Роман Воронов
Он и она
«Подвиг» Казановы
Не поздняя исповедь кающегося и не пустое бахвальство насмешника на устах вашего покорного слуги, но возможное предостережение или, пуще того, нравоучение – кто как воспримет изложенное ниже, пусть и чужой рукой, однако родственной – по сути сотворения и по линии Адама – душой.
Под низким сводом каменной арки, укрытый густой ночной тенью и плащом лилового отлива, опоясанный пылающим вожделением и бушующим воображением – таким вижу себя в молодые годы, и потаенное место мое всегда одно; меняются только города и страны, рассветы и закаты, языки и наречия, на которых даются согласия прекрасными дамами. Вот и сейчас, всего-то надо пересечь площадь и нырнуть под спасительную, учтиво согнувшую спину аркаду палаццо, чтобы минутой спустя очутиться на балконе с приоткрытой дверью, но у фонтана, заставляющего дюжину бронзовых львов изрыгать через распахнутые пасти водяные брызги, невзирая на столь поздний час и пронизывающий колючий ветер, замерли в ожидании пять силуэтов, и, как я могу заметить, их шпаги длиннее моей.
Подозревала ли та особа, что с нескрываемым волнением не отходит от окна, зашторенного плотнее, чем бушлат на лоцмане в шторм, нещадно бросающий судно с волны на волну где-то в северных широтах, какой опасности подвергнет она своим согласием на мой поздний визит этот квартет слуг во главе с ревнивым, и не без основания, хозяином, ее супругом, ибо искусству владения шпагой я обучен несколькими весьма почитаемыми школами?
В Валенсии (о, чудные времена) мастер фехтования, едва способный по старости держать рапиру в руке, поделился со мной секретом скрытого укола снизу, неожиданным и смертоносным; специалист по дуэлям, не моргнув глазом отправивший полсотни парижских вельмож на небеса, обучил всем тонкостям обезоруживания противника кистевыми финтами; а сухой немногословный, здорово смахивающий на гончую, брит, по всей видимости, скопировавший у своих воинственных предков, привыкших махать двуручными мечами, разящий удар сверху вниз, даровал его, изящно переделав под современную шпагу.
Продолжи я настаивать на встрече с ожидающей в волнении душевном и, естественно, телесном дамой, уже оказавшись в моих объятиях она числилась бы, сама не ведая об этом, вдовой, да еще и обедневшей на четверку слуг. А посему, не испытывая ненависти к людям у фонтана, оставлю им жизнь и ночную сырость в придачу, а даме у окна – несбывшиеся фантазии и, очень надеюсь, не жестокое разочарование, да останусь под каменным «зонтом» с тобой, дорогой читатель, поелику разорвав обещанное свидание с одной, продолжу его с другим.
Я начинаю. «Бог сотворил Адама из Глины» – смысл этого выражения в том, что человеческое существо создано Светом, коснувшись Тьмы, то есть энергии Высших вибраций трансформировали определенным (заданным) образом низковибрирующую материю. По сути, Богу нужно было стать Антиподом себя, чтобы сотворить Сына Своего по образу и подобию, но во плоти.
Из этого надо понимать, что Антипод – хозяин человеческих тел и, соответственно, взаимодействий меж ними, естественно, на самых низких уровнях, в простейших программах.
Блуд, а это мой конек, есть симбиоз порабощения женским аспектом мужского через внешнюю форму, образ, посредством наведенной Антиподом программы (нашептывание Змия Искусителя) и внутреннего притяжения мужского аспекта к женскому через встроенную самим Творцом программу продолжения рода (ограничение потребления особого сорта яблок в Саду). Женскому аспекту, крест на крест, вменяется программа заботы о потомстве – здесь подсвечивает Бог, а мужской аспект под влиянием Антипода кодируется на полигамию, как минимум ментальную.
Одна из фигур у фонтана отделилась от группы и неуклюжей перебежкой двинулась к аркаде. Наверняка муж решил проверить, крепок ли сон супруги, оставив засаду мерзнуть дальше. Что ж, они не слышат нас, можем продолжить.
Мой друг, не столько остротою шпаги, сколько артистизмом слова пользовался я умело на своем Пути, и результат не заставил себя ждать : мужской аспект – назову его, пожалуй, «Вторичный Адам», а он, как известно, есть продукт упорных телесных тренировок – уступил главенство женскому аспекту, чья колыбель – непрестанные умственные экзерсисы, по подобию с мужским стану величать его «Вторичной Евой». Великий воин (знаешь, с удовольствием бы называл себя так) в своем потенциале обернулся Великим Любовником.
Гулкие шаги разбавили тишину, оккупировавшую ночную площадь, ревнивый муж торопливо возвращался на пост.
Видишь, все хорошо, и да, моя ухмылка – это просто предложение тебе, мой друг, решить самому, к кому я обратился, может быть, к не успевшему обзавестись рогами вельможе, а возможно и к развесившему уши слушателю. Однако продолжим. Блуд есть исчерпание сосуда в никуда, излитие через дыру живительной влаги на горячие пески пустыни, срывание еще не зрелого плода, горение хвороста не в очаге, но подле него, увлекательная история, умирающая на губах немого.
Восхищающийся моими «подвигами», знай, блуд – код, прописанный плотью Жены для привлечения духа Мужа и Мужем, уступившим духом своим перед плотью Жены. «Заноза» сия в отношениях аспектов – совместное «творчество». Из всех женщин, взошедших со мной на общее ложе, не было ни одной подневольной. Так чем же я отличен от каждой из них? И первая, и последняя (на сей момент) – все явили собой истинную суть моего женского я, моей «Вторичной Евы», а именно, «альфу и омегу Любодея».
Думаешь, тот, стойко ожидающий обидчика у фонтана, не чувствует, как его «Вторичная Ева» перетекла в мои руки, когда верная супруга, приняв комплимент от незнакомца, уже обнажилась перед ним, как минимум, в собственном воображении. Вожделение глазами – верный признак действия этого кода, момент его включения, вхождение «занозы» в «тело» мыслей. Впрочем, оставив мужу нетронутой честь его жены, с чистой на этот раз совестью вернемся к моим многочисленным и не столь беспечно отвергнутым дамам.
Мы пали, в обоюдном грехе, вместе, на один уровень, в данном случае или, точнее, случаях, количество не переросло в качество, я – не ниже, каждая из них – не выше, мы, как и на греховном ложе, касаемся друг друга энергетически. Недаром в своем апогее любовь «коронуется» эпитетом Божественная и «награждается» качествами Света – сияющая и согревающая, а в самом низу (там, где я) соседствует с понятием «продажная» и рифмуется со словом «кровь». Ей (крови) бы и сегодня пролиться, не примерь я на себя, не без удовольствия, личину Учителя, и уж коли не случилось в этот вечер проткнуть одного или двух ради заветной цели, утянутой бархатным корсетом, так хотя бы зацепить твое сознание, мой неожиданный, но приятный, спутник. Вот еще одна парабола для твоих ушей: я есть «Иуда» женскому роду, совершающий, возможно, предательство по отношению к целомудрию, а возможно и подвиг, высвечивающий во всей своей неприглядности грех прелюбодеяния. Не могу утверждать с уверенностью, то ли мысли вслух выразил я неаккуратно и слишком громко, то ли ревнивец-муж обладает чертовской интуицией (Господи, и на что рассчитывала его супруга, соглашаясь на тайную встречу?), но группа отделилась от фонтана и направилась к моему укрытию, раскрываясь широкими крыльями в полукруг.
Перед тем, как благоразумно ретироваться, используя темень и складки городских переулков, я решительно настроен попытаться уберечь от греха стремящегося стать на Путь обольстителя и любодея.
Мне, мастерски исполнившему свое предназначение и вписавшему имя свое в один из смертных грехов несмываемыми буквами, сделать это не трудно, стоит только описать то место, в коем оказался после сладострастного пребывания в обмане и чувственных наслаждениях.
Слушай меня, надеюсь, еще не оступившийся друг, ибо у всякого, даже у Новоявленного Любодея, всегда есть тропа Покаяния, пусть и не избавляющая несчастную душу от мук адовых, но во тьме сияющая путеводной нитью.
Там, куда попадают подобные мне после завершения земного пути, обстановка сродни той, что окружает сейчас в твоем воображении меня. Конечно, здесь нет горбатого свода, площади с фонтаном и мирно спящим палаццо с дамой у окна, но отсутствие Света (как-никак уровень нисхождения) походит на нескончаемую ночь, а близкое присутствие душ обманутых мужей или оскорбленных родственников (а ты наверняка представлял себе грешника в окружении нагих дев) явно отсылает к топчущейся возле моего укрытия пятерке с обнаженными шпагами. Но не страх расплаты за «удовольствия» и не кара разгневанных «Вторичных Адамов» правит здесь балом Искупления. Прелюбодеи и блудницы оседают на Уровне Разочарования.
Всего лишь? – воскликнет удивленный читатель.
Не торопись облегченно вздохнуть, мой друг. Кармическая отработка блуда действительно Разочарование, ибо этот грех – добровольный отказ от Встречи, той самой главной Встречи, воссоединения с половиной души, то есть с Богом.
Предполагаю твою реакцию вроде «Ну и что, будут другие воплощения, новые попытки». Сие – рассуждения земного человека, но душа, очищенная от шелухи плотного тела, с освобожденной Памятью, разочарованная, страдает неимоверно. Всеобщий Баланс Энергий «заставляет» отболеть ровно то количество наслаждения, что получено во грехе.
До тех пор, пока не произошло полное изживание греха, тело разума сохранит свою плотность и при этом будет стремиться избавиться от Разочарования, но остатки тела чувств и эмоций, липкой «кольчугой» обряженные поверх него, не позволят достичь желаемого.
Сундук с несметными сокровищами лежал у вас на пути, но всякий раз проходя мимо, вы довольствовались медной монеткой на крышке, не удосуживаясь заглянуть внутрь, а в конце жизни, немощному и полуслепому, в нищете и забвении, вам показывают содержимое сундука.
Эпитеты, коими вы сможете наградить себя, – ничто по сравнению с душевными вибрациями разочарования грешника от блуда, когда он, задрав «голову», зрит Величие Бога, Славу Слова Его и Истинную Любовь, коих лишил себя собственноручно, поддавшись шепоту Искусителя, в моем случае, шепоту своей плоти, поправ при этом Заповедь – Вселюбящий Господь не просто возложил «сундук» прямо на дороге, но и не стал вешать замок на крышку.
«Кто же кинул сверху медяк?» – спросишь меня. Думаю, ответ тебе известен.
Лукавый?
Стоит ли валить на Антимир слишком много, может быть, Он и сделал это первый раз, а все последующие монетки – твои.
– Назовите свое имя, сударь, – слышу я грозный голос ревнивого супруга через вековую пыль, оседающую в межзвездном пространстве Вселенной после Великого Взрыва, и блеск пяти обнаженных шпаг под лунным светом подобен сполохам далеких комет, «отбросивших» свои ледяные хвосты в чернеющую пустоту неведомых галактик.
Что хотят эти люди, дрожащие осиновыми листами на холодных ветрах истории согрешения или, может быть, поиска если не самой истины, то хотя бы намека на нее?
– Казанова, – отвечает им эхом каменная арка, по-матерински заботливо склоняясь над лежащим в углу плащом лилового отлива.
Ведьмин круг
Искры, крохотные, взбудораженные звездочки, весело взмывают в ночное небо, исполняя зажигательный, одним им ведомый танец. Кто-то тут же растворяется в томно вздыхающей черноте, едва оторвавшись от материнского языка пламени, резко выброшенного из древесной обители; кому-то удается прожить дольше и сохранить крупицу жара до тех прохладных струй, ниже которых острый глаз ночной птицы слепнет и зазевавшийся у самой норки вожделенный грызун сливается с обычной травяной кочкой; а иные, возомнив себя подобными светилам, и впрямь присоединяются к ним, меняя «рисунок» созвездий и обрушивая целые миры в пустоту.
Все стремятся наверх, к Истоку, в Царствие Богов, ангелов и собственного временно утраченного естества. Трещат дубовые угли, плавятся хрупкие ветки осины и бузины, грозно шипит разлапистый можжевельник и с дьявольским хохотом лопается от жара переспелый репейник – все переварит, пересилит и расщепит пожирающий без разбора огонь. Бойся, честный люд, подойти ближе. Гонит искры во тьму костер на одиноко торчащей в подлунном мире, среди притихших вязов и елей, Лысой Горе.
Зацепись, душа, медленно проплывающая мимо в потоке сновидений, удобно улегшись на простынях забвения, за одну из сверкающих «блесток»; пусть непрерывное течение видений, о коих и не вспомнить поутру, на миг завихрившись, продолжит свой размеренный бег, а ты, не убоявшись остановки, бросишь потаенный взгляд вниз, где вокруг мерцающего, дрожащего жаром яркого пятна посреди ночи стайкой из тринадцати чернеющих «ворон» расположились на Шабаш ведьмы.
Ох, не зря гласит молва: наружность обманчива. Все собравшиеся дамочки – ни дать ни взять роковые красотки на самый капризный вкус: тут тебе и огненно-рыжая копна волос под синие, с поволокой, глаза, и кареглазая русалка с косой пшеничного оттенка до пят, и коротко стриженная брюнетка с бледной молочной кожей и красными блестящими зрачками, и… вновь огненно-рыжая, и опять русалка. Тремя вариантами внешности присутствующих на сегодняшней вечеринке дам, как оказывается, ограничен выбор, за исключением тринадцатой ведьмы с волосом фиолетового цвета и желтыми кошачьими очами.
Не обманывайся, наблюдатель, внешняя красота сия наведена чарами, а напускная молодость – плод твоего воображения, вынужденного подглядывать за тайным действом через систему кривых зеркал, установленных участницами особым образом, и заметьте, никакого макияжа.
Самой молодой на Лысой Горе всего тринадцать лет – первый бал, если угодно; самой старшей – шестьсот шестьдесят шесть лет, символично, не правда ли?
А теперь застынь, «сроднись» с искрой, что еще не отлетела далеко, не погасла внезапно и за своими лучами надежно скроет тебя от их взоров. Слушай ведьмину песню, похожую на крик воронья только неподготовленному уху, зри ведьмины пляски, напоминающие кривляние шута только затуманенному страхом глазу, вдыхай ведьмину истину, не отличимую от бормотания сумасшедшего занятым исключительно подсчетами личной выгоды умом. Будь здесь собой, а не тем земным Икаром с опаленными крыльями и сломанной шеей.
Первую и самую младшую из ведьм, ту, что носится как угорелая вокруг костра и готова бросать в огонь все, что найдется под рукой, вплоть до собственной метлы, зовут Нетерпение, и ей, как уже говорилось, тринадцать лет. Ровно столько времени необходимо ведьмочке, чтобы накопить начальное количество злости, раньше этого срока на Лысую Гору не допустят. Ну же, не отвлекайся на других красоток, она начала «петь» свой куплет. Рыжая девица, на взгляд, скорее, лет тридцати (впрочем, как и все остальные), чем тринадцати, швырнув в костер лягушку – бедняга на свою погибель приползла поближе к огню погреться – и оглушительно захохотав, истошно возопила в чернеющее небо:
– Травинка будет растоптана, древо загублено, а плоть живая растерзана, разбросана и развеяна по ветру, только носитель Злобы может пребывать на Лысой Горе.
Сноп искр, словно в подтверждение слов «маленькой» ведьмы, разноцветным фейерверком взорвался над макушкой Горы, и восторженная Нетерпение выдала в ночь великолепное подобие воя одинокой волчицы, зазывающей на свидание серого друга. Дамское общество согласно зааплодировало, а ведьмочка, плюхнувшись на траву, уступила место следующей – из пула светловолосых, но бесхвостых русалок.
Справка для наблюдающего: возраст великолепно выглядящей девы ни много ни мало шестьдесят семь лет, имя – Созидание.
Скажете, странноватое имечко для представительницы племени, занятого исключительно наведением порчи, вызыванием засухи и приворотом молодых состоятельных мужчин. Дабы окончательно пролить свет на эту загадку, дождемся ее выступления.
Созидание неторопливо поднялась, внимательно осмотрела место сборища и, прежде чем начать, аккуратно смела остатки обгорелых веток, листвы и дымящихся угольков обратно в костер.
– Сестры, – немного театрально и как-то уж совсем по-менторски произнесла она, – у Злобы не женское лицо, но, – тут ведьма игриво улыбнулась, – женский характер. Злость, ммм… – она зажмурилась, – обожаю. Эмоциональна и способна внутренне разгонять себя, слово сказанное порождает замысел, уже выплеснутая эмоция освобождает место не спокойствию, а новой энергии, еще более сильной и злобной. Именно так мы, женщины, – ведьма поправила рукой челку, упавшую на глаза, – совершаем покупки, и точно так Эго-программа Человека, подобно умелому и опытному торговцу, понимающему натуру покупателя и раскладывающему товар правильным манером, «втягивает» его в грехопадение.
Созидание – а теперь стало очевидным, почему это порождение греха носит такое имя – «заухала» совой, отчего все полевые мыши от мала до велика, что ютились в норках окрест проклятой горы, прижали ушки и затихли до самого утра.
Едва затихло эхо будоражащей волчье нутро серенады, как поднялась со своего места третья по счету ведьма (паспортные данные: имя – Удвоение, возраст – сто двадцать один год) и ловко выдернула из метлы два прутика:
– Гнев – мужское достояние, – яростная брюнетка пренебрежительно поморщилась, – моргание перед Его Светом.
Ведьма ткнула ногтем невероятных размеров, венчавшего указательный палец, в небо:
– Злоба же – истинно женское достижение, затылок, повернутый к Лику Его.
При этих словах гнусная ухмылка перекосила кукольное личико «молодки», давно перешагнувшей столетний порог. По всей видимости, решив, что этого достаточно для сегодняшнего собрания, ведьма шагнула было на место, но, вспомнив о наглядном пособии, остановилась и со всего маху бросила выдранные прутья в костер. Языки пламени, мирно покачивающиеся доселе, казалось, только и ждали такого подарка: вытянув навстречу веточкам жаркие пальцы, они опалили их еще до погружения в свое лавобурлящее чрево.
Довольная Удвоение, ласково похлопав по длинному телу свой летательный аппарат, уселась на землю и с ожиданием повернулась к соседке.
– Осмотрительность, твой выход.
Нехотя занявшая место в центре внимания, Осмотрительность (ее медлительность объяснялась прежде всего возрастом – через пару месяцев ведьма готовилась отпраздновать свое ста семидесяти шестилетие) прокашлялась, долгое ожидание на сырой земле давало себя знать:
– Злость сушит глаз, сковывает мышцы и копит желчь, – быстро поставила она своеобразный диагноз всем злючкам на свете и зашаркала обратно.
– Коротко и ясно, – язвительно заметила Нетерпение. – Всем бы так.
– Прикуси язычок, – рявкнула с противоположной стороны круга девица с фиолетовыми волосами. – А ты, Сила (так именовалась очередная брюнетка, прекрасное создание двухсот двадцати девяти лет от роду), вставай к костру.
Сила резко, соответствуя своему имени, поднялась с места: пламя гудящей волной взметнулось вверх, словно на угли плеснули невидимого и неведомого топлива. Вдох восхищения пробежал в кругу собравшихся. Ведьма, довольная произведенным эффектом, улыбнулась:
– Злость женского рода, ибо семя ее взращено рукой женщины и полито ее же слезой.
Участницы Шабаша дружно захлопали, но Сила остановила аплодисменты резким жестом:
– Но слезой не обиды или отчаяния, а презрения к слабости противоположного пола.
Дикий, безумный, разносящийся по всей округе хохот изрыгнула Лысая Гора, и искры, поднятые неистовым ветром, понеслись к самым дальним пределам Млечного Пути, удерживая на своих раскаленных плечах остатки непонятных тамошним мирам эмоций.
Сила щелкнула пальцами, пламя сникло, ведьмы успокоились, и взоры их обратились к следующей «докладчице».
– Ну, подруга, смелее, – кивнула Сила соседке, блондинке из клана русалок.
Вновь чуть отодвинемся от костра, дабы сообщить по секрету подглядывающей из-за искры душе, что с кряхтением вошедшую в круг ведьму величают Слабость и биологический возраст ее измеряется двумя столетиями, плюс восемьдесят лет и еще три года.
– Энергия Злобы, – еле слышно начала Слабость, заигрывая при этом розовой ладонью с ластящимися к ней языками пламени, – как низковибрирующая молотилка, «выколачивает» Тело Света (потенциал Искры Божьей) в труху, – ведьма хохотнула и задорно хлопнула ладонью по пламени, которое, в ужасе отпрянув, разлетелось на горячие хлопья. – Ошметки эти оседают на органах Человека и, по прибытии грешника в тонкие планы, сгорают, но не в Аду, а просто возвращаясь в свое исходное агрегатное состояние, склеиваясь обратно.
– Все возвращается на круги своя, – радостно проворковала Нетерпение, на которую тут же зашикали остальные. Слабость театрально выполнила реверанс и, схватившись за бок, охая и ахая, вернулась на место.
«Фиолетовая» ведьма, оговоримся сразу, самая старшая здесь (возраст – шестьсот шестьдесят шесть лет, имя – Раздвоение), кивком головы поблагодарила выступавшую и обернулась к следующей «докладчице»:
– Баланс, тебе слово.
Рыжая ведьма трехсот тридцати семи лет от роду, ловко приподнявшись на одной ноге, взяла в руки метлу и, как заправский канатоходец, расположив ее горизонтально, «по струнке» двинулась в центр Круга, пламя костра при этом раздвоилось змеиным языком, абсолютно симметрично.
–Черти, что поджаривают грешников в их человеческом понимании, всего лишь энергетические копии мыслей завершивших земной путь душ. Людям следует задуматься, отчего они (мысли-черти) имеют столь устрашающий вид. Я подскажу: жаровни адские – собственные, погрязшие во грехе тела, а огонь нестерпимый – процесс восстановления Тела Света, как и сказала Слабость, из изнасилованного Человеком в Божеский вид.
Баланс развернулась на пятках к костру спиной и по невидимой «ниточке», сохраняя метлу в горизонтальном положении, вернулась обратно.
Не дожидаясь приглашения, следующая за выступившей рванулась к потрескивающему, как старый деревянный мост под весом марширующих по нему легионов, огню: ведьма-брюнетка с уложенными в виде остроконечного шпиля волосами (а как же иначе, ведь Шабаш встречал «молодицу» в триста девяносто один год, нареченную Жалом). Экстравагантная участница Шабаша обвела присутствующих коллег немигающим взором и выдала короткую и резкую фразу, будто бы ужалила начинающих поклевывать носами «ровесниц»:
– В каждом грехе душа может достигнуть «пика», и если победивший людские пороки Иисус взошел на Голгофу, то, к примеру, мы, существа злобные, возносимся на Лысую Гору.
–Это что же, «ведьмина Голгофа»? – искренне удивилась «юная» Нетерпение.
–Ага, – отозвалась уже со своего места Жало, – только перевернутая.
– Лысая Гора, – повысила голос «фиолетовая» ведьма, – не место для философствований, впрочем, как и Голгофа. Рассвет с его глашатаями, крикливыми петухами – да выпадут у них все перья, и забьется зоб, – близок. Слово Змее.
Ведьма-блондинка, извиваясь, как рептилия, «выползла» в центр круга.
– Меня научишь? – выкрикнула Нетерпение, восхищенная подобной пластикой, но «фиолетовая ведущая» цокнула языком и к устам «юной» ведьмочки намертво приклеился осиновый лист.
Змея низким грудным голосом, который так возбуждает легковерных мужчин и страшит пугливых детей, прошипела:
– Лысая оттого, что Злоба, в абсолютном своем выражении, не терпит вокруг себя ничего, кроме себя. Рядом со злостью всегда пустота – кто захочет находиться подле злюки?
Змея такими же грациозными и гипнотическими движениями удалилась, а осиновый лист отлепился от губ Нетерпения.
Не устала ли ты, душа, от недвижимого своего положения в «засаде», не коробят ли тонких струн сознания твоего столь дерзкие речи, не увидела ли ты себя среди присутствующих и если да, то не пугает ли тебя сие соседство?
– Стрела, – снова прозвучал повелительный голос «фиолетовой» ведьмы, – мы все ждем тебя. Солнце уже приготовилось «осквернить» это святое для нас место своими жгучими ресницами.
Стрела, прекрасноликая дева, ожидающая через неделю своего пятисотлетнего юбилея, с торчащими во все стороны, как иглы ежа, рыжими волосами, встала у костра:
– Империл (она облизнулась), продукт накопленной в организме человека злобы, в слоях нисхождения сгорает, как уже сказала сестра Баланс, поэтому и только поэтому нас, ведьм, сжигали на кострах в подлунном мире не символически, а физически, в «память» об уже испытанной душами грешников муке. Мы, ведьмы – символ злости, костер ведьмы – символ расплаты.
Она вошла в пламень, воткнула в центр кострища метлу и встала к ней спиной. Жар полыхал вокруг, но не трогал Стрелу, и присутствующие, восхищенно захлопав в ладоши, поднялись со своих мест и так же прислонились к метлам, изображавшим позорные столбы.
Картина, достойная кисти художника, ты как думаешь, душа? А может, это трагедия, достойная проповеди священника?
– Прекрасный фарс, – воскликнула фея с фиолетовой шевелюрой и первая запустила метлой в Стрелу. За ней с диким хохотом последовали и остальные, стоящая же в огне ведьма с ловкостью жонглера увертывалась от летящих в нее «деревянных копий».
– Настоящий Шабаш! – вопила Нетерпение, поднимая чужие метлы и отправляя их обратно в костер.
– Прошу слова, – раздался вдруг голос очередной моложавой брюнетки с тонкими ресницами и острым орлиным взором. Стрела без удовольствия покинула импровизированную жаровню, поправляя слегка сбившуюся прическу, а новая докладчица, топчущая грешную землю ни много ни мало уже пятьсот пятьдесят четыре года, вдохновенно произнесла:
– Злоба в женском обличии – Путь колдовства, – она обвела всех взглядом победителя. – То есть эта низкая энергия (злость) ищет выход «внутри», в мужском же обличии злоба рвется наружу, порождая Тирана.
Устремление, а именно так величали выступавшую, сделала паузу:
– Ведьма ворожит и заговаривает, Тиран пускает кровь и ломает судьбы.
Все собравшиеся метлоносицы согласно закивали разноцветными головами.
– У меня все, – Устремление указала пальцем на восток, намекая на скорый восход солнца, и вернулась к себе, на удобно примятую ею же колючую кочку.
– Не мешкай, Поток, – обратилась «фиолетовая» к предпоследней участнице ночного собрания, – я чувствую его приближение.
Все обернулись к полоске леса в восточной стороне, слегка обозначившейся рыжеватым оттенком.
Игривая блондинка лет тридцати пять на вид с метрикой в кармане, из которой следовало, что девице недавно стукнуло шестьсот семь лет, плавно вошла в круг:
– Ведьма, осознающая свой грех, страдает, ибо разряжение столь тяжелой энергии, коей является злоба, проходит через нее. Искупление совершенных злобных дел осуществляется через поражение детородных органов и создает кармичность бесплодия. Тиран, в отличие от ведьмы, не осознает греха, поелику вся энергия злобы уходит вовне, что определяет его тяжелую Карму недоразвитых или отсутствующих вовсе органов физического тела. Если коротко, в следующей жизни Тиран – калека, ведьма – бездетная.
– Я всегда говорила, нечего подавать убогим, – весело вставила неутомимая Намерение, а Поток так же плавно, как и появилась, отбыла на место.
– Что ж, – поднялась с места последняя, «фиолетовая» ведьма, – я, Раздвоение, на правах старшей (шестьсот шестьдесят шесть лет) закрываю Шабаш последним словом, и оно таково: этот грех сильнее всех остальных целенаправленно уничтожает Искру Божью, Тело Света в душе. Бойся злобы, ибо она овладевает медленно, но верно, забирая себе все, что имеется, и превращая Суть в Лысую Гору.
Она подняла взор прямо к искре, за которой скрывалась душа, петух, чихнув со сна, расправил грудь и трижды проорал свою песнь восходящему солнцу. Костер погас; ведьмы испарились в остатках дыма, смешавшись с утренним туманом, окутавшим голую макушку Лысой Горы; роса блестящими бусинами усеяла траву, примятую вокруг пепелища в тринадцати местах.
Отпускай и ты, случайный наблюдатель, свою искорку, Путь ее далек и полон опасностей, в отличие от твоего, спокойного и уверенного, ведь ты, не будь глупцом, сохранил бы в себе Искру Бога, Тело Света, Дар Создателя. Или нет?
