Роберт Льюис Стивенсон
Чёрная стрела
Часть I
Два мальчика
Глава I
Под вывеской «Солнца» в Кэттли
Сэр Дэниэл и его воины разместились на эту ночь в Кэттли и ближайших окрестностях по теплым, хорошо охраняемым домам. Но тэнстоллский рыцарь был из тех людей, которые ни на минуту не прекращают погони за деньгами; и даже теперь, накануне похода, в котором он должен был либо победить, либо погибнуть, он поднялся в час ночи, чтобы выколотить деньги из своих бедных соседей. Он очень много наживал на спорных наследствах. Обыкновенно он покупал право наследства у какого-нибудь безнадежного претендента и потом с помощью могущественных лордов, окружающих короля, добивался неправильных решений в свою пользу; если же это было слишком хлопотно, он попросту захватывал спорное поместье силой оружия, а затем с помощью своих связей и сэра Оливера, который умел вертеть законами как угодно, удерживал захваченное. Таким способом совсем недавно он наложил свою лапу и на деревню Кэттли; здесь он все еще встречал отпор со стороны крестьян, и, чтобы подавить недовольных, он повел свои войска именно этим путем. В два часа ночи сэр Дэниэл сидел в харчевне возле очага, так как по ночам в окруженном болотами Кэттли было холодно. У его локтя стояла кружка приправленного пряностями эля. Он снял свой шлем с забралом и сидел – лысый, тощий, смуглый, закутанный в кроваво-красный плащ, – опустив голову на руку. В дальних углах комнаты расположились его воины – человек двенадцать; одни из них стояли на часах, другие спали на скамьях; а на полу на плаще лежал мальчик лет двенадцати-тринадцати. Хозяин «Солнца» стоял перед своим господином.
– Слушайся моих повелений, хозяин, – говорил сэр Дэниэл, – и я всегда буду тебе добрым господином. Я желаю, чтобы моими деревнями управляли добрые люди; я желаю, чтобы Адам-э-Мор был избран главным констэблем; позаботься об этом. Если вы изберете другого, вам будет плохо. Я вам спускать не собираюсь, вы все провинились передо мной, потому что вы все платили оброк Уэлсингэму. И ты тоже платил, мой любезный хозяин.
– Славный рыцарь, – сказал хозяин, – я готов присягнуть на кресте Холивуда, что я платил Уэлсингэму только по принуждению. Нет, достойный рыцарь, я не люблю негодных Уэлсингэмов! Они бедны, словно воры, достойный рыцарь. Мне нужен такой великий лорд, как вы. Спросите кого угодно – все скажут, что я всегда стоял за Брэкли.
– Может быть, – сухо проговорил сэр Дэниэл. – И поэтому ты заплатишь вдвое.
Трактирщик сморщился; но подобные беды нередко случались в те беспокойные времена, и в глубине души он, вероятно, был рад, что еще дешево отделался.
– Введи старика, Сэлдэн! – крикнул рыцарь.
Один из воинов ввел в комнату оборванного, сгорбленного старика, бледного, как свеча, и дрожащего от болотной лихорадки.
– Как тебя зовут? – спросил сэр Дэниэл.
– С позволения вашей милости, – ответил старик, – меня зовут Кондолл. Кондолл из Шорби, с разрешения вашей милости.
– Мне рассказывали о тебе много дурного, – сказал рыцарь. – Тебя подозревают в измене, негодяй! Ты не платишь оброка. Тебя обвиняют в убийстве многих людей. Вот какой ты, оказывается, храбрец! Не беспокойся, я тебя усмирю!
– Глубокочтимый и высокоуважаемый лорд, – вскричал старик, – тут какая-то путаница! Я бедный человек, я никогда никого не обижал.
– Помощник шерифа[9] отзывался о тебе очень скверно, – сказал рыцарь. – «Подайте мне, – велел он, – этого Тиндэла из Шорби».
– Меня зовут Кондолл, мой добрый лорд, – сказал несчастный.
– Кондолл или Тиндэл – это все равно, – холодно ответил сэр Дэниэл. – Ты попался, и я сильно сомневаюсь в твоей честности. Если хочешь спасти свою шею, напиши мне сейчас же обязательство заплатить двадцать фунтов.
– Двадцать фунтов, мой добрый лорд! – воскликнул Кондолл. – Это безумие! Все, что у меня есть, не стоит и семидесяти шиллингов.
– Кондолл или Тиндэл, – со смехом сказал сэр Дэниэл, – я готов принять весь риск на себя. Напиши мне обязательство на двадцать фунтов, я получу с тебя все, что удастся получить, и, по своей доброте, прощу тебе остальное.
– Увы, мой добрый лорд, я не умею писать, – сказал Кондолл.
– Ну что же, – сказал в ответ рыцарь, – ничего не поделаешь. Мне так хотелось пощадить тебя, Тиндэл, но совесть не позволяет… Сэлдэн, отведи вежливо этого старого ворчуна к ближайшему вязу да повесь его там понежнее за шею, чтобы я видел, когда буду проезжать мимо… Доброго пути вам, славный Кондолл, милый Тиндэл! Вы на всем скаку въедете в рай. Доброго вам пути!
– О лорд, как прелестны ваши шутки! – льстиво ответил Кондолл и заставил себя улыбнуться. – Вам подобает требовать, а мне подобает подчиняться, и я, несмотря на все мое неумение, попробую написать обязательство.
– Друг, – сказал сэр Дэниэл, – теперь ты напишешь на сорок фунтов. Полно! Ты хитер, и имущество твое стоит не семьдесят шиллингов… Сэлдэн, последи, чтобы он все написал как следует и чтобы подпись его была правильно засвидетельствована.
И сэр Дэниэл, самый веселый рыцарь в Англии, хлебнув теплого эля, со смехом откинулся на спинку стула.
Мальчик на полу шевельнулся, сел и испуганно оглядел комнату.
– Ступай сюда, – сказал сэр Дэниэл; и, когда мальчик, повинуясь его приказанию, встал и медленно подошел к нему, он снова откинулся назад и громко расхохотался. – Клянусь распятием! – крикнул он. – Какой крепкий мальчишка.
Мальчик покраснел от гнева, и в темных его глазах сверкнула ненависть. Теперь, когда он стоял, трудно было определить его возраст. Лицо у него было свежее, как у ребенка, но выражение лица было уже не детское; телом он был необычайно тонок и ходил несколько неуклюже.
– Вы позвали меня, сэр Дэниэл, – сказал он, – для того, чтобы посмеяться над моим печальным положением?
– А почему не посмеяться? – спросил рыцарь. – Будь добр, разреши и мне посмеяться. Если бы ты мог видеть себя, ты первый бы расхохотался.
– Когда вы будете платить за все, вы заплатите и за это, – сказал мальчик, густо краснея. – А пока смейтесь сколько вам угодно!
– Не думай, что я насмехаюсь над тобой, добрый братец, – ответил сэр Дэниэл, перестав смеяться. – Это только шутки, вполне дозволенные между друзьями и близкими людьми. Я устрою твой брак, получу за него тысячу фунтов и буду очень тебя любить. Правда, я завладел тобой несколько грубо, но другого выхода не было… Однако отныне я буду служить тебе от всего сердца. Ты станешь миссис Шелтон… нет, леди Шелтон, клянусь небом, потому что мальчик далеко пойдет. Вздор! Нечего стесняться честного смеха, смех разгоняет печаль. Дурные люди никогда не смеются, добрый братец… Почтеннейший хозяин, дай поужинать моему братцу, мастеру Джону… Садись, дорогой, и кушай.
– Нет, – сказал Джон, – есть я не стану. Вы вовлекли меня в грех, и мне нужно подумать о своей душе… Добрый хозяин, будь любезен, принеси мне кружку чистой воды. Ты очень обяжешь меня своей любезностью.
– Ты получишь отпущение всех своих грехов, черт побери! – крикнул рыцарь. – Исповедуешься, и делу конец. Не беспокойся об этом, ешь.
Но мальчик был упрям; он выпил чашку воды, завернулся в свой плащ, сел в дальний угол и мрачно задумался.
Под утро в деревне поднялась суматоха, послышались оклики часовых, зазвенело оружие, застучали копыта; отряд всадников подъехал к дверям харчевни, и Ричард Шелтон, забрызганный грязью, перешагнул через порог.
– Да хранит вас небо, сэр Дэниэл! – сказал он.
– Как! Дикки Шелтон! – вскричал рыцарь. Сидевший в углу мальчик, услышав имя Дика, с любопытством поднял голову. – А где Беннет Хэтч?
– Вот вам, сэр рыцарь, пакет от сэра Оливера. Прочтите, что он пишет, и все узнаете, – ответил Ричард, подавая ему письмо священника. – И, пожалуйста, поторопитесь, потому что необходимо немедленно скакать во весь опор к Райзингэму. На пути мы повстречали гонца, бешено мчавшегося с письмами; он сообщил нам, что милорд Райзингэм осажден в своем замке и ждет от вас помощи.
– Как ты сказал? Осажден в своем замке? – переспросил рыцарь. – Нет, мы будем во весь опор сидеть здесь, добрый Ричард. В нашем несчастном английском королевстве кто тише едет, тот дальше будет. Говорят, что опаздывать опасно; а по-моему, опаснее всего спешить. Запомни это, Дик. Но прежде дай мне поглядеть, что за скотину ты пригнал сюда… Сэлдэн, принеси факел!
Сэр Дэниэл вышел на деревенскую улицу и при красном свете факела осмотрел свои новые войска. Его не любили как соседа, не любили как господина, но те, кто сражался под его знаменами, очень любили его как военачальника.
Его решительность, испытанное мужество, забота об удобствах солдат, даже его грубые шутки – все это нравилось храбрецам в латах и шлемах.
– Клянусь распятием, – крикнул он, – что за жалкие псы! Одни искривлены, как луки, другие тощи, как копья. Друзья, во время битвы я пущу вас вперед: таких, как вы, беречь не стоит. Дайте мне разглядеть этого старого дурака на пегой кляче! Двухлетний баран верхом на свинье больше похож на солдата, чем ты… А, Клипсби! И ты здесь, старая крыса? Вот человек, которым я совсем не стану дорожить! Ты поедешь впереди всех, а на груди у тебя будет нарисована мишень, чтобы неприятельские стрелки не промахнулись. Итак, решено: ты будешь скакать впереди и показывать мне дорогу.
– Я покажу вам любую дорогу, сэр Дэниэл, но только не ту, что ведет к измене, – бесстрашно ответил Клипсби.
Сэр Дэниэл громко расхохотался.
– Хорошо сказано! – воскликнул он. – У тебя во рту поворотливый язык, черт тебя побери! Прощаю тебе это веселое слово… Сэлдэн, накорми людей и коней.
И рыцарь вернулся в харчевню.
– Ну, друг Дик, начинай, – сказал он. – Вот славный эль, вот свинина. Ешь, а я пока почитаю.
Он вскрыл пакет, прочел письмо и нахмурился. Несколько минут он сидел размышляя. Потом внимательно посмотрел на своего воспитанника.
– Дик, – спросил он, – ты читал эти скверные стишки?
Мальчик ответил утвердительно.
– В них поминают твоего отца, – сказал рыцарь, – и какой-то помешанный обвиняет нашего несчастного болтуна-священника в том, что он убил его.
– Сэр Оливер это отрицает, – ответил Дик.
– Отрицает? – воскликнул рыцарь резко. – А ты не слушай его. У него язык без костей, болтает, словно сорока. Я когда-нибудь в свободную минутку все сам тебе расскажу, Дик. В убийстве твоего отца подозревали некоего Дэкуорта; но время было смутное, и добиться правосудия нам не удалось.
– Отца убили в замке Мот? – спросил Дик, и сердце его забилось.
– Между замком Мот и Холивудом, – ответил сэр Дэниэл совершенно спокойно, но исподтишка мрачно и подозрительно глянул Дику в лицо. – Ну, ешь поскорее, – прибавил рыцарь, – ты повезешь в Тэнстолл письмо от меня.
Дик опечалился.
– Прошу вас, сэр Дэниэл, – воскликнул он, – пошлите кого-нибудь из крестьян! Позвольте мне принять участие в битве. Я буду храбро сражаться!
– Не сомневаюсь, – ответил сэр Дэниэл и сел писать письмо. – Но нас, Дик, вовсе не ждут воинские почести. Я буду сидеть тут, в Кэттли, до тех пор, пока не станет ясно, кто победит в этой войне, и тогда присоединюсь к победителю. Не говори, что это трусость, Дик, – это мудрость! Наше несчастное государство измучено бунтами, король то на троне, то в тюрьме, и никто не может знать, что будет завтра. Пустомели и Ветрогоны сражаются на одной стороне или на другой, а лорд Здравый Смысл сидит и ждет.
С этими словами сэр Дэниэл повернулся к Дику спиной и, усевшись за другим концом стола, принялся писать письмо. История с черной стрелой очень встревожила его.
Тем временем молодой Шелтон усердно ел. Вдруг кто-то тронул его за руку и над ухом раздался шепот.
– Не подавайте виду, что вы слышите, умоляю вас! – шептал чей-то голос. – Окажите мне услугу: объясните, какой дорогой можно быстрее добраться до Холивуда. Умоляю вас, добрый мальчик, помогите несчастному, попавшему в беду, укажите мне путь к спасению!
– Идите мимо ветряной мельницы, – ответил Дик шепотом. – Тропинка доведет вас до переправы через Тилл. Там вам расскажут, как идти дальше.
Он даже головы не повернул и снова принялся за еду. Но уголком глаз он заметил, как тот мальчик, которого называли «мастер Джон», осторожно выскользнул из комнаты.
«Он ничуть не старше меня, – подумал Дик. – И он осмелился назвать меня добрым мальчиком! Да если бы я знал, что со мной так разговаривает мальчишка, я бы скорее повесил его, чем указал ему дорогу!»
Полчаса спустя сэр Дэниэл вручил Дику письмо и приказал ему мчаться в замок Мот. А через полчаса после того, как Дик уехал, в комнату влетел запыхавшийся гонец милорда Райзингэма.
– Сэр Дэниэл, – сказал гонец, – вы теряете прекрасный случай заслужить славу! Утром на рассвете началась битва. Мы разбили их передовые части и рассеяли правое крыло. Предстоит последнее сражение. У вас свежие силы, и вы можете опрокинуть неприятеля в реку. Что вы скажете, сэр рыцарь? Неужели вы явитесь последним? Это обесславит вас!
– Я только что собирался выступить! – вскричал рыцарь. – Сэлдэн, труби поход!.. Сэр, я следую за вами. Большая часть моего отряда пришла сюда всего два часа назад, сэр. Что тут будешь делать? Если коня слишком пришпоривать, он сдохнет… Живо, ребята!
В утреннем воздухе весело запела труба; воины сэра Дэниэла сбегались со всех сторон на главную улицу и строились перед харчевней. Они спали с оружием в руках, не расседлывая лошадей, и через десять минут сто копьеносцев и лучников, чисто одетых и хорошо дисциплинированных, стояли в рядах, готовые двинуться в бой. Почти все были одеты в цвета сэра Дэниэла – темно-красный с синим, – и это придавало им нарядный вид. Те, которые были лучше вооружены, построились впереди, а сзади всех, в конце колонны, расположилось жалкое подкрепление, явившееся накануне вечером. Сэр Дэниэл с гордостью оглядел свой отряд.
– С такими молодцами не пропадешь! – сказал он.
– Вы правы: отличные воины! – ответил гонец. – Глядя на них, я еще больше грущу, что вы не выступили раньше.
– На пиру все лучшее подают вначале, а на поле брани – в конце, сэр, – сказал рыцарь и вскочил в седло. – Эй! – заорал он. – Джон! Джоанна! Клянусь святым распятием, где она? Хозяин, где девчонка?
– Девчонка, сэр Дэниэл? – спросил кабатчик. – Я не видел никакой девчонки, сэр.
– Ну, мальчишка, дурак! – крикнул рыцарь. – Неужели ты не разглядел, что это девка? На ней темно-красный плащ. Она нарушила пост, выпив воды, – помнишь, негодяй? Где же она?
– Да спасут нас святые! Вы называли ее мастер Джон, – сказал хозяин. – А я-то не догадался… Он уехал. Я видел его… ее… я видел ее в конюшне час назад. Она седлала серую лошадь.
– Клянусь распятием, – вскричал сэр Дэниэл, – девка принесла бы мне пятьсот фунтов, если не больше!
– Сэр рыцарь, – с горечью сказал гонец, – пока вы здесь шумите о пятистах фунтах, решается вопрос, кто будет владеть английским королевством.
– Хорошо сказано, – ответил сэр Дэниэл. – Сэлдэн, возьми с собой шестерых арбалетчиков. Выследи ее и поймай. Мне нет дела до того, сколько она стоит, но я хочу, чтобы к моему возвращению она находилась в замке Мот. Ты отвечаешь мне за это головой!.. А теперь в путь!
Войска поскакали рысью, а Сэлдэн с шестью воинами остался на улице в Кэттли, окруженный глазеющими крестьянами.
Глава II
На болоте
Был месяц май, шесть часов утра, когда Дик, возвращаясь домой, подъехал к болоту. Сияло голубое небо; веселый ветер дул шумно и ровно; крылья ветряной мельницы быстро кружились; ивы, растущие на болоте, колыхались под ветром и внезапно светлели, словно пшеница. Дик всю ночь провел в седле, но сердце у него было здоровое, тело крепкое, и он весело продолжал свой путь.
Тропинка мало-помалу спускалась все ниже, все ближе к топям, и наконец он потерял из виду все дорожные приметы, кроме ветряной мельницы, стоявшей на холме возле Кэттли, далеко позади, и вершин Тэнстоллского леса, торчавших далеко впереди. Кругом тянулись обширные заросли колышущихся ив и камышей; лужи пенились под ветром; предательские трясины, зеленые, как изумруд, поджидали и заманивали неосторожного путника. Тропа шла напрямик через топь; это была очень древняя тропа, ее проложили еще римские солдаты; с тех пор прошли века, и во многих местах ее залили стоячие воды болота.
Отъехав на милю от Кэттли, Дик приблизился как раз к такому месту; тропа здесь заросла ивой и камышом, и это хоть кого могло сбить с толку. Да и трясина была здесь шире, чем всюду; человек, не знакомый с этим местом, легко мог попасть в беду. И Дик со страхом вспомнил о мальчике, которому он так неясно объяснил дорогу. За себя он не беспокоился; взглянув назад, туда, где вертящиеся крылья ветряной мельницы отчетливо чернели на голубом небе, и вперед, на высокую верхушку Тэнстоллского леса, он уверенно поехал напрямик, хотя конь его погрузился в воду по колена.
Уже половина трясины была позади и впереди он уже видел сухую тропинку, бегущую вверх, когда вдруг справа от себя услышал плеск воды и заметил провалившуюся по брюхо серую лошадь, которая отчаянно билась. Внезапно, словно почуяв приближение помощи, она громко заржала. Ее налившийся кровью глаз был полон безумного страха; она барахталась в трясине, и тучи насекомых кружились над нею.
«Неужели несчастный мальчишка погиб? – подумал Дик. – Это его лошадь. Славная серая лошадь! Как печально ты смотришь на меня, милая! Я сделаю для тебя все, что возможно. Я не оставлю тебя медленно тонуть вершок за вершком!»
Он натянул арбалет и всадил в голову лошади стрелу.
Совершив это полное сурового милосердия дело, Дик, опечаленный, двинулся дальше. Он пристально смотрел по сторонам, надеясь найти хоть след того мальчика, которого направил на эту дорогу.
«Нужно было рассказать ему все гораздо подробнее, – думал он. – Боюсь, он погибнет в болоте».
Вдруг кто-то окликнул его по имени, и, глянув через плечо, Дик увидел лицо мальчика, смотревшего на него из камышей.
– Ты здесь! – воскликнул Дик, останавливая лошадь. – Ты так забился в камыши, что я чуть не проехал мимо. Я видел твою лошадь: ее затянуло в трясину, и я избавил ее от мучений. Клянусь небом, если бы ты был добрее, ты сам бы ее пристрелил. Ну, вылезай. Тут тебя никто не обидит.
– Добрый мальчик, у меня нет никакого оружия; да мне и не нужно оружия, потому что я все равно не умею сражаться, – ответил беглец, выходя на тропинку.
– Как ты смеешь называть меня мальчиком? – крикнул Дик. – Я, наверно, старше тебя.
– Прости меня, добрый мастер Шелтон, – сказал беглец. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Напротив, я хочу просить тебя о помощи, так как я попал в беду, сбился с дороги, потерял свой плащ и своего несчастного коня. У меня есть хлыст и шпоры, а ехать не на чем. А главное, – прибавил он, оглядев свою одежду, – я такой грязный!
– Вздор! – воскликнул Дик. – Стоит ли обращать внимание на то, что ты выкупался! Кровь ран и грязь странствий украшают мужчину.
– Если так, я предпочитаю некрасивых мужчин, – ответил мальчик. – Но что мне делать? Прошу тебя, добрый мастер Ричард, дай мне совет! Если я не доберусь до Холивуда, я погиб.
– Я дам тебе не только совет, – сказал Дик, слезая с лошади. – Я дам тебе своего коня, а сам побегу рядом. Когда я устану, ты побежишь, а я поеду. Так будет скорее.
Мальчик сел на коня, и они двинулись вперед через трясину. Дик шагал рядом с мальчиком, положив руку ему на колено.
– Как тебя зовут? – спросил Дик.
– Зови меня Джон Мэтчем, – ответил мальчик.
– А что тебе нужно в Холивуде? – спросил Дик.
– Я хочу спастись от человека, который обидел меня, – сказал Джон Мэтчем. – Добрый аббат Холивуда всегда защищает слабых.
– А как ты попал к сэру Дэниэлу, мастер Мэтчем? – спросил Дик.
– Он захватил меня силой, – ответил Джон Мэтчем. – Он выкрал меня из моего родного дома, одел меня в этот наряд. Вез меня так долго, что у меня чуть не разорвалось сердце… Насмехался так, что я чуть не плакал. А когда мои друзья погнались за нами, он посадил меня к себе за спину, чтобы их выстрелы попали в меня! Стрела ранила меня в ногу, и теперь я слегка хромаю. Но придет день суда, и он заплатит за все!
– Уж не надеешься ли ты попасть в луну из арбалета? – сказал Дик. – Он храбрый рыцарь, и рука у него железная. И если он догадается, что я помог тебе удрать, мне будет плохо.
– Бедный мальчик! – сказал Джон Мэтчэм. – Он твой опекун, я знаю. По его словам, он и мой опекун тоже. Он, кажется, купил право на устройство моего брака. Я в этом плохо разбираюсь, но у него есть какой-то повод притеснять меня.
– Ты опять называешь меня мальчиком! – сказал Дик.
– А разве ты хочешь, чтобы я называл тебя девочкой, добрый Ричард? – спросил Мэтчем.
– Только не девочкой, – ответил Дик. – Я девчонок терпеть не могу!
– Ты говоришь, как мальчишка, – сказал Джон Мэтчем. – Ты гораздо больше думаешь о девчонках, чем хочешь сознаться.
– Вот уж нет! – решительно сказал Дик. – О девчонках я никогда и не вспоминаю. Черт с ними! Я люблю охоту, сражения, пиры, я люблю веселую жизнь в лесах! А девчонки на такие дела не годятся… Была, впрочем, одна не хуже мужчины. Но ее, бедняжку, сожгли, как ведьму, за то, что она, вопреки природе, одевалась по-мужски.
Мастер Мэтчем набожно перекрестился и прошептал молитву.
– Что ты делаешь? – спросил Дик.
– Молюсь за ее душу, – ответил Мэтчем дрогнувшим голосом.
– За душу ведьмы? – воскликнул Дик. – Ну что же, молись за нее. Это была лучшая девушка в Европе, и звали ее Жанна д'Арк.[10] Старый Эппльярд-лучник рассказывал, как удирал от нее, словно от нечистой силы. Это была храбрая девушка!
– Если ты не любишь девушек, добрый мастер Ричард, – продолжал Мэтчем, – ты не настоящий мужчина. Ибо господь нарочно разделил род человеческий на две части и послал в мир любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.
– Вздор! – сказал Дик. – Ты много думаешь о женщинах потому, что ты молокосос, младенец! По-твоему, я не настоящий мужчина. Ну что ж, слезай с коня, и я чем угодно – кулаками, или мечом, или стрелой – на твоей собственной особе покажу тебе, мужчина я или нет!
– Я не воин, – сказал Мэтчем поспешно. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто пошутил. А о женщинах я заговорил потому, что слышал, будто ты скоро женишься.
– Женюсь? – воскликнул Дик. – Первый раз слышу! На ком же я женюсь?
– На Джоанне Сэдли, – ответил Мэтчем краснея. – Это затея сэра Дэниэла. Эта свадьба ему выгодна: он получит деньги и жениха и невесты. Мне говорили, что несчастная девушка очень огорчена. Не знаю… быть может, она, так же как ты, питает отвращение к брачной жизни, а быть может, ей просто не нравится жених.
– От свадьбы, как от смерти, никуда не уйдешь, – проговорил Дик покорно. – Она огорчается? Видишь, какие бестолковые эти девчонки! Она огорчается, хотя ни разу меня не видела. Разве я огорчаюсь? Нисколько. Если мне придется жениться, я плакать не стану… Ты знаешь ее? Расскажи мне, какая она. Красавица или урод? Злая или добрая?..
– А не все ли тебе равно? – сказал Мэтчем. – Если нужно жениться, ты женишься. Какое тебе дело, урод она или красавица? Это все пустяки. Ты ведь не молокосос, мастер Ричард. Если тебе придется жениться, ты плакать не станешь.
– Хорошо сказано, – ответил Шелтон. – Мне все равно.
– Приятный муж будет у твоей жены! – сказал Мэтчем.
– У нее будет такой муж, какого она заслуживает, – возразил Дик. – Бывают мужья и лучше, бывают и хуже.
– Несчастная девушка! – воскликнул Матчем.
– Чем же она такая несчастная? – спросил Дик.
– Она выходит замуж за человека, сделанного из дерева, – ответил Мэтчем. – О горе! Деревянный муж!
– Я, вероятно, действительно сделан из дерева, – сказал Дик, – раз ты едешь на моем коне, а я иду пешком. Но если из дерева, так из хорошего.
– Добрый Дик, прости меня! – воскликнул Мэтчем. – Я пошутил. У тебя самое доброе сердце во всей Англии! Прости меня, милый Дик!
– Глупости! – сказал Дик, смущенный пылкостью своего товарища. – Все в порядке. Я, хвала святым, не обидчив.
Ветер дул им в спину и внезапно донес до них звук трубы; это трубил трубач сэра Дэниэла.
– Тише! – сказал Дик. – Труба!
– Ах! – сказал Мэтчем. – Они заметили, что я удрал, а у меня нет коня!
Он смертельно побледнел.
– Не трусь! – ответил Дик. – Ты их здорово обогнал, а до перевоза уже рукой подать. Это у меня нет коня, а не у тебя.
– Увы, меня поймают! – воскликнул беглец. – Дик, добрый Дик, помоги мне!
– По-моему, я все время тебе помогаю, – сказал Дик. – Ты очень труслив, и мне жаль тебя. Слушай же, Джон Мэтчем: я, Ричард Шелтон, даю слово доставить тебя невредимым в Холивуд, что бы ни случилось! Да покинут меня святые, если я покину тебя! Ободрись, сэр Трус. Дорога здесь лучше. Пришпорь коня. Скорей! Скорей! Обо мне не заботься: я бегаю, как олень.
Конь бежал крупной рысью, но Дик без труда поспевал за ним. Так миновали они болото и добрались до хижины перевозчика на берегу реки.
