Роман Романов
Несерьезные заметки о Вьетнаме
Стоя посреди этой нереальной красоты, я думал о том, что, наверное, именно ради таких моментов стоит жить. И неважно, что наша прогулка продолжалась так недолго – всего два часа. Этого времени было вполне достаточно, для того чтобы испытать головокружительное ощущение присоединения к чему-то высшему, тому, что невозможно объяснить словами.
Глава 2. Хуэ: город летающих лошадей
Да не вздрагивайте вы, пугливые человеки, и не спешите во избежание конфуза нахлобучивать на лоб панаму: лошади те – ненастоящие, они сделаны из белого папье-маше и просто эффектно подвешены в воздухе на проводах в различных летучих позициях. К тому же, болтаются эти Пегасы там не всегда: они табуном «воспаряют» над городом в честь международного фестиваля искусств, который раз в два года проходит в бывшей столице Вьетнама – городе Хуэ.
Фестиваль этот так полюбился охочим до зрелищ хуэвчанам (или правильнее сказать – хуэвцам?), что администрация города специально выстроила трехзвездочную гостиницу Festival Hue Hotel, где останавливаются живописные участники этого биеннале. Уютный отель с утопающим в зелени внутренним двориком и миниатюрным бассейном полюбился мне раз и навсегда: нигде больше нас так тепло не встречали и не обслуживали с таким искренним дружелюбием. Девять дней, проведенные там, были настоящей экзотической сказкой, оставившей у меня послевкусие истинно азиатской деликатности и ненавязчивой утонченности.
Festival Hue Hotel – это островок изысканного вкуса и элегантной простоты; мелодия без фальшивых нот, столь характерных для современного гостиничного интерьера.
Здесь нет искусственных цветов. Ранним утром на столик посреди холла ставят вазу с огромными живыми лотосами – каждый распустившийся цветок не уступает по размерам голове взрослого человека. Бутоны нежно-розового цвета на глазах раскрываются, быстро достигают пика своей красоты и уже через пару часов начинают опадать на деревянную поверхность стола; а на следующий день все повторяется заново.
Здесь на стенах нет грубо намалеванных «отельных» полотен, бьющих по глазам постояльцев бредовыми размерами и параноидальными красками. Каждая миниатюрная картина, выполненная в тончайшей технике, словно возникает из небытия, когда ты проходишь по затененной крытой галерее, и приковывает твой взгляд, словно приглашая к интимному диалогу.
Здесь не готовят «хитовых» туристических обедов, из раза в раз повторяющихся и максимально быстро приедающихся своим ярко выраженным вкусом. Каждый ужин в этом отеле был маленьким гурманским праздником, а безупречной точкой к нему – какой-нибудь удивительный «драконий фрукт» или горсть спелых плодов личи. Жанг шепотом открыл нам один из секретов вьетнамской кухни: мясные блюда, сказал он, здесь готовят в соусе для рыбы, а рыбные – в мясной заливке, поэтому они обладают уникальным – мягким и ни на что не похожим – вкусом.
Чудесная «Фестивальная» гостиница стояла не то чтобы на окраине города, но и далеко не в центре, поэтому наше знакомство с окрестностями напоминало прогулку по пустынным улицам большого сонного поселка. Если в Ханое еще можно было наблюдать редкие автомобили, то здесь их не было и в помине. Мимо нас проносились единичные рикши с загоревшими жилистыми ногами, выпученными глазами и обильно струящимся по лицу потом (а вы повозите-ка людей в упряжке по сорокаградусной хуэвской жаре – спорим, через десять минут такого фитнеса рухнете замертво). Изредка неподалеку тарахтел мопед, а если мы одновременно видели целых три штуки этого транспортного средства, то со смехом говорили, что попали в пробку.
Правда, позже выяснилось, что заторы транспорта случаются даже здесь: однажды мы стали свидетелями совершенно уникальной пробки – такой веселой, непринужденной и дружелюбной, которая могла образоваться исключительно во Вьетнаме.
Мы неторопливо покидали стены Запретного города после концерта, открывавшего фестиваль – это было красочное шоу с участием артистов из многих стран Европы и Азии. Выйдя за каменные ворота, мы вдруг остановились в немом изумлении. Широкая улица, такая спокойная и свободная всего два часа назад, сейчас превратилась в многокилометровую пробку, образованную тысячами лениво продвигавшихся велосипедов, мопедов и мотоциклов.
Без преувеличения можно сказать, что полюбоваться на представление съехалось все население Хуэ, а теперь жители, смеясь и оживленно щебеча, пытались выбраться из сплошного движущегося потока каждый на свою улицу. Владельцы двухколесного транспорта выстроились в несколько рядов и передвигались с черепашьей скоростью. Пешеходы не спеша пересекали дорогу прямо перед колесами мопедов, успевая на ходу обменяться впечатлениями с водителями и весело обсудить что-то с друзьями на другой стороне дороги.
Так как из-за внезапно образовавшейся пробки наш микроавтобус не смог отвезти нас в гостиницу, пришлось-таки воспользоваться услугами пронырливых рикшей. Ввиду чрезвычайных обстоятельств они реактивно повысили плату за проезд на один доллар (то есть ровно на сто процентов по отношению к обычной цене). Оказалось, что кататься на приличной скорости в открытом экипаже, запряженном ни много ни мало человеческим существом, – занятие весьма приятное, хотя и несколько непривычное для европейца. Думаю, что, по крайней мере, раз в жизни это удовольствие нужно испытать каждому.
В первый день нашего пребывания в Хуэ мы сделали ознакомительный набег на магазины и лавки торговой улицы. Надо полагать, здешние жители – ярые поклонники искусства, потому что за каждой третьей дверью скрывалась либо галерея современной живописи, либо мастерская художника. Вьетнамская художественная школа ни на что не похожа, она удивительно самобытна и по сюжетам, и по колориту. Кидая на полотно первый взгляд, никогда не знаешь наверняка, что же там изображено: объекты на картине потом еще долго подвергаются удивительным метаморфозам в восприятии зрителя. Например, молитвенно сложивший руки монах впоследствии мог оказаться просто-напросто рыбой, из чьей яростно разинутой пасти выкатывалась луна в виде знака «инь-ян». И такой вот «подлог» – на каждом шагу!
Пребывая в буйном восторге от одной довольно большой картины, автор которой сидел тут же в инвалидном кресле (как выяснилось, это известный вьетнамский художник), я решил, что она написана специально для меня и я без нее из страны не уеду. На мой вопрос, сколько полотно стоит, я получил парадоксальный ответ: без рамы автор был готов отдать свою работу за пятьдесят пять долларов, а с рамой – за сорок. Разумеется, я выбрал второй вариант и потом таскался по городам и отелям с этой упакованной в старые газеты поклажей, которая неизменно вызывала жгучее подозрение у всех работников вокзалов и аэропортов своим атипичным видом. Черт, лучше бы я тогда отдал еще несколько долларов, а потом без нервотрепки путешествовал налегке!
Пока я изучал особенности вьетнамского искусства, девушки из нашей группы оккупировали салон французской одежды, что находился в соседнем здании. Открыла его одна коренная хуэвчанка, которая по счастливому стечению обстоятельств «выписала» себе супруга прямиком из Парижа-Франции. Муж ее (Жерар, кажется) вышел на пенсию, переехал в Азию и на небольшую часть скопленных за жизнь средств помог молодой женушке реализовать ее амбициозные мечты – стать портнихой экстра-класса и дизайнером трендовой европейской одежды.
Модная портниха по виду оказалась халда халдой – этакая крупная деревенская девка с некрасивой физиономией, а ее французские прикиды мало чем отличались от традиционной вьетнамской одежды. Ну, может быть, были чуть более открытыми и сексуальными. Однако вела она себя с большим апломбом, очевидно, положенным ей здесь по статусу.
Мои попутчицы с нетерпением ожидали меня в салоне: они ринулись ко мне с просьбой объяснить Жерару по-французски, что облюбованные ими коллекционные платья нужно слегка ушить и переделать кое-какие детали, довольно небрежно выполненные хозяйкой. Портниха экстра-класса с кислой миной выслушала их претензии и пообещала сделать все к следующему дню. Однако все ее попытки довести наряды до ума так и не увенчались успехом. Два последующих дня наши девочки посещали этот славный магазинчик, но улучшить дефекты собственных модных творений азиатскому дизайнеру оказалось не под силу. В конце концов вредные русские заказчицы плюнули и купили платья во всем их аутентичном несовершенстве, решив, что во Вьетнаме еще и не такое можно на себя напялить, ну а в России, понятное дело, эту трендовую одежду всегда можно пустить на тряпки для мытья полов или подвязывать ими помидоры на даче.
В свободное от фестивальных мероприятий время гостеприимные хуэвчане (или все же правильнее говорить – хуэвляне?) возили нас на экскурсии по городским окрестностям. Однажды прохладным утром мы отправились на прогулку по Ароматной реке. Температура воздуха тогда поднялась всего до тридцати двух градусов, и наша переводчица – милая двадцатилетняя вьетнамка Зоя – куталась в шарфики, непрестанно стучала зубами и жаловалась на необыкновенный холод.
Мы сидели в каком-то утловатом суденышке, дощатый пол которого подозрительно оседал при каждом шаге, и любовались умиротворяющими пейзажами. Мимо нас сновали ярко-красные кораблики, увенчанные драконьими мордами. Неторопливо проплывали под роскошными мостами плоские лодчонки-туфельки – гребцы управляли ими одним-единственным веслом. Вальяжно скользили по воде похожие на мыльницу круглые плоты, груженные зеленью; стоящие в центре сооружения люди в треугольных шляпах вели их с помощью длинного шеста вдоль берега. Казалось, еще секунда – и хрупкое равновесие этих смешных лодочек будет нарушено, а все их содержимое во главе с гребцом окажется в реке. Но нет: они с невозмутимостью продолжали свое завораживающее скольжение по водной глади, спокойно перемещаясь от берега к берегу.
