Роман Афанасьев
Чувства на продажу
Часть первая
Прекрасное далеко
Мир будущего прекрасен и забавен. Иногда более забавен, чем прекрасен. Иногда уродлив, жесток и отвратителен. Но это наш мир. Наше будущее. И в конце концов он будет таким, каким мы его сделаем.
Запрещенная профессия
Павлов сидел за белым пластиковым столом, угрюмо разглядывая глубокую тарелку, до краев заполненную серой питательной массой. Серая комковатая гадость разрабатывалась лучшими диетологами Земли и считалась идеальным рационом для работников орбитальных станций. Но от этого не переставала быть гадостью.
Вяло потыкав ложкой в кашицу, Павлов поднял голову и обвел мрачным взглядом пищеблок, служивший команде и столовой, и кают-компанией, и залом совещаний. Небольшой круглый зал с белыми стенами был пуст и темен. Световые ленты на потолке были притушены, освещенным оставался лишь длинный центральный стол. Закругленные углы, без единой острой грани, утопали в полутьме. Стенные шкафы – такие же белые, как стены и такие же гладкие, робко светили из темноты индикаторами закрытых замков. Темнота. Одиночество. Невыносимая тяжесть на плечах. И безвкусная жижа в тарелке – вот удел тех, кто остался на орбите.
Тяжело вздохнув, Павлов зачерпнул ложкой кашу и решительно сунул ее в рот. Нужно подкрепиться. Скоро смена – придется выйти наружу и проверить, как роботы-сборщики установили новые секции оранжереи.
Яркий свет под потолком вспыхнул так внезапно, что Павлов чуть не подавился. Кашлянув, он обернулся, нашаривая взглядом виновника переполоха. Тот стоял в дверях, улыбаясь в рыжую бороду – почти два метра, девяносто килограмм, груда мышц, упакованная в серебристый рабочий комбинезон с оранжевыми метками технической службы на плечах. Семен.
– Салют! – пророкотал гость, двигаясь к ближайшему белоснежному ларю, растянувшемуся от пола до потолка. – Опять давишься этой гадостью?
Павлов нахмурился. Семена, техника-настройщика систем, он недолюбливал. Жизнерадостный юнец, считающий, что неопрятная борода каким-то образом добавляет ему солидности и возраста. Первый рейс, первые сто суток на орбите. Хороший инженер, но пытается вести себя как ветеран, да еще и ерничает над всем, чего не понимает. Это терпимо в быту, но на работе доведет когда-нибудь до беды.
Семен, тем временем, не дожидаясь ответа, распахнул дверцу низкотемпературного ларя, именуемого в обиходе просто «холодильником» и вытащил из него огромный зеленый огурец. С пупырышками. С глянцевым блеском. С крохотным иссохшим хвостиком.
Павлов нахмурился еще больше, глянул в свою тарелку. Семен взял огурец за хвостик, сунул в рыжую бородищу и смачно захрустел. Павлов вздохнул.
– Отличный урожай, – поделился впечатлениями Семен, подходя к столу. – Михаил Саныч говорит, что в этом цикле соберем овощей на двадцать процентов больше.
– Соберем, – буркнул Павлов, не поднимая взгляда от тарелки, – если кто-то, наконец, починит климатическую установку в третьей секции.
– Ой, да ладно, – Семен плюхнулся на пластиковый стул, взмахнул огурцом. – Все климатические отклонения в пределах нормы!
Павлов медленно поднял взгляд на радостного техника и сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки. Ему было почти тридцать, он чисто брился, ненавидел небрежность в любой области. И только что потерял смысл жизни. Семену было двадцать, он был жизнерадостен, расхлябан, бородат, вечерами бренчал на гитаре и мечтал об аутентичном шерстяном свитере с высоким горлом. Павлову очень хотелось сказать Семену что-то плохое и резкое. Прямо сейчас.
– Мальчики, умоляю, прекратите кушать образцы для тестирования! В самом деле, что же это такое!
Грубые слова замерли у Павлова на языке. Он обернулся и немного смущенно глянул в сторону нового посетителя столовой. Михаил Александрович Зеленский, начальник биологической части, был милейшим человеком. Невысоким, чуть полноватым и абсолютно седым. Ему давно минуло шесть десятков, и поговаривали, что это его последнее дежурство на орбитальной станции. Дескать, на Земле его давно ждет кабинет преподавателя в родном институте Орбитальной Биологии и Экологии. Стандартный серебристый комбинезон делал его похожим на воздушный шарик и совершенно ему не шел. Ученому подошел бы строгий костюм с галстуком или домашний вязаный жилет. Человеком он был чутким, безупречно вежливым и аккуратным. Расстраивать его по пустякам Павлову не хотелось, поэтому он сделал над собой усилие и попытался улыбнуться.
– Семен, сколько можно, – укоризненно произнес Зеленский, подходя к столу. – Я же неоднократно предупреждал, что до завершения проверки тестовой группы, запасы нельзя трогать.
– Простите, Михаил Николаевич, – с виноватым видом отозвался Семен, не выпуская из рук огурца. – Но сколько уже тестов было. У вас все всегда идеально! Я точно знаю, уже и отгрузка новой партии запланирована на следующую неделю. Центральная выделила грузовой блок. Когда подгонят, будем отгружать для планетарной станции.
– Это еще ничего не значит, – мягко прервал его Зеленский и воздел к потолку пухлый указательный палец. – Я должен все проверить и дать разрешение. А если случиться так, что в расчет дозы удобрений случайно вкрадется ошибка? Никто не идеален. Тем более ваш покорный слуга. Мы должны учитывать любую возможность ошибки или трагической случайности. Это, Семен, все-таки, орбита Марса. И наши огурцы…
– И помидоры, – быстро вставил Семен, уже слышавший эту речь.
– И помидоры, – согласился Зеленский, – должны быть просто идеальны и безупречны во всех отношениях. Наша оранжерея не просто производит свежие овощи для рациона работников Первой Планетарной, но служит исследовательским центром…
– Для изучения изменений свойств органики в условиях орбитального производства, – быстро пробормотал Семен.
Зеленский укоризненно глянул на собеседника и опустил руку.
– Грубо, – печально сказал он. – Или я действительно настолько предсказуем?
– Вы, как всегда, абсолютно правы, Михаил, – пророкотал Павлов, поднимаясь на ноги. – А Семен просто дурачится.
– Спасибо, Николай, – отозвался Зеленский. – Вот вы, вижу, строго соблюдаете орбитальный рацион и дожидаетесь одобрения партии, как и положено по регламенту.
– В него просто огурцы уже не лезут, – наябедничал Семен. – Он сам об этом говорил неделю назад.
– И в самом деле, – спохватился Зеленский. – Я помню этот разговор… Кажется, вы жаловались на отсутствие аппетита?
– Не жаловался, а констатировал, – поправил Павлов. – Это все мелочи. Скажите лучше, Кириллов в оранжерее?
– Начальник станции утром взял управляемый бот и отбыл на совещание. На Центральную поднялся главный администратор Первой Планетарной, – произнес Зеленский. – Думаю, до вечера он не вернется. До нашего условного вечера, разумеется.
– Ясно, – сказал Павлов, нависая над столом. – А Петренко? Главный инженер?
– Он был в пятой секции, проверял газоотводящие системы. А что? Что-то случилось?
Николай взглянул на Зеленского. Тот выглядел обеспокоенным, даже взволнованным. Рассказывать ему о своей очередной заявке на перевод со станции не хотелось.
– Все хорошо, – мягко сказал Николай. – Не волнуйтесь. Я просто хотел уточнить задачу. У меня сейчас по плану осмотр строящейся десятой секции, нужно проработать пару вопросов.
– А! – обрадовано выдохнул Зеленский. – Превосходно. У меня большие планы на эту секцию. Надеюсь, вы с Петренко как можно быстрее проведете пуско-наладочные работы.
– Всенепременно, – выдохнул Павлов и покосился на рыжебородого техника, доедавшего свой трофей. – Как только кое-кто прекратит расхищать государственные огурцы и найдет ошибку в программном обеспечении климат-контроля.
Семен фыркнул и с возмущением воздел руки к потолку.
– Ну, сколько можно! – сказал он. – Нет там ошибки! Просто под каждую секцию приходится писать свою собственную конфигурацию! Лучше бы вы собирали их строго по стандартному плану, а не вносили изменения на ходу!
– Простите, это уже моя вина, – признался Зеленский. – Иногда внести изменения в стандартную конструкцию прошу я. После анализа эффективности работы предыдущих секций, для повышения урожайности я иногда…
– Прошу прощения, – сказал Павлов, направляясь к двери. – Мне пора.
Не слушая голоса за спиной, он решительно направился к центральному коридору, по привычке коснувшись кончиками пальцев белоснежной стены. Он торопился. Хотел снова увидеть звезды.
* * *
Десятая секция оранжереи выглядела почти так же, как и остальные десять – длинная труба в две сотни метров, напоминающая грозный указательный перст, устремленный в глубины космоса. Но в отличие от готовых секций, «десятка» еще не завернулась в гладкие отражающие листы пластали, и пока бесстыдно светила железными остовами – переплетением балок и крепежей. Сейчас она походила на схематичное изображение трубы, или, как выразился Семен, на обрезок Эйфелевой Башни.
Николай медленно двигался от центрального корпуса вдоль новой секции. Держась над центральной балкой, он медленно перебирал руками, отталкиваясь от пласталевых креплений, не забывая посматривать на показания датчиков. Данные с них поступали на внутреннюю поверхность прозрачного шлема, превращенного на время в монитор управления. Сборочные роботы, отвечавшие за автоматический монтаж конструкций, все еще находились на поверхности будущей оранжереи – скользили вдоль нее по направляющим, как огромные белые крабы с расставленными механическими клешнями. Они уже выполнили свою работу – собрали основной каркас – и теперь прогоняли третий цикл контроля прочности соединений.
Павлов посматривал на экраны, привычно выхватывая из потока данных самое главное. На первый взгляд, все было в порядке. Показали прочности и гибкости соединений в норме, расход материалов в норме, коэффициент производительности – в норме. Единственный подозрительный момент, требующий, по мнению автоматики, проверки оператора – время монтажа финальной конструкции. На самую обычную операцию роботы потратили вместо десяти минут целых двадцать. Процесс был выполнен идеально, результат более чем удовлетворителен, но лучше перепроверить. На Земле никто бы не обратил внимания на это сообщение автоматики, ведь работа выполнена хорошо. Но в космосе мелочей нет.
Добравшись до конца секции, Павлов обернулся, поправил толстый фал, тянувшийся ранца к шлюзу. Старая модель ремонтного скафандра его раздражала – в конце концов, давно в ходу полностью автономные модели, Ястреб или Пустельга, способные защитить космонавта от любой опасности. А тут приходится возиться с этим старым барахлом. Конечно, для прогулок вдоль монтажных конструкций не требуется самое современное оборудование. «Монтажник» – хороший скафандр. Прочный, с повышенной радиационной защитой, с дополнительным запасом кислорода. Вот только у него нет модулей для самостоятельного движения и со связью плохо. Приходится тянуть за собой длинный трос-фал, в котором скрывается провод связи с доком. Кроме того, по инструкции, монтажник-контролер всегда должен быть прикреплен к станции.
Поправив фал, Павлов нырнул в переплетение железных балок и, отталкиваясь от них руками, добрался до финального шва. Последний блок, на который должна была крепиться заглушка, выглядел вполне прилично. Николай внимательно осмотрел весь блок. Проверил швы и крепления с помощью датчиков скафандра. Потом выяснил, какой из роботов осуществлял монтаж, подключился к его системам, вошел в режим настройки и проверил все протоколы выполненных работ. Оказалось, что робот действительно потратил вдвое больше времени, потому что ему из-за внутреннего сбоя не удалось завершить операцию. В ход пошла стандартная дублирующая схема, и робот выполнил задание с самого начала – еще раз. Результат – идеален. Конструкции в порядке, проблема в роботе. Значит, это вопрос к техникам, к Семену и его кучерявому дружку Игнату, не вылезавшему из центра управления биологической станцией. Пусть они проверят робота, и можно будет запускать процесс монтажа обшивки.
Павлов отключил окно связи с роботами, закрыл все информационные окна на экране шлема, превратив его в обычный стеклянный шар и начал выбираться из паутины пласталевых балок. Достигнув поверхности, Николай выбрал провисший фал, повернулся спиной к оранжерее и замер, устремив взгляд в открытый космос.
Здесь на самом краю недостроенной секции, торчащей из Биологической Станции наподобие иголки дикобраза, можно было на пару минут зависнуть в пустоте, сделав вид, что и перед глазами, и за спиной, нет ничего кроме открытого космоса.
Черное бесконечное полотно. Внизу – а низ в космосе всегда там, куда смотрят ноги – огромный серый шар Марса. Дальний край горит, словно залитый расплавленным металлом – это Солнце скоро выглянет из-за безжизненного каменного шара, раскрасив серые тона планеты. Земли не видно, она с другой стороны. Но этого достаточно, чтобы вообразить, что ты снова вышел на орбиту после ускорения и ожидаешь связи с Центральной. Самый любимый момент Николая – эти несколько долгих минут, когда ты предоставлен сам себе. Позади нудный полет, впереди интересная работа по стыковке, а сейчас ты наедине с космосом, и воображение уносит тебя вдаль, к Юпитеру, Сатурну, к дальним рейсам и даже еще дальше – к невозможному, пока, прыжку за пределы Солнечной Системы. К настоящему Большому Путешествию, в котором ты остаешься наедине с вселенной.
Павлов непроизвольно сжал кулаки, пытаясь ухватиться за несуществующие рычаги управления. Два года. Два года он ползает по железным балкам, как большой блестящий паук. Да, это нужная и важная работа, но он все чаще ощущает себя одним из роботов сборщиков, навеки скованных однообразной программой. Два года…
Он должен был водить управляемые корабли с Земли на Марс, опускать модули на поверхность, поднимать катера на орбиту. Чувствовать всем телом рокот стартовых двигателей и содрогаться во время ускорения, когда пиковые импульсы пробиваются даже сквозь гравитационную защиту, предохраняющую пилота от превращения в жидкую кашицу. Несправедливо? Да. Еще как. Но решение Профессиональной Комиссии неоспоримо – запрет на профессиональную деятельность пилота, с сохранением звания. Еще через пять лет можно рассчитывать на пересмотр дела. Но к тому времени он превратиться в старую развалину, забывшую стартовую процедуру корабля и бесконечно отставшую в изучении новых систем. Несправедливо? Нет. Жестоко? Да.
Николай сжал зубы, со злостью окинул взглядом черную глянцевую пустоту. Вот же ты. Рукой подать. Но недоступна, словно звезда, которую видно, но до которой не долететь и за всю жизнь. А ведь сейчас он мог бы выводить управляемый Сокол на орбиту Марса, прикидывая, как бы лучше подойти к Центральной, так, чтобы расход горючего был ниже стандартного. Это, на самом деле, не сложно, если отключить автоматический расчет. Нужно просто точно идти по стандартной орбите на стыковку…
Взгляд Павлова с тоской скользнул по пылающему краю Марса, окинул видимый участок планеты, устремился в темные глубины пространства. И остановился. Лениво повернув голову, Николай прищурился, заметив какое-то несоответствие на самом краю диска Марса. Что-то постороннее, никак не сообразить, что именно.
Хмыкнув, Павлов активировал функции усиления и фильтры на экране шлема. Нет, так тоже ничего не видно, но… Резко выпрямившись, бывший пилот скорректировал изображение. Отключил усиление и взглянул на край планеты самым обычным взглядом, без всяких приборов. Вот оно. Вспышка. Еще. Очень похоже на двигатель. Но работающий в странном режиме. Да и орбита странная, тут только служебные орбитальные спутники, почему так…
Оттолкнувшись от железной балки, Павлов воспарил над оранжереей, до рези в глазах всматриваясь в черное пространство около Марса. И тут же выругался, сообразив, как глупо он выглядит. Вскинув руку к груди, он нашарил управление связью со станцией и сразу переключился на главный канал.
– Это Павлов, – быстро сказал он. – Кто дежурный?
– Это Игнат, – мрачно откликнулся низкий голос. – Сижу, вот, бдю. В смысле – дежурю. Вместо того, чтобы программировать климат-контроль.
– Где Смирницкий, зам начальника станции?
– Известно где, – хмыкнул Игнат. – Вместе с шефом на совещании. На Центральной. Небось, натуральный кофе сейчас хлещет. Литрами. А мы тут…
– Умолкни, – бросил Павлов, лихорадочно соображая, кто сейчас главный на станции.
Теоретически, следующий по званию – Зеленский. Но он начальник биологической лаборатории, у него своя епархия. Ладно. Инструкции для того и писались, чтобы разгребать нештатные ситуации. А по инструкции следует обратиться к непосредственному начальнику.
– А что такое? – обиженно протянул Игнат. – Что случилось то?
– Оставайся на связи, – отрезал Павлов и переключился на второй канал, на линию своего подразделения.
– Эльдар, – позвал он. – Это Павлов. Вы на связи?
– Что там? – тот час раздался приглушенный голос главного инженера.
– Кажется, нештатная ситуация, – отозвался Николай. – Эльдар, вы можете пройти в центр управления?
– Если только через полчасика, – сдавленно отозвался главный инженер. – Я в пятой секции, в самом конце. Разобрал двух роботов и крепления. Тут полный бардак, четырнадцатый номер при монтаже вскрыл систему обеспечения водой. Хаос и разруха, да. Так что там у тебя?
– Я сейчас снаружи, – медленно произнес Павлов. – Проверяю «десятку». Визуально наблюдаю странное явление в пространстве.
– Странное явление? – главный инженер хмыкнул. – Это вроде той летающей тарелки Семена?
– Нет, – серьезно отозвался бывший пилот. – Мне кажется, я вижу след от двигателя автоматического грузовика модели АГ8. Судя по интенсивности свечения, он работает в нештатном режиме. И, похоже…
– Что? – быстро переспросил Петренко.
– Похоже, он идет по нестандартной орбите. Приближается к нам.
Петренко не ответил. Но Николай слышал его тяжелое дыхание – шумное, влажное, как если бы главный инженер припал губами к самому микрофону.
– Это точно? – наконец, сказал он.
– Не могу точнее сказать без данных радара, связи и вычислителей, – мрачно отозвался Павлов.
– Так, – веско сказал Петренко. – Кириллов с замом на Центральной?
– Да.
– Ясно. Вот что, товарищ монтажник. Я эту чертовщину не вижу. Свяжись с Диспетчерской на Центральной, сделай запрос, обрисуй ситуацию. Делегирую, так сказать, полномочия. Для протокола: вызов по аварийному каналу станции разрешаю под мою ответственность. По исполнении – доложить. Доступно?
– Так точно, – отозвался Павлов и тут же переключился на главный канал станции.
– Игнат, – быстро сказал он. – Открой аварийный до центральной. Мне нужна связь с диспетчерами.
– А? – приглушенно откликнулся программист. – Чего? Что случилось?
– Нужна информация от диспетчеров, – спокойно отозвался Павлов, стараясь не повышать голос. – Эльдар берет ответственность на себя, занеси в журнал.
– Серьезное что-то? – спросил Игнат. – Жить будем?
– Будем, – совершенно серьезно откликнулся Павлов. – Подключай.
– Готово, – мрачно отозвался тот. – По нажатию клавиши аварийной связи, пойдет автоматическое подключение через наш передатчик к аварийному каналу Центральной. Дерзай.
Павлов взглянул в черную пустоту – в ней мерцала крохотная, едва заметная точечка. Песчинка на лике вселенной. Мелочь, кроха – в сравнении с другими объектами. Но ее тут быть недолжно. А мелочей в космосе не бывает.
Бывший пилот решительно коснулся красной клавиши, выждал положенные десять секунд.
– Аварийная, – позвал он. – Вызывает монтажник Николай Павлов с Биологической Станции номер один.
– Дежурный диспетчер Брагин, – тут же откликнулся звонкий мальчишеский голос. – Как там погода в оранжерее?
Павлов стиснул кулаки и задушил в себе желание наорать на юнца, посаженного на нудное и скучное дежурство.
– Я нахожусь на обшивке станции, – медленно сказал он. – Визуально наблюдаю странное явление, примерно в восьмом секторе финишной орбиты грузовиков.
– Явление? – насторожился юнец.
– Свечение, напоминающее нестабильную работу импульсного двигателя автоматического грузовика, – мрачно сказал Павлов. – В графике сегодня есть прибытие АГ8?
– Сейчас посмотрим, – беспечно отозвался Брагин. – Слушайте, даже если есть, то вы все равно его не увидите.
– Увижу, – сухо сказал Павлов, – и раньше, чем вы, потому что между вашей Центральной Станцией и этой частью орбиты висит Марс.
– Вообще-то, – со значением произнес Брагин. – Есть такая штука, как система спутников наблюдения, растянутая по орбите. И мы видим все и всегда. На то мы и Центральная…
– Ну и разуйте свои глаза и посмотрите, что там за штука летит на нас из восьмого сектора, – не сдержался Павлов. – Что за пустой треп! Это аварийный канал или студенческая болталка?
Дежурный сердито засопел в микрофон, но не ответил.
– Ничего, – наконец отозвался он. – Движения в данном секторе спутниками наблюдения не фиксируется.
– А что же я тогда такое вижу? – осведомился Николай.
– Вот уж не знаю, – резко ответил дежурный. – Может, отражение восхода от одного из спутников. В любом случае, визуально наблюдать приближение грузовика вы со своей станции не сможете.
– Смогу, – резко ответил Павлов. – Если автоматика вывела грузовик из прыжка раньше, чем положено, и промахнулась на треть орбиты. После чего пустила двигатели в аварийном режиме, пытаясь вернуться к точке назначения, к Центральной, игнорируя все ограничения по движению объектов на орбитах из-за программного сбоя. Именно в таком случае грузовой корабль пройдет вокруг планеты точно к Центральной, сметая все на своем пути.
– Ну конечно, – хмыкнул Брагин. – В кино все так и будет. Вам, товарищ инженер-монтажник, поменьше надо смотреть приключенческих фильмов про пилотов.
Павлов стиснул зубы, пытаясь сдержать крик ярости. Какой-то абсурд! Аварийная ситуация, а он пререкается с каким-то юнцом…
– Начальника смены, – прорычал Николай. – Аварийный код красный. Люди в опасности. Вызывает Биологическая Станция, инженер-сборщик станции Павлов. Код звания по единому реестру космофлота – три единицы сто, пилот первого класса. Вызываю начальника смены Диспетчеров…
Мальчишка попытался возразить, но его прервал мрачный тяжелый голос:
– Павлов? Это начальник смены, Баграмян. Вы действительно предполагаете, что это двигатель грузовика?
– Визуально похоже, – мрачно отозвался Николай. – Как будто работает половина двигателей, а автоматика пытается перезапустить второй блок, но безуспешно.
– У меня нет данных со спутников, – быстро сказал Баграмян. – А первый АГ8 должен прибыть только завтра. Можете переслать мне визуализацию или картинку?
Павлов молча включил видеорежим камеры скафандра, обычно используемую для протоколирования технических работ, и перенаправил поток информации в аварийный канал.
– Вот, – сказал он. – Но это просто камера, это же не телескоп. Я глазами и то лучше вижу.
– Получил, – отозвался Барграмян. – Странно. Похоже, нет отклика от двух спутников связи. Задержка пять минут допустима, при технических работах. Но сразу два… Минуту.
Треск на линии был настолько громким, что Николай дернул головой, чуть не стукнувшись лбом о прозрачное забрало шлема. Зашипев от ярости, он уменьшил громкость линии и активировал контур автонастройки.
Аварийный канал рычал и шипел, как масло на раскаленной сковороде. Сквозь совершенно нетипичный грохот и завывания Павлов успел разобрать шепот Баграмяна:
– Аварийный режим… Потеря сигнала…
В туже секунду треск умолк и на аварийном канале воцарилась тишина. Павлов висел в пустоте, не отводя взгляда от мерцающей яркой точки на орбите Марса, ставшей заметно больше, и слушал тишину на аварийном канале. Космос молчал. Павлов не дышал.
– Николай… – Павлов вздрогнул.
Он судорожно захлопал по клавишам настройки, пытаясь вернуть пойманную частоту, но в тот же миг сообразил, что внутренняя связь в порядке. Прерван контакт между Биологической Станцией и Центральной.
– Николай, – сдавленно простонал Игнат, следивший за беседой. – Что теперь делать то, а?
Павлов почувствовал, как напряглись плечи. Кровь хлынула к щекам горячей волной, неожиданно отрезвив бывшего пилота.
– Объявляй метеоритную тревогу, – сказал он. – Игнат! Немедленно переводи станцию на аварийный режим!
Оттолкнувшись от балки, Павлов воспарил над недостроенной секцией оранжереи. Сильно оттолкнувшись, он полетел над балками, оттолкнулся от угла и полетел обратно к белому шару Биологической Станции, паря над паутиной балок как безмолвная белая тень.
* * *
Николай едва дождался, когда за ним закроется дверь общего шлюза. Из тяжелого скафандра он принялся выбираться прямо в коридоре, отчаянно сдирая с себя громоздкие конструкции «Монтажника». Выбравшись из него, Павлов, в нарушение всех инструкций, бросил скафандр на пол и побежал по длинному белоснежному коридору к центру станции.
Уже на бегу, он успел отметить, что тревога так и не объявлена – никаких сигналов и предупреждений, двери блоков открыты настежь. Выругавшись, Николай запрыгнул в распахнутую дверь центрального сегмента станции, пробежался по кольцевому коридору мимо выходов в оранжереи, миновал пищеблок и, задыхаясь, ворвался в центр управления.
Большая комната, размером не меньше столовой, была ярко освещена. По стенным экранам бежали столбцы разноцветных цифр – система отчитывалась о своем состоянии. Пульт управления, располагавшийся в центре, напоминал белый пухлый бублик, от которого откусили здоровенный кусок. В центре, из ложемента управления, торчала кудрявая голова Игната.
– Игнат, – позвал Павлов, подступая ближе и сжимая кулаки. – Почему… Почему тревога еще не объявлена?
Дежурный обернулся. Его лицо было белее простыни, глаза запали, а длинный нос, казалось, стал еще тоньше и острее.
– Я вызывал… – пробормотал Игнат, касаясь крохотной капельки передатчика, прилепленной к левому уху. – Центральная не отвечает, а Петренко идет…
Павлов натурально зарычал, шагнул ближе и тут же шарахнулся в сторону, когда из-за пульта вынырнула плечистая фигура техника.
– Капец связи, – объявил бородатый Семен, копавшийся до этого в недрах пульта связи. – Но это не у нас, зуб даю. У нас все пучком.
– Конечно нет, – рявкнул Павлов. – Спутники разбиты. Почему еще тревогу не объявили?
Кучерявый Игнат вздрогнул, потянулся к пульту, но Семен положил ему руку на плечо.
– Погоди. А на каком основании объявлять тревогу? – спросил он, заглядывая в перекошенное лицо Павлова. – Почему мы должны остановить работу станции?
– Да потому, – резко ответил Николай. – По орбите идет неуправляемый грузовик. Он, похоже, размолотил уже пару спутников связи и скоро доберется до нас. Минут двадцать у нас есть, не больше.
– Это информация с Центральной? – спросил Семен, поигрывая шнуром аварийного подключения, свисающим с его плеча.
– Центральная сообщила, что потеряла два спутника связи, – сухо отозвался Николай, стараясь держать себя в руках. – Существует явная угроза повреждения станции.
– Существует явная угроза возникновения паники, – нахально перебил его Семен. – Хватит уже суетиться, Павлов. Перестаньте себя вести так, как будто мы все сейчас немедленно провалимся в тар-тарары.
В глазах у Николая потемнело, он шагнул вперед, к Семену, сжимая кулаки, но тот лишь усмехнулся, смерив противника вызывающим взглядом.
– Мальчики, что-то случилось?
– Михаил Александрович! – с облегчением воскликнул кучерявый Игнат. – Заходите скорее! Я вас вызывал, а вы…
– Я был в холодильнике, – с достоинством отозвался биолог, ловко протискиваясь между Семеном и Николаем. – Что тут происходит?
Павлов демонстративно отвернулся, коснулся передатчика на ухе, переключился на внутреннюю волну.
– Эльдар, – позвал он. – Вы где?
– Сейчас буду, – откликнулся главный инженер. – Уже на подходе. Что у вас там?
– Аварийная ситуация, – откликнулся Павлов. – Счет на минуты.
– Аварийная? – воскликнул Зеленский. – Игнат, что тут происходит? У меня процесс глубокой заморозки в полном разгаре!
– Паникует наш капитан звездочка, вот что происходит, – мрачно отозвался Семен. – Везде опасность, всех спасти. Это у него…
Павлов резко обернулся, но Зеленский успел встать между коллегами и укоризненно взглянул на техника. Николай взял себя в руки и отступил на шаг. Нельзя. Не сейчас. Это ребячество.
В проеме двери появилась плечистая приземистая фигура главного инженера. Невысокий, плотно сбитый, с бритой головой, он напоминал спортсмена – борца.
– Так, – сказал Эльдар, решительно шагая к пульту. – А ну, все назад.
Павлов попятился, рыжебородый Семен пожал плечами. Игнат тут же поднялся из кресла управления, освобождая место главному инженеру.
Эльдар опустился на его место, приложил ладонь к пульту идентификации, подтвердил свои полномочия и быстро защелкал клавишами. Центральный экран моргнул, поток цифр исчез. Вместо него появилось изображение Марса – сероватый полумесяц. И необычно большая мерцающая звезда на самом краю.
– Павлов, – позвал Эльдар. – Это?
– Да, – мрачно отозвался монтажник. – Я уверен, что это автоматический грузовик. Нарушена автоматика. Он вышел из прыжка раньше, чем положено. Идет юзом, теряет орбиту, рыскает, возвращается, пытаясь выполнить программу полета с аварийными двигателями. Если сказать грубо, то его швыряет из стороны в сторону. Но он движется в сторону Центральной. Пройдет мимо нас минут через десять.
– Что Центральная?
– Нет связи, – подал голос Игнат. – Внезапно оборвалась во время сеанса Павлова.
– Плохо, – отрезал главный инженер. – Связь нужно восстановить.
– Да у нас все в порядке, – бросил Семен. – Это что-то на их стороне.
– Аварийный?
– Забит наглухо, – буркнул техник. – Передавать можем, но неизвестно, принимают ли.
Павлов отвел взгляд от экрана и заметил, что Эльдар запустил аудиозапись его разговора с Центральной. Нахмурился.
– Николай, – тихо позвал он. – Полной уверенности нет?
– Данных о движении объекта нет, – неохотно признал Павлов. – И с нашим оборудованием мы их и не получим. Наши передатчики подхватят его, только если корабль подойдет для стыковки.
– Чем это нам грозит? – быстро спросил Эльдар.
– Да ничем! – вмешался Семен. – Шансов, что эта штука в нас воткнется – никаких! Подумаешь, рядом пройдет!
– Излучение, – сухо произнес Павлов, стараясь не обращать внимания на техника. – Резко повышенный фон от двигателей. Примерно как ядерный взрыв рядом со станцией.
– Но волны то от взрыва не будет, – подал голос Семен. – Тут вакуум.
– Зато излучение будет зашкаливать, – зло бросил Павлов. – Но это не главное.
– А что главное? – резко спросил Семен.
– Рой осколков, – отозвался главный инженер, сообразив, куда клонит Павлов. – Если грузовик действительно повредил несколько спутников связи, за ним идет рой осколков. Может быть, и его осколки тоже. Их мы не увидим и не сможем предсказать, по какой траектории они двигаются. И с какой скоростью.
