Розмари Роджерс
Связанные любовью
– Вы отъявленный лгун, а мне пора немного отдохнуть. – Брианна с явным удовлетворением перевела взгляд со Стефана на Софью. – Жуткое неудобство, постоянно хочется прилечь.
С опозданием вспомнив о манерах, герцог взял руку невестки и склонился над ней в поцелуе.
– Чудесное неудобство.
– Да.
– Если что-то понадобится, не стесняйтесь и сразу же зовите.
– Сейчас мне ничего не нужно, только бы вытянуть ноги. Увидимся за обедом.
Глядя Брианне вслед, Софья вдруг поняла, что осталась с герцогом наедине. Сердце беспокойно затрепетало. В последнее время она делала все возможное, чтобы избежать именно такой ситуации.
– Я, пожалуй…
Договорить она не успела – Стефан быстро шагнул к ней и схватил за руки.
– Нет.
Он не мог оторвать глаз от этого лица. Лица, что преследовало его повсюду, что вторгалось даже в сны. Эти чистые, невинные синие глаза. Эти тонкие черты. Этот упрямый подбородок.
Эти роскошные губы, казалось умолявшие о поцелуе.
Господи. Как же он устал. Устал ждать, когда она объяснит истинную цель своего приезда в Англию и настойчивого стремления в Мидоуленд. Устал играть роль радушного хозяина.
Он хотел владеть ею. И к дьяволу все остальное.
Словно ощутив повисшее в воздухе напряжение, Софья облизала высохшие вдруг губы и опустила потемневшие от нарастающего желания глаза. Скрыть то, что переполняло ее, было уже невозможно.
– Нет? Вы о чем?
– Вы ведь хотели сказать, что вам нужно позаботиться о Брианне, укрыть бедняжку пледом или принести ей воды. Или, может быть, вам внезапно потребовалось переодеться. В последние дни вы избегали меня под любым предлогом.
Его насмешливый тон задел ее.
– Если вы так уверены, что я избегаю вас, то зачем настаивать, чтобы я осталась? Не странно ли?
Он сжал пальцы на ее запястье и, повернувшись, потащил за собой по дорожке.
– Приложив столько сил к тому, чтобы вы чувствовали себя в Мидоуленде как дома, разве не заслуживаю я права знать, в чем причина вашего нежелания быть в моей компании?
Софья опустила голову, боясь, что лицо выдаст ее столь тщательно скрываемые чувства.
– Это не так.
– Тогда почему вы избегаете меня? Из-за того, что я поцеловал вас?
– Вам не следовало так делать.
Он невесело усмехнулся. Неужели она думает, что мужчина волен следовать голосу рассудка в таких делах?
– Может быть, и не следовало, но такого рода соображения меня не остановят.
Стефан почувствовал, что она дрожит, и прибавил шагу, направляясь к уединенному гроту за небольшим декоративным прудом. Если он не поцелует ее прямо сейчас, то просто сойдет с ума.
Оказавшись в тени грота, расписанного чудесными греческими фресками, он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Софья охнула.
– Вы поэтому вернулись так рано? – Она обожгла его сердитым взглядом, но внизу горла уже затрепетала тонкая голубая жилка.
Гостья из России могла изображать равнодушие, но все ее тело говорило о другом, выдавало желание и страсть.
– Я вернулся, потому что не мог оставаться вдалеке от вас. – Герцог прижался к изгибу ее шеи. – Жасмин.
– Что?
– Вы пахнете жасмином.
Она содрогнулась, но подняла руки и вцепилась в его плечи.
– Стефан, что вам нужно от меня?
– А разве не понятно? – Он отстранился и посмотрел ей в глаза с мрачной решимостью. Его пальцы уже боролись с ленточками шляпки, легко справляясь с узелком под подбородком. – Я могу объяснить подробнее.
Шляпка полетела на каменный пол, и Софья раздраженно фыркнула:
– Вы уронили мой любимый капор.
Лоно уже горело, мышцы напряглись.
– Милая вещица, но я предпочитаю более естественную красоту. – Так же ловко он вытащил украшенные жемчугами заколки, и золотистые пряди рассыпались по плечам. Застонав от нетерпения, герцог погрузил пальцы в густую россыпь кудрей.
– Золотой шелк…
Она попыталась оттолкнуть его, но только еще крепче вцепилась в плечи.
– Вы хотите отвлечь меня.
Он скользнул губами по лбу, задержавшись на бешено пульсирующей жилке у виска.
– И как, получается?
– Будьте вы прокляты, – прошептала Софья.
– Что за выражения. Эти губки предназначены для другого. – Он наклонился и припал к ее ротику жадным поцелуем. Язык раздвинул трепещущие губы и двинулся дальше, собирая сладкий вкус невинности. Кровь загудела, понеслась по жилам, подчиняясь голосу изголодавшейся плоти. Софья замерла на мгновение, словно застигнутая врасплох этим вторжением, и с тихим вздохом отчаяния прижалась к нему. – Да, – прохрипел он, шаря по ее спине, отыскивая и торопливо расстегивая жемчужные пуговички.
Покрыв поцелуями ее глаза, нос, щеки, он вернулся к раскрытым в ожидании губам и заодно потянул с ее плеч платье. Ткань с легким шорохом соскользнула к ногам.
Софья застонала и, запрокинув голову, посмотрела на него замутненными желанием глазами.
– Слуги…
– Здесь они нас не побеспокоят, – пообещал Стефан, прижимаясь губами к той ямочке у основания шеи, прикосновение к которой неизменно повергало ее в дрожь.
– Они знают, что вы всегда заманиваете сюда несчастных женщин? – прошептала Софья.
– Несчастных? – Он рассмеялся, прижимая ее к стене и запуская пальцы в вырез сорочки. Кожа у нее была мягкая и нежная как шелк. – Вы самая опасная женщина из всех, которых я встречал. Император мудрее, чем я думал.
У нее перехватило дыхание.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ответы знаете вы, а не я, – пробормотал он. Выяснение правды интересовало его куда меньше, чем избавление от кружевного корсета. Вслед за ним на землю упала и тонкая сорочка. Софья поежилась, и герцог заключил ее в объятия.
– Стефан… – выдохнула она, когда он захватил губами набухший сосок. – О…
– Ш-ш-ш, любовь моя, – пробормотал герцог, жадно исследуя изгиб ее груди и поглаживая трепещущие бедра.
Ее тело ласкало глаз совершенными формами, соблазнительными изгибами, безукоризненной, нежнейшей кожей. Хрипло выругавшись, Стефан сорвал платок, сбросил нетерпеливо сюртук и жилет и, стащив через голову рубашку, схватил Софью за руки.
– Погладь меня.
Она выгнулась назад и устремила на него тревожный взгляд.
– Я вас предупредила… не путайте меня с моей матерью.
– Да, вы что-то говорили, хотя я и понятия не имею, при чем здесь ваша мать, – прорычал он.
Руки ее дрожали, но она не убирала их с его груди.
– Вы не первый джентльмен, полагающий, что я жажду мимолетного романа и доступна только потому, что у моей матери была связь с императором.
В ее широко раскрытых глазах была такая боль, что в какой-то момент его сердце дрогнуло. Она выглядела такой невинной, такой беззащитной с этими горящими щеками и обрамляющими тонкое личико золотистыми кудрями. Сидевший глубоко в нем защитный инстинкт подал голос, и по спине пробежал тревожный холодок.
Что же скрывается за этим ангельским личиком? Сердце змеи? Нет, он будет глупцом, если поверит ей.
– Вы не первая женщина, отвечающая на мои поцелуи в надежде заманить в свои сети и склонить к женитьбе английского герцога, – спокойно возразил Стефан.
Она вздрогнула и покраснела, словно его слова задели ее гордость.
– Я бы никогда…
– И я тоже, – бесцеремонно перебил Стефан. – Я хочу вас. – Он подкрепил свое желание требовательным поцелуем. – Вы нужны мне. Все просто.
– Боже, – прошептала она, упираясь пальцами в его грудь, когда он снова припал к темному бугорку соска. – Все совсем не просто.
И конечно, она была права.
Просто вожделение, но это…
Усилием воли заглушая голос рассудка, звучавший где-то в затылке, Стефан раздвинул коленом ее ноги и пробежал пальцами по чуткой атласной коже.
Она тихонько вскрикнула от наслаждения, и он тут же поспешил запечатать предательские уста обжигающим поцелуем. Герцог не боялся, что их обнаружат, но опасался привлечь внимание какого-нибудь дурачка, который может по неразумению открыть дверь и помешать ему довести дело до конца.
Софья не только приняла поцелуй, но и вернула его с неожиданной живостью. Ее ноготки вонзились в обнаженные плечи. Рыкнув от удовольствия, Стефан нащупал заветную щель. Плоть уже дала сок, и палец легко раздвинул влажные складки. Пульс страсти нарастал, напряжение достигло предела, требуя немедленной разрядки.
Направляемый сдавленными стонами, он погрузил палец глубже, подводя ее к пику наслаждения. Она заерзала, задвигала бедрами, ища выхода сковавшему мышцы напряжению.
– Полегче, – прошептал герцог и, схватив ее блуждающую бесцельно руку, прижал к распираемой желанием плоти.
Она осторожно сжала пальцы, и он захрипел от нестерпимого наслаждения.
Удерживая одной рукой ее руку, он продолжал другой вести ее дорогой сладострастия. Тишину грота нарушало только их прерывистое дыхание.
– Стефан… мне нужно…
– Знаю, моя голубка. Доверься мне, – пробормотал он, не слыша заключенной в этих словах иронии.
Мыслей не было – было только прекрасное лицо, налитые страстью глаза и рот, раскрытый в немом крике наслаждения.
Ее первый вкус страсти. Первый, но не последний.
Руки ее сплелись у него за спиной, и Стефан, застигнутый врасплох, глухо застонал, подался с силой вперед, и в тот же миг накопившееся напряжение взорвалось. Хватая ртом воздух и пытаясь устоять на ногах под порывом агонизирующей страсти, он тяжело налег на нее.
Боже, что же сделала со мной эта женщина?
Глава 6
Эхо призывающего к обеду гонга разнеслось по особняку, и Софья, дождавшись, пока оно замрет, пробежала по пустому коридору и проскользнула в комнату герцогини.
Конечно, она понимала, что рискует. Большинство слуг были заняты в кухне, где одни помогали готовить, а другие уже потребляли приготовленное, но некоторые постоянно слонялись по дому, и от их глаз не укрывалось ничего.
С другой стороны, что еще оставалось? Можно было бы, конечно, попытаться и даже убедить себя в том, что, уступив домогательствам Стефана, она успешно отвлекла его от той цели, ради которой и приехала в Суррей, но Софья не позволяла себе обманываться.
Случившееся в гроте не имело никакого отношения ни к ее планам, ни к ее преданности России. Она просто не нашла сил оказать обворожительному герцогу достойное сопротивление. И каждый миг в его обществе лишь усиливал его чары.
Нужно найти письма и сбежать из Мидоуленда прежде, чем нежелание обманывать Стефана перевесит верность матери.
Приняв решение, Софья дала знать в кухню, что пообедает у себя в комнате, куда и следует прислать поднос с блюдами, убедилась, что Стефан и Брианна прошли в столовую, и, поставив свою служанку у подножия лестницы в качестве часового, метнулась наверх.
Держа в руке свечу, она вошла в спальню герцогини и торопливо огляделась.
В отличие от большинства других помещений деревянные стенные панели были заменены здесь розовыми камчатными. Узорчатый потолок украшала золотая кайма, а из середины его свисала хрустальная люстра, моментально поймавшая огонек свечи и отразившая его десятками граней. Возле беломраморного камина стояла широкая кровать, укрытая изумрудно-зеленым бархатным покрывалом – в тон подушечкам на золоченых стульях.
Пустая, нежилая комната содержалась в безукоризненной чистоте, а значит, уборка проводилась здесь регулярно и кто-то из слуг мог появиться в любой момент. Чем быстрее она закончит обыск, тем лучше.
Вот только с чего начать и где искать?
За картинами Гейнсборо и Рейнолдса в роскошных золоченых рамах вполне мог поместиться потайной сейф, в углу стояли два шкафчика красного дерева, напротив – письменный стол и инкрустированное французское бюро.
А ведь она еще не входила в будуар за закрытой дверью.
Софья шагнула к письменному столу. Почему бы и нет? Если письма пишут за столом, то почему бы не хранить их там же?
Логика, однако, не принесла плодов. В ящиках обнаружились только самые обыкновенные письменные принадлежности: бумага, перья, чернила, воск и личная печать герцогини.
– Господи! Где же они могут быть?
Она уже перешла к бюро, когда дверь открылась, и служанка, просунувшись в комнату, отчаянно замахала рукой.
– Герцог поднимается, – прошипела она. – Поторопитесь.
– Проклятье. – Софья пробежала через комнату, выскочила в коридор и, схватив служанку за руку, потащила за собой.
– Ну почему бы ему не оставить меня в покое? – прошептала она, злясь и на того, чьи шаги уже приближались, и на себя саму, чье сердце уже радостно скакало в груди.
– Да уж, – фыркнула многозначительно служанка, с хитрым видом поглядывая на хозяйку. – Хотелось бы знать.
Софья покраснела.
– Он меня подозревает. Думает, что я в Суррее не просто так.
– Почему это он вас подозревает?
– Герцог, кажется, думает, что я приехала сюда, чтобы по поручению императора втянуть его брата в какую-то интригу.
– Вон оно что, – кивнула девушка. – Говорят, лорд Саммервиль оказал кое-какие услуги царю Александру. Может быть, у герцога есть основания для беспокойства.
– Если бы Александр Павлович хотел заручиться помощью лорда Саммервиля, меня бы он послал в последнюю очередь. Ему не до меня.
– У такого человека забот хватает, – пробормотала служанка.
Конечно хватает, подумала Софья. На плечах императора лежала огромная империя. Но разве от этого легче? Месяцами и даже годами не получая от него никаких вестей, она порой чувствовала себя брошенной, никому не нужной.
Наверное, отсутствие в ее жизни отца было бы не так заметно, если бы мать проявляла больше внимания к дочери.
Разумеется, Мария любила Софью, но на дочь ей постоянно не хватало времени. Да и откуда взяться этому времени, если все силы уходили на борьбу за место в свете и участие в опасных политических играх, целью которых было сохранение Александра Павловича на троне. И в этих играх в ход пускались все средства.
В результате получилось так, что воспитывала Софью няня-англичанка и череда сменявших одна другую гувернанток, ни одна из которых не задерживалась больше чем на несколько месяцев.
Удивительно ли, что она никогда не чувствовала себя по-настоящему кому-то нужной?
– Ну, забот у всех хватает, – буркнула Софья, втаскивая служанку в свою гостиную и закрывая за собой дверь.
Затем, словно для того, чтобы еще надежнее защититься от незваного гостя, проследовала в спальню и подошла к окну.
– Сказать герцогу, что вы не принимаете? – спросила служанка.
Софья обняла себя за плечи.
– По крайней мере попробуй.
Взгляд ее остановился на далеком озере, отражавшем тающий в приглушенных красках закат. Но насладиться красотой не получилось – из коридора донесся сначала звонкий голос служанки, а затем короткий ответ герцога.
Служанка не сдавалась, продолжала спорить, и губы Софьи дрогнули в невеселой усмешке. Преданная девушка всегда защищала хозяйку до последнего, но против Стефана у нее не было ни малейшего шанса. Он, может, и прятал свой крутой нрав за любезностью и вкрадчивостью, но менее опасным от этого не становился.
А если уж совсем откровенно, то более грозного джентльмена Софья еще не встречала.
Служанка наконец умолкла, вся ее воинственность разбилась о спокойную неуступчивость герцога. Звук шагов… и дверь закрылась. Софья осталась у окна и даже не обернулась, хотя острый мужской запах уже наполнил комнату, и по спине побежали мурашки.
– Мне казалось, мы достигли понимания и покончили с вашими играми, – бросил он ей в спину.
– С какими играми?
Он взял ее сзади за плечи и повернул лицом к себе.
В глубине его глаз уже вспыхнул и разгорался знакомый огонь.
– Вы не сможете меня избегать.
– Похоже на то, – бросила она, стараясь не замечать растекающейся по телу жаркой волны. – Что вы сделали с моей девушкой?
Его тяжелый взгляд наткнулся на щит ее упрямства.
– Я предложил ей спуститься вниз и пообедать с другими слугами. Несправедливо, что бедняжка страдает из-за трусости хозяйки.
– Я вас не боюсь. Просто устала. И раз уж вы так заботитесь о моей служанке… я попросила принести сюда два подноса, так что в любом случае голодной она спать не отправилась бы.
Герцог скривил губы в безрадостной ухмылке.
– Ах да, подносы.
– Что такое? Есть какие-то трудности?
– Уже нет. Я сказал кухарке, чтобы не беспокоилась насчет подносов и что вы будете обедать с нами в столовой.
– Вы со всеми гостями так обходитесь?
Он провел пальцем по ее губам. Она нахмурилась и отстранилась.
– Только с теми, которые упрямятся и ведут себя безрассудно.
Софья глубоко вдохнула и опустила глаза. Его темные мужские чары действовали безотказно. Она просто не могла сопротивляться им.
– Я всего лишь хочу провести спокойный вечер. Что же в этом безрассудного?
– Я желаю, чтобы сегодня вы провели вечер в моей компании. – Очертив рот, палец проследовал вверх по скуле.
– А поскольку вы герцог и хозяин Мидоуленда, то всегда получаете свое?
Теперь он улыбнулся уже по-настоящему.
– Я всегда получаю то, чего желаю, потому что не приемлю ничего другого.
Она облизнула губы и тут же пожалела об этом, заметив, как полыхнули желанием темные глаза под сдвинутыми бровями. И ее собственное бедное сердечко шевельнулось в ответ.
– Вы не можете принудить меня спуститься к обеду.
– Вообще-то могу, – насмешливо возразил он. – Но если вы все же предпочтете обедать у себя в комнате, я просто приду к вам.
– Да вы совсем потеряли рассудок! Вам нельзя…
– Почему это?
– Потому что… это неприлично. Будет скандал.
– Скандал коснется только вас, а я герцог. Меня здесь давно знают и уважают, и запачкать мою репутацию очень трудно. – Он помолчал. Взгляд его, скользнув вниз, медленно прогулялся по шелковому, цвета янтаря платью и остановился на серебристой нижней юбке. Потом он нахмурился и, подняв руку, потянул за край шали, которой она укутала плечи. – А я и забыл, как вы любите тепло. Скажу служанке, чтобы разожгла камин, пока мы будем обедать.
Софья стиснула зубы.
– Только не притворяйтесь заботливым.
– Но мне действительно не все равно, как вы устроились в Мидоуленде. – Герцог положил руку ей на шею, погладил большим пальцем пульсирующую жилку у горла. – Я намерен сделать все возможное, чтобы угодить вам, чтобы вы не испытывали никаких неудобств.
– Просто оставьте меня в покое.
– Вы и впрямь этого хотите? – Он поймал ее взгляд. – Покоя?
– Да, – прошептала она, пытаясь обмануть и его, и себя.
Ни тот ни другая не поверили. Герцог прищурился:
– Лгунья.
– Почему вы так говорите? Что вы знаете обо мне?
– Слишком мало. Но намерен узнать больше. И уж поверьте мне, я способен разглядеть одиночество в женских глазах. Даже таких синих, как ваши.
Этого еще не хватало! Она оттолкнула его. Отвернулась.
– Не смотрите на меня так.
Герцог взял ее за плечи, но поворачивать к себе не стал.
– Разве я не прав? Разве вам не одиноко?
– Я… я скучаю по дому.
– А есть ли он у вас, мисс Софья? Настоящий дом?
Негромкие слова попали в цель, разбудив давнюю-давнюю боль, и Софья вдруг почувствовала себя совершенно одинокой, беззащитной и никому не нужной.
Стефан уже завладел ее телом – нельзя позволить, чтобы он так же завладел и ее сердцем.
– Что за вопрос? Я живу в одном из красивейших домов Санкт-Петербурга.
Он наклонился к самому ее уху:
– Есть жилище, и есть дом. Я сам лишь недавно уяснил себе эту простую истину.
Ресницы дрогнули и опустились. С его дыханием пришла и раскатилась по всему ее телу горячая волна. Рядом со Стефаном холода можно было не бояться.
– Вам неуютно в Мидоуленде? Вы несчастливы здесь?
– Меня здесь все устраивает… по большей части. Я доволен.
– Быть довольным и счастливым не одно и то же.
– Да, не одно и то же. – В его словах она уловила печальную нотку, которая странным образом отозвалась и в ее душе.
Неожиданно для себя самой она резко повернулась к нему. Боже, да что же это с ней такое? В списке тех, кто нуждался в ее сочувствии и заслуживал ее симпатии, герцог Хантли определенно значился бы последним.
Красив, богат, жесток и беспощаден, уверен в своем праве получать все, что пожелает…
Если он при этом еще и одинок, то так распорядилась не судьба. Таков его собственный выбор.
– Я так понимаю, вы не уйдете, пока я не соглашусь пообедать вместе с вами?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование.
– Вы столь же умны, сколь и прекрасны.
– А вы, сэр, самоуверенный грубиян.
Он взял ее за подбородок.
– У вас есть четверть часа. Не спуститесь в столовую – я сочту это приглашением отобедать в вашей спальне.
* * *
Выйдя в коридор, Стефан прислонился к стене и перевел дух.
Какой же он глупец.
Вот только в чем его глупость? В том, что, разозлившись на Софью, попытавшуюся увильнуть от обеда и общения с ним, дал волю гневу, который и привел его в ее спальню? Или же в том, что, оказавшись там, не воспользовался удобным моментом?
В любом случае он снова довел себя чуть ли не до белого каления, вот только тушить пожар было уже нечем.
Он оттолкнулся от стены и, бормоча проклятия, побрел к той лестнице, где его должен был ждать Гудсон.
Дворецкий оказался на месте и, выступив бесшумно из тени, предстал перед хозяином с озабоченным выражением на старческом лице:
– Ваша светлость.
– Ну? Что?
Почувствовав настроение хозяина, Гудсон сразу перешел к сути дела:
– Подойти ближе, как я хотел, не удалось, поскольку мисс Софья оставила на лестнице свою служанку. А эта служанка, сэр, свирепа, как какой-нибудь казак.
– Да, грозная женщина, – сухо согласился герцог. Прорываясь к Софье, он встретил на своем пути неожиданное препятствие и в какой-то момент, потеряв терпение в споре с упрямой служанкой, едва не отбросил ее в сторону. – Что ты сумел увидеть?
Гудсон осторожно откашлялся.
– После того как вы спустились, сэр, мисс Софья вышла из комнаты и отправилась наверх, в апартаменты герцогини, где и оставалась до тех пор, пока означенная служанка не предупредила ее о вашем приближении, сэр.
Стефан скрипнул зубами, сдерживая порыв бессильной злобы.
Он уже не сомневался, что, предложив Брианне перебраться вместе с ней в Мидоуленд, Софья преследовала какую-то свою, наверняка гнусную цель. Он был не настолько тщеславен, чтобы полагать, будто руководило ею желание быть поближе к нему. Но что ей понадобилось?
– Мисс Софья вынесла что-нибудь из апартаментов герцогини?
Гудсон пожал плечами.
– В руках у нее ничего не было.
– Пусть обыщут комнату, пока она будет обедать.
– Да, сэр. Дворецкий уже повернулся, но герцог остановил его:
– Гудсон.
– Да, ваша светлость?
– Бенджамин нашел тех чужаков, которых поймал на моей земле?
– Нет, сэр, – разочарованно вздохнул старик. – Хозяин постоялого двора клянется, что никакие иностранцы у него уже давно не останавливались, и никто из деревенских посторонних здесь не видел.
– Пусть продолжает поиски, но расспрашивает людей осторожно. Я не хочу, чтобы они поняли, что мне известно об их присутствии.
– Хорошо, сэр.
Подождав, пока дворецкий исчезнет за поворотом лестницы, Стефан повернулся к двери, которую сам лишь недавно закрыл за собой.
Вернуться, снести с петель чертову дверь да потребовать у этой лгуньи прямого ответа? Пусть признается, кто ее прислал и что ей нужно.
В отличие от Эдмонда политические интриги и интеллектуальные схватки с хитроумным противником никогда не увлекали герцога Хантли. Человек прямодушный, он того же требовал от других. Именно поэтому и король Георг, и царь Александр редко обращались к нему, когда речь шла не о практической помощи, а о коварной интриге.
И если он остался в коридоре, сжимая в бессильной злобе кулаки, то потому лишь, что знал – силой от Софьи ничего не добьешься.
– Что же вы задумали, мисс Софья? – пробормотал Стефан.
Санкт-Петербург
Втиснувшийся между кофейней и мебельным складом бордель ничем особенным не отличался от множества других подобного рода заведений, разбросанных по всему Санкт-Петербургу.
Само здание представляло собой невзрачное кирпичное сооружение, окруженное железным забором и охраняемое жуткого вида громилой, внушавшим страх даже бывалым солдатам. Посетитель попадал сначала в переднюю гостиную, вульгарно обставленную комнату с тяжелыми, обтянутыми бархатом креслами и диванами и толстыми коврами на полу. Здесь клиенту предлагалось подождать, если надобная ему девица оказывалась занятой. В качестве другого варианта времяпрепровождения предлагалось испытать удачу в задней комнате, где азартные посетители садились за карточный стол. Отдельные кабинеты наверху располагали всем необходимым для удовлетворения самых непристойных капризов и извращенных желаний пресытившихся горожан.
И все же не сомнительная роскошь интерьера и не искусство опытных представительниц древнейшей профессии привлекали сюда богатых и могущественных.
Главным достоинством заведения считалась абсолютная осторожность, соблюдения которой мадам Ивонна требовала как от гостей, так и от обслуживающего персонала.
Джентльмен, переступающий порог борделя, мог быть уверен, что факт его пребывания здесь, как и его, скажем так, нетрадиционные сексуальные аппетиты, не подлежали разглашению.
Именно гарантией приватности и объяснялись те огромные, возмутительные суммы, которые запрашивала с посетителей госпожа Ивонна.
Поднимаясь по узкой лестнице, Николай Бабевич уже предвкушал встречу с Селестой, большой мастерицей по части цепей и плеток. Сладкая боль стоит дорого, но Селеста отрабатывала каждый взятый с клиента рубль.
Жаль только, что этих самых рублей было у него не так много, как хотелось бы, и именно этот факт раздражал его и злил.
Черт бы побрал княгиню Марию.
Из-за нее приходилось клянчить деньги у вечно ноющей сестры и прятаться от кредиторов, которые категорически отказывали давать в долг даже на такую малость, как новая пара обуви.
Если бы накануне не удалось избавить от кошелька какого-то загулявшего пруссака, то и сегодняшний визит к мадам Ивонне оказался бы под угрозой.
Толкнув плечом дверь в конце длинного сумрачного коридора, Бабевич переступил порог в полной уверенности, что увидит перед собой застывшую с хлыстом в руках Селесту.
Однако вместо Селесты его встретил высокий, седовласый, благородного вида господин, приятное лицо которого едва тронули морщины.
Сэр Чарльз Ричардс прибыл в Санкт-Петербург из Англии всего лишь несколько месяцев назад, но и за короткое время успел стать фаворитом князя Михаила, младшего брата Александра Павловича.
В глазах столичного света он был милым, обаятельным иностранцем, отличавшимся безупречными манерами и неброской элегантностью, что и подтверждали в этот вечер приталенный черный сюртук и голубовато-серые бриджи, плохо соответствовавшие общеизвестной любви русских к пышности и цветистости.
Николай был одним из немногих, кто подозревал, что за любезной улыбкой прячется жестокая душа, способная на большое зло.
– Добрый вечер, Николай, – приветствовал гостя Ричардс, помахивая плеткой, казавшейся такой милой в ловких пальчиках Селесты и выглядевшей пугающе грозной в руке англичанина.
Облизнув пересохшие вдруг губы, Бабевич торопливо оглядел комнату с широкой кроватью, застеленной черным атласным покрывалом, и развешанными на стенах орудиями пыток. Он еще надеялся – разумеется, без малейших на то оснований, – что в темном уголке прячется Селеста или кто-то из слуг.
Как будто их присутствие могло защитить его от наполняющей воздух злобы.
– Как… – Горло сдавило, и Николай откашлялся. – Как вы сюда попали?
Поджав губы, англичанин с нескрываемой брезгливостью оглядел Николая, чье неуклюжее, коротенькое и раздутое тело помещалось в потертом сюртуке болотно-зеленого цвета и тесных коричневых бриджах.
– Пред мной немногие закрыты двери, – ответил он.
Николай сжал кулаки. Как ни пугал его проклятый чужестранец, терпеть насмешки он не собирался.
– Поздравляю. А теперь попрошу удалиться. Я пришел сюда для развлечений, закрытых для посторонних.
– С развлечениями придется подождать, – усмехнулся сэр Чарльз, помахивая плеткой. – Пока мы не закончим нашу маленькую беседу.
– Я уже сказал, что эта дрянь, княгиня Мария, отказывается платить, пока не получит доказательства. То есть не увидит письма. Что вы предлагаете делать?
– Вы знали, что княгиня отправила дочь в Англию? Точнее, в Суррей.
Николай нахмурился. Вообще-то ему было плевать и на княгиню, и на ее дочь.
– А какое мне дело?
– Во-первых, это доказывает, что в письмах есть нечто заслуживающее внимания. Нечто, что надобно скрывать. Иначе княгиня никогда не отправила бы дочь в такое путешествие.
– Подождите-ка, – проворчал Николай. – Вы же вроде бы говорили, что знаете, что там в этих письмах.
– Говард Саммервиль утверждал, что в них содержатся некие грязные секреты, поскольку письма не только написаны с использованием шифра, но герцог Хантли избил его едва ли не до смерти, когда поймал при попытке их украсть. Нужно было убедиться, действительно ли этот дурачок напал на что-то ценное или все его рассказы – пустая похвальба.
Николай стиснул зубы от злости. Получается, он рисковал жизнью только ради того, чтобы англичанин проверил свою догадку?
– Вы обманули меня?
– Я сказал то, что вам следовало знать. – Ричардс пожал плечами, показывая, что не принимает обвинения. – Теперь же присутствие дочери княгини Марии в Суррее угрожает помешать нашим планам.
– Почему?
Пугающе черные глаза сузились в холодном гневе.
– Потому что именно там письма видели в последний раз.
– Так они у нее?
– Откуда мне знать? – Ричардс швырнул плетку на кровать. – Некоторое время назад я послал своих людей обыскать дом герцога, но нахождение там мисс Софьи серьезно осложняет положение.
Николай потянул за платок, не в первый уже раз кляня себя за то, что согласился, поддавшись обещаниям сэра Чарльза Ричардса, участвовать в рискованном предприятии.
«Можно подумать, у тебя был выбор», – прошептал голос в голове.
Игра была его страстью и слабостью, и, проигравшись в пух и прах проклятому англичанину, он сам загнал себя в ловушку. Сказать по правде, предложенный план казался достаточно простым для исполнения и обещал принести кругленькую сумму. Кто бы устоял перед таким соблазном?
Теперь оставалось только клясть себя за глупость.
– Не надо было подходить к княгине, не имея на руках самих писем.
– Получить выкуп вы хотели не меньше меня. Да и кто мог подумать, что императорской шлюшке достанет духу устоять перед угрозой?
Черные глаза недобро блеснули.
– Очевидно, вы были недостаточно убедительны.
Николай вздрогнул. По спине побежали мурашки страха.
– Я сделал все так, как мы договаривались. Не моя вина, что княгиня…
– Замолчите, – оборвал его Ричардс. – Я устал от ваших оправданий.
Николай сглотнул подступивший к горлу комок.
– Ну что ж. Мы сделали ставку и проиграли.
Англичанин сделал шаг вперед. Выражение его лица не обещало ничего хорошего.
– Дело не закончено. Я намерен получить свои деньги.
– Как? Если девчонка доберется до писем, они поймут, что мы эти письма и в глаза не видели.
– У моих людей в Англии приказ не спускать с нее глаз. Если мисс Софья найдет письма, они отнимут их у нее.
