Рейчел Гриффин
Высшая ведьма
Глава 9
«В словах сила. Используй их».
– Всему свое время
«Клянусь вам в этом».
Слова вырвались прежде, чем я успела обо всем хорошо подумать. Я открыла им тайну, о которой не говорила другим. Ведьмы считают, что лишиться сил куда хуже смерти.
Одно дело убеждать себя, что помчишься навстречу солнечному затмению, когда другие побегут прочь от него, а другое – когда руководство школы знает о секрете, который ты так долго хранила.
Если лишиться магии, то на смену ей придет постоянная боль во всем теле. По крайней мере, так говорят. И хотя боль со временем притупляется, ты превращаешься в ходячее воспоминание, отголосок силы, которой некогда владела, к которой все еще тянешься, но не можешь использовать, сколько бы ни пыталась. И всю оставшуюся жизнь ты жаждешь того, чего уже никогда не сможешь вернуть.
Но я уже живу такой жизнью. Я жажду того, что никогда не смогу обрести вновь. Уже много лет я жду солнечное затмение, считая дни до того мгновения, когда освобожусь. Мне не страшно лишиться магии. Вряд ли я почувствую боль. Скорее облегчение.
Прошел месяц с тех пор, как налетел смерч, но я все еще настроена сдержать свое обещание.
Лодыжка наконец зажила, так что я снова могу практиковаться. Мисс Сантайл все это время не оставляла меня, словно обеспокоенная мать. Она с нетерпением ждала, когда я избавлюсь от костылей и начну тренироваться с Саном. Я посещала все занятия, но после бури ни разу не занималась практической магией.
Я сижу на кровати, держа в руках нераскрытый подарок от мистера Харта. Вожу пальцами по коричневой бумаге. Прижимаю подарок к груди.
Сегодня у меня первое занятие с Саном, но я бы все отдала, чтобы вместо него был мистер Харт.
Я делаю глубокий вздох и разрываю бумагу. Она падает на пол, и Сумрак тут же кидается к ней.
Под бумагой оказывается книга, на которой написано: «Неопубликованные мемуары Элис Холл». Дыхание у меня перехватывает. Я открываю книгу, и из нее выпадает записка от мистера Харта.
«Дорогая Клара!
Много лет я пытался раздобыть эту книгу. Семья Холлов известна своей закрытостью. Они никогда не делились этой рукописью. Они любезно согласились встретиться со мной, когда я был в Калифорнии. Я рассказал им, что обучаю тебя, и они позволили мне сделать копию рукописи. Я попросил скопировать и переплести ее в местной печати. Всего рукописей две: эта и та, что у семьи Холлов. Холлы разрешили мне сделать копию при одном условии – прочитать ее можешь только ты. Даже я не читал ее.
Надеюсь, тебе станет немного лучше, зная, что ты не одинока.
С безграничным восхищением,
мистер Харт».
Я знала о том, что Элис Холл написала мемуары, с тех пор, как один ее из дальних родственников попытался опубликовать их и сделать на этом деньги. У него ничего не вышло, так как вмешалась семья Холлов, но после этого о мемуарах узнали все. Мистер Харт говорил, что пытался раздобыть их для меня. Не верится, что у него получилось.
Глаза щиплет от слез, и я прижимаю книгу к груди.
Мистер Харт лишь хотел, чтобы я полюбила магию, приняла ее. В груди у меня все сжимается, когда я понимаю, как разочаровала его. И теперь я ненавижу свою магию еще больше. Если бы завтра наступило затмение, я бы тут же отдала ему всю силу до последней капли.
Чтобы ничего не осталось.
Сумрак запрыгивает на кровать. Поглаживая его по голове, я открываю первую страницу мемуаров Элис. Она сплетает воедино слова, которые будто бы взяла из моего сердца. Я в полной растерянности. Я словно читаю свои собственные мысли, и оттого чувствую себя беззащитной. Уязвимой.
Из-за магии высшей ведьмы мне кажется, что в моем теле вместо органов тяжелые механизмы. С каждой сменой сезонов шестеренки начинают двигаться и скрежетать, скручивая мои органы все туже и туже. К тому времени, как механизмы встают на свое место и по телу разливается облегчение, время года снова сменяется. Я жажду стабильности и последовательности. Спокойствия и обыденности.
Я жажду, чтобы меня поняли.
Всю жизнь меня спрашивали, почему я так сильно меняюсь, и я уверилась, что при моем рождении что-то пошло не так. Эта уверенность поселилась постоянной болью в животе, которую никак нельзя унять. Я бы все отдала, чтобы хоть на один день почувствовать себя нормальной и обычной.
У Элис все наладилось. В конечном итоге. Она посвятила всю жизнь своей магии, которую глубоко любила. Она чувствовала себя всемогущей и настоящей, когда мир подчинялся ее приказам.
Но она тоже жила в уединении. Я вздрагиваю, когда читаю, как она случайно убила трех ведьм и двоих теневых. Тогда-то она и отгородилась ото всех, чтобы никому не причинить вреда. Она предпочла магию всему остальному, и на меня накатывает острое чувство одиночества, ведь я не люблю магию, как любила ее Элис. Мне кажется, что-то со мной не так.
«Я люблю магию сильнее и глубже, чем кого-либо, и она любит меня в ответ. Жертва велика, но и награда бесценна».
Я жутко злюсь от ее слов, но хуже того – я чувствую страшное одиночество. Как она могла любить то, что отняло у нее так много? Я хочу ее понять, но вряд ли смогу.
Я погружаюсь в чтение и совершенно не замечаю, как быстро пролетает время. Когда Сумрак выбегает через свою дверку, я проверяю телефон. С трудом оторвавшись от мемуаров Элис, быстро одеваюсь и выбегаю из хижины. Не останавливаясь, мчусь к учебному полю, где меня уже ждет Сан. После той встречи я видела его только мельком, один раз. Он вскидывает брови при виде меня.
– Я уж думал, ты не придешь.
– Прости, – задыхаясь, произношу я. – Зачиталась немного и не заметила, как пролетело время.
– Ничего страшного, – говорит Сан. – Кажется, ты выздоровела. – Его голос звучит немного неуверенно.
Я уже хочу ответить ему, как вспоминаю, что он будет докладывать все мисс Сантайл и мистеру Берроузу, и желание тут же пропадает. Сложно думать о человеке, который спас Сумрака и вместе с тобой прятался от смерча, когда ты лишь видишь в нем того, кто будет делать о тебе заметки и обсуждать тебя за спиной.
Между нами вырастает невидимая преграда – высокая, крепкая и непреодолимая.
Сан наклоняется к сумке и вынимает оттуда лист бумаги с фирменным оттиском Восточной школы солнечной магии наверху.
– План занятий?
– Да, – коротко и задумчиво отвечает Сан.
– Ты только не радуйся уж так сильно.
Сан убирает лист бумаги обратно в сумку и вздыхает.
– Прости, я… – Он замолкает и смотрит на меня. – Я уехал за четыреста километров от родного дома, чтобы изучать ботанику. Я хотел поехать вместе с родителями в Корею на целый месяц к нашим родственникам, но пришлось отказаться, так как мистер Берроуз сказал, что мне выпала уникальная возможность. Но вместо учебы я тренирую тебя. Он не предупреждал, что так будет, – говорит Сан, ходя кругами по полю.
Мне даже легче на душе. Теперь я понимаю, что он хочет быть здесь не больше моего.
Сан проводит рукой по волосам и бросает на меня извиняющийся взгляд.
– Прости. Понимаю, ты не виновата. Не стоило вымещать обиду на тебе.
– Я не знала, что они отвлекли тебя от исследований. Мне жаль.
Сан качает головой.
– Я не просил об этом. Я вообще ни о чем не подозревал, пока мисс Сантайл и мистер Берроуз не вызвали меня в кабинет за двадцать минут до твоего прихода.
– Ты не один такой. Но вряд ли бы мистер Берроуз стал предупреждать тебя до того, как ты отказался от семейной поездки и приехал сюда.
– Он не знал, что мистер Харт погибнет, – говорит Сан.
Но он знал, что будет обучать меня. И понимал, что будет заниматься со мной, а не с Саном.
Я вспоминаю, как вел себя мистер Берроуз на той тренировке. Теперь мне совершенно ясно, что мисс Сантайл пригласила его на замену мистеру Харту. Она давно хотела это сделать, и смерть мистера Харта лишь облегчила ей задачу.
В груди снова все сдавливает от боли.
Сан смотрит на бумагу, торчащую из его сумки.
– Я знаю, он кажется немного грубоватым, но мистер Берроуз прекрасный учитель. Я, конечно, думал, что не так проведу свое время здесь, но все равно рад, что буду учиться у него. Когда узнаешь его получше, сама все поймешь.
– А по-моему, он просто козел, – говорю я.
Сан стискивает зубы, тонкие мышцы слегка пульсируют. Он злится.
– Может, начнем?
Я кидаю сумку на землю.
– Давай, – кисло отвечаю я, краем глаза замечая, как Сан качает головой. Я тут же мысленно ругаю себя и уже куда мягче спрашиваю: – Что у нас сегодня по плану?
– Упражнение для любого времени года. Оно будет у нас базовым на тренировках. К концу году ты его столько раз проделаешь, что больше никогда не захочешь повторять. Сегодня мы обозначим исходную отметку. Мистеру Берроузу нужно знать, с чего мы начнем, чтобы потом оценить прогресс.
Одно только имя пришлого учителя уже нервирует меня. Я никогда не стану сильнее, если буду постоянно раздражаться из-за него и беспокоиться о том, что придется заниматься уже с ним, если не продвинусь дальше.
– Только давай так. Ты не упоминаешь при мне его имени без острой необходимости, а я не буду говорить, какой он козел, согласен? – Я хочу пошутить, но выходит как-то грубо.
«Перегнула палку», – мысленно упрекаю я себя.
Но Сан головой не качает и зубы не стискивает. Уголки его губ слегка подергиваются, и он сглатывает, пытаясь не засмеяться.
– Согласен, – говорит он.
– А как мы наметим исходную точку?
– Поработаем с ветром – он есть в любое время года. Видишь тот ряд деревьев? – Сан указывает на край поля, где акры вечнозеленых растений и высоких сосен простираются до самых гор. – Сегодня хорошая погода. Посмотрим, как далеко ты сможешь послать порыв ветра сквозь деревья. Затем отметим это дерево, и оно станет нашей отправной точкой. Ничего сложного.
– И все? Как-то просто.
– В этом весь смысл. Проще всего научиться управлять магией, сделав ее легкой и обыденной. Как привычку. В теории, если постоянно выполнять одно и то же упражнение и ни на что не отвлекаться, оно в итоге станет привычным и не будет вызывать затруднений. Ты начнешь уверенно направлять свою силу. И тогда сможешь снова работать с другими ведьмами. Но прежде, чем управлять магией других, ты должна подчинить свою. Логично?
Мне не нравится, как он говорит со мной. Как будто знает меня и какую боль может причинить моя магия. Ничего он не знает. Просто повторяет то, что сказал ему мистер Берроуз.
Мне тут же хочется все бросить. Не хочу тренироваться с ним. Ни с кем не хочу.
«Потерпи еще девять месяцев», – напоминаю я себе.
Я молчу, и Сан продолжает:
– Сначала потренируемся пару раз, а потом уже обозначим исходную отметку. Согласна?
Я киваю.
– Так, скажи, когда будешь готова.
Задачка простая, но я отчего-то волнуюсь. Сердце начинает биться быстрее. Я вытираю ладони о джинсы. Закрываю глаза и вытягиваю руки вперед, но они дрожат, и я опускаю их.
– Прости, – смущенно говорю я. – Со дня смерча не практиковалась в магии.
– Ничего страшного. Не торопись.
Кажется, что напряжение, повисшее между нами, исчезает. Голос Сана звучит спокойно и доброжелательно. Точно так же, как в день нашего знакомства.
Я делаю несколько глубоких вдохов и снова начинаю. На этот раз руки не дрожат, и я призываю магию на поверхность.
Осенняя магия происходит из благодарности и печали, это симфония смешанных чувств, в которых легко потеряться.
Благодарность за плоды и урожай.
Печаль из-за приближающейся смерти. Дни становятся короче, небо окрашивается в серый цвет, а растения засыпают.
Вскоре я забываю, что Сан смотрит на меня, и погружаюсь в магию, в те чувства, когда из ниоткуда призываешь ветер, когда прохладный воздух нежно танцует на лице и шее. Управлять магией легче, когда на кону ничего не стоит. Мой ветер все крепчает, и по сигналу Сана я посылаю его в деревья.
Я открываю глаза и вижу, как ветер залетает в лес и затихает в первых рядах сосен.
Видимо, выгляжу я разочарованной, потому что Сан говорит:
– Это просто тренировка. Попробуй еще раз.
Я киваю. Но когда поднимаю руки и начинаю, ощущения какие-то другие. По телу разливается спокойствие, выравнивая мои сердцебиение и дыхание. Мне хочется поддаться силе внутри меня. Мне кажется, что все получится. Будто нет никакой опасности.
Я тут же открываю глаза и смотрю на Сана.
– Ты что делаешь? – спрашиваю я резче, чем хочу.
– Прости. Нужно было сразу сказать тебе, – отвечает он. – Мистер Бер… – Сан обрывает себя на полуслове и продолжает: – Весенняя магия спокойная, как ты знаешь. Я могу отделить это ощущение и направить наружу. Это то же самое, что ощущать магию других ведьм, с которыми работаешь вместе. Просто в моей магии чувствуется умиротворение. – Он пожимает плечами.
– Какое сильное чувство, – говорю я. – Я ощущаю скрытые эмоции других ведьм, с которыми тренируюсь, но они всегда слабые и едва уловимые. Поразительно, что ты можешь управлять своей магией вот так.
– Хотелось бы приписать себе заслугу, но я не учился контролировать это. Просто мне это дано природой.
– Потрясающе, – говорю я, но скорее себе, чем Сану.
И все же мне как-то не по себе. Вряд ли это просто совпадение, что Сан обладает магией, которая успокаивает меня, когда я использую свои силы.
Ну конечно! Мистер Берроуз отправил сюда Сана не для изучения ботаники, а на помощь мне. Он надеется, что успокаивающая магия Сана прогонит мой страх утратить контроль.
– Что-то не так? – спрашивает Сан.
В глубине души мне хочется рассказать, что его обманули, но в то же время не хочется, чтобы он уехал, ведь учиться тогда придется с мистером Берроузом.
Я с трудом делаю вдох.
– Нет, все хорошо. Просто удивилась. Продолжим.
Я сразу же чувствую магию Сана, которая успокаивает кипящий во мне гнев. Я делаю глубокий, протяжный вдох и расслабляю плечи. Выпрямляю спину и вскидываю руки.
Внутри меня поднимается осенняя магия. Из пальцев льется печальная песня и создает ветер. Он развевает мои волосы, треплет куртку, становясь сильнее и сильнее, вбирая все больше магии.
Интуитивно я хотела бы остановить магию, не дать ей разрастись, но здесь нет никого, к кому она могла бы притянуться. Кому могла бы причинить вред.
На душе сразу легко и в то же время так одиноко, что трудно дышать.
Ветер начинает стихать, но тут я чувствую успокаивающую магию Сана. Она помогает мне вновь сосредоточиться, и на этот раз, когда ветер достигает своего пика, я посылаю его в лес.
Он пролетает дальше, и Сан одобрительно кивает.
– Знаешь, со мной ведь не всегда будет тот, кто сможет меня успокоить, – сухо замечаю я.
– А тебе это и не надо, – говорит он. – Главное, что ты узнаешь, каково это – пользоваться всей своей магией в контролируемой, спокойной обстановке. Ты привыкнешь к этому. Научишься управлять своей силой. И больше она не будет тебя пугать.
– Запомнил из лекции вводного курса по высшим ведьмам?
Сан качает головой и смотрит на меня так серьезно, что я отвожу взгляд.
– Не всем от тебя что-то нужно.
Я вздыхаю.
– Прости. Не хотела язвить.
– Я понимаю, что тебе пришлось нелегко. Но раз уж мы занимаемся вместе, давай выжмем из наших тренировок максимум. Я приложу все усилия, если и ты постараешься.
– Хорошо, – говорю я. – Согласна.
– Давай обозначим исходную отметку и закончим на сегодня.
Я повторяю упражнение. Спокойствие Сана окутывает меня как покрывало. Когда я посылаю ветер в лес, Сан запускает в поток красную ленточку. Мы смотрим, как ветер проносится сквозь деревья еще дальше. Наконец он стихает, и ленточка повисает на ветви.
– По идее я могла бы уничтожить весь лес, – говорю я, когда мы отправляемся на поиски ленточки. – Я так привыкла сдерживать магию, что уже даже не знаю, как выпускать ее. По-моему, я не потеряю контроль, даже если захочу этого.
– У тебя все получится, – говорит Сан таким голосом, будто это что-то очевидное.
Добравшись до дерева, на котором повисла ленточка, Сан достает клейкую ленту ярко-красного цвета и несколько раз обматывает ею ствол.
– Поздравляю, – говорит он. – Вот и твоя отправная точка.
– Не очень-то далеко, – смущенно произношу я.
Мне еще многое предстоит.
– Но уже что-то, – добавляю я.
– Еще бы, – соглашается Сан.
Мы возвращаемся к полю и собираем вещи.
– Клара, – говорит Сан и смолкает ненадолго. – Даже представить не могу, как тебе тяжело было сегодня заниматься со мной, а не с мистером Хартом.
Я смотрю на него. В его темно-карих глазах блестят золотистые ободки, словно Солнце поселилось в них. Раньше я не замечала этого, но сейчас, когда синяк сошел, только эти ободки я и вижу.
– Очень тяжело – говорю я. – Но выбора у меня нет.
Я вспоминаю, что Сан сказал о своем исследовании.
– Видимо, у нас обоих его нет, – уже мягче добавляю я.
Сан пожимает плечами.
– Я приехал изучать ботанику, а вместо этого убегаю от смерчей и получаю фингалы под глазами. Что поделаешь.
Он надевает толстовку и перекидывает через плечо сумку.
– Синяк был вполне симпатичный. Ты очень даже круто выглядел.
– Что ж, крутым меня еще никто не называл.
Я открываю рот и изображаю изумление:
– Но ты же лучший ученик и любишь ботанику!
– Это да, – соглашается Сан. – Уму непостижимо.
Он застегивает толстовку, и мы вместе уходим с поля.
– Увидимся во вторник, – говорю я, направляясь к хижине.
Я уже хочу поскорее открыть книгу Элис, но тут меня что-то останавливает, и я разворачиваюсь.
– Слушай, Сан?
– Да?
– Мне жаль, что тебя втянули во все это и заставили тренироваться со мной. Надеюсь, ты скоро поедешь в Корею.
– Обязательно. А мне жаль, что тебя заставили тренироваться со мной.
Мне становится грустно, как от осенней магии, наполненной печалью.
– С тобой еще ничего, – замечаю я.
– Ну, ты мне не льсти.
Я не могу сдержаться и смеюсь. Сан одаривает меня улыбкой.
– До вторника, – говорит он.
Я остаюсь на месте и гляжу вслед Сану. И когда он пропадает из виду, я наконец иду к хижине.
Глава 10
«Если весна шепчет обещание, что все возрождается вновь, то осень олицетворяет жертву, рожденную из любви. Ведь если бы осень не любила весну, она бы не уступала место зиме, чтобы потом ей на смену приходила весна».
– Всему свое время
В нашей школе особенная неделя экзаменов. Те, чье время года скоро закончится, чувствуют тяжесть, а те, чей сезон вот-вот начнется, наоборот – легкость. Осени бродят по школе словно зомби, вялые, растрепанные и очень раздражительные. Они оплакивают утрату важнейшей части себя, окончание своего сезона и идеальных взаимоотношений с солнцем, которые смогут вернуть только через девять месяцев.
Даже я это чувствую. Сейчас мне кажется, что осень – лучшее время года. Мне не хочется, чтобы она уходила.
Но в первый же день зимы я забуду об осени точно так же, как забываешь о холоде, когда согреваешься.
Последний экзамен закончился сегодня днем. Пора праздновать окончание сезона перед началом новой четверти.
Гравий хрустит у меня под ногами, когда я иду по дорожке к библиотеке. Последние листья кружатся в воздухе и опадают на землю. Ветер развевает мое длинное шелковое платье ярко-оранжевого цвета.
По традиции, на Бал урожая все приходят в праздничных нарядах. После четверти года, когда ученики ходят в джинсах и толстовках, видеть их в красивой одежде очень даже приятно.
Я не горела желанием приходить на бал. Шум, толпа и чувство острого одиночества в компании других.
Но чтить времена года важно.
Бал урожая начнется только ближе к ночи, когда небо уже почернеет. Он всегда происходит в полнолуние. Луна заливает дорожку голубоватым светом. Проплывающие мимо облака время от времени закрывают ночное светило. Опавшую листву смели ворохами по сторонам, укрыв темную землю яркими пятнами. Вдалеке виднеется освещенная библиотека, в холодном ночном воздухе слышатся голоса и музыка.
Я поднимаюсь по цементированным ступенькам через парадные двери старого здания. Изнутри и снаружи библиотека облицована камнем. Огромные окна высятся до самого третьего этажа. Вдоль стен тянутся книжные полки, в воздухе чувствуется запах старой бумаги. Все столы и стулья убраны из центра зала, чтобы обустроить танцплощадку. Квартет музыкантов играет для учеников и учителей.
Сотни искусственных, но красивых свечей выстроились вдоль книжных полок, перил, на полу и столиках. В многочисленных вазах стоят цветы ярко-оранжевого и сочного зеленого оттенков. Плющ обвивает перила лестницы, а фиолетовые орхидеи придают красоты стойкам с горячим сидром. Бордовые скатерти и серебряные кубки украшают столы.
Ежегодные балы всегда великолепны, но сегодняшний особенно прекрасен.
Мы устраиваем Бал урожая, чтобы отблагодарить осень за ее многочисленные дары и Солнце за то, что оно дает нам силы еще один сезон. Осень в этом году выдалась суровая, но мы все равно рады ей.
На золотой подставке в углу зала стоит фотография мистера Харта. Верхний край рамки увит плющом, свечи отражаются от портрета.
Мне не хватает его. Мне бы так хотелось, чтобы он увидел, как я стараюсь, несмотря на желание все бросить. Только благодаря его вере в меня я все еще тренируюсь с Саном. Мы отрабатываем одно и то же упражнение несколько недель, но уже поймали ритм. Я стараюсь изо всех сил. Это лишь малое, чем я могу отблагодарить мистера Харта.
– Спасибо за книгу, – шепчу я.
«Простите меня».
Я не могу произнести эти слова вслух, поэтому снова и снова повторяю их про себя.
«Простите меня».
«Простите».
Долгое время я смотрю на портрет и отворачиваюсь, только когда уже почти не могу дышать.
Я иду по залу. Вдоль стены тянется стол с собранными фруктами. Яблоки и груши, инжир и хурма лежат на сухих листьях в чашах. Мерцающие огоньки пляшут по плодам.
В прошлом году подобные композиции делал ботаник. Я пытаюсь отыскать Сана в толпе и замечаю, что он уже идет ко мне. Прежде чем он успевает что-то сказать, я говорю:
– Не ты, случаем, делал композиции?
– Как тебе сказать. Нравится?
– Красота. Плющ на лестницах, орхидеи, фрукты. Великолепно сделано.
– Спасибо, – говорит Сан, следуя за моим взглядом по залу. – Это все заслуга цветов.
Он улыбается и тут же погружается в свои мысли. Затем переводит взгляд на меня:
– Пойдем, покажу тебе кое-то.
Я иду за Саном к ближайшему столику. Он придвигает цветы поближе. Когда он смотрит на них, кажется, что в его глазах светятся золотые отблески. Его ладонь слегка запачкана в желтой краске.
– Смотри.
Сан показывает на ярко-оранжевый цветок с крупными лепестками и белыми полосами посередине. Я киваю:
– Это спящий апельсин. Его не используют в цветочных композициях, потому что бутон всегда закрыт, а стебель покрыт крошечными шипами.
Сан вынимает цветок, и я приглядываюсь к стебельку.
– Смотри, на нем как будто пушок, да? Но это сотни крошечных шипов, и оттого этот цветок всеми забыт как непригодный. Но если погрузить его в воду с медом на ночь, шипы размякнут, и к стеблю можно будет прикоснуться. Попробуй сама.
Я дотрагиваюсь до стебелька пальцами. Шипы и правда мягкие.
– И только тогда он расцветает.
– Удивительные цветы, – говорю я.
– Согласен. Многие не хотят тратить на них время, но не я. Впрочем, зачем нам показывать свои слабые стороны миру, верно?
Сан слегка поглаживает лепестки и затем вставляет цветок обратно в композицию.
Его искренность озадачивает меня, и я изучаю его, словно он – что-то непостижимое уму. А ведь так и есть.
Лицо Сана заливает краска. Он покашливает и смущенно смеется.
– Прости, – говорит он. – Сам не знаю, зачем тебе все это рассказываю.
Я гляжу на оранжевый цветок и думаю, каково это – снова полностью довериться кому-то и показать всю себя настоящую. Так я доверяла только Пейдж и Никки, и это было всегда легко. Столь же естественно, как солнечный свет летом. Иногда мне кажется, что больше такого у меня не будет. Мое доверие слишком дорого обходится другим. Магия не даст соврать.
Жарко что-то. Я отворачиваюсь от Сана и вижу в толпе Пейдж. Она смотрит то на Сана, то на меня. Не хочу больше быть здесь – слишком много людей, слишком много воспоминаний и вопросов.
– Пойду подышу воздухом.
Холод пробирает меня до костей, когда я выхожу из библиотеки. Луна освещает скамью, на которой я сижу. После гибели Никки я никому больше не открывалась и никого не впускала в свое сердце. Но с Саном сложнее. Я не привыкла к такой искренности, и мне это не нравится. Я не верю в нее.
Рядом кто-то присаживается. Я ищу отговорку, чтобы ускользнуть от Сана. Но, повернув голову, вижу вовсе не его, а Пейдж.
Она смотрит на меня голубыми глазами. Лунный свет отражается от ее длинных светлых волос.
Лишь она знает обо мне все – о моих тайнах и глубинах души, куда больше никто не заглядывал.
А я знаю все о ней.
У нас был роман прошлым летом, хотя не совсем честно называть это так. Поначалу мы были лучшими подругами. Но каким-то образом она сломала все мои преграды и прокралась в мое сердце. Когда весна сменилась летом, наша дружба вспыхнула пламенем.
Затем погибла Никки, и я тут же прекратила наши отношения. Я не хотела всем рисковать, рисковать ею.
Я до сих пор не уверена, что ушла вовремя. Может, Пейдж все еще грозит беда. Ее имя тяжким грузом лежит на моих плечах. Ей было очень больно и обидно, когда я разорвала наши отношения, и она полностью вычеркнула меня из своей жизни, выбросив все, что у нас было… и даже дружбу с Никки. Конечно, это к лучшему, но, потеряв Пейдж, я будто снова потеряла Никки.
Прошел уже год, но мне все равно не хватает ее. Вот она сидит рядом со мной, а я по ней скучаю. Но в нашу дружбу вмешалась романтика.
Я любила Пейдж как подругу. Горячей и преданной любовью, которая длилась многие сезоны. Возможно, ей всегда грозила беда, не важно, встречались мы или нет. Вполне вероятно, что моя магия в итоге нашла бы и ее. Я молюсь, чтобы Солнце больше не узнавало ее, не видело нашего притяжения друг к другу.
Пейдж некоторое время молчит, а потом заговаривает. Интересно, думает ли она о наших незавершенных делах, как я сейчас.
– Видела, как ты практикуешься с Саном, – говорит она. – Ты растешь.
– Мне еще многому учиться.
– Научишься.
Я перевожу на нее взгляд, но она смотрит куда-то вдаль. Между нами давно все кончено, но Пейдж всегда где-то рядом, как погасший, но все же сохраняющий тепло очаг.
Я ничего не говорю ей. Не говорю, что не сплю по ночам и все еще играю в те игры, за которыми мы засиживались втроем до утра. Не говорю, что магия, погубившая Никки в тот день, убила бы и ее, если бы она тогда не приболела. И не говорю, как рада тому, что она тогда заболела.
Я думаю о грядущем затмении и о том, что больше мне не придется волноваться о подобном. Еще какое-то время я буду тренироваться, учиться управлять своей магией и сдерживать ее, а потом избавлюсь от нее. Надежда, что я больше никому не причиню вреда, теплится во мне, бьется в груди.
Пейдж хочет что-то сказать, но тут появляется Сан, и момент упущен.
– Хочешь потренироваться в последний раз перед солнцестоянием? – спрашивает он.
Я не раздумываю ни секунды. Не говорю ему, что мы в нарядной одежде, что я устала.
Вместо этого бросаю взгляд на Пейдж.
Связь между нами все еще прочна. И слишком опасна.
Я встаю, беру сумочку и говорю:
– Да.
