жизни. Он ничего не чувствует.
VI
Шли дни. Сехинов прекрасно видел, насколько его небольшое вмешательство в личную жизнь Михаила повлияло на его отношения с женой, поэтому не собирался наносить новых ударов, поскольку пока что план Алексея работал так, как было нужно, хотя юноша не всегда понимал, что происходит с другом: поначалу Михаил просто был очень напряжен и взволнован, часто заглядывал в лица то жены, то Алексея, пытаясь уловить их настроение, но, как только Марии это надоело и она высказала мужу в лицо свое недовольство, он перестал так делать. Затем, когда мужчина понял, что дело не в его сожителях, начал искать причину в себе. Он ходил задумчивый, хмурый, полюбил ночные прогулки и оброс негустой бородой, отказавшись от ношения бакенбардов. Однажды Алексей из чистого любопытства спросил у друга, из-за чего он решил сменить имидж, на что Болдин отмахнулся, и Алексей почему-то очень четко запомнил его слова: «Да зачем их (бакенбарды) носить? Неудобно и ухаживать надо, время отнимает. А борода… Довольно удобна».
Сехинов понимал, что это лишь оправдание, а не причина, но рассуждать об этом не пытался и не хотел. Теперь, видимо, осознав, в какую пучину бренности жизни его затянуло, Болдин превратился в что-то среднее между своей первой беспокойной стадией и второй меланхолично-отстраненной: он очень хотел вернуться к своему прежнему образу жизни, но мысль о том, что все в этой жизни бессмысленно, не давала ему покоя. Болдин и на работе перестал быть «веселым дядюшкой», ходил и смотрел на лица коллег, прекрасно осознавая, что они не чувствуют того же, что и он, даже не волнуются об этом. Бывали моменты, когда Михаил находил аргументы из религии, но ему нужно было подтверждать свою правоту, чтобы утвердиться в ней точно, а подтверждать её нужно было у того, кто уже однажды поставил её под сомнение – мужчина сразу шел к Алексею, но Сехинов был прожженный атеист, и раз за разом делал рану разочарования в чутком болдинском сердце только глубже, абсолютно всегда выигрывая в спорах лишь потому, что Михаил был совершенно не приучен спорить, а, наоборот, обладал редким умением слушать, принимая точку зрения собеседника, а также умел проигрывать, из-за чего, наверное, редко брал реванши. Из-за глубочайшего разочарования и в своей жизненной позиции, и в людях, Болдин стал закрытым, тихим, но пока что не терял надежды повернуть время вспять, все еще при каждой удобной возможности пытаясь найти повод посмеяться, обрадовать других и себя в том числе, пускай это и была временная, слабая радость, а его всегда беспокойные, но до сих пор доверчивые, еще не до конца потерявшие веру в лучшее глаза всегда смотрели будто с неким удивлением и скорбью одновременно. Что касается жены… Про неё можно сказать немного. Алексей не сильно ей интересовался, но видел, что она почти не разговаривает с мужем. Видимо, обидные слова Сехинова о ней, как о плохой жене, навсегда въелись ей в память, а дальше она, как тогда думал Сехинов, додумала что-то сама и, замечая, в каком состоянии находится мужчина, решила ему не мешать, даже не догадываясь, что делает только хуже.
Единственным, кто действительно наслаждался процессом, был Сехинов. Он невероятно гордился беспорядком, который он учинил меньше, чем за неделю всего лишь одной небольшой ссорой.
«Как однако интересно все вышло… Я хотел сделать Мишу похожим на себя и понимал, что ради этого нужно будет его сломать, но я ожидал, что он хотя бы будет сопротивляться! А все оказалось так просто, – усмехнулся юноша, сидя на излюбленном диване на этот раз без книги. Незачем делать вид, что ты чем-то занят, если никто не обращает на тебя внимание, – После того, как я его сломал, мне нужно его «починить», но делать это я буду по-своему… По-сехиновски».
Вдруг юноша услышал, как вставляется в дверной замок ключ. Сехинов обрадовался – будто по заказу! Алексей открыл другу дверь, поприветствовал, отправил на кухню и разогрел приготовленный Марией ужин. Стоит отметить, что в этот день Михаил был удивительно молчалив и выглядел более уставшим, чем всегда, но глаза его, теперь будто присыпанные пеплом, смотрели уже не так печально, скорее безразлично и смиренно. Заметив это, Сехинов быстро смекнул: «Начал привыкать. Нужно начинать его перевоспитывать сейчас, иначе может быть поздно». Как только ужин был окончен, Алексей любезно проводил друга на диван, усаживаясь рядом. Только вот в голову никак не лезли нужные слова… Ему нужно было многое сказать мужчине, очень многое, как вдруг…
– Ты когда-нибудь наблюдал за облаками? – внезано спросил Болдин, оказывается все это время смотревший в окно.
Алексей поднял брови, не ожидав такого вопроса, но ответил довольно быстро в своей спокойной манере:
– Все когда-нибудь наблюдают.
– А по-настоящему? – Болдин повернулся к юноше, устремляя на него уже не веселый, но будто повзрослевший взгляд.
Сехинов вопросительно нахмурился, что было, честно говоря, едва заметно. Михаил попытался объяснить:
– Ну… Знаешь, в детстве казалось, будто они совсем еще далеко.
– Так и есть.
– Неа… Сейчас кажется, что они совсем близко, – мужчина мечтательно посмотрел в небо через окно, – будто я сейчас встану и достану их одним пальцем.
– Хах. Что ж, гордись, ты дорос до небес.
Михаил замолк, тут же опустив глаза. Мужчина медленно начал:
– Разве гордиться?
– М?
Болдин вздохнул, жалобно посмотрев на друга.
– Все так ужасно обесценилось, Леша… Раньше посмотришь на небо, думаешь, мол, никогда мне не дорасти, а сейчас ты мне предлагаешь гордиться этим… Разве так правильно? Алексей впал в ступор окончательно.
– Я не понимаю.
– Не к чему стремиться, – вздохнув, Михаил отвернулся, грустно смотря в пол, – Если бы я как и раньше боялся облаков и уважал их величие, может, был бы счастлив.
– Что это за бред? – почти воскликнул Алексей.
– Да не бред… Понимаешь… Человек ведь живет ради того, чтобы развиваться, а перестает как раз когда допускает мысль о том, что он, может, уже и дорос до вышки, зачем дальше… Хотя до неё не дорасти. Я вот думаю, – Михаил совсем слабо улыбнулся, – Если бы… Люди так боялись и уважали Бога, наверняка люди не были бы… Такими. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Сехинов был готов взвыть. Совсем это не то, до чего должен был дойти Болдин, совсем! Ладно. Придется его довести до этого.
– Послушай, Миша… – Алексей хотел было положить руку на плечо друга, но вспомнил, что тот еще не переодевался, и брезгливо смощился, опуская руку обратно.
«Хорошо, что Миша не заметил, а то пришлось бы руку класть на… Это».
– Знаешь… Ты прав, – улыбнулся Алексей, – Многие люди не понимают, кто стоит на вершине, не знают, кого должны слушать, а кого – нет. Ты прав! – желая приободрить мужчину, воскликнул юноша, улыбаясь, – Ты совершенно прав!
Болдин, до этого молчаливый, поникший, вдруг поднял на друга сверкающие надеждой глаза и первый раз за все эти дни под бородой показалась настоящая улыбка.
– Слава богу, я в чем-то прав! – воскликнул он и, смеясь, вдруг ринулся к Алексею, внезапно обнимая его, из-за чего по спине юноши пробежали мурашки, а сам он в ужасе задержал дыхание.
«Нет-нет-нет, только не это! У него же рабочая одежда, а у меня домашняя! Я… Черт, меня сейчас вырвет…».
Но Болдин успел отстраниться быстрее, благодарно смотря на друга.
– Спасибо… Спасибо тебе, Лешка! – он вновь улыбнулся, – Я знаю теперь, что хоть в чем-то прав…
– Да… Да, ты прав… – неловко начал юноша, очень некомфортно себя чувствуя из-за ощущения рабочего «осадка» на своей мягкой одежде, – Прав в том, что того, кто на вершине, нужно слушаться. Но… Этот «кто-то» – это человек. Бога нет, Миша.
Болдин, до этого наконец радостно улыбающийся, вдруг застыл, даже не изменив гримасу на лице. Улыбка лишь спустя какое-то время начала постепенно исчезать.
«Хорошо, дам тебе время» – терпеливо сказал сам себе Алексей.
– То есть… Ты хочешь сказать… – совсем тихо, испуганно зашептал Михаил.
– Да. Мы ходили вокруг да около, я хочу тебе сказать, что наверху ничего нет.
Болдин долго молчал, иступленно смотря на друга. Вдруг неожиданно даже для самого себя он вступил в серьезный спор:
– Послушай, зачем же тогда вообще жить? Наверху ничего нет, внизу, значит, тоже, всем вершат люди. Все, кого ты любишь, умрут, а потом умрешь и ты сам. Вера дает ответы на все человеческие вопросы, и я в ней не ошибаюсь, я знаю, – крайне серьезно проговорил Михаил, отчего Алексей польщенно поднял брови.
«Ого! Все-таки чем-то помогли эти депрессивные деньки, ты смог кое-что перенять… Посмотрим, дойдешь ли ты до конца». Сехинов спокойно продолжил дискуссию:
– Вера убеждает людей в том, что они не бесполезны, что, если будут слушаться и покорно исполнять приказы «божьи», – Павел жестами показал кавычки, на что Михаил невольно вздрогнул, – Заслужат награду в виде вечной жизни. Библия и Коран – это фантастика, выдуманная каким-то умным человеком, стоящим во главе церкви.
– И что же, любви тогда тоже нет? – провокационно спросил Михаил, выпрямляясь.
– Любовь есть. Отрицать любовь – то же, что и отрицать всю науку, – вполне довольно ответил Алексей, – Единственное, что мне не нравится, так это то, что этому явлению придают слишком большое значение: совершают подвиги, бросаются с крыш… Это все глупость. Михаил молчал, переваривая все, что сказал ему друг, вскоре очень медленно и четко проговаривая все свои слова. В глазах помимо глубокой серьезности показался не менее глубокий страх.
– Как «глупость» может сподвигнуть человека на шедевр? Заставить совершать подвиги или, наоборот, прыгать с крыш из-за неразделенных чувств? – голос Михаила задрожал, – И ты меня тоже… Считаешь глупцом?
«Интересный монолог, – усмехнулся Сехинов, – Жаль, что короткий».
– Ты не глупец. Я считаю тебя очень умным человеком, – честно ответил Алексей, – Но ты заблуждался. А я выведу тебя из этого заблуждения.
Болдин смотрел на юношу безумными от смешанных чувств глазами. В его взгляде было все: страх, горечь, разочарование, шок, злость, а потом появились и слезы. Но Михаил быстро их сморгнул, смотря вниз. Мужчина рвано и тяжело дышал, словно сдерживая порыв новых слез, но вскоре и дыхание нормализовалось, став спокойным и ровным. Алексей завороженно наблюдал за этими изменениями, чувствуя себя ребенком около разноцветной карусели, только то, что происходило с Михаилом, происходило не само по себе, а по воле Сехинова. Прекрасно понимая, что именно сейчас происходит кульминационный момент перевоспитания, юноша не мог сдержать восторженной улыбки, мгновенно выросшей на его лице.
Михаил поднял взгляд. Серьезный и… Мертвый. Такой бывает у солдата на войне, он называется «взгляд на две тысячи ярдов», когда человек не может осознать, что с ним. Голос Болдина был странным, он словно охрип за несколько мгновений, состарился за пару секунд.
– Я понял. Мне нужно идти.
Глаза мужчины заслезились, и он встал с кровати, быстро перемещаясь к себе в комнату. Сехинов, будучи под сильным впечатлением, лег на диван, поджав ноги, и устремил взор в потолок.
«Я… Впечатлен, – сказал он сам себе, – Но я не верю, что это произошло так быстро. Его вера не могла быть слаба, если он так переживал; значит, кто-то уже не раз пытался донести до него мою мысль до меня… Но кто? И почему именно мои слова его так задели, заставили задуматься? – Сехинов задумчиво почесывал подбородок,
– Очень странно. Возможно, я сначала обнадежил его, а затем сломал… Нет, я делал так и раньше. Скорее всего, он сам нашел подтверждение моим словам или кто-то до меня подорвал его уверенность на работе… Это самое разумное объяснение. Впрочем, мне не о чем переживать, – Алексей чуть поерзал, устраиваясь поудобнее. – С союзником добиться вершины мира будет намного легче. Я выиграл эту войну, – задумавшись, Сехинов добавил, – но все-таки рояль он никогда не продаст».