Саманта Шеннон
Сорванная маска
2. Париж
Арктур вернулся изрядно окрепшим, как всегда после подпитки. Меня он застал на кухне с чашкой кофе. На щеках у меня играл румянец – спасибо проверенной технике щипков, – тональный крем скрывал темные круги.
– Привет.
– Здравствуй, Пейдж.
Он никак не прокомментировал перемены в моем облике. Молча снял пальто и повесил на крючок.
– Альберик приходил. У винных запасов пополнение. – Я откашлялась: – Мы можем поговорить?
– Разумеется. Могла бы и не спрашивать.
– Сказал рафинированный товарищ с интонациями наследника английского престола.
– Туше.
Бросив перчатки на каминную полку, Арктур уселся напротив. Я пододвинула ему бокал с вином, ничего другого он не признавал даже по утрам, а мои попытки приучить его к чаю или кофе не увенчались успехом.
– Не стану ходить вокруг да около. Мне надоело прятаться, – объявила я и, встретив гробовое молчание, пылко продолжила: – Обещаю, никакого фанатизма. Просто разыщу местный Синдикат. Если повезет, парижские ясновидцы станут отличным подспорьем для Касты мимов, а союзники нам сейчас не помешают. Пора разжечь костер революции.
– Значит, твоя хворь отступила?
– Даже не сомневайся.
– А круги под глазами – наглядное тому подтверждение. Как и бочонок кофе.
– Это был сарказм? – нахохлилась я.
– Пейдж…
– Обычная чашка. Только… без ручки. – Я потерла переносицу. – Ладно, пусть будет бочонок, и состояние у меня отвратительное, но на пару часиков хватит. На пару-тройку.
– Ты не забыла, что неофициально возглавляешь список самых опасных преступников республики?
– Для основной части республики меня застрелили еще в Эдинбурге. Правда известна лишь горстке приближенных, не более.
– Я не вправе тебе препятствовать. Поступай, как знаешь.
– Мне необходимо твое одобрение. И помощь, – попробовала я задобрить Стража, но слова точно натыкались на глухую стену. – Или тебе плевать, что Сайен вот-вот доберется до Касты мимов? Неужели все труды и жертвы последнего года насмарку? Зачем бездействовать, если можно что-то предпринять?
– Ты уже предприняла достаточно, деактивировав «Экстрасенс».
– Поверь, это не предел.
– Думаешь, легко было наблюдать, как ты добровольно лезешь в пасть к тигру? – глухо произнес рефаит. – Многие решили, ты умерла от выстрелов, однако я чувствовал твой страх.
На мгновение я лишилась дара речи.
– Почему ты не обратился к золотой пуповине?
– Обращался. Каждый день.
Ни разу мне не довелось ощутить его присутствие в застенках. Даже под пытками я напрягала внутренний слух, силясь уловить голос Арктура, почувствовать пульсацию связующей нас нити. Одно лишь это помогло бы мне выстоять.
– Тебе не впервой пренебрегать благоразумием, – прошептал рефаит. – В Лондоне ты угодила в ловушку, стоившую многим жизни. Я не упрекаю, Пейдж. Просто пытаюсь донести, что твой неуемный энтузиазм чуть не свел тебя в могилу. Жажда деятельности, помноженная на переутомление, чревата катастрофой. Если снова полезешь на рожон, проявишь нетерпение, пострадает масса народу.
– Забыл, как на меня наседала Тирабелл? Как требовала любой ценой добыть ей победу? Да, те смерти на моей совести, но я усвоила урок и больше никого не подвергну опасности.
– Кроме себя.
– За меня не волнуйся. Я намерена разыскать Синдикат, и очень рассчитываю на твою помощь.
– «Домино» велели не высовываться.
– Они и не узнают, – заверила я. – Разве тебе не хочется поработать вместе? Как в старые добрые времена.
Арктур погрузился в раздумья. Если он разоблачит мой обман, о вылазке придется забыть. Бродить по улицам в одиночку, да еще в таком состоянии – чистой воды самоубийство.
– Я обещал, что всегда буду рядом, – нарушил молчание рефаит. – Ты права, мы добились многого. Так зачем останавливаться на достигнутом? – Он поднял бокал. – И где нам искать Синдикат?
Мое лицо озарилось улыбкой.
– Похоже, расклад поменялся. Теперь ты смотри и учись.
Я погасила свет и открыла ставни. Вдоль набережной горели фонари, озаряя сиреневыми отблесками Сену.
– Различать криминальный мир – особое искусство. Представь его в виде цепи, где все звенья взаимосвязаны. Уцепишься за одно, и оно приведет тебя, куда нужно. – Я кивнула подошедшему рефаиту на идиллическую картину за окном. – Ну, что ты видишь?
– Людей.
– Смотри внимательнее. Ищи несоответствие. – Мой палец ткнул в мальчика в кепке. – Чем он, по-твоему, занят?
– Наверное, ждет родителей. – Мальчишка смешался с прохожими, и Арктур недобро сощурился. – Хотя погоди… Он вор.
– В точку. А мишень – брюнетка в облегающей юбке. Вон она, третья в очереди за кофе. Ловит ворон и совсем не следит за сумкой.
Сумочка из тускло-розового шелка манила, словно торт на витрине кондитерской. Пока владелица увлеченно беседовала со спутником, воришка придвинулся к ней вплотную, мастерски срезал ридикюль и растворился в толпе, оставив жертву в блаженном неведении.
– Виртуоз, – похвалила я, по достоинству оценив профессионализм юного карманника. – Сейчас он понесет добычу куму, назначенному главарем шайки. Если сесть мальчишке на хвост, он выведет нас на старшего, а тот, за барашка в бумажке, проведет по цепочке дальше. Вот один из вариантов.
– А есть второй?
– Да, можно сразу начать с высшего звена. Боюсь, мы так и поступим, поскольку денег на взятки у нас кот наплакал.
– Разве?
– Если только у тебя под кроватью не припрятан мешок с деньгами, – съязвила я.
Арктур ненадолго скрылся в своей комнате, а вернувшись, выложил на стол пухлую пачку банкнот.
– Похоже… похоже, насчет мешка я угадала.
– Рантаны не сослали бы меня на чужбину без гроша.
Я медленно перебирала новенькие, хрустящие купюры.
– Сколько здесь? Десять штук?
– Двенадцать. Пользуйся на свое усмотрение.
– Ты даришь мне двенадцать тысяч фунтов? – Мой взгляд метался от рефаита к банкнотам. – Я говорила, как сильно ценю нашу дружбу?
– Считай это еще одним подарком ко дню рождения. – Арктур опустился на стул. – Предлагаю для начала отправиться во Двор чудес.
Знакомое название. Джексон в свое время мне все уши прожужжал, нахваливая знаменитые трущобы, где собирались обитатели парижского дна.
– Согласна, – кивнула я, любовно поглаживая пухлую пачку. – Маршрут известен?
– Крупнейшие трущобы располагаются к северу от реки. Конечно, если с моего последнего визита в Париж они не поменяли дислокацию.
– Думаешь, нас так запросто пустят? – усомнилась я. – Без паролей и провожатых?
– Не знаю, не пробовал, – признался рефаит.
– Ладно. – Я побарабанила пальцами по столешнице. – Сколько туда ходу?
– Пешком примерно полчаса.
– Отлично. Выдвигаемся завтра утром, чтобы не нарваться на ночной патруль. Будем соблюдать предельную осторожность, обещаю, – заверила я.
– Только учти, я по-прежнему не одобряю твою затею.
– Учту. – Я одарила его торжествующей улыбкой. – Выше нос, Арктур Мезартим, из тебя непременно выйдет славный синдикатчик.
Утро выдалось ясным. Солнечные лучи золотистым ковром устилали пол.
Радостное предвкушение заживило раны, ноги сами норовили пуститься в пляс. Проглотив солидную порцию овсянки с яблочным маслом, я занялась сборами.
Вот-вот осуществится моя детская мечта увидеть Париж. Внутри меня все пело от восторга. Впервые за долгое время я почувствовала себя живой.
Гардероб занимал отдельную комнату. Наверное, квартира некогда служила перевалочным пунктом для агентов «Домино», забегавших сюда переодеться. Я выбрала белую блузу, заправила свитер цвета древесного угля в брюки с высокой талией, застегнула пуговки на ботинках с низким каблуком. Очки с дымчатыми стеклами скрывали примерно треть лица. Козырек фуражки – еще четверть. Я выпрямила волосы – пока возилась с прядями на затылке, умудрилась обжечь шею и руку, хотя могла бы изначально попросить Арктура помочь. Потом набросила на плечи зеленый плащ и повязала шарф. Тщательно завернутый в тряпку клинок перекочевал из-под подушки в карман.
Спускаясь по лестнице, я мельком глянула на себя в зеркало. Прилизанная шевелюра смотрелась омерзительно.
Арктур ждал в вестибюле, одетый, по обыкновению, в черное. Новое приталенное пальто придавало ему чрезвычайно элегантный вид.
– Доброе утро, – поприветствовал он, натягивая перчатки. – Полагаю, спалось тебе сладко.
– Не то слово. – Я повертелась на месте. – Est-ce-que j’ai l’air suffisamment française?[2]
– Très française, petite rêveuse[3], – заверил Арктур на безупречном французском.
– Деньги у тебя с собой? – спросила я.
– Да.
– Остерегайся карманников. – Я застегнула ремень и взяла с полочки перчатки. – Вместе нам показываться нельзя. Иди первым. Если легионеры нас засекут, сразу разворачиваемся, сбрасываем их с хвоста и возвращаемся на квартиру.
– Договорились. – Арктур взял меня за плечи. – Уверена, что справишься?
– Абсолютно, – беспечно откликнулась я, хотя ладони при этом покрылись липким пóтом. До сих пор меня не пугали стычки с легионерами, однако после пребывания в застенках все изменилось.
Ветер ворвался в открытую дверь, разметал мне волосы. Арктур шагнул за порог. Убедившись, что поблизости никого, я низко надвинула козырек и впервые за долгое время очутилась на свежем воздухе.
Ботинки увязли в глубоком, по щиколотку, сугробе. Заперев дверь, я преодолела считаные метры, отделявшие меня от улицы, и вынырнула из-под сводов явочной квартиры.
Париж встретил меня оглушительным шумом.
На улицах творилось настоящее светопреставление. В восемь утра набережная Гран-Огюстен кишела транспортом и народом. Мимо прогромыхал винтажный автомобиль, обдав меня запахом выхлопных газов. Откашлявшись, я повернулась на восток, к колокольням-близнецам Grande Salle de Paris, Гранд-Зал-де-Пари, где во времена монархии располагался известный собор, а при Сайене проводились мероприятия и церемонии государственной важности. Величественное здание завораживало, приковывало взгляд. За ним раскинулись два природных островка: Île aux Vaches, Иль-а-Ваш, или Коровий остров, где сосредоточилась практически вся местная знать, и Île Louviers, Иль-Лувье, знаменитый своими рынками и торговыми рядами.
Арктур пересек проезжую часть. Запрокинув голову, я двинулась следом. Из-за обилия небоскребов и высоток Лондон называют вертикальной цитаделью, Париж же, напротив, простирается вширь.
Внизу катила серые волны Сена, разбегались в разные стороны улочки, знакомые мне по путеводителям. Чайные, бутики, крохотные кондитерские. На витринах цветочных лавочек распускались зимние бутоны. Филиалы французского банка Сайена, с белоснежными дверями, украшенными золотыми листьями, и сколотыми мраморными фасадами. Печатные киоски торговали плакатами и детективами, по тротуарам сновали подростки с красными значками официальных распространителей «Дейли десендант» на лацканах. Прилавки под полосатыми тентами ломились от грошовых безделушек, сувениров (я с трудом подавила искушение потратить три фунта на миниатюрную копию Эйфелевой башни) и разных диковинок. При виде снежного шара с Биг-Беном у меня защемило сердце. Хотя официальным языком империи считался английский, Франция сумела отстоять частичку национальной культуры – в городе преобладали французские названия, литературные сборники тоже издавались на родном языке. И ни единого «Коробкá» в ближайшем радиусе, хотя эта сеть проникла во все без исключения цитадели.
Париж – совершенно уникальный город с уникальной преступной сетью, подобно нефти, таящейся глубоко в недрах. Где-то неподалеку река Бьевр, захлебываясь кровью и пигментом, омывает квартал дубилен и скотобоен. В трущобах орудуют воры. И есть вероятность – всего лишь вероятность, – что в здешних кварталах витают отголоски бунта.
Арктур чуть опустил голову. Заметив камеру, я прикрыла лицо ладонью.
Мы пересекли мост с установленным экраном-транслятором. Замедлив шаг, я всматривалась в ориентировки. Меня убрали из перечня беглых преступников, зато в нем остались Ник, Иви, Джулиан Эймсбери.
Пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Джулиан исчез с полгода назад, с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Ориентировки сменились лозунгами.
СПАСЕМ ИСПАНИЮ ОТ САМОЙ СЕБЯ
NOUS DEVONS SAUVER L’ESPAGNE D’ELLE-MÊME
ПОДДЕРЖИ ПИРЕНЕЙСКУЮ ПРОГРАММУ
SOUTENEZ L’EFFORT IBÉRIQUE
Огненные залпы танковых орудий. Окровавленные отпечатки копыт. Переплетение рук, цепляющихся за парапет. Тела, сброшенные в реку. Я двинулась прочь, преследуемая воспоминаниями, от которых звенело в ушах.
Пиренейская программа, или, как ее называли в кулуарах, операция «Мадригал», была официально обнародована двенадцатого января. Не знаю, какой процент новостных сводок составляла пропаганда, а какой – истинное положение дел, но суть операции сводилась к присоединению Испании и Португалии. В случае успеха Сайен обретет контроль над одиннадцатью странами.
Арктур ждал у фонаря. Уже не таясь, мы спустились к реке, где нет ни камер, ни такого скопления людей.
– В чем дело? – глядя прямо перед собой, спросил рефаит.
– В Париже, – ответила я, не отрывая глаз от Сены. – Великолепный город. Как и многое в Сайене. Парадокс.
– Не обольщайся. Это лишь иллюзия, красивая маска. Но все иллюзии рано или поздно рушатся, и любая маска в конце концов слетит.
– Зачастую это происходит слишком поздно. – Я сунула руки в карманы. – Якорь вот-вот подомнет Испанию и Португалию. Еще месяц назад их шпионы рыскали по Лондону, хотя лидеры обеих стран заведомо смирились с гнетом.
– А вдруг они решат пойти по стопам Ирландии и дадут отпор СайенМОП?
– Ирландия капитулировала после Дублинского вторжения, когда армия захватила город, истребив сотни безоружных людей, – выдавила я. – Сайен особенно зверствует на начальном этапе. Метит в самое сердце. Все прочее лишь… предсмертные конвульсии.
Мы шагали под сводами моста, мимо голых деревьев и пришвартованных барж, переливавшихся красным, белым и золотым. Повсюду блестела изморозь.
– Допустим, предотвратить вторжение нам не удастся, но ведь можно наращивать военную мощь, – внушал Арктур. – Постепенно соберем армию, объединимся с «Домино» и скажем свое веское слово.
Мне искренне, всей душой хотелось верить в это. Поравнявшись со ступенями пешеходного моста, Арктур снова подался вперед.
Над рекой витал насыщенный травянистый запах. На середине моста я облокотилась о парапет, увеличивая дистанцию между нами. На водной глади вспыхивали солнечные блики. Несмотря на нависшую угрозу, я попыталась представить себя обычной туристкой, которая любуется достопримечательностями и не ведает о кровавых ужасах войны.
Иллюзия рухнула, когда на другом конце моста замаячили два легионера. Я тут же затесалась в толпу зевак, щебетавших по-шведски. Легионеры не удостоили никого из нас взглядом. Едва опасность миновала, я зашагала вперед. Хотя в дневные отряды набирали преимущественно невидцев, неспособных различать ауры, моя физиономия слишком примелькалась, а дымчатые стекла и рыжая шевелюра – не самая надежная маскировка.
Шведы засеменили в противоположную сторону. Надо сказать, в Париж стекались туристы со всей империи, однако давно мне не доводилось встречать гостей из свободного мира.
При въезде в Республику Сайен на иностранных граждан накладывали суровые ограничения. Надин с Зиком изрядно натерпелись, попав в Лондон в рамках студенческого тура. Зик рассказывал, как в аэропорту у них конфисковали мобильники и записывающие устройства и запретили покидать гостиницу без санкционированного провожатого – наверное, чтобы гости ненароком не стали свидетелями публичной казни. Разумеется, брат с сестрой исхитрились обойти этот запрет.
Тогда Сайен еще пекся о внешней политике, но теперь Нашира стремилась оборвать все добрососедские связи.
Казалось, минула целая вечность, прежде чем мне удалось догнать Арктура у красной таблички «Рю де Форж». Боль вернулась, по лицу градом струился пот.
– Двор чудес. – Рефаит кивнул на полуразвалившуюся кирпичную арку, откуда доносился тошнотворный запах сала и дыма. – По-прежнему на старом месте.
Совершенно обессиленная, я привалилась к стене и с трудом выдавила кивок.
– Может, вернемся? – забеспокоился Арктур.
– Нет. – Набрав в грудь побольше воздуха, я выпрямилась. – Пора завести новых друзей, а с моим везением – скорее новых врагов.
Мы беспрепятственно шагнули под арку. За ней тянулась немощеная улочка, размытая мокрым снегом. О нищете и упадке здесь свидетельствовала и облупившаяся краска, и выбитые стекла, и семьи, спящие под открытым небом.
Двор чудес совершенно не походил на гнездо разврата, описываемое Джексоном. Обычные грязные трущобы, где оборванцы болтали, дремали и кашеварили под натянутым брезентом. Ни один не был одет по погоде. Какая-то компания, сгрудившись на двух матрасах, жадно поглощала чипсы. В котелке над самым большим костром булькало неаппетитное варево.
Судя по карте, улица огибала скопище ночлежек. Если верить Джексону, в прошлые века здесь обитали malingreux, хворые. В стремлении выклянчить побольше денег они виртуозно изображали из себя больных, а по возвращении в трущобы их язвы и нарывы чудесным образом исцелялись. Отсюда и название квартала.
Пока единственное замеченное мною чудо заключалось в том, что паранормалы и невидцы мирно соседствовали бок о бок, не питая ни малейших иллюзий относительно друг друга. Они разговаривали на смеси английского и французского, легко переходя с одного языка на другой.
Две женщины отплясывали под звуки скрипки заклинателя. Толпа любопытных невидцев обступила гидроманта, увлеченно помешивающего мутную воду в ведре. Повсюду царила удивительная гармония.
– Это не Синдикат, – шепнула я. – Маловато ясновидцев.
Однако мы не спешили сматывать удочки. Решив, что взять с нас нечего, местные не препятствовали нашей прогулке. Некоторые бросали косые взгляды на Арктура, заинтригованные либо его внешним видом, либо аурой.
Да, на Синдикат сборище не тянуло. Там чужакам давно бы устроили «теплый» прием.
Внимание привлекла колыбельная в исполнении сгорбленной и дрожащей провидицы. Перед ней поблескивал магический кристалл. Кожа на ее лице задубела от ветра, потрепанные нарукавники были натянуты до самых плеч. Провидица баюкала младенца, напевая:
J’ai fait un rêve horrible, mon cher,
Lorsque je fus dans l’ancien jardin de mon père.
Je rêvais qu’il y eut une ancre sur la tour,
Et que des tyrans envahirent notre cour[4].
Я шагнула к певице. Точно пробудившись, она глянула на Арктура – и громко завизжала. Мои пальцы инстинктивно стиснули рукоять клинка, но тут же разжались. Провидица забилась в угол, прижимая к груди младенца и кристалл.
– Это он! – завопила она, тыча пальцем в Арктура. – L’Homme au Masque de Fer. Il est venu m’enlever…[5]
– Ta gueule[6], Катель! – рявкнула какая-то женщина. – Достала уже вопить. И заткни своего спиногрыза, пока я его не придушила.
Послышались одобрительные возгласы, потом оборванцы вернулись к прежним занятиям, но теперь многие косились на нас с подозрением. Надо убираться отсюда, пока их интерес не принял угрожающие формы.
Я опустилась перед провидицей на корточки. Затравленный взгляд из-под спутанных смоляных кудрей, смугловатая кожа, на скуле лиловеет синяк.
Имя выдавало в Катель бретонские корни. Хотя Бретань никогда не была оплотом сопротивления, Сайен, по аналогии с Ирландией, подверг остракизму все кельтские регионы. Едва ли женщина по имени Катель могла рассчитывать на официальное трудоустройство.
– Не бойся, Катель. Я тебя не обижу. И мой друг тоже. Наверное, ты перепутала его с кем-то другим.
Несмотря на изможденное, высушенное голодом лицо, провидица оказалась молодой девушкой примерно моих лет. Сейчас она уставилась на Арктура; словно почуяв ее страх, рефаит замер.
– И правда… – пробормотала Катель. – Этот вроде выше ростом.
– Ты приняла его за Человека в железной маске. L’Homme au Masque de Fer, – напомнила я. – Кто это?
Вместо ответа провидица еще глубже забилась под навес.
– Предлагаю сделку, – шепнула я. – Нам нужна кое-какая информация, и мы готовы хорошо заплатить.
Утихомирив хнычущего младенца, Катель затравленно обернулась, демонстрируя обтянутые кожей ключицы.
– Не здесь, – одними губами произнесла она. – Встретимся на Рю дю Понсо. Знаете, где это?
– Да, – ответила я, перехватив едва уловимый кивок Стража.
Выпрямившись, я громко фыркнула, притворяясь разочарованной. Арктур решительно повел меня прочь.
– Любопытный расклад.
– Любопытнее некуда, – хмыкнул рефаит. – Ты уверена, что он в нашу пользу?
– Даже не сомневайся.
До Рю дю Понсо, зловонной и мрачной подворотни, было рукой подать. Вскоре появилась Катель со спящим младенцем в слинге.
– Привет, Катель, – окликнула я.
– О чем вы хотели спросить? – буркнула нищенка, опасливо покосившись на Арктура.
– Буквально пару вопросов, – заверила я. – Но сначала расскажи про… Человека в железной маске. Ты нас заинтриговала.
Опять повалил снег. Катель прикрыла младенца куском ветхого рубища.
– Он забрал Поля Карона, моего суженого. Я видела его маску, железную, с прорезями для глаз. И не только я. Его имя многие передают из уст в уста.
– И давно это началось? – осведомилась я.
– Наверное недели три назад.
– И он похитил Поля?
– Не один, вместе с приспешниками. Я бросилась за ними, но получила удар по голове, а когда очнулась, их и след простыл. Только мне никто не верит. – Катель подалась вперед и стиснула мою ладонь. – Madelle[7], вы работаете на Le Chevalier des Deniers, Рыцаря Динариев? Он прислал вас, чтобы вы помогли разыскать Поля?
– К сожалению, нет. – Я мягко высвободилась. – Этот Рыцарь… он твой начальник?
Катель даже не пыталась скрыть разочарования.
– Да, – равнодушно бросила она. – Ему подчиняется весь квартал. Рыцарь Динариев – хозяин Двора чудес. Мы отдаем ему весь заработок, а взамен он холит нас и лелеет. По крайней мере, на словах.
По описанию, таинственный рыцарь смахивал на главаря мимов. Определенно, Катель – первое звено в нашей цепи.
– Думаю, он подчиняется кому-то еще, – многозначительно протянула я.
– Великим герцогам. – Катель попятилась. – Похоже, вы не из этих мест. Не из нашей цитадели – уж точно.
– Мне бы хотелось засвидетельствовать свое почтение великим герцогам. Где они заседают?
Оборванка нахмурилась:
– Никто не смеет являться к великим герцогам без приглашения. Но раз уж вам так приспичило, я свяжусь с Рыцарем Динариев, и он, вероятно, замолвит за меня словечко.
– Мне не откажут.
– Madelle, без приглашения вас даже на порог не пустят. Только зря время потеряете.
– Имя или адрес. Мне хватит, – заверила я.
Во взгляде провидицы вспыхнула надежда, вызванная наигранным нетерпением в моем голосе. От нетерпения прямая дорога к отчаянию, а отчаявшийся человек не постоит за ценой. Катель явно умела различать такие нюансы.
– Наши владыки заседают в les carrières, – шепнула она. – Если не поскупишься, назову имя. Сведу тебя с приятельницей, которая знает дорогу. – Катель вытянула костлявую ладошку. – Две сотни.
Движимая сочувствием, я чуть было не дала ей облапошить себя, но вовремя опомнилась.
– Ну и аппетиты! – возмутилась я. Оборванка при этом поджала потрескавшиеся губы. – Но я сегодня добрая. Пятьдесят.
– За пятьдесят рисковать собственной шкурой? Если пронюхают, что я разболтала чужим про les carrières, мой ребенок останется сиротой. – Ладошка Катель дрогнула. – Девяносто.
– Семьдесят – и ни фунтом больше. Или поищу кого-нибудь посговорчивее.
Наконец у моей собеседницы сдали нервы. Она затравленно кивнула, и Арктур моментально отсчитал банкноты. Катель выхватила у него купюры и спрятала в карман юбки, потом поманила меня к себе и зашептала в самое ухо:
– Монпарнас. Разыщи Мелюзину.
– Монпарнас? А конкретный адрес?
– Она может скитаться где угодно.
– В Париже есть таксисты-шабашники, оказывающие услуги ясновидцам? – сменила я тему.
– Anormales, паранормалы, – поправила Катель, отступая. – Мы избрали для себя такое прозвище. У шабашников синие полосы над колесами. Машину смотрите в районе любого мемориала. Ближайший находится у Северных ворот. – Она снова попятилась. – И умоляю, не спрашивайте меня больше ни о чем!
Развернувшись, я зашагала прочь, но вдруг обнаружила, что Арктура нет рядом. Бросила взгляд за спину: рефаит совал Катель банкноты. Та опасливо выхватила деньги у него из пальцев, словно боялась обжечься.
– Она родила где-то с неделю назад, – поравнявшись со мной, бросил Арктур.
Меня затопила волна нежности.
– Знаю. Сама еле удержалась, чтобы не дать ей лишнюю десятку, но мы обязаны экономить. Без Альсафи нам придется туго.
– Боюсь, ты права. Если Берниш не посодействует, Рантаны могут лишиться финансирования. – Арктур застегнул воротник пальто. – Поэтому впредь никакого расточительства.
Жаль, в Сайене почти нет места милосердию, и нам приходится обуздывать благородные порывы.
– Итак. Человек в железной маске. – Я сунула руки в карманы. – Думаешь, под маской скрывается рефаит?
– Рефаит не станет похищать человека, это привилегия побирушек.
Меня кольнуло недоброе подозрение.
– Старьевщик! После схватки он испарился, ни слуху ни духу, хотя я назначила награду за его голову. У него совершенно уникальная аура, очень похожая на твою. Неудивительно, что Катель вас перепутала.
– По-твоему, он сбежал во Францию?
– А почему нет? Если он здесь, то наверняка взялся за старое. Похищать ясновидцев для продажи Сайену вполне в его стиле.
– Зачем подозревать худшее? Карона просто могли арестовать, – возразил Страж.
– Могли. А еще он мог нарваться на сборщиков долгов. Или легионеров. Да мало ли способов пропасть в Сайене. – Я говорила с уверенностью, которой не чувствовала. Какая-то мысль не давала мне покоя. – Ладно, всему свое время. Пока у нас на повестке поиски Синдиката. Напомни, как переводится carrières.
– Каменоломни. Речь о заброшенных шахтах и катакомбах протяженностью более двух сотен миль. Сайен так и не удосужился нанести их на карту.
– Идеальное укрытие, – заметила я. – А Мелюзина станет ключом. Вот тебе и следующее звено.
– Пейдж, не суетись. До завтра она никуда не денется.
– Но я не устала.
Я бессовестно врала, и мы оба это понимали. Но если не подстегивать себя, силы никогда не восстановятся.
– В целях безопасности нам лучше разделиться. – Арктур сунул мне стопку банкнот. – На такси. Встретимся на Монпарнасе, в заведении под названием «La Mère des Douleurs», «Скорбящая матерь». Попросишь официантку принести тебе café sombre.
– Café sombre? – Я выгнула бровь. – Чтобы наверняка сойти за приезжую?
– Именно. Досадная ошибка не вызовет подозрений.
– Ты просто вечная загадка, в курсе?
– Да.
Подавив приступ паники, я сунула деньги в карман. С каких пор меня пугают одиночные вылазки в город? Если позволить страху взять верх, значит во мне что-то надломилось, и надломилось необратимо.
– Сумеречный кофе в «Скорбящей матери», – хмыкнула я. – Ты знаешь, как развлечь девушку.
Готова поклясться, губы рефаита дрогнули в улыбке.
