Роман Афанасьев
Война чудовищ
– Ты еще тут? Эрмин, ступай. Я сказал – немедленно. Сделай все, чтобы он отправился к упырям.
Граф моргнул обоими глазами словно птица, и Геордор поморщился – он терпеть не мог, когда Эрмин вел себя как измененный. Надо напомнить ему об этом. Еще раз.
Но де Грилл коротко поклонился и пропал в темном углу. Король посмотрел ему вслед, покачал головой и снова склонился над картами. Сегодня он не мог позволить себе лечь спать. Сегодня, завтра, послезавтра…
Мирное время кончилось. Близилась война.
* * *
Сигмон упал в пыль и присел, коснувшись земли коленом. Уже на лету он все понял и даже успел застонать от разочарования. Опять.
Двое упырей неуклюже терзали упавшего кузнеца и только приподняли головы при появлении тана. Третий подался назад, спрятавшись от света луны в темном уголке, и замер, наблюдая за незваным гостем. Но, перед тем как вампир исчез, Сигмон успел рассмотреть его лицо. Вампир не принял облик упыря, и тан увидел лицо юноши, едва разменявшего третий десяток лет. Юноши злого, испорченного, со злорадной усмешкой на устах.
Тан медленно выпрямился, сжал зубы и переложил дубину в правую руку, сжав ее, словно меч. Взглянул на мастерового, распростертого в пыли, и сжал зубы. Он слишком долго медлил, не был готов к появлению других упырей и – опоздал.
– Пошли прочь, – с отвращением бросил тан упырям, что стояли на коленях у тела кузнеца.
И только заслышав его голос, голос живого человека полного теплой крови, упыри кинулись на него. Разом, с земли, без всякого предупреждения, как оголодавшие волки. Тан успел почувствовать волну злобной радости, исходящей от Старшего, что притаился в темноте, а потом скользнул навстречу упырям.
Эти двое двигались неуклюже, словно разучились ходить. Слишком медленно по сравнению с Сигмоном. Оба попытались принять облик, но вышло у них плохо, неумело, и теперь их лица напоминали оплывшие восковые маски. Скорее всего, это были Младшие – вампиры с примесью человеческой крови, вампиры-недоделки, что почти не отличались от простых людей. Сигмон ничуть не опасался их, просто не хотел, чтобы эти двое помешали его разговору с третьим – настоящим Старшим вампиром.
Он легко увернулся от цепких рук и пустил в ход дубинку. Всего лишь еще одно сражение. Небольшая потасовка. Руки легко вспомнили привычные движения и распрямились со щелчком, как гномий механизм, заученно нанося удар.
Один из упырей с рычанием повалился на землю – взмах Сигмона раздробил ему колено. Второй получил тычок в грудь и опрокинулся навзничь. Сдавленно захрипел – крепкая дубина сломала ребра.
Тан повернулся к темному углу, где притаился Старший вампир. Он и не думал помогать сородичам – ждал, чем закончится схватка.
– Выходи, – велел тан. – Твоя охота окончена.
Вампир бесшумно выступил на лунный свет. Длинный черный плащ, так любимый всеми упырями, скрывал его худую фигуру, высокий воротник подчеркивал вытянутое лицо с худыми скулами, а на лоб падал черный, как смоль, локон. Старший. Настоящий вампир. Скорее всего – один из младших сыновей какого-то Дареленского рода.
«Далеко забрался, подлец», – подумал Сигмон.
– Человечек, – прошипел юнец, тонко, неумело, подражая кому-то из старших. – Быстрый человечек.
– Намного быстрее, чем ты думаешь, – предупредил тан. – Но не бойся. Ответишь на мои вопросы и можешь убираться в Дарелен. Я тебя отпущу.
– Отпустишь? – зловеще осведомился вампир. – Я не ослышался? Ты отпустишь меня?
– Ты достаточно долго пробыл в этом городе, – ответил тан. – Пора тебе уходить. Ночь в разгаре. Ты найдешь коня, что согласится нести упыря, и уберешься прочь из города. Но прежде ты ответишь на мои вопросы. Иначе…
Упырь недослушал – прыгнул вперед, мгновенно приняв облик чудовища с серым лицом, длинными клыками и острыми когтями. Он целил в горло, но тан успел увернуться. Этот танец был хорошо ему знаком.
Юнец оказался проворнее родичей, но он был молод и неопытен. Упырь слишком привык к беспомощным жертвам и даже не думал, что получит отпор.
Для начала тан сломал ему правую руку ударом дубины. Потом, нырнув под удар левой, обхватил за торс, приподнял кровососа и бросил о землю. Угостил хорошим пинком в ребра, а потом навалился на него и заломил руки за спину. Сигмон был просто сильнее упыря, он мог разорвать этого юнца голыми руками, как соломенную куклу, но сейчас тан не хотел новых смертей. Он хотел, нет, он жаждал получить ответы на вопросы.
– Итак, – сказал он, прижимая шипящего юнца к земле, – вопрос первый. Ты знаешь Арли де Сальва?
Упырь не ответил – забился в пыли, пытаясь вывернуться из хватки Сигмона, но тот держал крепко. Не первый раз ему приходилось сдерживать упыря. За последние полгода ему встретилось много несговорчивых вампиров, из которых приходилось выбивать ответы. И этот юнец оказался, пожалуй, самым слабым из них.
– Ладно, – сказал тан, ощупывая сломанную руку упыря, что уже начала срастаться. – Не знаешь, где Арли?
Вампир прошипел что-то неразборчивое, и этот ответ Сигмону не слишком понравился.
– Второй раз будет больнее, – честно предупредил тан. – Я…
Удар в спину застал его врасплох и смел тана с пленника. Он успел только разжать руки и кувыркнуться по земле, выпустив из рук дубину.
Боль расползалась по чешуйчатой шкуре горячим пятном, но еще больнее было оттого, что прозевал удар. Поднимаясь на ноги, тан пылал от ярости. Такого просто не должно было случиться. Он так увлекся пленником, что прозевал новую атаку… И чуть не прозевал следующую.
Оба Младших ринулись в бой одновременно. Сигмон в растерянности уворачивался от их ударов, не понимая, что происходит. Они должны валяться на земле, корчась от боли, как простые люди, но их раны исцелились – совсем как у настоящих вампиров. Такого просто не могло быть.
– Взять его! – крикнул юнец, поднимаясь с земли. – Взять!
Тан увернулся от удара когтистой руки и отступил. Юнец, пылая гневом, кинулся в бой, намереваясь взять реванш за свое унижение. Его вела ярость, и ошеломленный Сигмон не успел отойти.
От удара он отлетел в сторону, чувствуя, как наливаются кровью царапины на лице. И это отрезвило его. Один, двое, трое? Какая разница? Сейчас добраться бы до дубины…
И, когда они навалились втроем, он начал действовать.
Тан Сигмон ла Тойя никогда не умел драться на кулачках. Вернее умел, но не считал это подобающим занятием. Вот благородный клинок – другое дело, а кулаками только позорить военную честь. Но тот Сигмон остался далеко в прошлом, и его юношеские убеждения редко вспоминал тан нынешний. Этому не раз приходилось драться кулаками. И с осмелевшими упырями, и с пьяными солдатами, и с завсегдатаями шумных кабаков, где он останавливался пропустить стаканчик другой. И всякий раз Сигмон радовался, что больше не носит с собой клинок. Иначе его руки снова обагрились бы кровью…
Первому вампиру он отвесил прямой удар в лицо – точный и сильный. Под костяшками кулака хрустнули кости, и упырь кувырком полетел на землю. Второй успел ухватить Сигмона за плечо, но тот легко перехватил цепкие руки, дернул за них и швырнул врага прямо под ноги Старшему. Тот перепрыгнул через Младших, замешкался, и тан подсек ему ноги, повалив в общую кучу.
Потом Сигмон шагнул в сторону и подхватил оброненную дубинку. Обернулся.
Упыри поднимались – удары Сигмона не причинили им особого вреда, и они не собирались отступать. Юнец исходил злобой, он жаждал крови Сигмона, и его воля гнала в бой озверевших от запаха свежей крови Младших.
На этот раз Сигмон не стал церемониться. Схватка и так слишком затянулась.
Вампир даже не успел вскинуть руки и повалился на землю с расколотой головой – черное дерево дубинки по крепости не уступало железу. Второй Младший успел царапнуть Сигмона по плечу, но тан выхватил из дубинки скрытый кинжал и одним ударом вогнал его в лоб упыря на всю длину.
Сталь с каплей эльфийского серебра прожгла голову вампира насквозь, как кислота алхимика, и упокоенное тело рухнуло к ногам тана.
Юнец даже не пытался напасть. Он был молод и горяч, но вовсе не глуп. Когда второй упырь рухнул на землю, Старший бросился бежать.
Сигмон догнал его в два прыжка и ударил по ногам дубиной. Вампир кубарем покатился по земле.
Извиваясь в пыли, юнец шипел гадюкой, и все пытался цапнуть тана за сапог. Но Сигмон поставил ногу на грудь вампира и поднес к его лицу кинжал с эльфийским серебром.
– Последний шанс, – сказал Сигмон.
– Отпусти меня! – зашипел вампир, сверкая угольями глаз. – Теперь я узнал тебя, узнал! Ты – Узник Дарелена!
– Вот как? – равнодушно отозвался тан. – Приятно знать, что тебя помнят.
– Я был там, – отозвался упырь. – Тогда, в зале, когда ты разделался с Тератом. Я из рода Нако и был на твоей стороне, Узник. Не убивай меня!
– Ага, – сказал Сигмон, убирая ногу с его груди. – Вот и ответ. Значит, ты знаешь Арли де Сальва.
– Знаю, – согласился вампир, меняя облик упыря на человеческий. – И я расскажу тебе все, что хочешь, только спрячь серебро!
– Я тебе уже давал шанс ответить на вопросы, – напомнил Сигмон, не убирая клинок от лица упыря.
– Тогда я тебя не узнал, – отозвался юнец, пытаясь выдавить из себя приветливую улыбку. – Если бы ты назвался, Узник, я бы сам все рассказал тебе. Я знаю, что ты ищешь.
– Правда? – Сигмон приподнял бровь. – Ну что же, я смотрю, ты умнеешь на глазах. Впрочем, я догадывался, что так и будет. Кинжал у носа творит настоящие чудеса со здравомыслием и простых людей, и упырей. А теперь – рассказывай.
Вампир лежал на спине, не отводя взгляда от острого клинка, что едва не касался кончика его носа. Его гнев угас, и бравада сменилась отчаянным страхом. Сигмон чувствовал, что юнец по-настоящему напуган, и больше его именем, чем эльфийским серебром. Пожалуй, нужно было представиться. Быть может, тогда обошлось бы без лишней крови.
– Арли де Сальва, – тихо сказал вампир и облизнул разбитые губы, – ты ищешь ее, Узник?
Сигмон шевельнул кистью, и клинок вспыхнул огнем, поймав на острие лунный свет.
– Я слышал, что ее видели в Ташаме, – быстро сказал упырь. – Она жила там одна, не решаясь вернуться к брату. Говорят, он очень сердит на нее, Узник. За то, что она ушла к тебе.
Сигмон знал этот город. Ташам стоял на самом краю дикого леса, отделявшего Ривастан от вольного графства Дарелен. Через него шла единственная верная дорога через лес. Большой торговый город, город таможенников и пограничной стражи. В нем легко затеряться.
– Я был там недавно, – сказал тан. – И никого не нашел.
– Она прячется, – отозвался юнец. – Наверно, она скрывается и от брата и от тебя.
– Около Ташама я встретил одного вампира из клана Крата, – задумчиво произнес тан. – Сначала он был не слишком общителен. Но потом разговорился – совсем как ты. И он сказал, что Арли не появлялась в городе.
Снова вспыхнул клинок, играя со светом полной луны.
– Он солгал, – быстро проговорил юнец. – Или сам не знал. Говорят, она ни с кем не общается, даже с родней.
– А ты, выходит, знаешь? – с угрозой осведомился Сигмон, покачивая кинжалом.
– Я рассказал тебе все, что слышал! – с отчаяньем произнес вампир, не отводя взгляда от сверкающего клинка. – Прошу тебя, отпусти меня!
Рука Сигмона замерла. Упокоить упыря – дело благое. Раньше он так и поступил бы – полгода назад, когда только пустился в путь, исполненный злобы на весь мир. Но теперь… Он не испытывал ненависти к ночному племени. Для него они были всего лишь еще одним народом, еще одной расой – вроде эльфов или гномов. В конце концов, его Арли тоже вампирша. Да, они убивают людей. Но не чаще, чем люди убивают друг друга. И он обещал отпустить этого юнца, если тот ответит на его вопросы. На его руках кровь горожан, но на руках самого Сигмона крови несравненно больше. К тому же два упыря уже упокоены. Кто он такой, чтобы судить этого молодого дурака? Он сам – чудовище с чешуйчатой шкурой, чьи лапы по локоть в крови.
– Ты уйдешь из города, – велел тан. – Прямо сейчас. И никогда сюда не вернешься. А если узнаешь, что сюда собирается кто-то из твоей родни, то скажешь ему, что он рискует встретить тут охотника на упырей.
– Да! – горячо согласился вампир, почуяв, что у него есть шанс унести ноги. – Уйду прямо сейчас! Даю слово чести!
Сигмон выпрямился и опустил руку с кинжалом.
– Убирайся, – бросил он.
Юнец вскочил на ноги и бросился бежать, даже не отряхнувшись и не оправив изодранный плащ.
Тан смотрел ему вслед. Если бы только упырь обернулся, чтобы улыбнуться или бросить насмешливый взгляд… У серебряного кинжала был плохой баланс – из-за массивной деревянной рукояти, что служила частью дубинки. Его трудно было метать. Но Сигмон к нему привык, и пару раз серебряная молния, что вылетала из его руки, обрывала жизнь слишком самонадеянного упыря.
Но юнец удирал во все лопатки, даже не пытаясь сохранить остатки достоинства. Он был слишком напуган и, похоже, не лгал.
Когда упырь растворился в темноте, Сигмон вернул кинжал в дубинку и та снова стала единым целым. Ташам. Не так уж далеко. Задание выполнено, он сдержал слово и освободил город от вампиров. Есть и два доказательства – вон, валяются в пыли. Пожалуй, городской глава останется доволен. Сигмон покачал головой – жаль, не успел спросить у юнца, откуда взялись эти двое и почему нынче Младшие так похожи на Старших. Ну и пес с ними. Показать графу – и в землю. Пусть даже не заплатит ничего, пусть. Но стоит ли возвращаться в Ташам? Мальчишка мог и соврать. Следы одинокого вампира вели сюда, в Вегат. Но тут… Похоже, он видел всех вампиров города мастеров. Нужно идти дальше. Или стоит немного задержаться?
Вдалеке, у перекрестка с одиноким масляным фонарем, появились две странные фигуры. Толстяк, подпоясанный громадным мечом и тощий проныра ростом с карлика. Сигмон вскинулся, готовясь к новой схватке, но тут же вздохнул. Стражники. Всего лишь люди. Он обернулся, бросил взгляд на двух упырей, что лежали в пыли, и пожал плечами. Потом. Все потом.
– Стража! – крикнул он, и фигуры под фонарем засуетились, словно застигнутые врасплох за чем-то неприличным. – Стража! Сюда! Я поймал упырей!
Стражники замерли. Пошептались немного. Потом толстяк толкнул низкорослого в плечо, и оба осторожно, маленькими шажками, стали приближаться к Сигмону.
* * *
Голую столешницу из тесаных досок украшал только бронзовый подсвечник с одинокой свечой. Ее света едва хватало, чтобы превратить темноту в легкие сумерки. Комната выглядела так же бедно, как и стол: дощатый пол с щелями, куда можно просунуть палец, стены, пустые и холодные, обшарпанный комод в заплетенном паутиной углу… Да и сам дом с соломенной крышей больше напоминал хижину.
Человек, сидевший за столом и смотревший на свечу, был похож на засохшую ветку дуба. Глубокие морщины, обветренная кожа, неряшливые, всклокоченные волосы. Камзол писца, с истертыми на локтях рукавами, измят и растрепан, словно в нем спали. Следы от чернил на бледных пальцах выглядят родимыми пятнами, навсегда облюбовавшими сухую морщинистую кожу. Взгляд – тусклый и отрешенный – устремлен на свечу. Ни звука, ни движения… Человек ждал.
Хлопнула входная дверь, но он даже не пошевелился. И только когда у стола появилась темная фигура, закутанная в разодранный плащ, человек поднял глаза.
– Ты обманул меня, Талатос, – прошипел молодой вампир. – Это не охотник!
Человек не отвел взгляда. Поджал губы и сухо бросил:
– Ты сказал ему то, что я велел?
Упырь снова зашипел и с яростью хлопнул ладонью по столу.
– Сказал! – бросил он. – Но я лишился двух братьев! Ты в этом виноват! И только ты!
– Он поверил? – невозмутимо спросил человек, не замечая ярости упыря.
– Откуда мне знать! Я едва ноги унес, он чуть не упокоил меня!
– Ты останешься в городе, пока он не уедет на юг, – спокойно сказал человек. – Возможно, ты еще понадобишься.
– Останусь? – удивился вампир. – Я тебе понадоблюсь? Да ты спятил, слизняк!
– Иначе я выдам твое убежище городскому главе. Помнишь? Мы об этом уже говорили.
– Не вздумай меня пугать, человечек, – прошипел вампир. – Даже не мечтай меня испугать. Когда ты нашел меня в Вегате, тебя спасло только чудо. Мне было интересно поиграть в эти человеческие игры, но теперь все кончено. Узник Дарелена в городе. И он угрожал мне. Я уезжаю. Сейчас же.
– Ты уедешь только тогда, когда уедет он.
Упырь рассмеялся, запрокинув голову к низкому потолку. Человек не вздрогнул. Лишь в его пустых глазах отразился огонек свечи.
– Это было очень забавно, – сказал юнец. – Все складывалось так интересно… Шпион и охотник. Много еды, много развлечений… Но дело зашло слишком далеко. Я потерял обретенных братьев и провалил свое дело. Мой повелитель будет недоволен. Очень. Но тут у меня хотя бы есть оправдание – Узник Дарелена. А ты… – Вампир снова улыбнулся, наклонил голову, и длинные клыки тронули нижнюю губу. – А ты мое последнее развлечение.
Он бросился вперед, так и не надев личину упыря. Человек откинулся на стуле, уклонился от первой атаки, и в его руке блеснул серебряный кинжал. Он взмахнул рукой – быстро и умело.
Человек был опытным бойцом, прошедшим не одну сотню сражений и схваток один на один. Он мог бесшумно убить человека в большой комнате, полной людей, и удалиться незамеченным. Мог легко справиться с опытным фехтовальщиком, мог померяться силой с любым мастером клинка в Ривастане. Но ему еще никогда не приходилось сражаться с вампиром.
Серебряный клинок взмыл к потолку, кувыркнулся и упал в темный угол. Оторванная кисть осталась висеть на его рукояти, а пальцы, усеянные чернильными пятнами, так и не разжались.
Кровь брызгами легла на пустую столешницу, упырь довольно засмеялся и склонился над человеком, что распростерся на столе. Но тот так и не вскрикнул. Ни разу.
* * *
Даже стылой весенней ночью в караулке было тепло и уютно. Обычно здесь сидели три стражника – денно и нощно несли дежурство при городской ратуше. Охраняли они городского главу, его советников, законников и прочую мелочь вроде писцов и счетоводов, что делали вид, будто управляют городом. Днем стражники иногда гоняли настойчивых просителей или обуянных гордыней посетителей, а ночью следили за тем, чтобы никто не пробрался в ратушу. Но сейчас в караулке никого не было – не считая самого тана.
Десятник и два стражника остались снаружи, в коридоре, и даже не пытались вернуться в свое законное обиталище. Еще бы – там, на полу, у самой лавки, лежали два упокоенных упыря. Такое соседство нельзя назвать желанным, особенно если на дворе ночь.
Тан плотнее закутался в теплый плащ и прикрыл глаза. Можно спокойно поспать до утра. Будить городского главу, пусть даже по такому важному поводу, никто не собирался. Конечно, весточку ему отправили – пусть порадуется, едва открыв глаза. Но будить… себе дороже.
Соседство с упырями ничуть не беспокоило тана – они упокоены и уже не встанут. А мертвяков – любой расы – он не боялся. Сигмон только плотно прикрыл единственное окно тяжелыми ставнями, чтобы свет солнца не испепелил тела упырей. Они по-прежнему оставались в недоделанном облике и выглядели еще страшнее, чем раньше. Но это не пугало Сигмона, это его радовало: графу де Вилю будет на что посмотреть. У него не останется никаких сомнений – охотник сдержал слово.
Тело несчастного кузнеца отнесли к гробовщику – тому с утра тоже предстояло потрудиться. Тан очень жалел о том, что не успел спасти человека, но не винил себя в этой смерти. Вампиров оказалось слишком много. Сигмон просто не успел. При таком раскладе он ничем не мог помочь бедняге. Еще одна жертва – просто еще одна жизнь, – так думал тан. Года два назад он бы не смог уснуть, мучался бы всю ночь, пытаясь убедить себя в том, что это он во всем виноват. Но сейчас… В последнее время тан на многое смотрел иначе, чем раньше.
Закрывая глаза, Сигмон успел подумать, что денек будет не из легких, а потом сразу уснул.
Он оказался прав. Пробуждение нельзя было назвать приятным – в комнату вихрем ворвался десятник и ухватил его за плечо. Рука стражника осталась целой только потому, что Сигмон проснулся прежде, чем его коснулись, и успел понять, где он и что происходит.
Взъерошенный и полусонный, злой как голодная собака, он поднялся и поплелся за стражником в зал совета. Солнце поднималось над городом, но в ратуше было еще тихо и пустынно. Похоже, городской глава явился на свое место необычно рано.
Он принял охотника в том же зале, где они разговаривали в прошлый раз. Сам граф выглядел не лучше охотника – под глазами набухли мешки, заспанная физиономия в рубцах от подушки, на подбородке щетина. Судя по всему, он получил весточку о поимке упырей, едва поднявшись с постели, и сразу отправился в ратушу.
На этот раз стол перед графом был пуст. Пухлые руки де Виля беспокойно мяли грязный платок, и тану стало ясно, что Рорнору не хватает стаканчика хорошего вина.
– Что, – сказал он, увидев тана, – дело выгорело?
– Так точно, ваша светлость, – отозвался Сигмон. – Два упыря упокоены и дожидаются своей участи в караулке.
– Даже так? – удивился граф. – Двое? А больше никто не пострадал?
– Кузнец, – неохотно признался Сигмон. – Я не успел выдрать его из лап упырей.
– А он где?
– Стражники отнесли его к гробовщику. Решили пока не отдавать семье – до вашего распоряжения, ваша светлость.
– Разумно, – Рорнор кивнул и расправил плечи. – Ну что ж, взглянем на твою добычу, охотник! Эй, стража! Несите сюда эту падаль!
– Нет! – вскинулся тан, и десятник замер в дверях, с тревогой глянув на графа.
– Это еще почему? – осведомился тот.
– Здесь слишком светло, – пояснил Сигмон. – От солнца упыри превратятся в прах. Если вы хотите взглянуть на них, ваша светлость, то лучше вам самому пройти в караулку.
Сигмон знал, что Младшим не страшен свет – они были почти людьми и не боялись солнца. Но после ночного сражения тан уже не был уверен в том, что это Младшие. Если бы это было так, они не встали бы после его ударов. Но они встали, их раны затянулись, а кости срослись – как у Старших. Тан не знал, что и думать, а потому решил не рисковать. Если трупы исчезнут, перед городским главой не оправдаешься. Еще решит, что его водят за нос, да бросит наглеца охотника в темницу. А еще раз подтверждать свое прозвище Сигмон не собирался.
Граф помрачнел, недовольно нахмурился, но потом тяжело поднялся из-за стола. Его чуть повело в сторону, и тан понял, что де Виль отлично провел вечер. Неудивительно, что его не осмелились потревожить среди ночи, пусть даже ради хорошей новости.
Граф неторопливо прошествовал мимо Сигмона и остановился в дверях.
– Побудь тут, – велел он и вышел.
Стражник остался в зале, мрачно поглядывая на тана. Тот спокойно стоял на месте, сложив руки на груди. Рорнор, похоже, не доверял ему. Пусть сам убедится, что упыри – не выдумка.
Граф вернулся быстро. Даже слишком быстро. Трясясь как студень, он ввалился в зал, прижимая скомканный платок к побелевшим губам. Чуть ли не бегом вернулся в кресло и с облегчением откинулся на мягкую спинку.
– Какая гадость, – буркнул он, утирая губы. – Нечисть поганая.
Он спрятал платок и глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя. На губах Сигмона против его воли появилась усмешка. Городской глава, похоже, оказался не так крепок, как про него рассказывали в тавернах.
– Ладно, – решительно сказал Рорнор, откладывая платок. – Теперь-то уж все кончено?
– Прошу прощения, ваша светлость?
– Это все упыри? Больше никого не осталось?
Сигмон прикрыл глаза, вспоминая темную фигуру, что растворилась в ночи. Юнец. Но он поклялся словом чести, что никогда не вернется.
– Я избавил ваш город от упырей, – сказал тан. – Я сдержал свое слово.
Городской глава немедленно надулся, словно Сигмон его в чем-то упрекнул.
– Речь шла об одном вампире, – буркнул он. – Больше десятки не дам.
– Мы сошлись на восьми, – напомнил тан, догадавшись, что именно так расстроило графа. – Значит, шестнадцать.
– Десять, – отрезал Рорнор. – И то придется вынуть из своего кармана.
– Ладно, – согласился тан, внезапно почувствовав, что ему совершенно не хочется торговаться и дразнить графа.
От такой торговли стало мерзко на душе, и Сигмону захотелось быстрее покончить с этим разговором. Конечно, лишние деньги не помешали бы, но и десятка – неплохо. Сейчас он уже думал только о Ташаме. Нужно вернуться. Вот только проверить еще один городок севернее города мастеров – и в Ташам. Только не сразу. Нельзя нестись туда сломя голову, так можно спугнуть удачу. Нет, лучше сделать вид, что он не поверил юнцу. Глупая примета, но отгоняет дурной глаз. Она столько раз выручала Сигмона, что он уже и со счета сбился.
Глухо звякнув, на стол лег мешочек с деньгами.
– Забирай, – велел граф. – Здесь ровно десять.
Отложил заранее, понял тан. Значит, получив весточку о двух упокоенных упырях, Рорнор сразу решил, сколько он за них заплатит. И торговаться на этот раз граф не собирался.
Тан сгреб со стола мешочек и сунул в карман.
– Можешь идти, – разрешил городской глава. – Эй, охотник, подожди! Ты надолго в городе?
– Нет, ваша светлость, – отозвался Сигмон. – Сегодня же уеду.
Граф провел пальцем по носу, – красному, распухшему, в синих прожилках, собрался что-то сказать, но вдруг приложил ладонь к виску и обмяк.
– Ладно, – простонал он и махнул рукой. – Ступай.
Сигмон коротко поклонился и вышел из зала, оттерев плечом в сторону десятника, все томившегося в дверях.
Ратуша потихоньку оживала. В коридорах появились писцы в долгополых кафтанах, заляпанных чернильными пятнами. Начинался обыкновенный городской день.
Спустившись по лестнице, тан вернулся в холл. У дверей караулки толпился целый отряд стражников – человек десять, не меньше. Они что-то вполголоса обсуждали, бросая косые взгляды на плотно прикрытую дверь. Сигмон пошел быстрее. Как бы не начали расспрашивать. Задерживаться в ратуше не хотелось.
Навстречу вывернулся молодой паренек, почти мальчишка, в распахнутом камзольчике. Он вихрем пронесся по залу и чуть не сшиб Сигмона с ног. Тот обернулся и, глядя вслед пареньку, что уже пересчитывал ступеньки лестницы тяжелыми сапогами, вздохнул. Гонец. Когда-то и он так бегал. В точно таких же сапогах.
Сигмон отвернулся и зашагал к выходу, твердо решив не отвечать на вопросы стражников, если прицепятся с разговорами. Ему надо вернуться в таверну, расплатиться за номер и забрать коня. Ворон. Часть его прежней жизни, единственный друг, что остался у него. Нотхейм хорошо обращался с жеребцом и ничуть не удивился, когда однажды утром тан вернулся в замок барона и забрал коня. Это случилось полгода назад, посреди зимы. С тех пор, как тан в последний раз видел жеребца, прошло больше года, но Ворон сразу его узнал и ласково ткнулся мордой в плечо. Казалось, он только и ждет, чтобы снова отправиться в дальний путь со старым хозяином. И его ожидания оправдались.
– Охотник! – ревом разнеслось по ратуше. – Вер-р-р-рнуть!
Тан вздрогнул. Крик настиг его в дверях, когда он собирался шагнуть в лучи весеннего солнца.
Стражники, застигнутые врасплох криком городского главы, пялились на него во все глаза. Еще миг, и они очнутся, подступят толпой, хватая за руки…
Хорошо бы сбежать прямо сейчас, с тоскою подумал Сигмон. Если он останется, то застрянет в городе надолго. Граф будет придумывать для него все новые и новые поручения, пока охотник не взбунтуется. А его ждет Ташам. Его ждет Арли.
Сигмон прикрыл глаза и напомнил себе, что дал слово. Сжав кулаки, он развернулся и решительным шагом направился к лестнице. Ладно. Еще раз. Только один единственный раз.
Стражники расступились перед ним, пропуская охотника в холл. Тан подумал, что должен вернуться в зал и узнать, что там стряслось, в этом проклятом городке, но этого не понадобилось. Граф сам выскочил ему навстречу – сбежал по лестнице, раскрасневшийся, как помидор. Казалось, еще миг, и его хватит удар.
Потрясая бумажкой, зажатой в левой руке, он набросился на Сигмона, ухватил его за ворот и хорошенько встряхнул.
– Слово давал?! – проревел он. – Давал?
– Давал, – признал тан. – Что случилось, ваша светлость?
– Упырь! – прорычал городской глава. – Еще один! Жертву нашли только что, это мой лучший писарь!
– Упыри не ходят по утрам, – напомнил Сигмон, не желая взваливать на себя еще и расследование убийства.
– Это случилось на рассвете, – ответил граф. – Когда ты уже дрых в караулке!
Сигмон сжал зубы, сдерживая рычание. Юнец. Он поклялся, что уберется из города, но не обещал, что больше не будет убивать. Маленькая мразь! Тан почувствовал, как к горлу подступает комок. Надо было его упокоить. Всего один удар кинжалом, и человек остался бы жив, а город стал свободен от упырей. Уже двое. Нынче он стал причиной смерти двоих людей. И ведь тан должен был знать, что вампиров нельзя жалеть. Удар клинком – вот и все, что они заслуживают. Но Арли…
– Иди, – велел граф, – и не возвращайся без упыря!
Тяжело засопев, он выхватил из руки тана мешочек с деньгами и отпустил ворот его куртки.
– Это останется у меня, – сказал городской глава. – Получишь, только когда все вампиры будут уничтожены.
Сигмон медленно наклонил голову, соглашаясь с графом.
– Я его поймаю, – сказал он глухо. – И упокою. Даю слово.
Он резко развернулся и пошел к выходу, не желая больше разговаривать с Рорнором.
– Эй, – крикнул граф, – стража! Проводите его к дому Талатоса. И проследите, чтобы не сбежал.
В спину тяжело задышали стражники. Сигмон поморщился, сжал кулаки и вышел на свет приветливого весеннего солнышка.
* * *
Как тан и предполагал, денек выдался не из легких. Тяжелый, честно говоря, день. Намного хуже, чем мог предположить Сигмон.
Упырь не сразу ушел из Вегата. В этом тан убедился, едва вошел в скромный домик писца, больше напоминавший хижину. Стражники, что увязались за ним, разом рванули на улицу, а сам Сигмон склонился над истерзанным телом.
Упырь не собирался утолять голод. Нет. Он выместил на человеке всю свою ярость и злость, растерзал писца в клочья, и, судя по всему, долго не давал жертве умереть. Упырь забавлялся. В то самое время, когда тан мирно спал, уверенный в том, что исполнил свой долг, чудовище из ночных кошмаров терзало беззащитного человека.
Руки Сигмона сжались в кулаки. Вот это действительно его вина. Он должен был догадаться, что после унижения вампир не уйдет просто так. Проклятое племя. Почему при слове «вампир» он все время думает об Арли, а не об этих чудовищах? Большинству из них мало забрать жизнь человека. Нет, им нужны боль и страх, страдания, они смакуют их как хорошо выдержанное вино… Упыри. Тан поднялся на ноги, отряхнул колени и вышел из дома.
Найти следы ночного гостя оказалось легко. После убийства, ничуть не таясь, он вернулся на крошечный постоялый двор, где остались его вещи, сполна расплатился, купил коня и был таков. Стражники помогли тану – просто из шкуры лезли, чтобы доказать, что они не струсили, не сдали и хоть сейчас готовы в бой с нечистью. Они прочесали округу мелким гребнем. Нашли следы кровососа и свидетелей. Все люди говорили одно – загадочный постоялец уехал из города перед рассветом. И гнал коня так, словно за ним гнались все демоны нижнего мира.
