До Северных ворот было рукой подать. Двое карманников увязались было следом, но, наткнувшись на мой «приветливый» взгляд, предпочли убраться восвояси.
С Триумфальной арки на меня взирали вытесанные из камня лица солдат, павших в балканской битве у Железных ворот. Через дорогу припарковался автомобиль с лазурными полосами над покрышками. Я юркнула в салон, назвала адрес, и машина тронулась. Водитель курил, как паровоз, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Висок терзала ноющая боль. Веки слипались. Такси перекатило через реку на юг цитадели и затормозило у стен церкви. Расплатившись, я побрела по сугробам к кофейне на углу.
Несмотря на специфическое название, выглядела «Скорбящая матерь» вполне буднично. Тент над уличными столиками провис под тяжестью снега, фасад был выкрашен в цвет павлиньей синевы, по бокам от двери – эркерные окна, подернутые инеем. Меню обещало гостям горячий пряный «Мекс» и лионскую кухню.
Переступив порог, я соскребла с ботинок грязь и снег. Устроившись в плетеных креслах, посетители ели, общались. Проверив, на месте ли очки, я направилась к официантке.
– Bonjour, – поздоровалась она.
– Bonjour, – ответила я и, подавив опасение выставить себя полной идиоткой, добавила: – Je voudrais un café sombre, s’il vous plait[8].
Официантка и бровью не повела:
– Très bon choix, Madelle[9].
Она проводила меня через зал, мимо столиков и фотографий в рамках. Потом достала из фартука ключ и, отворив потайную дверь, стала спускаться по винтовой лестнице.
Миновав последний пролет, мы очутились в туннеле, наполненном камерной музыкой и гулом сотен голосов. Очевидно, в Париже много любителей сумеречного кофе.
Официантка обогнула статую женщины в вуали с собственным сердцем на ладонях. У постамента, озаренного пламенем свечей, застыл коленопреклоненный невидец. В голове зашевелились смутные воспоминания: тонкий дымок, речи, звенящие под сводами.
Кофейня делилась на уютные зоны, на столиках горели свечи – единственный источник освещения. В воздухе витала терпкая смесь табака и астры. Среди посетителей преобладали ясновидцы. Значит, я на верном пути.
В самом большом зале, где квартет ясновидцев развлекал публику игрой на барочных скрипках, альковы были переоборудованы в отдельные кабинки и задернуты алыми бархатными портьерами. Оккупировав единственный незанятый альков, я опустилась на мягкий диванчик. Официантка поставила передо мной бокал кровавого «Мекса», корзиночку с хлебом и удалилась, плотно зашторив портьеры. Я сняла перчатки и погрузилась в изучение меню, пестревшее всяческими деликатесами, от «кладбищенского кассуле» до «мрачного пирога».
Меня неудержимо тянуло в сон. Боль во всем теле вернулась. Я поплотнее запахнула пальто и стала клевать носом.
Вскоре на пороге возник Арктур. Полог за ним захлопнулся, отрезав кабинет от внешнего гула.
– Местечко вполне… вполне в твоем стиле. – Я потянулась к корзиночке с хлебом. – Как ты вообще набрел на эту кофейню?
– А чему ты удивляешься? Я ведь революционер со стажем.
– Ага, революционер. С патефоном подмышкой и аристократическими повадками.
– Издеваешься, Пейдж Махоуни?
– На полную катушку, – ответила я и пригубила «Мекса». – Ну правда, кто навел тебя на кофейню?
– После того как Франция капитулировала, здесь устраивали тайные богослужения. Потом подземелье облюбовала творческая прослойка. Девять лет назад Нашира велела Альсафи разыскать одного художника-смутьяна, и поиски привели его сюда.
– А потом? Альсафи выдал художника?
– Художника выдал, а о подземелье умолчал. Альсафи всегда поступал с оглядкой на милость наследной правительницы.
Альсафи был вынужден идти на компромисс с совестью. Скольких он погубил, дабы избежать разоблачения, а после ценой собственной жизни спас мою шкуру.
– Зачем мы сюда притащились? – спросила я, отогнав леденящее кровь воспоминание о последних минутах Альсафи.
– По двум причинам, – отозвался Арктур. – Во-первых, туннель может примыкать к carrières или служить местом встречи для людей сведущих. Вдруг ты нащупаешь здесь ниточку к Мелюзине.
– Была такая мысль, – призналась я, поглядев в щель между портьерами. – А вторая причина?
– Тебе полезно отдохнуть.
– Спасибо! – рассвирепела я. – Наотдыхалась за три недели! Если хотим вернуться на явку засветло, мы должны срочно разыскать Мелюзину.
Рефаит не дрогнул:
– Полчаса погоды не сделают. Но если ты скажешь, что вымоталась за день, мы немедленно встанем и уйдем.
Я собралась с духом, готовая соврать как можно убедительнее, но тут, как по закону подлости, боль каленым железом пронзила грудь.
– Ненавижу… себя за слабость. – Мое судорожное дыхание едва не погасило свечу. – Раньше я носилась по городу ночи напролет. Дралась с настоящими бугаями. – Мои пальцы впились в стакан. – Наша общая подруга меня не убила, но покалечила, фактически превратив в инвалида.
– По-твоему, все, кто побывал в ее лапах, – инвалиды? – осведомился Арктур.
– Прости, – смутившись, я тронула его за запястье. – Конечно же нет.
– Почаще напоминай себе об этом. – Мерцающее пламя отбрасывало узорчатые тени ему на лицо. – Бороться не обязательно на кулаках.
Не знаю, что послужило катализатором. То ли приглушенный голос рефаита. То ли прикосновение к его теплой коже. То ли алые драпировки, отрезавшие нас от внешнего мира.
Его глаза потемнели. Уверена, он тоже вспомнил тот вечер. Я спешно убрала руку:
– Ладно, попробую проглотить что-нибудь, через силу. А после отправляемся на поиски Мелюзины. Договорились?
– Договорились, – кивнул рефаит.
Потягивая «Мекс», я не переставала удивляться своему порыву, хотя еще две недели назад боялась, что уже ни с кем и никогда не смогу сблизиться. Во время водных «процедур» Сухейль твердил, какая я мерзкая, отвратительная, и, натешившись всласть, перепоручал меня легионерам для новой экзекуции.
Первую неделю после побега я шарахалась от Арктура – Сухейль не только растоптал мою самооценку, но и внушил страх перед любым прикосновением, уравняв его с болью. Теперь, дотронувшись до Стража без содрогания, я одержала маленькую, но победу.
Другая официантка приняла у меня заказ.
– Великолепное произношение, – похвалил Арктур, едва мы остались наедине. – Как у коренной француженки.
– Спасибо. Мне очень повезло с педагогами, сначала в Ирландии, потом в Лондоне. Кстати, лондонская учительница считала мое знание ирландского неоспоримым преимуществом. На момент окончания школы я свободно владела французским – и продолжала оттачивать навык.
– С твоей учительницей случилась беда? – спросил Арктур после короткой паузы.
С каждым днем он все лучше «читал» мою мимику.
– После отъезда из Ирландии я умоляла отца хотя бы дома практиковать родную речь. Он отказался. Но я не отчаивалась, втайне разговаривала сама с собой, однако в силу возраста мой словарный запас отставлял желать лучшего. Мадель Аляр раздобыла где-то словарь, ставший мне отличным подспорьем. – Огонек свечи задрожал. – Ее повесили два года назад. За подстрекательство. Наверное, слишком часто протягивала руку помощи обездоленным.
– Сочувствую.
Я кивнула, стараясь выбросить из головы образ раскачивающегося тела у Ворот висельников.
Вернулась официантка с серебряным подносом. Выставив мой заказ, сервированный в погребальной – без шуток! – урне, она скрылась за портьерами.
– Тематическое оформление у них на высоте. – Я зачерпнула кассероль из фарша, жемчужной фасоли и баранины, запеченных прямо в урне. – Ну, хватит обо мне. Лучше поделись, как тебе удается незаметно шнырять по цитаделям.
– С чего такие вопросы? – удивился Арктур. – Ведь ты как никто постигла искусство маскировки.
– Просто любопытно. – Я подула на вилку. – Надо спрашивать, пока есть возможность.
– Рефаиты материальны лишь частично. Саркс, наша священная плоть, позволяет нам попирать законы людской вселенной. При моем приближении камеры улавливают лишь тень.
– Так и знала, что есть подвох!
– Мне надоело таиться от тебя, Пейдж. Спрашивай, о чем хочешь.
– И ты ответишь?
– Постараюсь. Как ты собираешься искать Мелюзину? – поинтересовался он, когда урна наполовину опустела.
– В Синдикате я как рыба в воде.
– Париж не Лондон.
– Конечно нет, что не может не радовать, учитывая тягу Сайена грести цитадели под одну гребенку. Синие фонари, когорты, белые кебы и автобусы. – Я зачерпнула еще кассероли. – Никогда не угадаешь, как преобразится город. Сайен оказал нам огромную услугу, пытаясь упорядочить абсолютно все. Криминальные сети так похожи, поскольку задумывались как пристанища для тех, кто лишен пристанища в цитаделях. Они сродни промежуткам между ребрами – всегда одинаковые, человеку сведущему не заблудиться.
Арктур смотрел на меня не отрываясь. Под его пристальным взглядом я невольно расправила плечи, убрала со лба упавшую прядь и в сотый раз пожалела, что не умею читать мысли.
– Отрадно очутиться с тобой именно в цитадели Парижа, – произнес он чуть погодя.
– Взаимно.
– Представляю, как ты упиваешься ролью наставника.
– Ничего подобного.
– Наглая ложь!
– Ну ладно. Упиваюсь. Самую малость.
– Имеешь право.
Я вымакала хлебом остатки соуса, поминутно посматривая в зазор между портьерами.
Сначала в зале не происходило ничего интересного. Вскоре опытный глаз выхватил из толпы медиума. Поравнявшись с компанией прорицателей, он сунул одному скомканную записку и растворился в толпе. Развернув бумажку, прорицатель допил салеп и, накинув пальто, направился к выходу.
– На ловца и зверь бежит. – Я соскользнула с диванчика. – Встречаемся у церкви через двадцать минут.
За короткое время, проведенное в катакомбах, небо заволокло свинцовыми тучами, поднялась пурга. Я тенью следовала за прорицателем, ни на секунду не упуская его из виду.
Внезапно добыча свернула в тупиковый проулок. Отступив в тень, я наблюдала, как прорицатель топчется под фонарем. Возникшая словно из-под земли девчушка передала ему сверток в обмен на пухлый конверт. Мне пришлось буквально вжаться в стену, чтобы прорицатель не засек меня на обратном пути.
В переданном свертке либо нумы, либо эфирные наркотики. Так или иначе, у девчушки есть поставщик. Вот и очередное звено в цепи.
Спрятав деньги в карман, курьер зашагала прочь из тупика, но вдруг застыла, словно заяц, почуявший хищника. Не дав мне опомниться, она подскочила, промчалась мимо двух припаркованных машин и, подтянувшись на руках, перемахнула через стену.
Пользуясь своим даром как локатором, я рванула по параллельной улице. Девчушка неслась окольными дворами, петляя среди домов, я же двигалась напрямик и, добравшись до оживленной части квартала, укрылась за деревом.
Беглянка высунулась из-за кофейни, повертела головой и, успокоившись, снова тронулась в путь. Я не отставала ни на шаг и вскоре уткнулась в ржавые ворота. LE CIMETIÈRE DU SUD, «Южное кладбище», гласили серебряные буквы над входом, хотя и без указателя было понятно, куда меня занесло.
Кладбище было цитаделью в цитадели. Солидную часть Монпарнаса усеивали десятки тысяч могил, датированных прошлыми столетиями, когда Франция еще не склонилась под бременем Якоря. В целях экономии пространства и искоренения практики общения с мертвыми Сайен упразднил стандартные похороны в угоду кремации и компостированию. Горевать и оплакивать покойных дозволялось в очень скромных пределах, сама же мысль, что ваши близкие не канули в небытие, приравнивалась к паранормальному поведению.
Под укромной сенью надгробий я проводила девчушку до склепа, возле которого стояла женщина с карманными часами в руках. Девочка вручила ей пачку банкнот, телефон и два пухлых бумажника.
При виде меня беглянку как ветром сдуло. Кума резко обернулась, ладонь ее легла на рукоять шотландского кинжала за поясом.
– Любопытные долго не живут. К счастью, кладбище у нас под боком. Ну и зачем ты увязалась за моим курьером?
– Не трать понапрасну время на угрозы, – скривилась я. – Мне нужна твоя товарка. Кличут Мелюзиной.
– Впервые слышу. – Моя собеседница выхватила клинок из ножен. – А теперь проваливай, пока я не укоротила твой любопытный нос.
Я даже не шелохнулась:
– Хорошо же ты встречаешь посланницу великих герцогов. Помоги разыскать Мелюзину, и, возможно, я замолвлю за тебя словечко. Разумеется, ты вправе отказаться… а заодно лишиться кучи клиентов для сбыта краденного.
Выражение ее лица переменилось.
– Кто ты? – Судя по тону, мой блеф сработал. – Наемница?
Вместо ответа я красноречиво вздернула бровь.
Кумовья – не любители рисковать. Да и зачем самим пачкать руки, когда есть побирушки? Проиграв в гляделки, кума спрятала клинок и поманила меня к себе.
Мелюзина, как выяснилось, возглавляла шайку гидромантов. Дальнейшее было делом техники. Пара банкнот гадателю в парке, пара фраз, нашептанных в нужном месте в нужное ухо, и вскоре мне передали список мест, где Мелюзина числилась завсегдатаем. Бани под открытым небом выглядели многообещающе. Гидромантов, как магнитом, тянет к воде, особенно к крупным водоемам. Вот оттуда и начнем.
Бани помещались в старинном здании, сплошь колонны и каменные притолоки. Мне даже не пришлось ломать голову, как попасть внутрь, – администратор сидела ко мне спиной и болтала по телефону. Я тенью скользнула под турникет и протиснулась мимо стеклянных раздвижных дверей.
От прохладного сумрака веяло сыростью. Подавив тошноту, я стянула ботинки, носки и зашлепала ногами по мокрому полу. Стараясь не дышать и не думать ни о чем, кроме цели.
По баням сновала лишь горстка невидцев, голых, словно новорожденные младенцы. Только в пустой парилке худенькая девушка с явственной аурой расчесывала гребнем длинные, по пояс, локоны. В носу любительницы водных процедур поблескивал пирсинг, смуглая кожа покрылась испариной.
– Мелюзина?
Темные глаза угрожающе вспыхнули. Взвившись, точно рыба над волной, девушка прижала меня к кафельной плитке и занесла нож с искривленным лезвием.
– Привет от лондонского Синдиката, – шепнула я, блокируя удар. – Выручи меня, в долгу не останусь.
Мелюзина впилась в меня взглядом.
– Ты от Катель, – обреченно констатировала она. – Верно?
Снаружи распогодилось, сугробы серебрились на солнце. Переступив порог, я с наслаждением втянула морозный воздух, мечтая поскорее обсохнуть. Пальто неприятно липло к влажному телу.
Рядом шагала Мелюзина в гамашах поверх берцев и в дутом пуховике, волосы цвета лесного мха были стянуты в конский хвост.
– Расскажи, как устроен парижский Синдикат, – попросила я.
Мелюзина покосилась на меня, прежде чем ответить:
– У нас это называется Le Nouveau Régime, Новый режим. Заправляют всем три великих герцога: Ле Латронпуш, Ля Рейн де Тьюн, Королева Нищих, и Вье-Орфеля, Дряхлый Сиротка. На каждого приходится по две когорты из шести, когорты делятся на округа, которыми руководят кураторы, названные в честь арканов.
– У вас нет единого главаря?
– Официально нет, но Латронпуш мнит себя королем, – фыркнула Мелюзина и вдруг посуровела. – Если надеешься повидать Сиротку, забудь. С Нового года он как в воду канул. Ни слуху ни духу.
Очередной пропавший ясновидец. Мои подозрения крепли не по дням, а по часам.
– А что оставшиеся герцоги?
– Роют носом землю. По крайней мере, на словах.
– Ты сомневаешься?
– Даже если сомневаюсь, с тобой не поделюсь. – Мелюзина смотрела прямо перед собой. – Не хочу неприятностей.
Арктур ждал среди развалин церкви, стоя на островке солнечного света, лившегося через пролом в крыше.
– Мелюзина, познакомься с моим… товарищем.
Гидромантка запрокинула голову. После тщетных попыток прочесть ауру «товарища» ее брови поползли вверх.
Едва отгремела битва, зрячая Элиза по моей просьбе описала ауру рефаитов как грозовую тучу с янтарными всполохами – мрачную и совершенно непредсказуемую, словно оголенный провод.
Вдоволь насмотревшись, Мелюзина пожала плечами:
– Вас всего двое?
– Да.
– Нельзя соваться в катакомбы без дозволения кураторов. Меня однажды застукали.
Мелюзина высунула черный язык. Меня вдруг осенило: в Париже за раскрытие тайн Синдиката болтуна угощали так называемыми огненными чернилами – этот яд не только окрашивал слизистую, но и провоцировал недельные судороги. Ротовая полость еще много месяцев не могла прийти в норму.
– Если снова попадусь, то вылечу из Синдиката, а для меня это равносильно смерти.
– Пожалуйста! – взмолилась я. – Это вопрос жизни и смерти.
Мелюзина буравила меня взглядом, как будто вознамерилась силой мысли сорвать мои очки.
– Значит, ты из Касты мимов? – протянула она. – И пересекалась с темной владычицей?
– Мы с ней до сих пор в одной упряжке, – заверила я.
Гидромантка пожевала губу. Разумеется, связываться с сомневающимся союзником опасно, зато Мелюзина точно выведет нас на Синдикат.
– Катель – моя давняя подруга, – объявила наконец она, – и после исчезновения Поля отчаянно нуждается в деньгах. Ради нее я провожу вас к великим герцогам. Да и не тянете вы на легионеров.
– С чего ты взяла?
– Ни один легионер не полезет в катакомбы, если только он не самоубийца. – Улыбка на ее лице вспыхнула и погасла. – Но у меня условие.
– Говори.
– Anormales патрулируют туннели от чужаков. Когда спустимся, ко мне не суйтесь, а если нарвемся на патруль, скажете, что выследили меня самостоятельно.
– Нет проблем, – пообещала я.
– Вот и славно. – В глаза мне бросились зеленые чешуйки, вытатуированные на шее Мелюзины. – Уверены, что герцоги вас примут?
– Не сомневайся.
– Рада бы, да не получается. Скорее всего, вас бросят умирать от жажды в каком-нибудь подземелье. Тогда не обессудьте.
– Договорились.
Мелюзина закинула за спину рюкзак.
– Идите за мной. Только осторожнее, – велела она, поворачивая на заснеженную улицу.
Выждав пару секунд, мы двинулись следом.
Гидромантка пересекла бульвар. Мы пошли за ней, держась на почтительном расстоянии. У автобусной остановки Мелюзина притормозила и поманила нас к себе.
– Вход здесь. – Она топнула по крышке люка. – У меня есть специальное приспособление, чтобы открыть лаз, но ты, – обратилась она к Арктуру, – наверняка справишься и сам.
Рефаит легко поднял чугунную крышку, словно та была сделана из папье-маше. Мелюзина восхищенно цокнула языком и юркнула в лаз. Сунув в карман очки и убедившись, что поблизости никого, я последовала ее примеру.
Нащупав ботинком перекладину, я стала спускаться по лестнице в кромешную темноту. Наверху Арктур задраил люк. Ослепшая, неподвижная, я застыла, вцепившись в ступеньку так, что побелели костяшки.
– Пейдж?
– Все в порядке, – откликнулась я, постепенно обретая дар речи.
Мелюзина ждала в круге света.
– Добро пожаловать в каменоломни, – возвестила она, ослепив меня налобным фонариком. – Родину Нового режима.
Впереди высилась неприступная стена тьмы.
– Легионеры не в курсе про люки? – осведомилась я.
– Ну как же, очень даже в курсе, но соваться сюда не спешат. Скоро поймешь почему.
Арктур миновал последнюю перекладину. Я привалилась к стене, уперев руки в бока. Сотни тысяч фантомов стискивали мою ауру, от напряжения на лбу выступил пот.
– С непривычки всегда тяжело, – успокоила Мелюзина. – Ничего, со временем освоишься.
– Сколько же здесь фантомов?
– Около миллиона. Всех и не счесть. Радуйся, что не больше. В каменоломнях погребены останки шести миллионов человек. – Гидромантка вытащила из кармана второй фонарь. – Многие души предпочитают не расставаться с телом. Мы не прогоняем их, а они взамен не трогают нас.
Я повертела головой:
– А где сами кости?
– Еще насмотришься. – Мелюзина бросила мне фонарь. – Учтите, местами потолки очень низкие, – предупредила она Арктура. – Берегите лбы. А главное, соблюдайте дистанцию.
С этими словами гидромантка устремилась в подземный коридор. Я повернулась к Арктуру, чьи глаза озаряли кромешную тьму.
– Пейдж, – окликнул он.
Гробовая тишина, царящая под сводами, поглотила эхо его голоса.
– Надо ковать железо, пока горячо. – Я щелкнула фонариком. – В Синдикате шансами не разбрасываются.
– Если хватать все подряд, можно и надорваться.
Перед лицом бездны меня так и подмывало повернуть назад. Тело била крупная дрожь, ботинки и шерстяное пальто не спасали от сырости.
– Нет! – отрезала я. – Отступим сейчас, и другого случая может не представиться.
Мелюзина шагала далеко впереди и почти скрылась из виду. Подавив желание поддаться на уговоры, я поспешила за ней. Казалось, минула целая вечность, прежде чем за спиной раздались шаги. Арктур обещал всегда быть рядом и не изменил своему слову.
Мы двигались шеренгой, Арктур замыкал импровизированный строй. Перед каждым поворотом я пропускала Мелюзину вперед и только потом отправлялась следом.
Разумеется, мне доводилось бывать в подземельях, но с таким я сталкивалась впервые. Под ногами у обывателей раскинулся целый лабиринт. На потолке слезинками набухала влага. Стены испещряли граффити.
Теперь понятно, почему Мелюзина не боялась нарваться на чужаков. Ни один легионер не станет плутать здесь по своей воле. Наверняка самые отчаянные спускались сюда, чтобы навечно сгинуть в хитросплетении тоннелей или позорно бежать под натиском фантомов, которые, как наждаком, скребли по моему шестому чувству. Слишком много призраков на квадратный дюйм.
Как рассказывал Арктур, именно избыток неприкаянных душ вынудил Моталлатов, прежних правителей рефаитов, отправиться в царство людей, дабы переправить мертвых в загробный мир. Один из таких набегов закончился катастрофой: границы между нашими мирами стерлись. Разразившаяся в результате гражданская война привела к свержению правящего клана и воцарению Саргасов.
Здесь, в каменоломнях, я остро ощущала, насколько зыбкими сделались границы. Наэлектризованный эфир осязаемо вибрировал.
Носок ботинка задел какой-то предмет, и тот с гулким стуком отлетел в сторону. Луч фонаря высветил челюстную кость – предвестницу того, что ожидало нас в следующем туннеле.
Плотно утрамбованные кости были повсюду. Отполированные до блеска черепа где-то сохранились в первозданном виде, где-то зияли дырами. В глазницах, роняя оплывший воск, горели свечи. Венчали жуткую кладку разрозненные ребра и плечевые пояса, сваленные в кучу, точно бирюльки.
На Арктура антураж не произвел ни малейшего впечатления. Интересно, о чем он думает? Ведь настанет день – и все, кого он знает, и те, кого еще предстоит узнать, обратятся в тлен. Включая меня. Губы, которые он целовал, сгниют в могиле. А он останется. Незыблемый, неизменный.
Кое-где виднелись фрески, по красоте не уступающие музейным. Мелюзина протиснулась в расщелину и стала спускаться по ступеням. Я хотела двинуться следом, но вдруг застыла, почуяв, как к нам на всех порах спешат осязаемые лабиринты.
– Мелюзина, стой, – шепнула я. – Кто-то идет.
Но гидромантка уже не слышала. Внезапно подземелье огласилось топотом.
Мелюзина вскрикнула. По ступеням загромыхали сапоги, и вскоре нас окружила толпа ясновидцев в масках. Я успела разглядеть оскаленные черепá, перчатки с обрезанными пальцами, грязные ногти и мерцание карабинов, когда один из нападавших пригвоздил меня к полу и, заломив руку, отнял нож.
– Кто это к нам пожаловал? – Колено уперлось мне в поясницу. – Незваные гости, не иначе.
Сразу несколько ясновидцев схватили Арктура и прижали к стене. Рефаит подчинился, не предпринимая никаких попыток высвободиться.
– Regarde ça les gars, – раздался глумливый голос. – Ce mec est un colosse[10].
Последовал взрыв смеха. Под тяжестью навалившейся туши дыхание у меня сперло, кулаки сжались, грудь лихорадочно вздымалась. Борись, Пейдж, борись! Сопротивляйся…
– Bouge pas[11]. – Меня схватили за волосы и задрали голову, перед глазами мелькнула ржавая сталь. – Parle, maintenant[12]. Кто вы, мать вашу, такие?
Взгляд Арктура метал молнии. Я легонько помотала головой.
– Мелюзина! – рявкнул полиглот. – Снова притащила чужаков в каменоломни! Совсем жить надоело?
На лестнице послышалась возня, двое ясновидцев отволокли Мелюзину наверх и тоже пригвоздили коленом к полу.
– Рехнулся, Трубадур? – прохрипела она кровоточащим ртом. – Каких еще чужаков?
– Двух крыс, притаившихся во мраке. – Слепящий луч фонаря метнулся от меня к Арктуру. – Сколько тебе заплатили, дрянь?
– Отстаньте от нее. Мы сами сели ей на хвост, – вклинилась я.
Ближайшая маска подалась вперед. Мелюзина вытерла разбитые губы рукавом.
– Благодарю за откровенность, мисс. – Теплое дыхание щекотало мне ухо. – К несчастью, вы с красавчиком сами подписали себе приговор. Никто не смеет являться в la ville souterraine[13] без приглашения. Простите, но мы обязаны защищать свою территорию от легионеров.
– Я требую аудиенции у великих герцогов! – выкрикнула я.
«Черепа» расхохотались.
– А кто ты такая, чтобы требовать? – просипели слева. – Жалкая mendiante[14], нагрянувшая со Двора…
– Я Пейдж Махоуни. Черная Моль. Темная владычица Сайенской цитадели Лондон.
Мой голос обрушился, словно топор гильотины, отсекая все прочие звуки. Обладатель ржавого клинка сильнее впился мне в волосы.
– Пейдж Махоуни мертва. Убита в Эдинбурге, – отчеканил медиум. – Не смей осквернять ее память.
– Погодите…
Полиглот взял меня за подбородок и повернул к свету. Выцветшие глаза в прорезях маски смотрели пристально, не упуская ни единой детали.
– Знакомое лицо, – констатировал он. – Красная аура, но на оракула не похоже. Говорят, темная владычица – прыгун совершенно особого порядка и ее сопровождают боги эфира.
– Чепуха! Дешевая уловка, чтобы поднять продажи страшилок, – фыркнул медиум, однако пара масок уставилась на Арктура. – Даже если боги эфира существуют, они нас давным-давно покинули.
– Но он явно из их числа, – пробормотал кто-то. – Глаза. Вы разве не читали брошюру?
«Разоблачение рефаитов». В стремлении предупредить Синдикат я добилась публикации опуса, а «Призрачный клуб» распространил его по всему Лондону. Похоже, часть тиража попала за границу.
– Иноземные бредни, – упирался медиум. – А вдруг это западня?
– Решать не нам, а Латронпушу, – осадил его полиглот и выпустил мой подбородок. – Следуйте за нами, приятели. Только не отставайте, иначе дружба будет врозь.
Вслед за провожатыми мы углублялись все дальше в лабиринт, миновали нагромождения костей, похожие на алтари, возведенные в честь безымянных богов. Я пыталась запомнить дорогу, но потом махнула рукой. Зачем напрягаться, когда есть Арктур с фотографической памятью?
Под ногами хлюпала вода, нещадно действуя мне на нервы. Но пока не ощущаешь влагу на лице, терпимо.
За очередным поворотом под подошвами вместо костей захрустели керамические черепки. Следующий, затопленный по колено туннель просел настолько, что нам, людям, пришлось согнуться в три погибели, а рефаит и вовсе полз на четвереньках. Меня мутило от запаха сырости. Выбравшись из тесного лаза, я с ужасом наблюдала, как один из ясновидцев по пояс погрузился в молочное озерцо.
Набрав в грудь побольше воздуха, он скрылся под мутной поверхностью. Его товарищи повторили маневр. Последней в озеро шагнула Мелюзина, ее волосы водорослями плыли по воде.
– Спасибо, что прикрыли. – Гидромантка собрала намокшие пряди в конский хвост. – Сейчас черед последнего испытания. Le Couloir des Noyés, Коридор утопленников. Надеюсь, у вас крепкие легкие.
Молочная белизна сомкнулась над ее головой, фонарь померк.
– Пейдж…
Мокрая тряпка закрывает лицо, вода наполняет рот. Распирает желудок, царапает глотку. Я задыхаюсь, вокруг никого. Живой труп.
– Я справлюсь, справлюсь. – Мантра предназначалась не столько Арктуру, сколько мне. Собравшись с силами, я сняла пальто и повязала его вокруг талии.
Ледяной страх сковывал движения. От вида и запаха воды меня колотил озноб. Погрузившись почти по подбородок, я вдруг уперлась каблуками в дно и, развернувшись, вцепилась в кромку водоема. Вокруг клубился мел.
Арктур опустился на корточки.
– Посмотри на меня, – произнес он. Я подчинилась. – Ты не на водяной доске, а на воле и не одна.
– А вдруг, вдруг…
– Не бойся утонуть. Ты ведь Пейдж Махоуни, призрачная странница, и прекрасно владеешь техникой дыхания, – увещевал рефаит, пока я пиявкой цеплялась за выступ. – Хочешь, я поплыву первым?
– Нет. Не бросай меня. – Я зажмурилась. – Пообещай, что будешь рядом и подстрахуешь.
– Клянусь.
Арктур шагнул в молочную белизну и легонько приподнял меня за локти.
Мое прерывистое дыхание огласило туннель.
Дальше тянуть некуда, иначе наши провожатые решат, что мы испугались. Сейчас или никогда.
– Пора, – шепнула я.
Арктур убрал руки. Досчитав до трех, я глубоко, до ломоты в ребрах, вдохнула и ушла под воду.
Пузырь моментально закупорил горло. Фонарь продолжал светить, но тьма стояла, хоть глаз выколи. Превозмогая боль в груди и хватаясь за стены, я двигалась сквозь водяную толщу.
Что-то коснулось моей щеки. Я вздрогнула, втянула носом воздух – и снова перенеслась в темницу. Руки скованны над головой, живот вот-вот лопнет, ни единого лучика света, ни единого шанса на спасение, никакой надежды…
Чьи-то пальцы прорезали мутную белизну и впились мне в предплечье. Не успела я опомниться, как очутилась на суше, только перед глазами плясали черные мухи.
– Браво! – похвалил полиглот.
Не прошло и секунды, как на поверхность вынырнул Арктур. Ясновидцы обменялись взглядами. Меня душил кашель, но рефаит, наученный горьким опытом, не спешил мне на помощь.
Кулаки непроизвольно сжались. Меня трясло, сердце бешено колотилось. Кто преодолел водобоязнь, подъем преодолеет и подавно. Уперев ладони в бедра, я встала с пола.
К счастью, на этом плавательные процедуры завершились. Далее путь пролегал через сухие коридоры. Мокрая, перепачканная мелом одежда неприятно липла к телу, из ссадины на щеке сочилась кровь.
Наконец мы очутились в просторной и теплой пещере с тусклым освещением. Тонкий слой песка устилал пол. В углублениях и выступах грудились нумы, сваленные вперемешку с пожитками всех мастей: зубными щетками, гребнями, настольными играми и безделушками. Ясновидцы кашеварили над горелками, обмениваясь приглушенными репликами. Кто-то дремал в спальных мешках. Наверное, им удавалось прикорнуть только здесь, глубоко под землей, куда не простиралось всевидящее око Сайена.
Компания медиумов, погруженных в творческий транс, расписывала фреской стену. Кисти выводили сюрреалистические узоры. В затопленном проходе резвились купальщики. У сталактита картомант пристально изучал колоду Таро единственным «зрячим» глазом, второй скрывала повязка. Внезапно он поднял голову и поманил меня пальцем. Искушение подойти было велико.
В колонии Лисс Реймор не успела прочесть мне последнюю карту. Неплохо было бы восполнить досадное упущение – но слишком мало времени, слишком много народу вокруг. Нас провожали взглядами, шепот за спиной не смолкал. Постоянно звучало одно и то же слово – réphaïte, рефаит.