Время, проведенное Кеолой на этом острове, делится на два периода: период, когда он был один, и период пребывания с племенем. В первом он всюду искал людей и не нашел ни души, видел только несколько построек и признаки костров, но зола уже остыла и вскоре была размыта дождями, а ветрами было снесено и разрушено несколько хижин. В этом месте он и поселился, устроил себе очаг, сделал удочку, ловил и варил рыбу, залезал за кокосовыми орехами, сок которых он пил, потому что воды на острове не было. Дни казались ему долгими, а ночи ужасными. Он устроил из скорлупы ореха лампу, масло добыл из зрелых орехов, а из волокон сделал светильню. С наступлением вечера он запирался в своей хижине, зажигал лампу, ложился и дрожал до утра. Много раз ему думалось, что лучше было бы лежать на дне морском, чтобы валялись там его кости с другими.
Он все время держался в глуби острова, потому что хижины находились на берегу озера, изобиловавшего рыбой, да и пальмы тут были лучше. На внешнюю сторону он вышел только раз, да как взглянул на берег океана, так и убежал, дрожа, назад, потому что вид его с этим блестящим песком, усеянным раковинами, с прибоем и ярким солнцем отбили у него охоту идти дальше.
– Не может этого быть, – думал он, – хотя очень похоже. Как узнать? Эти белые воображают, что знают, где плавают, а, должно быть, идут наугад, как и прочие. Мы, может быть, в конце концов вертелись по кругу, и я могу оказаться совсем близко от Молокая, и это, может быть, тот самый берег, где собирает свои доллары мой тесть.
После этого он стал благоразумнее и держался внутри острова.
Месяц спустя на остров приплыли туземцы в шести больших лодках. Они принадлежали к красивой расе и говорили на языке, звучащем иначе, чем язык гавайцев, но было много общих слов, так что понять их было не трудно. Мужчины оказались очень вежливыми, а женщины – покорными. Кеолу они встретили приветливо, построили ему дом, но его больше всего удивляло то, что его не посылали работать с молодыми людьми.
И теперь у Кеолы было три периода: в первом он очень скучал, во втором ему было довольно весело, а в третьем он был самым испуганным человеком во всех четырех океанах.
Причиной первого периода была девушка, данная ему в жены. Он сомневался относительно острова, мог усомниться насчет языка, который он слышал очень мало в день прибытия сюда на циновке колдуна; но относительно жены сомнений быть не могло, потому что она оказалась той самой девушкой, которая тогда с криком убежала от него в лес. Значит, он плавал все тут же, а быть здесь все равно, что оставаться в Молокае. Он оставил родину, жену, друзей только ради того, чтобы убежать от своего врага, а это место, куда он прибыл, оказалось местом охоты колдуна, тем берегом, где он разгуливал невидимкою. В этот период он держался как можно ближе к лагуне, если осмеливался выходить из-под кровли своей хижины.
Причиной второго периода был разговор с женой и старшиною островитян. Сам Кеола говорил мало. Он не очень-то доверял своим новым друзьям, находя их чересчур вежливыми, чтобы быть чистыми, да и со времени знакомства с тестем он стал подозрительнее. О себе он ничего не сказал, кроме своего имени, происхождения, что он приехал с восьми островов, что острова эти очень красивы, рассказал о королевском дворце в Гонолулу и о том, что он главный друг короля и миссионеров. Зато он много расспрашивал и многое узнал. Остров, где он находился, назван островом Голосов. Принадлежит он этому племени, но они живут постоянно на другом острове, в трех часах плаванья к югу. Там у них есть прочные жилища, и тот остров очень богат: там есть и яйца, и цыплята, и свиньи и туда приходят корабли торговать ромом и табаком. Туда именно и отправилась шхуна после побега Кеолы. Там умер штурман именно так, как и подобало умереть дураку белолицему. Во время прихода шхуны на том острове начинался болезненный сезон, когда озерная рыба делается ядовитою, и кто ее поест, тот пухнет и умирает.
Штурману об этом говорили, и он видел, как готовили лодки, потому что в это время народ уезжает с этого острова на остров Голосов; но он был дурак белолицый, который верил только собственному рассказу, поэтому поймал одну из этих рыб, сварил, съел, распух и умер, что было приятной новостью для Кеолы. Остров Голосов большую часть года пустует, разве кое-где приедут матросы за копрою, да перебирается на время их племя в период отравления рыбою. Название свое он получил от чуда: морской берег его населен, по-видимому, дьяволами-невидимками, которые разговаривают на каком-то странном языке, и днем, и ночью на берегу то зажигают, то тушат огни. Причины этих поступков никто понять не может.
Кеола спросил, бывает ли что-нибудь подобное на том острове, где они живут постоянно? Ему ответили что ни там, ни на одном из сотни островов, окружающих их, этого нет и что это особенность острова Голосов. Они ему сказали тоже, что огни и голоса бывают всегда у моря и у выходящей к морю опушке леса, а что около озера человек может прожить хоть две тысячи лет (если бы только мог прожить так долго), и его никогда никак не беспокоят, да даже и у моря дьяволы никому не вредят, если их не тронешь. Один раз только старшина бросил копье в один из голосов и в тот же вечер упал с кокосовой пальмы и умер.
Кеола стал соображать. Он подумал, что хорошо было бы, если племя вернулось на главный остров, а самому остаться здесь у озера. Он сказал старшине, что ему раз пришлось быть на таком же зачумленном острове, но жители нашли способ избавиться от этой неприятности.
– Здесь в лесу растет одно дерево, и дьяволы приходят сюда собирать его листья, – сказал он. – Пусть островитяне срубят дерево, где бы его ни нашли, и дьяволы больше не придут.
Его спросили, какого рода это дерево, и он показал дерево, листья которого жег Каламак. Они не особенно верили, но идея им понравилась. Каждую ночь старики рассуждали об этом на своих советах, но главный старшина, хоть и храбрый был человек, но боялся и напоминал ежедневно о старшине, который бросил копье и был убит, и мысль об этом снова останавливала их.
Хотя Кеоле и не удалось добиться уничтожения деревьев, но он все-таки чувствовал себя довольным, присматривался ко всему, что происходит вокруг, и жил в свое удовольствие. К жене, между прочим, он относился добрее всех, и она сильно полюбила его. Раз приходит он в хижину и застает ее в слезах.
– Что с тобой? – спрашивает.
Она говорит: «Ничего».
В ту же ночь она разбудила его. Лампа горела слабо, но он заметил, что лицо у нее печальное.
– Кеола, – сказала она, – приложи ухо к моему рту, чтоб я могла шепнуть тебе, потому что никто не должен нас слышать. За два дня до начала приготовления лодок ступай на берег и ложись в кусты. Мы с тобой выберем место заранее, спрячем пищу, а я каждую ночь буду приходить туда и петь. Когда наступит ночь, и ты меня не услышишь, это, значит, мы совсем уехали с острова, и тебе можно благополучно выйти.