Егор и Марина стояли и смотрели, как люди после концерта покидали фойе с огромными зеркалами и золотыми люстрами. Наблюдали они всё это со своего рабочего места возле кофемашины через стеклянные двери, которые начисто лишали звуков всё происходящее. Получалось немое кино.
Марина вытянулась в струну, впилась глазами в маленькую девочку, не моргая и почти не дыша, выдавала звуки почти без интонации:
– Я. Не хочу. Шапку. Не надо. Я так. Пойду. Опусти.
– Отпусти, – поправил Егор. Марина задумалась и вышла из своей наблюдательной стойки.
– У меня же почти получилось? – звонко и радостно спросила она.
– Да, почти всё верно! – похвалил Егор. – Ты быстро учишься!
– А тебя кто учил?
– Никто.
– А как же так?
Егор пожал плечами.
– Два года вот так вот стоишь за этим стеклом и наблюдаешь. Скукотища страшная! Вот от нечего делать я и стал гадать, о чём говорят люди по ту сторону стекла.
Громадный, вечно спешащий город всегда был наполнен звуками, запахами, случайными встречами взглядов, а эти стеклянные двери как будто бы всё это выключали. После каждого концерта включалась такая разновидность немого кино, которое никто не снимал.
Изредка кто-то всё же открывал дверь и проходил внутрь. Гул из фойе наполнял почти всегда пустой зал с маленькими круглыми столиками с бордовыми и белыми скатертями, исчезал, как только закрывалась дверь, но оставался посетитель. Оказывалось, что этот человек ходит, говорит, видит и улыбается. К этому человеку тут же семенила официантка Марина, и начиналась работа.
Даже если посетитель не заказывал кофе или какой-нибудь коктейль, который был должен сделать Егор, ощущение другого физического пространства кафе от окружающего мира пропадало и наблюдать через дверь становилось не так интересно.
В кафе заходили редко. Иногда перед концертом садились за два или три столика. Случалось, что кто-нибудь заходил после, хотя случалось и так, что зал оставался совершенно пустым. Всему виной были цены. За чашку кофе, которую делал Егор собственными руками, он мог жить несколько дней. Дело не только в непритязательном его отношении к еде, но и в цифрах меню. Выручка от этого сильно страдала, но зарплату платили хорошую, редкие посетители почти всегда оставляли неплохие чаевые, а доход заведения, видимо, нисколько не заботил владельца.
В тот вечер был концерт органной музыки. Если бы Егора два года назад (он тогда не работал в этом кафе) спросили, сколько человек может собрать концерт органной музыки, он сказал бы, что двух: всегда есть парочки, которым лишь бы куда-нибудь сходить вместе. Но сейчас он уже был опытным, знал, что такой концерт собирает несколько сотен. И вот тут он остерёгся бы произносить слово «людей».
Люди наивны. Они полагают, что кроме них нет никаких разумных существ.
Люди просты. Их мысли почти всегда сосредоточены на самих себе, поэтому они не замечают очевидного.
Люди глупы. Полностью полагаясь на свой разум, они почти не осознают происходящего, а если происходит что-то странное, что-то, неподвластное для объяснения разума, то они буквально выбрасывают это, забывают и стараются не видеть.
Кот тоже был таким, но работа баристой в этом кафе и долгие наблюдения за толпой, лишённой звука, изменили его.
Конечно, он сначала думал, что всё это ему лишь кажется, но фактов набиралось всё больше, он всё чаще смотрел внимательнее и вскоре убедился в своих догадках. Вывод его был таков: на концерт органной музыки редко приходят люди.
Стеклянная дверь открылась, ворвались самые разные звуки, и в зал кафе вошли двое: мужчина в чёрном смокинге и до боли белой рубашке и женщина в красном вечернем платье и алмазах на запястьях и шее. Женщина шла первой, улыбалась невероятно красным ртом, мужчина шёл за ней, чуть приподняв уголок рта, что следует назвать улыбкой.
Кот сразу понял, что это не люди.
У женщины был невероятно белый цвет кожи. Да, конечно, можно сказать, что она пользовалась особым тональным кремом, но никакого тонального крема не было. Женщина шла уверенно, быстро, её движения были совершенны. Туфли на высоком каблуке не натирали ей кожу, ногти на пальцах рук были безупречны, а когда она взяла меню, то специально уменьшились, чтобы было удобно листать страницы.
Мужчина должен был бы с обожанием смотреть на свою спутницу, но он был равнодушен. Такое впечатление, что взгляд его смотрел внутрь его самого. Скулы больше напоминали грани отточенного камня, а когда мужчина замечал, что на него смотрят, то грудь его начинала подыматься и опадать, как будто бы он дышит, хотя в другое время ничего подобного с ним не происходило.
Они сели за столик у окна, в приятный полумрак. Выбрали быстро, перекинувшись двумя-тремя словами, пока Марина стояла рядом и улыбалась. Мужчина заказал бутерброды с икрой и бутылку шампанского. Невероятно дорогой заказ для этого кафе. Марина предвидела хорошие чаевые и летала вокруг них словно бабочка. Егор же мог продолжать свои наблюдения.
Женщина улыбалась и говорила, мужчина с чем-то согласился и кивнул. Егор, когда только начинал изучать всех пришедших и уходящих после концертов, сразу же начал учиться читать по губам. Это легко, когда тебе совсем нечего делать. Выражение лиц говорящих почти всегда подсказывает, о чём говорят люди. Такое упражнение приятно и забавно. Но сейчас Егор не мог даже предположить, о чём говорили эти двое. Он видел губы, видел мимику и жесты, мог догадаться, если бы они говорили на английском, а ещё он мог бы узнать французский язык, если бы они говорили на нём, но они говорили на каком-то другом языке. Говорили много, и тема была какая-то деловая, хотя они и улыбались. Особенностью этого языка была краткость. Совсем немного надо было произнести женщине, чтобы мужчина погрузился в себя и не спешил с ответом. Потом уже он произносил какое-то длинное слово (сказано было что-то без пауз, поэтому Егор решил, что это одно слово), а женщина готова была перебить на середине, но не сделала этого.
Подошла Марина, поставила перед ними бутерброды и бокалы, спросила, открыть ли шампанское. Мужчина кивнул и сказал то, что Егор легко прочитал по губам:
– Мы можем не думать о времени.
– Да, – ответила женщина, не переставая улыбаться. – Я бы даже сказала так: сегодня я могу не думать о времени!
Марина откупорила бутылку, и шампанское с хлопком и пеной наполнило бокалы. Конечно, на столе уже было маленькое серебряное ведёрочко с хрустящим льдом.
– Я позволю себе тебя поправить, – сказал мужчина, касаясь тонкими белыми пальцами ножки своего бокала. – Ты можешь не думать о времени, когда ты со мной!
Женщина ответила не сразу, но свой бокал взяла.
– Это слишком обязывающее заявление.
– Но я его сделал, – сказал мужчина и поднял бокал для тоста. Женщина улыбнулась, но её глаза ничего не выразили. Марина отошла от них, и Егор потерял способность читать по губам дальше. Женщина произнесла что-то ещё, но звуки были слишком шипящими, чтобы быть каким-либо известным Егору языком.
– Они надолго, – подошла к барной стойке Марина. Она обладала способностью исчезать из поля зрения, когда в зале никого не было, но когда кто-то был, она всегда должна быть рядом и тут у неё было не так уж много вариантов. В её исчезновениях не было ничего мистического: официантка могла часами стоять за дверью помещения для персонала и залипать в социальных сетях.
– Нет, – уверенно сказал Егор. – Они уйдут довольно быстро.
– С бутылкой шампанского-то?
– Ставлю на то, что они её допивать не будут!
– Смело! Готова поставить на то, что в бутылке останется меньше, чем на три пальца!
– На что спорим?
– На их чаевые. Уверен, они будут щедрые!
– Замётано! – Марина протянула ему руку. Он ответил и разбил.
Женщина поставила пустой бокал на скатерть и поймала его заинтересованный взгляд. Кот попробовал опустить глаза, а потом увести куда-нибудь в сторону и не смог. Словно щупальцами, она по его взгляду забралась в его мозг и буквально лазила в его голове, доставая всё, что лежало на поверхности. Мужчина наполнил бокалы и подвинул к ней тарелку с бутербродом. Кот был уверен, что женщина нашла в его голове разговор с Мариной и одним движением губ передала его содержание своему спутнику. Зрачки мужчины перенеслись на него и моргнули. Коту стало страшно.
Женщина взяла бутерброд и стала его есть. Мужчина ждал и к своему бокалу не притрагивался. Пузырьки в бокалах бежали вверх.
– Как думаешь, сколько им? – спросила Марина.
– Чего? – кое-как взял себя в руки Егор.
– Сколько им лет? – повторила Марина и решила продолжить, не дожидаясь ответа:
– Им ведь около тридцати. Мужику точно нет сорока, а ей, кстати, и тридцати может не быть. Просто это платье в пол, украшения…
Егор не задумывался над этим вопросом, но если бы отвечал серьёзно, то сказал бы, что возраст этих надо измерять сотнями лет.
– Они же приблизительно нашего возраста, – продолжала Марина. – А пришли слушать орган! Ты вот когда-нибудь был на концерте органной музыки?
– Нет, – честно сказал Егор, радуясь, что может говорить то, что думает.
– И я нет. А сколько ты тут работаешь?
– Почти два года.
– Вот!
Егору должно было стать совестно, но не стало.
– Даже понятия не имею, что там вообще звучит! – почти обиженно падающим голосом сказала Марина.
– Хочешь сходить? – просто так спросил Егор, чувствуя, что порядком дрожит.
– А ты приглашаешь? – игриво спросила официантка.
С Мариной всё было просто. Она приехала в большой город из деревни учиться, закончила университет и осталась здесь жить. Ей постоянно приходилось рассчитывать только на свои силы, жить на съёмных дешёвых квартирах, копить месяцами или даже годами на какой-нибудь дорогой телефон или ещё что-нибудь такое. Она самая обычная девчонка, в неё никто никогда не влюблялся до потери памяти, свидания у неё были, но такие свидания не приводят к чему-то серьёзному, всегда остаются свиданиями для рассказов подружкам. Она никогда не отказывалась от свидания, если парень заранее говорил, что оплатит ужин в ресторане или билет в кино.
– Вот если они оставят такие чаевые, что их хватит на два билета, то приглашаю! – вывернулся Егор. Он уже не сомневался, что пари проиграл, так что эта фраза спасала его от свидания с Мариной.
– То есть ты хочешь сходить за мой счёт? – завелась Марина. – Ну и кавалер!
Слово «кавалер» у неё было ругательное. Теперь можно было не сомневаться, что даже если эти двое оставят всю бутылку шампанского, то свидание под органную музыку не состоится. Марина обидчива, а деньги имеют для неё особую ценность. Если бы Егор хорошо владел собой в тот момент, он бы вряд ли так пошутил, но слово, как говорят, не воробей. И у него вылетело.
Марина замолчала.
Мужчина и женщина съели бутерброды и допили шампанское. Мужчина попросил счёт.
Распечатывая чек и вкладывая его в расчётницу, Марина завистливо вздохнула. Быстро подлетела к их столику, забрала посуду и тут же убежала, желая им доброго вечера и всего хорошего. Женщина блаженно улыбалась, стала медлительнее и не такой координированной. Мужчина тут же приобнял её за талию и повёл с собой.
– Два пальца! – шепнула ему в ухо обрадованная Марина. – Деньги мои!
Егор совсем не жалел о деньгах, но был в страхе, что обратил на себя внимание. Они покинули кафе.
– Вау! – радостно вскрикнула Марина и подбежала к самой стойке, держа в руках несколько зелёных купюр. – Это всё моё! Я выиграла! Если хочешь проверить – бутылка позади тебя, я её не выбрасывала!
Егор не хотел проверять. Озноб бил его изнутри. Он не сомневался, что эти двое крепко его запомнили, а он этого не хотел.
Марина отпустила его раньше. Всё-таки она выиграла у него чаевые единственных посетителей. Так она хотела его утешить, хотя Егор несильно переживал, но Марина, привыкшая мерить глубину переживаний других по себе, об этом не догадывалась. Он с удовольствием снял рубашку и брюки и надел джинсы и толстовку.
Не останавливаясь, Егор бросил взгляд на рабочее место. Вот, подумал он, теперь я по другую сторону стекла. Марина перехватила его взгляд и тут же прощально улыбнулась. Егор стал вспоминать, как он смотрит с этого места за стойкой вот сюда, на стоящих тут после концерта людей. Вечно что-нибудь придумывал. Фразы, которые они говорили, а он не мог слышать, намёки взглядов, о которых не мог сказать ничего конкретного. Марина так не него не смотрела. Она знала, что он уходит, а завтра придёт снова. Её взгляд провожал его и говорил «до завтра». А ещё она немного сочувствовала ему, что он проиграл чаевые и поэтому сжалилась над ним и предложила уйти пораньше. Вот это – настоящее.
А то, что он придумывает себе о невероятной белизне рук женщин, недышащих мужчинах и прочую лабуду – ерунда. Забава, которую он придумал сам себе, пока стоял за стойкой и мучался от безделья.
Егор вставил наушники в уши, нашёл в телефоне плейлист дня и не глядя нажал на треугольную кнопочку. Задрожали струны Placebo, знакомый голос создал ритм шагам песней Every You, Every Me. Город побежал справа и слева. Вот это правильные глюки, решил Егор. Настоящие! Он прибавил громкости. Очень уж хотелось, что песни звучали не столько в ушах, сколько внутри головы. Так, чтобы выходили из мозга. Странное, надо думать, желание, но это лучше, чем когда тебе что-то кажется.
Когда быстро идёшь, не смотришь по сторонам, а ещё в музыке, то не ты наблюдаешь за городом, а город смотрит за тобой. Теперь, когда ты быстр и с музыкой, можно быть странным. Можно шевелить губами, когда подпеваешь, и тебя все поймут. Даже если ты петь будешь, то да, конечно, оглядываться на тебя будут, но понимающе, улыбаясь такому понятному чудачеству.
Но Егор не пел.
Перед подъездом прервал Moby и его Extreme Ways и вытащил наушники. Открывающаяся дверь была по-прежнему тяжела и визглива. Вторую неделю мерцала одна из ламп. Музыка так зарядила Егора, что на третий этаж он поднялся по ступенькам. Вокруг пахло мерзким куревом и сыростью. Гулко отдавались шаги.
Вот это настоящий мир. Серый, лязгающий, железный. Никакой ваты в ушах. Нет золота и бархата.
Квартира Егора была прямым продолжением настоящего мира. Маленький коридор с грязной тряпкой для ботинок; кран, который капал с начала времён; маленькое полотенце, которое уж неделю назад надо было бросить в стирку, да никак руки не доходят. Единственная комната представляла собой внутренность чёрной тучи, повисшей на третьем этаже. Стены угадывались, но не были видны. Плотные шторы прятали окно. Солнечный свет не проникал сюда и днём, это чувствовалось. Когда бы и кто сюда ни зашёл, он должен был почувствовать, что тьма обжилась здесь давно. Егор смело вошёл и по памяти рукой нашёл кнопку настольной лампы. Свет, словно выстрел, упёрся в точку на крышке стола, с трудом двигая тьму от себя.
Но Егору было достаточно. Он легко оставил один рюкзак, правой рукой подхватил другой, который был где-то там. Этот второй рюкзак был меньше, легче и с открытой пастью почти что ждал, что в него что-то положат. Егор действительно стал в него накидывать какие-то штуки, которые кучей хлама лежали на столе. Потом хозяин квартиры скрылся от света в тёмном углу, где (он это знал, но не видел) стояла кровать. Кровать не была застелена. Простыни на ней были смяты и в этой куче тоже скрывалось что-то ему нужное.
Всё это находилось быстро и легко, словно само прыгало Егору в руки. Тому оставалось только лишь отправить всё найденное в пасть рюкзака.
В какой-то момент все сборы закончились, и Егор с собранным рюкзаком покинул квартиру.
На улице он подумал вставить наушники и вновь включить музыку, но тут же решил, что делать этого не стоит. Ему предстояло большое ночное приключение, нужно быть внимательным и собранным, а музыка расслабляет. Её хорошо включать, когда идёшь домой с чувством выполненного долга.
Тут Егор подумал, что боксёры выходят на ринг под сопровождение настраивающей их на бой музыки, но сразу же решил, что между боксёрами и райтерами должна быть разница. Боксёрам нужен гром, подумал Егор, а райтерам – тишина.
Стоило ему подумать об этом слове, как сердце подпрыгнуло и стало биться в два раза чаще. Ещё бы! Райтер… Как было сладко применять это слово к себе. Егор губами произнёс его.
Это слово выключало его из обычного мира, делало кем-то иным. Вот он шёл как обычный парень с рюкзаком за спиной, а после этого слова он медленно превращался с тень.
Его одежда перестала быть обычной – она стала сливаться со стенами. Его шаги приобрели какую-то беззвучность и лёгкость, почти как у уличных котов. Глаза стали выцеплять малейшие детали, которые никогда не имеют значения для обычного человека: высота домов, повороты улицы, сразу все арки и фонари, количество людей перед и за спиной.
Ещё один поворот за угол – условное место.
Да, вот тут фонарь, о котором договаривались. Разумеется, ждать надо так, чтобы свет от фонаря тебя не показывал. Егор перешёл пустую в две полосы без перехода улицу и замер в самом тёмном месте – под балконом на втором этаже.
Теперь надо дождаться Аладина.
Бар, в котором Аладин назначил ему первую встречу, назывался «Волшебная лампа». То ещё местечко! Разумеется, находился в подвале. При входе (ряд узких ступенек, спускавшихся под косую розовую вывеску) толпился такой сброд, что при других обстоятельствах Егор никогда бы сюда не зашёл. Внутри, к удивлению, тоже было многолюдно.
Какую тайную встречу можно было тут назначить? Длинная барная стойка, гремит ужасная музыка с визжащим женским вокалом, все тебя разглядывают. Егор сел на круглый барный стул и прямо перед ним вырос безумно колоритный бармен. Длинный, узкий, в зелёной рубашке и полосатым котелком на белокурых кудрях. Один глаз у него был в два раза больше другого, отчего нельзя было понять, но казалось, что зрачки в этих глазах разного цвета. В зубах этот человек держал зубочистку. Это тоже сбивало с толку: возможно он усмехался над Егором, но кривую линию тонких губ вполне можно было списать на пережёвывание тонкой острой палочки. Бармен не спешил. Подошёл, позволил себя разглядеть и сам не стеснялся разглядывать Егора.
– Что будем пить? – спросил он. Егор почему-то ждал какого-нибудь приветствия и от этой первой фразы растерялся.
– Первый раз у нас? – спросил бармен, и Егору почудилось, что губы и зубочистка не приняли никакого участия в произнесении этой фразы.
– Да, – неуверенно кивнул Егор. Зубочистка замерла.
– Кто-то посоветовал или случайно попали?
– Аладин, – почему-то тут Егору было тяжело говорить. Глаза бармена вдруг стали совершенно одинаковыми и зелёными.
– Тебе туда!
Руки у бармена были ровно такой длины, что сразу стало понятно, куда нужно идти. В том углу стоял маленький круглый столик и два креслица. Егор немного постоял, подумал и сел в то, которое позволяло видеть стойку. Почти сразу же на широком шаге к нему подошла почти что двухметровая официантка в вульгарном костюме из чёрной кожи и с полицейской фуражкой на голове.
– Уверен, что тебе сюда? – совершенно по-хамски задала она вопрос вместо приветствия. Видимо, тут принято хамить изо всех сил, решил Егор.
– Абсолютно! – радостно объявил он.
– Сейчас всё будет! – радостно сообщила официантка и удалилась на длинных, напоминающих циркуль, ногах. Егор с интересом думал о том, что вроде бы ничего не заказал, но фраза «всё будет» вроде бы говорила о каком-то уже заранее заготовленном заказе. Или нет? Он опять себе что-то придумал?
Оказалось, музыка звучала не просто так. Певица благодарила публику, та ей аплодировала. Значит, здесь где-то есть сцена. Егор не успел об этом подумать подробнее. Худой человек в джинсовке ловко сел напротив него. Стал смотреть на него колючими чёрными глазами и сложил в замок на столе худые в браслетах руки. Егор понимал, что надо бы смотреть в глаза, но не поглядывать на зелёные, красные, фиолетовые и оранжевые ногти не мог.
– Аладин, – сказал человек и широко улыбнулся.
– Егор, – кивнул Егор.
– Ладно, пусть так, – сказал Аладин.
– Что не так?
– Это имя из паспорта?
– Да.
– Лучше придумай что-нибудь!
Егор к такому был не готов.
– Давай сначала! – потребовал Аладин.
Егор ничего не понимал и просто сидел. Наверное, вид у него был совсем растерянный, потому что Аладин сделал очень длинную паузу, а потом спросил:
–Итак, кто ты?
– Егор, – зло ответил Егор. Такие игры ему не нравились. Он всё представлял себе совершенно по-другому.
– Ладно, – сдался Аладин. – Пусть будет по-твоему!
Длинноногая официантка подошла к их столу, держа почему-то над головой маленький круглый поднос. Из-за этого Егор не видел, что именно находится на подносе.
– Хай, Аладин!
– Хорошая ночь, Агата!
Она улыбнулась и подмигнула ему. Тем временем на столике появились привычные, но очень странные предметы: железный, будто приплюснутый чайничек с плетёной ручкой над крышечкой; ослепительно белое блюдце с разноцветными квадратиками рахат-лукума; железные изгибающиеся блюдца в виде лепестков и маленькие чашечки к ним. Всё это настолько удивляло, что Егор не сразу заметил, что у чайничка было четыре ручки и ни одного носика. Да и ручки были крайне необычны: каждая из них представляла собой зверя. Аладин, улыбаясь, с удовольствием наблюдал за Егором.
– Ну как? – спросил он.
– Странно, – пожал плечами Егор.
– Агата, объясни! – дал команду Аладин, собрал пальцы в замок и откинулся на спинку креслица. Глаза он устремил в потолок, продолжая улыбаться, думая о чём-то своём, полностью доверив дела этой странной чёрной двухметровой девушке.
– Чайник действительно необычный, – начала рассказывать Агата. – Серж говорит, что купил его настоящей китайской принцессы, но я склонна думать, что он всего-навсего повёлся на красивую историю. Но!
Она подняла указательный палец правой руки вверх и склонила голову на бок.
– Но! Свойство менять вкус напитка у этого чайника самое что ни на есть настоящее!
– Это как? – не смог не задать вопрос Егор.
– Посмотри внимательно на ручки!
Егор наклонился и стал разглядывать их максимально внимательно. Медведь, лиса, собака и сова.
– Каждое из этих животных символизирует особое качество. Медведь – сила, лиса – хитрость, собака – преданность, а сова – мудрость. Тебе нужно выбрать две ручки, за которые ты будешь держать чайник.
Агата закончила говорить и вопросительно посмотрела на Егора. Аладин по-прежнему смотрел вверх и себя никак не проявлял.
– Ладно. А что там со вкусом?
– Этого никто не знает, – скороговоркой выдала Агата. – Каждый раз получается по-разному.
– Ты же официантка! – ухмыльнулся Егор. – Посоветуй мне что-нибудь!
– О! – разочарованно протянул Аладин и посмотрел на Агату. Та поймала его взгляд и спросила:
– Можно я выброшу этого щенка отсюда?
– Нельзя, – коротко ответил Аладин, выдвинулся из глубины своего кресла, убрал руки с разноцветными ногтями куда-то себе за спину и, шумно втягивая воздух ноздрями, выдавливал из себя слова:
– Напиток не будет похож на шоколад или сопли. Тут не Хогвартс. Просто у чая появится чуть уловимый оттенок смородинового листа, или хвойный аромат или – худшее на мой вкус – мятные нотки.
Егор задумался.
Агата стояла рядом, скрестив руки на груди, скривив губы, презрительно сверкая чёрными глазами.
– Хорошо, – кивнул Егор. – А как будем разливать чай? Носика-то нет!
Агата презрительно хмыкнула. Аладин не обратил на это никакого внимания.
– Скажи, какие ручки выберешь.
Егор подумал, что по своему воздействию голос Аладина напоминает дым. Едкий, везде проникающий, от него не спрятаться.
– Ладно, давайте сыграем в эту вашу игру!
Егор нагнулся и стал пристально вглядываться в каждую фигурку.
– Я возьму лису и собаку, – сказал он после минутного разглядывания. Странно, но его никто не торопил, ничего не рассказывал. Казалось, Агата и Аладин даже не дышали в этот момент. Только когда он произнёс свой выбор, Аладин вновь собрал пальцы с разноцветными ногтями в замок и откинулся на спинку креслица, а Агата откуда-то снизу достала странный обруч и водрузила его на чайник. У обруча был носик. И теперь этот носик позволял налить чай.
– Прошу вас! – слишком уж официально сказала Агата, гордо развернулась и исчезла. Это было так неожиданно, что Егор застыл в недоумении. Аладин расцепил свой замок и правой ладонью указал на чайник:
– Давай посмотрим, что получилось!
Егор понял, что ему придётся разливать напиток. Он посчитал, что невежливо будет налить сначала себе, поэтому стал наливать в чашку Аладина. Кипяток был густой, почти кровавого цвета. Сладкий, почти карамельный запах стал заполнять всё вокруг. Как-то усилилась музыка, стало больше дискотечных бликов, меньше нормального света.
– Преданность и хитрость! – сверкнул глазами Аладин. – Почему такое сочетание?
– Обхитрить врагов и быть преданным друзьям! – неожиданно для самого себя выпалил Егор и налил напиток в свою чашку. Казалось, он там кипел.
– Прямо тост получается! – восхитился Аладин, поднял свою маленькую чашечку двумя пальцами (не забыл оттопырить мизинчик) и явно предложил Егору чокнуться. Егор решил, что поддержать необходимо, и хоть и опасался, что обожжёт пальцы, но всё же взял свою чашечку и поднёс к чашечке Аладина. Тот улыбнулся и сразу же выпил свою порцию. Практически залпом. Егор подумал, что будет невежливо не выпить из своей посуды, но шедший густой пар заставил его аккуратнее отнестись к напитку. К его удивлению, кровавая жидкость не была обжигающе-горячей. Скорее тёплой, несколько терпкой, а в послевкусии оставила вообще сладость. Сделав два первых глотка и убедившись, что никакого вреда не будет, Егор последовал примеру Аладина и допил до дна.
– Отлично! – неожиданно звучно хлопнул в ладоши Аладин и подался вперёд. – Пришло время поговорить о деле!
Этот хлопок в ладоши был таким неожиданным и звучным, что мир в глазах Егора дрогнул и несколько секунд плыл. Вероятно, это не позволило понять самые первые слова о деле, но суть Егор уловил.
Аладин назначил место встречи, рассказал, как надо одеться, какой рюкзак взять. Егор кивнул раз пять во время всего этого.
– Если согласен, то до завтра! – откинулся на спинку креслица Аладин. При этом он сразу же погрузился в темноту. От него остался только силуэт да сверкающие синие глаза. Егор решил, что будет лучше, если он не будет задавать вопросов. Поэтому он поднялся, посмотрел на чайник, забыл, что решил ни о чём не спрашивать и спросил:
– Мне попросить счёт?
Аладин долго и громоподобно смеялся. Егор тяжело вздохнул, покачал головой и ушёл.