Рина Когтева
Растоптанная роза
– Карл, вы готовы продолжить разговор о вашем отце? – важно спросил Очкарик.
Об отце? Из-за Розы Карл о папаше забыл напрочь – да и что о нем вообще помнить? – да и Очкарик в последнее время больше разговаривал с ним о его жизни в монастыре после того, как Карл стал призраком.
– Да можно, в принципе, – ответил он.
Хотя Карлу этого не особенно хотелось.
– Вы говорили, что убили его. Почему вы это сделали?
Карл задумался. Ладно, вернемся к теме токсичных отношений. Почему бы и нет?
– Думаю, меня злило, что он меня не замечал. И что он был лучше меня. Да, так, наверное. Мне просто было девятнадцать, а в этом возрасте умом не отличаются, сами понимаете, – как бы извиняясь, сказал Карл.
Очкарик что-то записал. Карл даже не сомневался, что он сообщил в полицию об этом якобы «убийстве», и не видать Карлу свободы, как своих ушей, пока они там не решат, пришил он папашу на самом деле, или у него просто шизоидное расстройство.
– Да, – Очкарик кивнул, – конечно, я все понимаю.
А на Карла вдруг накатил приступ великодушия, и он решил оправдать папашу перед Очкариком.
– Понимаете, отец в общем-то не самый плохой человек…
Просто сволочь последняя – и все, гаденько напомнил внутренний голос. Но общение с Розой творило с Карлом чудеса.
– …он, конечно, надменный, замкнутый и… как это? Эмоционально холодный, да?
– Да, – подтвердил Очкарик.
– Но он таким тоже не сразу стал, – Карл уже прочно встал на позицию адвоката. – В молодости он был нормальным, ну просто малость по бабам шлялся, и все. У него была семья, работа, а потом он встретил очень красивую женщину старше себя, она его соблазнила, использовала, и он из-за нее в тюрьму сел, – Карл, конечно, сильно упростил историю, но, слава богу, Очкарик не спрашивал, как все это соотносится с Францией двенадцатого века. – Потом отец сбежал, нашел ее, они стали жить вместе, она ему изменила, он ушел, уехал… – тут Карл запнулся, подбирая адекватную современную альтернативу Крестовому походу, – … на Ближний Восток, заработал там денег, вернулся, снова встретился с ней…
Карл замолчал.
– И что же случилось? – мягко подтолкнул его Очкарик.
– Понимаете, доктор, – Карл скрестил руки на груди, – он таким стал из-за ее предательства, я думаю, что он просто не мог переступить через себя и начать проявлять чувства. Он женился на моей матери по расчету, не любил ее. И все это из-за нее, из-за Элоизы. Она как чума какая-то. Понимаете, роковая женщина и все такое.
– Что с ней случилось?
– С Элоизой-то? – не понял Карл. – Да все с ней нормально вроде….
– Я про вашу мать.
Карл только тут сообразил, что упустил этот важный факт своей биографии.
– Она повесилась, когда мне было три.
Кажется, это небольшое замечание перечеркнуло все потуги Карла оправдать папашу. Очкарик снова что-то застрочил в карте.
– А Элоизу отец двадцать лет держал в подвале нашего дома, – ляпнул Карл, хотя это был не подвал, а потайная комната и не дом, а замок.
Но Карлу почему-то захотелось довести Очкарика до ручки. Это ему удалось – тот аж поперхнулся.
– Доктор, как вы думаете, мое нынешнее состояние – это результат трудного детства? – трагическим голосом спросил Карл.
– Думаю, да, – сдавленно ответил Очкарик.
Карл тоже так считал.
***
Роза манила его, его манил ее запах, ее смех, выражение ее глаз, неуловимая грация ее движений. Он больше не мог и не хотел довольствоваться невинными прикосновениями. Карл хотел большего и был намерен получить это во что бы то ни стало. Обсуждать с девушкой на прогулке перспективу секса было как-то неприлично. Требовалось уединение, атмосфера, романтика, в конце концов. Где это все взять в дурке? Карл долго прикидывал и так, и эдак, и решил, что без помощи Гориллы ему никак не обойтись. Но что обыкновенный псих может предложить Горилле, возможности которого несравнимо больше, чем у любого пациента? У Карла были кое-какие соображения на этот счет. Пришлось рискнуть и проверить их, хотя неудача и грозила тем, что он больше никогда не увидит Розу.
– Я хочу предложить сделку, – тихо сказал Карл, когда Горилла вел его в палату после очередной процедуры.
– Джульетту свою что ли хочешь отшпилить? – захихикал Горилла.
Грубо, конечно, но в общем, верно.
– Да, – ответил Карл. – Я для тебя таблеток наберу и буду вести себя как пай мальчик даже без них.
Карл замер в ожидании ответа. Он давно подозревал, что Горилла барыжит больничной наркотой, но вынести настолько сильные лекарства из больницы не так просто, как кажется. Другое дело, если пациент, которому они прописаны, просто не будет их принимать, но при этом будет вести себя так, как будто их принимает. Хорошо всем – и Горилле, и Карлу.
– А сможешь? – тихо спросил Горилла, и Карл почувствовал просто нечеловеческое облегчение.
– Да запросто, – ответил он.
– Лады. Наберешь двадцать штук и поговорим.
Карл посчитал в уме. Ему давали по две таблетки в день – нужно подождать всего десять дней. Делов-то…
***
Колокола звонят. Каждое утро звонят проклятые колокола. Значит, пора вставать. Холодно, пол всегда холодный, да только дело не в этом – холод внутри. Холод воет, как черный пес с горящими глазами, который каждую ночь приходит на монастырский двор. Колокола звонят. Колокола звонят. Каждое утро, каждый обед и каждый вечер звонят колокола. И воет черный пес. И Карлу хочется выть вместе с ним, потому что его жизнь – это бесконечный собачий вой и колокольный звон.
***
– Подъем, Ромео! – заорал Горилла.
Карл открыл глаза, посмотрел на завтрак, который оставил Горилла. Больничная каша и жидкий чай. Карл вздохнул поднял поднос с пола, поставил его на стол и начал есть. У таблеток, которыми его пичкали, было по меньшей мере одно положительное свойство – с ними ему не снились сны. Сегодня вот опять снился монастырь Святого Лазаря, та же дурка только средневековая. Хотя там, в принципе, было даже и неплохо. По крайней мере, монах Евстафий, который заботился о Карле, не шел ни в какое сравнение с Гориллой. Эх, старина Евстафий, Карл хотел его приором сделать, когда папаша помрет и Карл все унаследует. Только папаша так и не помер. Да и Карл тоже. А вот от Евстафия, храни Господь его душу, уже даже костей не осталось…
С Гориллой Карл расплатился вчера, санитар остался доволен и обещал Карлу полчаса наедине с его Розой. Карл понятия не имел, где и как все это будет происходить, и считал, что получаса явно недостаточно, чтобы уломать приличную девушку, но выбирать особенно не приходилось. Карл доел кашу, подпер голову рукой и спросил:
– Думаешь, он сдержит свое слово?
В углу палаты сидел здоровенный лысый мужик в больничной пижаме. Его звали Стивен, он был шизофреником, который считал себя птицей. Стивен умер от остановки сердца то ли двадцать, то ли тридцать лет назад и превратился в призрака, а Карл после того, как сам пробыл в призраках страшно сказать сколько лет, заполучил раздражающую способность их видеть. Таблетки, кстати, не только способствовали здоровому сну, но и лишали сомнительного удовольствия общаться с такими субъектами, как Стивен.
Стивен закурлыкал в ответ. Сегодня он был голубем.
– Ну да, – согласился Карл, – поживем-увидим.
На самом деле, он понятия не имел, что сказал ему Стивен.
Горилла явился через пару часов и жестом приказал Карлу выйти из палаты.
– Вниз, в душевые, – шепотом сказал он.
Карл послушно пошел, а Горилла тихим голосом давал ему указания.
– Воду включишь, и скажи своей Джульетте, чтобы не орала. Еще вот, – Карл почувствовал, как Горилла вложил ему в руку что-то прямоугольное, пощупал – упаковка с презервативом, – у нас тут дурка, а не роддом. И не копайтесь там особо. Все понял?
