Римъ Эдельштейн
Одна кровь
Гордей, конечно, начал сближаться с Иноземкой. Он с раннего утра до самой поздней ночи был готов слушать её рассказы о той жизни, другой. Жизни, что кипела на самых дальних берегах. А она всё рассказывала ему и рассказывала. И вид у Гордея был мечтательный и счастливый после бесед с ней. Он не скрывал от Ивана своей симпатии, но тот становился всё мрачнее и мрачнее.
«Ох, брат, не доведёт тебя она до блага», – сказал ему как-то Иван.
«Я сам разберусь, – ответил Гордей резко. – Я сам знаю, что мне делать».
Иван лишь хмуро качал головой и больше ничего не говорил. Так дни шли за днём, дожди сменяли снега, а лето становилось зимою. Жизнь текла своим чередом, пока Иван не узнал, что Иноземка с Гордеем стали жить как-то уж совсем близко. То ли соседствовали, то сожительствовали… Слухи и есть слухи.
Но брат и вправду перестал к Ивану приходить. Старший же отнёсся к этому с пониманием – в своей жизни брат сам должен разобраться, не маленький уже. Но насторожило его в крайней степени другое – Анастасия перестала к нему приходить. Ни один раз не зашла проведать за длительное время. И Иван сам решил пойти, чтобы узнать, что происходит.
Анастасия встретила его грустным бледным лицом. Её синие глаза блестели небывалой печалью, которую он никогда ещё не видел.
«Мне больше нельзя уходить к тебе», – сказала Ивану Анастасия.
«Почему?»
«Запретили строго-настрого».
Иван помрачнел снова, как туча. Он пошёл к Гордею. По округе лежал плотный, почти осязаемый туман после долгого хорошего дождя. Там и там стояли лужи, и в них отражалось хмурое небо.
