Воровка
Оранжевый чемоданчик должен остаться здесь. Она обнаружила кусок бумаги в своей сумочке и написала на нем «Не работает». Она открыла дверь кабинки, сказала ждущей своей очереди женщине «Сюда лучше не заходить. Там грязно и полный беспорядок» и прикрепила бумажку на ручку двери. Пройдут часы, прежде чем оранжевый чемоданчик обнаружат.
Все содержимое должно быть мусором, подумала она. Все, что у него было, должно быть мусором – но не для него. Потеря всего этого должна была расстроить его планы на день, и на следующий день, и на следующий тоже. Все это будет стоить ему денег. Это приведет его к одной нескончаемой проблеме. Хорошо. Она все уничтожит. Конечно, уничтожит. Она всегда уничтожала вещи, которые забирала.
Прошло много времени с того момента, когда она что-либо брала без спроса. Годы. Она вспомнила, как забрала плейер Тома. Отомстить ему. Отомстить за то, что он обозвал ее лгуньей и не мог терпеть ее ложь. Но это должно быть в последний раз. Никогда больше так не делай, сказала она себе. Ты собираешься быть, как Алекс, честной, правильной, достойной женой для него…
Лент должен был бы быть сейчас в багажном павильоне. Он, должно быть, просматривает все сумки и чемоданы, которые прибыли, все, но не его. Он пойдет к стойке потерявшегося багажа, к которой вы вероятно тоже подходили, и расскажет им об утере. Пройдет довольно много времени, прежде чем он догадается, что это она взяла его багаж – если вообще догадается.
Почему я сделала это? Она спрашивала себя, когда вышла навстречу холодному Лондонскому воздуху. Почему я делаю это? Алекс уже ждал ее, поцеловав, он забрал у нее багаж. Она шла рядом с ним к машине.
«Ты очень молчалива», он сказал. «С тобой все в порядке?»
«Да, все прекрасно».
Возвращаться домой было лучше, чем уезжать из дома. Полли стала это ощущать именно тогда, когда познакомилась с Алексом. До этого дом был всего лишь местом, где ты спишь и, возможно, завтракаешь. Этот же дом был Алекса. Он купил его до знакомства с Полли, обставил мебелью, которую тщательно выбирал, и в тех цветах, которые ему нравились. Когда он впервые привел ее сюда, она осматривала все с нескрываемым восхищением. Люди, которых она знала, не жили в подобных домах. Это был дом взрослого человека, заполненный милыми вещицами, за которыми Алекс ухаживал, – фарфор и посуда, и книги, картины и растения, кушетки и половички. Полли знала, что Алекс поставил в вазу цветы к ее приезду. Тюльпаны и нарциссы были в коридоре, – первое, что она увидела, когда открыла входную дверь.
Ему нужно было сразу же уезжать на работу. Она также желала, чтобы он уехал, иначе не смогла бы открыть свой чемодан. Желать, чтобы Алекс ушел, было новым для нее. Она ничего подобного не испытывала до этого, но сейчас ей не терпелось открыть свой чемодан. Алекс отнес его наверх в их спальню и положил на кровать. Он поцеловал ее на прощанье и сказал, что будет дома к шести. Из окна она наблюдала, как он садится в машину и выруливает на проезжую часть.
Всю дорогу домой она жаждала открыть свой чемодан. И сейчас у нее была эта возможность, она осталась одна, но странная вещь произошла с ней. Открыть свой чемодан теперь не казалось хорошей идеей. Она подошла к нему и положила свои руки на крышку. Шрам на ее левой руке выделялся больше, чем обычно. Он выглядел красным на ее бледной коже. Ее руки оставались на крышке какое-то время, затем она убрала их. Она сказала сама себе, что не испугается того, что могла бы увидеть. Просто дело было в том, что в данный момент не было нужды знать, что же было в тех полиэтиленовых пакетах, которые она вытащила из оранжевого чемодана. Потом. Отложу это на потом.
Она сняла чемодан с кровати и положила его на стул. Затем она легла на кровать, поверх одеяла. Солнце светило слишком ярко. Не задернуть ли ей шторы? Она встала и задернула их. Шторы были василькового цвета, и сейчас комната была наполнена голубым сиянием. Она вернулась в кровать и отвернула лицо в противоположную сторону. Перед ее глазами предстал стул, на котором лежал ее чемодан. Закрыв глаза, она попыталась заснуть, но в комнате было слишком светло. Было трудно лежать с закрытыми глазами, но, когда она открывала их, она видела только чемодан. Она снова встала и положила его на пол, где не могла его видеть.
Триумф, который она испытала, когда впервые взяла оранжевый чемодан, сейчас улетучился. Она уже жалела о том, что взяла его. Несмотря на усталость, она понимала, что разлеживаться не стоило. Заснуть не получалось. Пролежав еще несколько минут в нежном голубом свете, она встала, отдернула занавески и спустилась вниз. Она приготовила себе сэндвич, но съесть его не смогла. Все, что ей могло сейчас помочь, – это спиртное, чтобы открыть этот чемодан.
Она налила в стакан джин, положила лед и добавила апельсиновый сок. Это заставило ее подумать о том, как Лент назвал ее алкоголичкой. Она почувствовала себе лучше из-за того, что взяла чемодан. Он сам попросил. Он попросил ее об этом, говоря с ней в таком тоне, и она это сделала. Джин был хорошей идеей. Джин заставил ее задуматься над тем, что она сможет открыть этот чемодан в скором времени, хотя она пока и не могла съесть свой сэндвич. Она отомстила, сказала она сама себе, снова поднимаясь наверх, я отомстила. Я все ему вернула сполна. Она не чувствовала такого волнения и радости как тогда, когда забрала книжку тетки Паулины. Когда она раскромсала страницы мамиными ножницами. Или когда забрала часы Эбби и расколотила их папиным молотком, выбросила осколки в канаву и заработала себе шрам.
Возможно, она не чувствовала радости, потому что еще не уничтожила то, что было внутри чемодана. Разбивание, или сжигание, или разрезание всех тех вещей, которые она забирала, всегда успокаивало ее. Так она начинала чувствовать себя лучше. В этих полиэтиленовых пакетах должна быть только грязная одежда и возможно еще что-то, что он купил. Дешевые вещи, которые не стоят дорого, но их сожжение или топтание их ногами и выбрасывание в мусорную корзину могло бы хоть как-то помочь ей. Она подняла чемодан и положила его на кровать.
Мне нужно вынуть свою одежду, она сказала сама себе. Мне нужно вынуть эти вещи. Не откладывай это больше. Время уходит. Уже почти три часа, а Алекс будет дома в шесть. Но она снова отложила сортировку вещей чемодана. Прошло много времени с тех пока, как она брала чужие вещи без спроса, и уничтожала все. Все потому, что у нее не было нужды это делать, подумала она. Потому что она встретила Алекса и была счастлива. Она подошла к окну и посмотрела вниз на улицу. Кто-то припарковал красную машину на другой стороне. Женщина прогуливалась с маленькой коричневой собачкой на поводке. Иди, сказала она себе. Иди и открой чемодан.
Полагаю, внутри было что-то ужасное. Но что там могло быть? Части тела, наркотики… Но нет, все эти вещи были бы уже выявлены. Порно? Ну, если оно там будет, то она сожжет все. Самым лучшим было бы сжечь все. Но где ей все сжечь? Никто не разводил больше костров, кроме как в деревне. В сарае было металлическое ведро. Она смогла бы развести огонь в нем. Но она никогда в своей жизни не разводила огонь. Это входило в привычку много лет назад, когда ее мама была молодой.
Считай до десяти, вслух сказала она себе, и когда досчитаешь до десяти, открой чемодан. Она досчитала до десяти, но чемодан не открыла. Это было безумие, продолжать в таком духе было нельзя. Она положила руки на крышку чемодана и снова увидела свой шрам. Она закрыла глаза, так что она не могла видеть его, задержала дыхание, и распахнула крышку чемодана.
Внутри вперемешку лежали полиэтиленовые пакеты Лента. Она не могла разглядеть, что было внутри. Она медленно вытащила их, положила на кровать, почувствовав, что внутри была бумага. Она уже знала, что было внутри них, перед тем, как заглянула, и почувствовала тошноту. Она открывала пакеты один за другим. Ничего грязного, ничего ужасного. Пакеты были полны денег, пятидесятифунтовые купюры в одном, доллары в другом, евро в третьем, сотни, если не тысячи.
Она побежала в ванную, где ее стошнило.
Глава
IV
Деньги были единственной вещью, которую она не могла уничтожить. И не важно, как бы сильно она этого хотела. Она просто не могла. Вещи – да. Книгу, часы, плейер. Это было не кражей, а возмездием, некой уловкой, воздающей ей свое. Один человек, которого знал ее отец, был пойман на краже денег из фирмы, на которую работал. Ее родители были шокированы, расстроены, так же, как и она, когда ей рассказали. Сейчас она была такой же плохой, как тот мужчина – она украла деньги. Она могла отправиться в тюрьму, или, так как это было первое правонарушение, – отделаться штрафом и судимостью на всю оставшуюся жизнь.
Сказав самой себе, что ей это известно, что медлить дальше нельзя, она пересчитала деньги. Пять тысяч фунтов, чуть меньше десяти тысяч долларов, около десяти тысяч евро. И все же он летел эконом-классом. Потому что получил деньги в Нью-Йорке, или у него был уже обратный билет? Возможно. Что это меняло? Кошмарной, ужасной вещью было то, что она украла эти деньги.
Она не могла их оставить на кровати. Время шло, и было почти четыре. В это время года солнце уже садилось, свет исчезал. Она также не могла оставить здесь грязную одежду Лента. Она все запихнула в полиэтиленовый пакет, снесла вниз и выбросила в мусорный бак на улице. Было холодно и становилось темно. Дул пронизывающий ветер.
Вернувшись в спальню, она пересчитала снова деньги. Пять тысяч фунтов много места не займут. Она подошла к письменному столу, который считала своим, хотя все в доме принадлежало Алексу, нашла большой коричневый конверт и вложила в него деньги. В конверт можно было положить еще такую же сумму. Было уже не так плохо, кода она не видела денег. Когда они были спрятаны. Она вытащила из чемодана собственную одежду, кое-что отложила для стирки, кое-что для химчистки.
Зазвонил телефон. Она подпрыгнула и перевела дыхание. Это он. Это Тревор Лент. Что она могла сказать? Ужасно боясь, она сняла трубку трясущейся рукой.
Она хрипло прокричала в трубку «Алло?»
Это была ее мама. «Я же сказала, что позвоню. Дала тебе возможность попасть домой и распаковаться. Как прошла свадьба?»
«Все было прекрасно».
«По голосу у тебя не все прекрасно. Простудилась?»
Полли помедлила с ответом. Она не могла рассказать. Она знала, что скажет мама: расскажи Алексу, расскажи полиции, скажи, что сделала и все уладится. Но вначале она бы сказала, Полли, как ты могла: да что с тобой не так? «Я просто устала», – ответила Полли, сделав усилие над собой, спросила: «Как папа?»
«Лучше, рада это признать. Он подумал, что вы могли бы оба приехать на ужин сегодня. Избавлю тебя от готовки».
Ее мама думала, что Полли жила, как привыкли жить женщины тридцать лет назад, готовя мясо и два гарнира, изобретая десерты. Мама уж точно знала, как развести костер, как сжечь вещи… «Мы можем это отложить до следующего вечера? До завтра?»
«Конечно, дорогая».
«Я позвоню».
Когда она положила трубку, дом показался ей очень тихим. С улицы не доносилось никакого шума, ветер не дул, не слышно шагов, звуков машин. Было похоже на то, что она оглохла.
Тишина заставила затосковать ее по звукам. Она побарабанила пальцем по изголовью кровати. Тихое постукивание заставило ее снова подпрыгнуть. Затем она сказала вслух: «Что же мне делать?»
Конечно не то, что ее мама предложила бы сделать. Конечно не то, что Алекс посоветовал бы ей. Одно было очевидно – она не могла оставить деньги. Каждую минуту, что они находились в этом доме, она крала их. Если она отнесет их в полицейский участок и расскажет, что сделала, они подумают, что она сошла с ума. Они арестуют ее. Она представила их лица, уставившихся на нее, спрашивающих снова и снова, что она сделала. Вы взяли чемодан другого человека? Но зачем? О чем вы думали? Это была кража – разве вы не знали об этом? Она знала, что не может пойти в полицию. Но она должна что-то сделать. Выяснить, где живет Тревор Лент? Да, именно это. Выяснить, где он живет, и вернуть ему деньги.
Сначала – телефонная книга. Если его там не окажется, она воспользуется интернетом. Возможно, он не живет в Лондоне. И все же, сначала она поищет в своей телефонной книге, по Западному Лондону. Ее рука тряслась, когда она переворачивала страницы. Лансон, Лансенс, Лент… По списку было четыре Лента, один в Нотингхиле, один в Мейда Вейл, один в Бейсвотере и Т.Х. Лент, который был ближе всех к ее дому, чем все остальные. В полмили, или около того, в Виллесдене. Но уверена ли она, что это он? Она могла позвонить и, когда он ответит, спросить: «Тревор Лент?»
Он мог узнать ее голос. Она знала, что была слишком испугана, чтобы звонить ему. Могла бы она заставить кого-то еще сделать это? Ни Алекса, ни свою мать или отца. Подругу? Роуз? Луизу? Они захотят узнать, зачем. Адрес в телефонной книге говорил скорее о доме, нежели о квартире. Бристол Роуд 34,
NW
2. Почему у нее возникла идея, что это будет именно его дом, когда она его увидит? Считала ли она, что он выкрасил его в оранжевый цвет?
Конечно, она не могла туда поехать. Он узнал бы ее. Даже если бы она была в длинном темном пальто. Даже если бы она повязала косынку, как мусульманские женщины, и надела темные очки. Поедет ли она туда просто взглянуть? Убедиться, что Тревор Лент, чьи деньги она украла, жил там? И как же ей это сделать?
Было только 4:30 на часах, но уже стемнело. Ей следовало поторопиться, если она хотела вернуться до того, как Алекс придет домой. Если она собиралась вернуть деньги Тревору Ленту, ей следовало вернуть ему и его одежду. Хранение его одежды означало тоже воровство. На улице было холодно от порывистого ветра. У нее снова тряслись руки, когда она вытащила полиэтиленовый пакет из мусорного бака и впервые заглянула в него. Две футболки, две пары нижнего белья, две пары носков, желтая рубашка, в которой он улетал, и еще красная. Она написала записку для Алекса в случае, если она не вернется вовремя домой: Уехала к Луизе. Скоро вернусь. Ему никогда не нравилась Луиза. Так что он не будет ей звонить.
Алекс взял машину. Она могла добраться до Бристол Роуд на автобусе или пешком. Внезапно она поняла, насколько она устала. Конечно, ведь она почти не спала прошлой ночью и не смогла поспать, когда вернулась домой. Спиртное могло помочь. Лент назвал ее алкоголичкой и, возможно, он был прав. Кому какое дело? Когда все это закончится, и деньги и одежда будут ему возвращены, она перестанет пить. Алексу это понравится. Хотя и не будет больше джина. Но только не сейчас, как сказала бы ее мама. Она открыла бутылку красного вина и налила себе большой бокал.
Когда она выпила половину бутылки, она надела длинное черное пальто, повязала на голову серо-черный платок и надела темные очки. Этот «маскарад» заставил ее выглядеть странно, но вокруг было много людей, которые выглядели странно. Следовало ли ей взять с собой его одежду и деньги? И что потом? Оставить их у него на крыльце? Нет. Надо найти другой способ вернуть их. Она положила конверт в ящик своего стола, а одежду в стиральную машину, и допила остаток вина.
Ей пришлось долго ждать автобуса. Его ждали еще около двадцати человек, в основном молча, уставших, проработавших весь день. Было очень холодно и с неба падали редкие снежинки. Она порадовалась платку, которым покрыла голову. Одна женщина уставилась на нее, как будто никогда не видела очков от солнца, но Полли не сняла их, даже когда подошел автобус. Большинство людей в автобусе молчали, хмуро смотря по сторонам, но были и такие, которые болтали и смеялись, пили газированные напитки из бутылок, ели чипсы, бутерброды, шоколад. Малыши плакали, дети постарше взбирались на родителей и сиденья. Одна малышка была в том возрасте, когда Полли порезала библиотечную книгу. Полли вышла из автобуса задолго до Бристол Роуд и пошла пешком.
Многие женщины были одеты как она, но без очков. Никто не обращал на нее внимания. Она свернула на соседнюю улицу, где не было людей. Машины были припаркованы вплотную друг к другу. Свет тускло горел за цветными занавесками. Мертвая рождественская елка была выброшена на тротуар вместе с мусорными пакетами. Она нашла Бристол Роуд в справочнике дорог и была уверена, что знает, куда идти, но путь показался ей слишком длинным. Она продолжала думать о том, что встретится с ним один на один. Или шаги позади нее будут принадлежать ему. Она обернулась раз, потом еще, но сзади никого не было. Когда она дошла до угла и увидела название улицы, Бристол Роуд, она была слишком напугана, чтобы продолжать свой путь. На часах было почти шесть. Алекс будет дома через десять минут.
Она сжала замерзшие руки, жалея о том, что не взяла перчатки. Она заставила себя двигаться дальше, передвигая одну ногу за другой. Между уличными фонарями было большое расстояние. Стало больше деревьев, в палисадниках росли вечнозеленые остролисты, те, что обычно сажают на могилах, те, что никогда не роняют свои черные листья. Солнцезащитные очки, какие были на ней, делали темноту еще черней, но она боялась снять их. Улица показалась ей длинной, пока она дошла до дома номер 188. Казалось, до дома номер 34 еще идти и идти, но, в конце концов, она очутилась прямо перед его воротами. Или, точнее, рядом с воротами дома номер 32, не желая подходить слишком близко. Она держалась за почтовый ящик, как старуха, опасающаяся упасть.
Свет в доме не горел. Все было в глубокой темноте, и палисадник был полон темных кустов. Небольшое количество света от уличного фонаря падало на окна, поэтому они казались сплошным черным стеклом. Из всех домов на этой стороне только у дома номер 34 была ярко выкрашенная парадная дверь. Сложно было описать цвет, но, казалось, он был желтым, как яичный желток или кусок сыра.
Однозначно, дома никого не было. Она подошла почти на цыпочках к входной двери и попыталась заглянуть внутрь. Было слишком темно, чтобы что-то рассмотреть, только тени унылых громоздких стульев и столов. Она посмотрела, не было ли таблички с именем под дверным звонком, но ничего такого не было. В телефонной книге было сказано, что здесь жил Т.Х. Лент, но это не обязательно был именно ОН. Это мог быть Томас или Тим Лент. Она не могла этого знать. Он, может, и не жил в Лондоне, а на севере где-нибудь, или в Уэльсе, или у моря. Ей следовало прийти днем. Завтра суббота и она могла бы сюда вернуться.
Что же ей сказать Алексу? Придумать оправдание. А именно, соврать, сказала она сама себе. Но ей придется это сделать. Если бы Алекс был на ее месте, он бы тоже так поступил. Но он не на ее месте, сказала она, когда возвращалась на автобусную остановку, чувствуя себя обессиленной и уставшей. Он никогда бы не сделал того, что делаю я…
Глава
V
Возвращаясь домой, она подумала, возможно, полиция уже поджидает ее? Я смогу объяснить, убеждала она себя. Я могу сказать, что он сам все отдал мне. Или я скажу, что ничего об этом не знаю. А если они захотят обыскать дом? Я скажу, что деньги мои, а одежда Алекса… Алекс открыл дверь раньше, чем она достала ключ.
«Я звонил Лиузе», он сказал. «Я хотел забрать тебя, отвести поужинать». Он выглядел уязвленным. «Я хотел кое о чем с тобой поговорить».
Полли подумала о том, что он хочет сделать ей предложение. Он собирается просить ее стать его женой. Впервые она не знала, что сказать. Сейчас было слишком поздно идти куда-либо, и она была слишком уставшей, так что могла бы заснуть стоя.
«Ты оставила мне записку, что ты будешь там».
«Я знаю. Я собиралась к ней». Она так привыкла к тому, что он ей доверял, веря всему, что она скажет, поэтому была шокирована, взглянув на него. Но она хорошо врала. У нее достаточно было практики. Подойдя ближе к нему, она посмотрела прямо ему в глаза. «Я села на автобус, тот, что идет к Луизе. Всего две остановки. Но я так устала, что заснула, а когда проснулась, оказалась в Финчли».
Он поверил ей. Его лицо прояснилось, и он рассмеялся, нежно. «Тебе следовало подождать меня, и я бы отвез тебя на машине».
«Я знаю». Ей нужно было выяснить. «Так о чем ты хотел спросить меня?»
Он улыбнулся. «Не забивай себе голову. В другой раз».
«Мне нужно выпить».
Когда она сказала это, она сразу же подумала о Треворе Ленте, который говорил, что она много пьет. Зачем она вообще с ним говорила? Почему она не молчала, когда он говорил с ней? Алекс принес ей бокал вина.
«Ты ела?», он спросил.
«Я ничего не хочу. Я хочу лечь спать».
Мог ли он заглянуть в стиральную машину? Перед тем, как пойти спать, пока Алекс смотрел новости по телевизору, она вытащила вещи Тревора Лента из стиральной машинки, положила их в сумку и поставила ее в свой платяной шкаф. Несмотря на то, что устала, она не могла заснуть. Как выбраться по своим делам на час или два утром? Вернуться на Бристол Роуд при дневном свете, может поговорить с кем-то из соседей и выяснить, кто там живет. Алекс спал рядом с ней, спокойно и тихо, как всегда. Он хочет на мне жениться, она подумала. Мы никогда об этом не говорили, но я знаю, что он хочет. Он спросит меня на этой неделе. Я отвечу «да». Конечно. И когда мы будем помолвлены, то я дам обет никогда не лгать, никогда ничего не красть. Вино, которое я буду пить на свадьбе, будет последним, что я пью.
Она спала плохо и, когда проснулась, Алекса уже не было рядом. Она подумала, что могла бы рассказать ему обо всем. Рассказать ему, что она украла чужой чемодан? Забрала деньги и одежду, принесла все сюда, спрятала и отправилась выяснять, где живет владелец? И это уже не в первый раз, когда бы ей следовало рассказать. Я украла книгу тети. Я взяла без спроса плейер и швырнула его под грузовик. Я стащила часы Эбби Робинсон, расколотила их и заработала шрам. Я брала и другие вещи, брала, чтобы отомстить людям, например, сумочку у Луизы, из-за того, что та не пригласила на вечеринку. Я швырнула ее через забор в канаву. Алекс сказал бы мне, что я сумасшедшая. Он не захотел бы жениться на такой женщине.
Появился Алекс с чаем для нее. Он улыбался. «Хорошо поспала?»
«Прекрасно», она ответила.
Казалось, что он забыл о записке и о том, что она говорила. «Я подумал, что мы могли бы поехать и купить все те книги, что мне нужны».
Я однажды украла книгу и порезала все страницы, потому что моя тетка отшлепала меня. Посмотри на мой палец. Это шрам, когда я сама порезалась… Что бы он сделал, если бы она сказала бы ему все это?
«Ты отправляйся», она сказала. «Моя компания не будет тебе нужна».
На автобус утром садиться не пришлось. Алекс воспользовался подземкой и оставил свою машину. Ей пришлось сказать, что она ей нужна, чтобы сделать ряд покупок. Возвращаясь с Бристол Роуд, она могла бы съездить за покупками, чтобы ложь превратить в правду. Она чувствовала себя более безопасно в машине. Повернув на углу на улицу Лента, она увидела его машину на проезжей части до того, как увидела его дом, – она была очень яркого цвета. Ярко синего, павлиньего цвета, такого, что режет глаза. А входная дверь при дневном свете была намного желтее, чем яичный желток.
Итак, это был его дом. Скорее всего. Он любил яркие цвета, оранжевые чемоданы, желтую дверь, машину цвета павлина. Из-за того, что она была в машине, она не надела платок, длинное пальто и солнечные очки. Она проехала еще раз, на этот раз медленней, по его стороне. И увидела через заднее стекло его машины маленький оранжевый чемоданчик. Его оранжевый чемоданчик.
Это сказало ей все, что она хотела знать. Он жил здесь. Дом был его. Все, что ей надо было сделать, – вернуть ему все – одежду – она выстирает и выгладить одежду – и деньги. Уезжая с Бристол Роуд, она подумала о том, что можно отправить все почтой. В последнее время почта работала плохо. Возможно ли такое, что деньги потеряются на почте? Тогда надо найти другой способ вернуть все. Кто-то за рулем проезжавшей мимо машины просигналил ей. Что она сделала? Она не знала. В любом случае, это был не он, не Лент. Водитель, что просигналил, был в черной машине. Она доехала до парковки Треско и зашла внутрь магазина, толкая тележку между фруктовыми и овощными прилавками.
Если бы я только могла вернуть ему деньги, думала она, и остаться незамеченной, я бы никогда больше ничего не взяла. Нет, не «не взяла», а «не украла». Используй подходящее слово, сказала она себе. Я украла эти деньги, так же как украла плейер Тома и сумку Луизы. Но это меня излечило. Я никогда больше этого не сделаю. (Было забавно видеть что-нибудь необычное, например, машину Лента, и скорее всего, можно было бы увидеть и другие машины такого же цвета.) Когда вы видите что-то необычное, например, машину Лента, это забавно, но потом вы начинаете замечать, что есть еще такие же машины. Она никогда до этого не видела машину такого цвета как у него, но на парковке Треско была как раз одна, цвета павлина.
Направляясь домой, она думала о возможных способах возврата денег. Если машина была его, то он был в ней. Если не его, то его там не было. Но это могло быть и не так. Машина могла быть в сервисе или друг одолжил ее, или она была закрыта где-нибудь в гараже. Ей надо понаблюдать за домом до тех пор, пока она не увидит, как он выходит оттуда. Разложить деньги по маленьким конвертам, и когда он уйдет, бросить все конверты в ящик для писем на ярко-желтой входной двери. И его одежду, аккуратно выглаженную, желтую рубашку и красную и оранжевую футболки.
Почему он не сообщил в полицию? Это озадачило ее. Он должен был догадаться, что это Полли взяла его чемодан. Она летела первым классом, и он знал, что она сошла с борта раньше него. Когда его чемодан не смогли найти, первый, о ком он подумал, была она. И потом, когда его чемодан нашли в дамском туалете… Ему об этом сообщили, и он отправился бы прямиком в полицию. Так почему ей не позвонили и не пришли сюда? Возможно, что и звонили. Еще одна машина цвета павлина стояла за ней, потом встало уже две машины за ней, она испугалась на какой-то момент. Но, когда она оказалась дома, страх прошел.
Выражение на лице Алекса, когда она зашла, испугало ее. Он почти никогда не злился, но сейчас он выглядел очень злым. Она подумала, что он открывал ее стол и увидел деньги. Или полиция уже здесь побывала. Но она ошиблась. Он злился из-за компьютера, который сломался, и ему пришлось обратиться за помощью. Уже улыбаясь, радуясь, что она пришла, он помог ей с сумками.
«Ты не сказала мне, что сегодня вечером мы встречаемся с твоими родителями».
Она забыла об этом. «Я забыла», она ответила. «Не хочешь ехать? Я могу отложить встречу».
«Нет. Я с радостью поеду. Мы уже говорили с тобой о том, что поедем и посмотрит тот фильм. Полагаю, что мы могли бы это сделать сначала. Не так ли?»
Она должна продолжить наблюдение за домом Лента. Она намеревалась вернуться туда сегодня днем, убедиться, что его машина уехала, или стоит там, пока он не выйдет и не уедет. Тогда она смогла бы просунуть деньги через почтовый ящик… Но нужно подождать, вот и все. Ждать все воскресенье? Она не должна была появиться на работе раньше середины понедельника, но неужели ей придется ждать до утра понедельника?
«Ты принесла газету?»
«Я забыла», – она ответила. «Я сейчас схожу».
«Нет, я схожу».
Раньше она никогда так не радовалась его уходу, оставшись наедине сама с собой. До этого она хотела, чтобы он был всегда рядом. Она чувствовала себя одинокой и потерянной без него. Но сейчас его уход был облегчением. Она побежала к своему столу и открыла ящик, где лежали деньги.
Она называла стол своим, потому что пользовалась им, хотя в действительности это был стол Алекса. Почти все в доме принадлежало Алексу, ковры, шторы, столы и стулья, кровати, кухонные принадлежности. Все уже было до того, как она переехала к нему. Она привезла с собой только радио, одну или две лампы, фарфоровую и стеклянную посуду. Стол она присвоила себе только лишь потому, что иногда работала за ним. Насколько она знала, Алекс никогда не подходил к нему.
Алекса возле стола не было этим утром. Деньги были там, где она их и оставила. Почему они нужны были Ленту в фунтах, долларах и евро? Это не имело значения. Она нашла несколько конвертов, штук десять где-то, и положила в них деньги, по пятьсот фунтов в каждый. Алекс не проходил мимо стола, но все же деньги не были там в безопасности. Она отнесла все конверты наверх и положила их в ящик с нижним бельем. Затем она проверила одежду Лента. Она была именно там, где она ее и оставила, на дне платяного шкафа. Если сейчас постирать свою одежду с одеждой Лента, Алекс мог бы увидеть желтую рубашку Лента и оранжевую футболку, когда она будет вытаскивать их из стиральной машинки. Лучше подождать до завтра…
Алекс вернулся с газетой, когда она спускалась вниз. Когда они прошли в гостиную, зазвонил телефон. И снова она подумала, что это полиция. Или сам Лент. Лент. Он знает. Он, должно быть, видел меня сегодня утром. Она подняла телефонную трубку и сказала: «Алло?»
Алекс стоял позади нее. Она спросила в трубку «Кто это?» Последовало молчание, никакого тяжелого дыхания, только тишина. «Кто это?» Ее голос напрягся от волнения. Ответа не последовало, и она положила трубку.
Она повернулась к Алексу. Он сидел с газетой на коленях.
«Кто это был?» – он спросил. «Ты его знаешь?»
«Я не знаю, кто это», – она ответила, встретившись с ним взглядом. «Он не представился».
«Он?»
«Он, она, я же тебе сказала, что не знаю. Ничего не сказали».
Это была оговорка. Плохая оговорка для хорошего лжеца.
Алекс заговорил в своей негромкой мягкой манере: «Когда мой друг Джордж женился на своей первой жене, у них было очень много таких молчаливых звонков. Если трубку брал он, ответа не было. Когда трубку брала она в присутствии Джорджа, то говорила: «Кто это?», и также не было ответа. Конечно, он не знал, что она говорила, когда его не было рядом с ней».
«Я не понимаю», – сказала Полли, хотя прекрасно все поняла.
«Ну и», – продолжил Алекс, «вскоре она ушла с парнем, с которым долго встречалась».
После ланча они отправились в кино.
Полли смотрела фильм, но, когда он закончился, она не смогла бы сказать, о чем он или кто исполнял роли. Она думала о деньгах и одежде Лента, и о телефонном звонке. Больше всего, о телефонном звонке. У нее никогда не было таких телефонных звонков до этого. Это должен был быть Лент. Он не сказал ни слова, но она знала, что это был Лент. Он, возможно, и не видел ее тем утром, но он мог предположить, что именно она взяла его чемодан. Каким-то образом он выяснил, где она живет. Не из телефонной книги. В ней было только имя Алекса. Этот адрес был на ее сумках, когда она ждала в очереди на регистрацию. Он, должно быть, подметил это, когда ехал в Нью-Йорк, или когда возвращался назад. Это точно был он в машине на парковке. И он точно преследовал ее. Таким образом, он мог узнать ее адрес. Но зачем? Потому что он тоже захотел отомстить?