Орден Франкенштейна – Роман Михеенков

Бытует мнение, что существуют «неудобные» темы в искусстве. Рассказывать о тюрьме, например, или о действиях секретных подразделений. Но кто не боится быть прихлопнутым опасной темой, нередко пожинает плоды успеха. Например, Михаил Булгаков не побоялся при Сталине и Берии выставить сотрудников НКВД смешными и неловкими в «Мастере и Маргарите». «Орден Франкенштейна» Романа Михеенкова – превосходно написанная, увлекательная проза. Язык писателя чудо как хорош! И именно язык, в сущности, тоже герой повести. Хороши смысловые аллюзии – фамилия генерала Панфилова воскрешает в памяти «героев-панфиловцев», а имя и фамилия главного героя Геннадия Счастливцева – «собраны» из двух персонажей пьесы Островского «Лес». «Франкенштейн» – это попытка взглянуть на мир нестандартно, нешаблонно, в чем-то авантюрно.

«Орден Франкенштейна» – экзистенциальный театр абсурда, восходящий еще к пьесам Ионеско и Беккета. Повесть Михеенкова политически дерзновенна: пародируются пиар-акции первого лица российского государства. Так что повесть эта, безо всякого преувеличения, «диссидентская». Что скрашивает фабулу? Безусловно, юмор. В повести есть очень смешные эпизоды. Например, когда начальник подразделения командует своему подчиненному: «Отставить эрекцию!» Забавны и сцены «эротического жертвоприношения». Герой повести – девственник. Оставшись наедине с женщиной, он, чтобы не нервничать… актерски, по системе Станиславского, перевоплощается в своего старшего товарища, доки в амурных делах, этакого Казанову.

Автор использует свою эрудицию, а также музыкальное и театральное образование по полной программе. Гендель и Рубенс, Саломея и Иоанн Креститель, Челентано и Альфред де Мюссе… Не говоря уже о кличках актеров, отсылающих нас к разным героям прошлого и настоящего. Первые дни, проведенные главным героем в новом коллективе, – несомненная авторская удача. Повествование сжато, фабула увлекательна, язык, как уже сказано, на высоте. Полюбуйтесь, например, на изысканную словесную игру: семейство врановых – вронских – варановых – барановых.

Секретный «театр в театре» – еще одна находка, еще один козырь в колоде у автора. Незаметно для читателя комедия перетекает в драму. Трудно все время жить в ненастоящем времени и навсегда отказаться от подлинного. Поэтому Геннадий, главный герой повести, стремится осуществить тайную постановку «Гамлета». С собой в заглавной роли. Ведь роль Гамлета для актера-мужчины все равно что роль Гедды Габлер для женщины: круче ничего нет. Это – актерская Джомолунгма. И Геннадий – гениальный Гамлет. Но… он не может проявить свои способности в предложенных страной и коллегами условиях. И это – трагедия и мощная авторская метафора. Главный вывод таков: надо что-то менять в стране, чтобы не пропадали гениальные дарования.

Невостребованностью настоящего искусства опечален даже командующий секретным отрядом актеров генерал Панфилов. Ничто человеческое не чуждо и ему. «Рядовой Гамлет! Выйти из строя!» – командует генерал. Образ Панфилова можно занести в разряд авторских удач. Антитеатр Михеенкова – это выворачивание смыслов. И не всегда понятно, где заканчивается обычный театр и начинается антимир. В дьявольском театре Михеенкова роли исполняют не черти, а люди-актеры. Подобное потешное войско, оказывается, было еще при Иване Грозном, и подразделение генерала Панфилова только наследует традицию. Жанр авантюрной повести оказался обоюдоострым – как для писателя, так и для его читателей. Но как сохранить идею фронды и остаться в поле художественности?

Интересен подзаголовок – «Сюита для телевизора с оркестром». Это своеобразное ноу-хау автора. Знакомство с другими произведениями Михеенкова помогло мне сделать вывод: «музыкальный» подзаголовок вроде эпиграфа – важный элемент в его творчестве. Он ведь музыкант и театральный режиссер. Поэтому действо прозы протекает в определенном темпоритме, сопоставимом с музыкальным темпом сонат и симфоний. Бывает и так: одна часть рассказа или повести протекает в одном темпе, а другая – в несколько ином. Все это позволяет Роману создавать в своих произведениях еще одно эмоциональное измерение. Читаешь подзаголовок: «Аллегро» – и понимаешь, что все происходит очень быстро. Даже читать начинаешь побыстрее. Повести и рассказы Михеенкова, даже самые невероятные по событийности, во многом автобиографичны. Иногда это – скрытый автобиографизм, не такой явный, как, скажем, эшафот у Достоевского. Безусловно, присутствует биографическая нота и в «Ордене Франкенштейна». Придуманное не переживается на таком высоком градусе.

Подытожим. В лице Романа Михеенкова мы имеем полифоничного автора, уже реализовавшего себя в разных областях искусства. Писатель и режиссер Михеенков поставил даже балет на музыку Скрябина в Лондоне. Его можно назвать человеком Возрождения, универсально одаренным в разных сферах. Не оставит никого равнодушным и его новая книга.