Рейчел Гриффин
Дикая ведьма
Мир, эта книга посвящается тебе.
Ты всегда идешь со мной рядом,
каким бы диким и опасным ни был путь.
Rachel Griffin
WILD IS THE WITCH
Печатается с разрешения Laura Dail Literary Agency,
Inc and Synopsis Literary Agency.
Copyright © Rachel Griffin, 2021, 2022
© Солодовникова Е., иллюстрация на обложке, 2023
© Морозова Н., перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Пролог
Ветер крепчал. Айрис понимала, что нужно вслушаться в слова ведьмы, стоявшей перед ней, но все ее внимание было приковано к шелесту деревьев. Она сосредоточилась на нем так, что он вытеснил все остальное, заглушил звук бегущей по венам крови и стук бешено колотящегося сердца. Шелест становился все громче, пока голос ведьмы не исчез в нем.
Айрис ощущала присутствие животных, обитающих в этих лесах. Как они вонзали когти в землю и приподнимали уши, когда где-то похрустывали ветки. В ее родных краях таких лесов не встречалось, и Айрис едва сдерживалась, чтобы не кинуться прочь, затерявшись среди деревьев. Они дикие, те животные, подумала она, и, возможно, ей самое место с ними.
– Мисс Грей?
Айрис вздрогнула, услышав свое имя. Стараясь не обращать внимание на то, как дикая природа зовет ее, она поморгала и внимательно посмотрела на Ану.
– Вы слышали меня?
Айрис попыталась вспомнить, что говорила ведьма, но не смогла. Она продолжала думать о той ночи, случившейся месяц назад, о причудливом синем домике у озера. Совет расспросил Айрис обо всем, что произошло тогда, и она рассказала им каждую деталь, о которой помнила, даже о запахе гнилостного дыма и о рыданиях лучшей подруги.
Тело человека горит не так, как дерево. Пламя не трещит и не искрится. От него не веет уютом в холодную зимнюю ночь или романтикой на каменистом берегу. Это зрелище поистине ужасающее.
Айрис всем сердцем желала забыть об увиденном.
Она сглотнула и покачала головой.
– Простите, нет.
Ана подошла к массивному дубовому столу, за которым сидели остальные члены совета. Айрис стояла перед ними, так крепко стиснув зубы, что болело лицо. Пальцами она перебирала грубую ткань платья, такого же серого цвета, как камешки, которыми выложена идеально ухоженная дорожка к ее дому.
Ана подошла к ней и протянула руки.
– С вашего позволения я прочитаю.
Айрис покосилась в сторону, пытаясь поймать взгляд отца, но тот глядел на мокрую землю. Однако мать смотрела ей прямо в глаза. Никогда она не отворачивалась от дочери. Ни в гневе, ни в печали, ни в страхе. Никогда. Ее мать коротко кивнула, и Айрис перевела взгляд на ведьму.
– Приступайте.
Айрис ощутила на себе магию. Жар разлился по всему телу, проникая в ее разум в поисках лжи и обмана. Ее глаза были широко распахнуты, но мир вокруг исчез. Она видела лишь покрывало тьмы, сквозь которое, словно звезды, мерцали крошечные точечки света.
Таков дар природы. Каждый человек сразу понимал, когда к нему применяется магия – в эти мгновения он видел звездный свет и ничего больше.
Ана была одной из самых могущественных звездных ведьм, магия которых действовала на людей сильнее всего, и она прочитала Айрис за считанные секунды.
Айрис моргнула и тьма перед глазами рассеялась. Ана пристально посмотрела на нее, а потом вернулась к столу, за которым сидел Магический совет.
Айрис старалась не думать о том, что ее лучшую подругу Эми лишили магии на этом самом месте, где сейчас стояла она. Эми наказали самым жестоким способом из всех возможных, хотя ее старшая сестра и заседала в совете.
Айрис спала в ту ночь, когда Эми совершила нечто невообразимое, когда она привела своего парня на берег озера и по его просьбе обратила в колдуна. Эми была уверена, что сможет помочь ему, когда он увидит магию Вселенной и отчаянно захочет притянуть ее к себе, хотя та может убить его. Она верила, что не даст ему привлечь слишком много магии и сгореть заживо. Но ошиблась.
Эми ошиблась, а Айрис оказалась там.
Проснувшись от криков, Айрис помчалась к друзьям. Но было слишком поздно, и юноша превратился в пепел еще до того, как луна успела полностью взойти.
Айрис закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания. Совет поднялся, чтобы семь раз обойти поле по кругу прежде, чем вынести приговор. Интуиция у ведьм и колдунов лучше всего проявлялась на природе, и поэтому все суды проводились на открытом воздухе. В этот день по земле стелился густой туман, и члены совета то появлялись, то исчезали из виду, кружа по полю, заросшему дикими травами и цветущей лавандой.
Айрис пристально смотрела на влажную землю и одуванчики. Она покосилась на родителей, но снова встретилась взглядом лишь с матерью. Когда участники совета завершили седьмой круг, Айрис прижала ладонь к груди, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Пятеро ведьм и колдунов снова сели за длинный дубовый стол и посмотрели на Айрис. Их лица ничего не выражали. Ана-глава совета, поднялась, и у Айрис перехватило дыхание.
Ана сложила руки перед собой. Налетел порыв ветра, разметав черные пряди по ее лицу, но она не стала их поправлять.
Она посмотрела Айрис прямо в глаза.
– Вы можете идти.
– Правда?
– Да. Вы не виноваты в случившемся. Мы сегодня направим наше решение в суд. Родные мистера Ньюпорта отказались выдвигать против вас обвинения, поэтому суд примет наше решение как окончательное.
Айрис выдохнула. Совет слишком снисходителен к ней. Она знала, что с Эми что-то происходит. Чувствовала, ее подруга задумала что-то, чего Айрис никогда не одобрила бы. Ей нужно было тогда пойти с Эми и остановить ее.
Но Айрис легла спать, а Алекс Ньюпорт сгорел заживо.
– Спасибо, – с трудом выдавила она.
Айрис хотела побежать к родителям и попросить их отвезти ее домой, но она стояла на месте и смотрела, как совет покидает поле. Старшая сестра Эми поднялась последней. Она глядела туда, где стояла Айрис, но не видела ее. Если бы только к Эми отнеслись так же мягко.
Отпустили бы ее.
Начал накрапывать мелкий дождик. Айрис подбежала к матери и крепко обняла ее. Отец держался чуть поодаль. Он выглядел печальным. Как странно, ведь решение совета вовсе не было суровым.
Снова налетел ветер и к ногам Айрис что-то упало. Она подняла темно-коричневое перо с белыми пятнышками и всю дорогу домой сжимала его в руке.
Глава 1
Два года спустя
Снова эта сова наблюдает за мной. У многих сов очень яркие глаза цвета пламени: красные, желтые или оранжевые, но только не у северной пятнистой. Ее глаза угольно-черные. И эта ночная птица отчего-то всегда знает, где я – и днем, и ночью.
Когда мы принесли птицу в наш природный заповедник, она сразу же проявила ко мне интерес. Мама говорит, что это добрый знак, ведь северные пятнистые совы священны для ведьм и колдунов.
И все же, когда сова смотрит на меня, у меня бежит холодок по спине, словно птица предвещает не добрые вести, а кличет беду.
Сова сидит на ветви старой ели и несколько мгновений мы пристально смотрим друг на друга. В животе у меня все скручивает от неприятного чувства, и я отворачиваюсь. Зима прикасается мокрым носом к моей руке, и я опускаю взгляд. Она оберегает нас с мамой с тех самых пор, как мы переехали сюда два года назад, и сейчас настороженно смотрит на сову.
– Эта волчица умерла бы за тебя, – недовольно говорит позади Пайк, словно обвиняя меня в том, что я околдовала Зиму.
Я оборачиваюсь и притворно улыбаюсь.
Пайк Алдер не знает, кто я такая, а даже если бы и знал, я бы никогда не стала никого привораживать.
Зима любит меня, потому что нутром чует – мне можно доверять.
– Знаю.
Глажу Зиму по голове и она жмурится от удовольствия. Я отдала бы жизнь за этуволчицу, но она ни за что бы не позволила мне это сделать.
Пайк хмурится. И как обычно, когда чего-то не понимает, он стискивает зубы и поджимает губы. Чувствую, что он пытается разгадать меня, изучает сквозь линзы очков в черепаховой оправе.
– Ты что-то хотел? – спрашиваю, чтобы прервать его мысли.
Пайк склоняет голову, и я понимаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать.
– Просто хотел сообщить, что посетители снова выбрали меня лучшим работником. – Он говорит непринужденно, но грудь у него вздымается от гордости.
Я пытаюсь сохранить спокойное выражение лица, надеясь, что Пайк не видит, как жар поднимается по моей шее. Я много работала над тем, чтобы не бояться говорить перед экскурсионными группами, но Пайку это дается легко. Неприятно признавать, но он и правда хорошо справляется. Я бы даже сказала, отлично.
И он сам прекрасно знает об этом.
– Поздравляю, – спокойно говорю я, хотя чувствую неловкость.
Я еще раз глажу Зиму по голове и, оставив Пайка, спешу к домику, где располагается наш офис и где мы принимаем посетителей. Сегодня пасмурно. Свинцовое небо нависает над деревьями. Чувствуется, что скоро пойдет дождь. Я иду по лесной тропе, вдоль которой высятся ситхинские ели, под ногами хрустят коричневые шишки.
– Я могу пойти с тобой, когда ты снова поведешь группу и дать парочку советов, – говорит Пайк, следуя за мной. – Заметки поделать, сказать, если ты сделаешь что-нибудь не так, поделиться своим мнением. На следующей неделе начинаются весенние каникулы, так что у меня будет свободное время.
– Как мило с твоей стороны. – Я заправляю прядь за ухо. – А что, уже весенние каникулы?
– Ага. Всю неделю будем вместе работать.
– Радость-то какая.
– Да ладно, тебе же нравится, когда я рядом.
– Интересно сказано.
Я открываю уличный кран и смываю грязь с ботинок. Пайк делает то же самое и заходит вслед за мной в небольшое деревянное строение. Домик все еще пахнет сосной, а деревянный пол скрипит, когда я вхожу.
– Да, ладно тебе, Айрис, ты же тут со скуки помрешь без меня. Да и небольшое дружеское соперничество не помешает… а то вдруг кто-нибудь подумает, что ты незаслуженно получила здесь работу. Вряд ли тебе такое понравится. – Пайк подмигивает и исчезает в подсобке прежде, чем я успеваю что-то сказать.
Пайк вечно достает меня, потому что заповедник принадлежит моей маме, и все же он знает, что я лучше всех управляюсь с животными. Сам он учится на орнитолога и хочет посвятить жизнь изучению птиц. Только вот его учебники и бинокли не сравнятся с моей магией.
Хотя он, конечно, об этом никогда не узнает.
И все же меня раздражает его высокомерие. В природе главное равновесие, но Пайк ведет себя так, словно ему принадлежит весь мир. Ему неведомы скромность и почтение. Он не придает значения цепи эволюции, потому что считает себя венцом творения.
Показать бы ему хоть раз все грани вселенной, о которых он ничего не знает и не понимает, потому что не обладает магией, но я ни за что не поступлю так опрометчиво и не поделюсь своими тайнами с другими. Особенно с этим болваном Пайком Алдером.
Я делаю глубокий вдох и начинаю наводить порядок. Складываю анкеты и брошюры, которые оставили недавние посетители. Протираю стеклянную витрину, где выставлены сувениры нашего заповедника «Туманная гора». Не обращаю внимание на Пайка, который вышел из подсобки и включил телевизор на стене.
Мы включаем его только, чтобы показать посетителям небольшое видео о заповеднике, но Пайку нравится фоновый шум телевизора. Обычно я все равно его выключаю, но внезапно до меня доносится слово «ведьма» и имя… имя, от которого у меня все болезненно сжимается в груди.
Видения той ночи на озере возникают перед глазами, и я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать их. Но они не исчезают, мелькая, словно смотрю нескончаемое кино. Я с трудом возвращаюсь к уборке и притворяюсь, будто не ловлю каждое слово ведущего новостей.
Бесполезно. Невольно замираю и перевожу взгляд на экран.
– …была досрочно освобождена. Суд постановил, что Эми Медоуз виновна в непредумышленном убийстве и по решению Магического совета была лишена магии…
Я выдыхаю. Ощущая, как воспоминания о той ночи немного тускнеют на душе становится легче. Эми досрочно освободили. Она вернется домой.
– Зря, – бурчит Пайк себе под нос и, глядя на экран, качает головой.
Средство для мытья стекол выскальзывает у меня из рук, и я поспешно поднимаю его. В груди у меня все сжимается. Я брызгаю средством на витрину и лихорадочно протираю ее, потом еще раз.
– Нельзя им доверять, – говорит Пайк. Его голос вдруг раздается прямо позади меня: – Ты ее уже до блеска натерла.
Я подпрыгиваю от неожиданности и едва не роняю бутылку снова. Мне хочется возразить Пайку, сказать, что когда-то полностью доверяла Эми. Но ему нельзя видеть, что я беспокоюсь за ведьму, поэтому выпрямляюсь и говорю:
– И снова почти вся работа на мне, потому что ты свою делаешь тяп-ляп.
– Уж стекла я умею протирать, – фыркает Пайк.
Я показываю на витрину, в которой Пайк обычно любуется собой, когда убирается.
– Тут на стекле такой четкий отпечаток от твоей руки, что его можно вырезать и сделать из него елочное украшение.
Пайк смеется, но мое внимание снова приковано к телевизору. Новости продолжаются, а слова Пайка эхом отдаются у меня в голове, словно стою в пещере.
«Зря».
«Нельзя им доверять».
Дверь распахивается и входит мама, не дав мне сгоряча сказать что-то, о чем потом пожалею.
– Пайк, ты же знаешь, я терпеть не могу смотреть новости под конец рабочего дня. – Хлопнув его по руке, мама выключает телевизор и бросает на меня многозначительный взгляд.
– Прости, Изобель, – отвечает Пайк. – Я уже ухожу.
– До завтра, – прощается мама и заходит в офис.
У двери Пайк внезапно останавливается и разворачивается.
– Черт, забыл почистить вольер с ленивцами, – говорит он и бросает на меня наигранно виноватый взгляд. Посмотрев на часы, качает головой. – У меня планы на вечер, и я уже опаздываю. Ты не против почистить вольер, Грей? – Пайк криво усмехается.
– Я бы может и поверила тебе, но ты уже в третий раз за месяц «забываешь» убрать вольер, – говорю я. – И да, я против.
– А что, у тебя какие-то планы на сегодня?
Я стискиваю зубы. Пайк прекрасно знает, что у меня нет никаких планов и никогда не бывает. Он ухмыляется еще шире.
– Так и думал, – произносит он и выскакивает наружу.
Меня обдает порыв прохладного весеннего ветра и дверь захлопывается.
– Хоть бы спасибо сказал, – ворчу я.
Хорошо, что Пайк не видит, как я краснею от растерянности. Не хочу, чтобы он знал, как сильно меня задевают его слова.
Мама выходит из офиса и выключает свет. В руках у нее термокружка, из которой она обычно пьет кофе по утрам. Она надевает куртку и распускает прямые светлые волосы, которые так разительно отличаются от каштановых кудрей, доставшихся мне от папы. Раньше я обожала свои кудряшки, но сейчас с радостью поменяла бы их на мамины светлые пряди.
Мы выходим и закрываем домик. Небо, затянутое тучами, чернеет с каждой минутой.
– Пайк не почистил вольер для ленивцев. Я его уберу и пойдем домой, – говорю, не в силах скрыть раздражение.
– Это в его духе, – смеется мама. – Ты почисти вольер, а я пока обойду заповедник. Встречаемся здесь через двадцать минут, – бросает она через плечо и идет к птичнику.
Мы расходимся в разные стороны. Я делаю глубокий вдох и прохладный влажный воздух успокаивает меня. В сумерках различаю ярко-желтую записку, приклеенную к двери вольера с ленивцами. Узнаю почерк Пайка. Прищурившись, читаю: «Ленивое спасибо!».
Закатив глаза, срываю записку, комкаю ее и швыряю в мусорное ведро. Я начинаю убираться, стараясь не потревожить спящих ленивцев. Все деньги, которые мы получаем, идут на уход за животными. И хотя волки самые популярные у посетителей, на ленивцев тоже любят смотреть.
Вычистив вольер, проверяю температуру и ухожу. Мама уже ждет меня. Она обнимает меня за плечи.
– Ты как? – спрашивает мама, прижавшись лбом к моей голове, и я понимаю, что она спрашивает об Эми.
– Я рада, что она вернется домой. Она столько настрадалась.
– Согласна. – Мама крепко меня обнимает.
Для Эми та ночь обернулась кошмаром. Она лишь хотела поделиться с любимым человеком магией, которую так обожала, а все закончилось смертью Алекса. Столько боли принесла та ночь, столько страданий. Я до сих пор не могу прийти в себя.
Рада, что Эми вернется домой. Желаю ей обрести счастье и любовь, найти в себе силы двигаться дальше. Хочу поговорить с ней, но мы не разговаривали со дня суда, и даже не знаю с чего начать. Мне помогло, что Эми не хотела ни с кем общаться, ведь я не знала, что ей сказать. Как же я тогда злилась на нее и как у меня болело сердце за нее. Все было очень сложно, да и сейчас проще не стало.
Шли недели, месяцы, годы, а я так до сих пор и не смогла найти слов.
– Возможно, теперь тебе станет легче.
Мама кладет рабочие перчатки на перила и смотрит на меня.
– Может, – говорю я, хотя и не верю. И сомневаюсь, хочу ли этого вообще. Боль не отпускает меня, постоянно напоминая, что о некоторых вещах лучше не говорить.
Я молчу и мама решает не продолжать разговор. Она знает, что после суда над Эми во мне что-то переменилось. Я начала скрывать то, о чем раньше говорила открыто. Иногда мама грустит, потому что я возвела стены в надежде защититься от того, чего она не видит. Ее беспокоит, что время так и не залечило мои раны.
– Ты слишком серьезно воспринимаешь его слова, – говорит мама спустя пару минут, прервав мои мысли.
– Чьи?
Она вскидывает брови и выжидающе на меня смотрит.
– Пайка. А почему ты не воспринимаешь?
– Он не первый и не последний, кто шутит о ведьмах.
– Вряд ли Пайк шутил. А даже если и так, он с нами работает. Из-за меня мы столько…
Мама перебивает меня.
– Сколько раз повторять, что ты ни в чем не виновата.
Я хочу возразить, но она не дает.
– Оглянись вокруг. – Мама имеет в виду огромный заповедник и животных, которых нам посчастливилось приютить. – И не говори, что ты не в восторге от нашего переезда. Лучшее, что с нами произошло.
Мама права. С первых же секунд, оказавшись на северо-западном побережье, мы влюбились в этот край, хотя и представить не могли, что попадем сюда, когда покидали родной дом на равнинах Небраски. Мама открыла природный заповедник, который стал одним из самых крупных на западе страны.
Иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон.
Нам нравится жить здесь, но этот прекрасный край так и не заполнил пустоту в моей душе, от того, что папа отказался ехать. Его желание остаться оказалось сильнее желания быть с нами.
Ему стало тяжело жить с ведьмами.
И все же верю, что мама чувствует себя здесь счастливее. Она двигается так легко и непринужденно, как никогда до этого.
– Может быть, – отзываюсь я.
Мама вздыхает, словно хочет что-то сказать, но молчит.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Пайк – хороший парень. И лучший работник, что у нас был.
– А еще он меня бесит.
Мама хмурится.
– Ну, говори уже, мам. – Останавливаюсь и смотрю на нее.
– У нас здесь хорошая жизнь, – произносит она нерешительно. – Не раздувай из мухи слона.
Я вздыхаю. Мама, конечно, права. У нас здесь замечательная жизнь, и я так цепляюсь за нее, что хочу защитить всеми силами. Возможно, Пайк действительно лишь шутит, но я все равно буду начеку.
– Да, очень хорошая, – мягко произношу я.
– А то. – Мама сжимает мне руку и толкает калитку у дома, но я останавливаюсь.
– Догоню тебя через пару минут.
– Погладь Зиму за меня.
Я улыбаюсь. Мама знает меня лучше всех. Уже почти стемнело. Я иду к большому вольеру с волками. Где-то квакают лягушки, а сквозь облака сияет полумесяц, заливая лес мягким светом. Открываю металлические ворота и свистом подзываю Зиму. Она бежит ко мне как всегда.
Сажусь на холодную землю и глажу серебристый мех волчицы, прижавшись к ней головой. Зима льнет ко мне в ответ. Может, мама права, и вселенной было угодно, чтобы мы оказались здесь.
Магия течет и в моих жилах, и в этих краях. Я чувствую ее всякий раз, когда ели покачиваются на ветру, когда туман скрывает их верхушки. Чувствую ее в солоноватом воздухе и поросшей папоротником земле.
Здесь мой дом и я точно знаю это, как и то, что чувствует Зима, когда смотрю на нее.
Здесь мое место.
Посидев еще пару минут, глажу волчицу. Потом встаю и выхожу за ворота, но холодок бежит у меня по спине, и я застываю на месте.
Медленно оборачиваюсь. Прищурившись, вглядываюсь в сумрак – ее очертания лишь тень. На старой ели сидит северная пятнистая сова.
И молча смотрит.
Всегда смотрит.
Глава 2
Многие думают, что магия создается, появляется из ничего за долю секунды.
Но это не так.
Магия всегда рядом, она окружает нас. Она существует вместе со всеми атомами вселенной, и когда эти мельчайшие частицы собираются вместе, возникает реакция, которую многие назвали бы необыкновенной. Хотя в реакции нет ничего удивительного; само существование магии – вот что поражает.
Ведьмы могут видеть окружающую энергию и перестраивать ее для своих целей. Что-то вроде шестого чувства, которого нет у большинства людей. Мы можем собрать беспорядочные частицы и создать из них что-то потрясающее.
Магия рождается из вселенной, из тех звезд, что создали все сущее на нашей планете, и ее можно применять на растениях, животных или людях. Всем ведьмам легче дается какой-то один вид магии. Мы с мамой лунные ведьмы и наша магия сильнее всего действует на животных.
Именно наше шестое чувство, врожденная связь с окружающим миром, и дает нам магическую силу. Поэтому я могу успокаивать животных, чувствовать, что им нужно, и узнавать их лучше, просто дотронувшись до них.
Поэтому я всеми силами скрываю, кто такая, ведь ведьмы – это не те, кто разбрасываются заклинаниями, а те, кто видят вселенную иначе. Мы живем в одном мире с обычными людьми, но чувствуем его совершенно иначе.
Не то, чтобы ведьмам нужно скрываться, нет. Когда все узнали, что магию невозможно применять на других без их разрешения, общество с радостью приняло ведьм. Сейчас магия строго регулируется, особенно магия звездных ведьм, ведь их сила направлена на людей.
Ведьм стали меньше бояться и больше им доверять. Они открыто используют магию и их уважают за вклад в различные сферы жизни. Это длится уже несколько поколений и магия переплелась с повседневной жизнью. Звездные ведьмы помогают людям справляться с болью, а обладатели солнечной магии работают с фермерами по всему миру.
Но я убедилась, насколько хрупкой оказалась доброжелательность людей, и теперь не доверяю им. После суда над Эми, я больше не была Айрис. Я была ведьмой. И когда кто-то черной краской написал слово «ведьма» на доме, который мой отец так бережно и долго строил, он понял, что больше не может воспитывать дочь, в которой течет магия.
Но моя история не самая ужасная. Я видела, как люди обращались с Эми, и поняла, что лучше скрывать магию, которую так люблю.
И я скрываю.
Нам с мамой повезло. Наш дом стоит рядом с природным заповедником, и мы постоянно используем магию, работая с животными. Наша магия тихая и невидимая. Из-за нее нас вряд ли изгонят, нам не придется начинать все сначала и переезжать в другой город, чтобы сбежать от перешептываний и косых взглядов, и написанных краской слов.
Наш природный заповедник вернул меня к жизни, а мы пытаемся сделать то же для животных, оказавшихся здесь. Каждый день я радуюсь, что мы переехали сюда.
Я смотрю на часы. Через пятнадцать минут нужно приступать к работе, но мне хватит этого времени. После новостей об Эми чувствую себя уязвимой и незащищенной. Стоит только закрыть глаза, как возникают образы, которые так упорно пыталась забыть. Я до сих пор не простила Эми за то, что она уговорила меня поехать с ней и Алексом в домик на озере и не рассказала о своих намерениях. Я думала, мы полностью доверяем друг другу, но оказалось, что ошибалась.
«Отдай их земле».
Так часто говорила бабушка, когда меня переполняли чувства и казалось, что я рухну под их тяжестью. Она научила меня создавать заклинания и никогда не применять их – это вроде как писать кому-то письма, но не отправлять. Такие заклинания я делаю с детства и иногда только они успокаивают меня и не дают сломаться.
Я собираю сушеные травы у сарая позади дома – полынь, лаванду и мелиссу— и складываю их в кучку на земле. Потом кладу их в середину каменного круга поверх пепла от сожженных заклинаний, которые пишу, но не использую – все, что осталось от моих волнений, разочарований и страхов.
Я сажусь на землю у круга и приступаю. Я не звездная ведьма, но знаю, как написать заклинание, которое долетело бы до Эми и рассказало ей о моих запутанных чувствах и мыслях о той ночи. Я знаю, как собрать окружающую магию и отправить весточку Эми о том, что я желаю ей только самого лучшего, хотя и не знаю, как показать это. Хотя все еще расстроена.
Это я и делаю. Внезапно частицы магии вокруг дают о себе знать, и я притягиваю их. Они парят в воздухе у каменного круга. Я проговариваю про себя слова и магия преображается.
В воздухе разливается резкий металлический запах, но почувствовать его может только ведьма. Это аромат магии, заклинания, которое я создала для Эми, чтобы справиться с эмоциями.
Быстрым движением посылаю его в травы и соединяю их в одно целое. Чары цепляются за них. Живая сущность, которую могла бы отправить Эми, пожелай этого. Но магия регулируется, а потому не могу применить заклинание, лишь чтобы почувствовать себя лучше.
Это мой личный ритуал – заклинание ничего не сделает и просто растворится в земле. Неотправленное письмо. Но этого хватает и мои плечи расслабляются, пока выполняю обряд, которому меня обучила бабушка.
Оставшуюся магию посылаю прямо в травы. Частицы сталкиваются и нагреваются. Они кружатся и кружатся, и наконец начинают источать жар. Вспыхивает искра и падает на травы, воспламеняя их и унося закаливание с собой.
Поднимается струйка дыма, прохладный утренний ветер подхватывает остатки магии и превращает их в пепел. Заклинание и все мои чувства о той ночи теперь принадлежат земле, и, хотя, мое послание никогда не долетит до Эми, на душе у меня становится легче.
Поднявшись, отряхиваю джинсы и иду на работу. Бриз сегодня довольно сильный, и верхушки деревьев раскачиваются под свинцовым небом. Ветер треплет мне волосы и приятно холодит кожу. Умиротворение наполняет меня, и когда дохожу до служебного домика, неприятное тянущее чувство в животе немного ослабевает.
Пайк уже на рабочем месте, вешает пальто в подсобке. Как и каждое утро, провожу пальцами по выгравированному на деревянном столе логотипу – воющему на полную луну волку с горами позади него; по буквам, описывающим мечту, которую мама претворила в жизнь.
– Как ты? Лучше? – спрашивает мама, вскинув брови.
Она не проводит бабушкиных ритуалов и не одобряет того, что я пишу заклинания, которые, по сути, незаконны, даже если я никогда не применяю их. Мама верит, что магию нужно использовать только с какой-то целью, а создавать заклинания и не использовать просто расточительство.
Я пыталась объяснить, что такие обряды успокаивают меня, помогают справиться с чувствами и отпустить то, что не в силах изменить, но она не понимает меня. И все же не запрещает проводить их. Она не понимает этих ритуалов, но знает, как они важны для меня.
– Да, – отвечаю я и целую ее в щеку. – Прости, что опоздала.
Мама смотрит на часы.
– Всего на три минуты. Ничего страшного. Пайк вообще извиняется только, когда опаздывает минут на десять, – громко говорит мама, чтобы тот услышал.
– Эй, это несправедливо, – отзывается Пайк, выходя из подсобки. – Я всего пару раз опоздал, и то, когда писал курсовую. Вам повезло, что у вас работает такой прилежный стажер.
– Прилежный стажер, который опаздывает на работу, но все равно забегает в кафе, чтобы купить кофе, – замечаю я, и мама смеется, качая головой. Звонит ее сотовый, и она уходит в офис, чтобы ответить.
– Ого, вот это подстава, – говорит Пайк. – Все еще злишься из-за ленивцев, да?
– Ты считаешь, что твое время дороже моего и перекладываешь свою работу на меня. Злюсь ли я? – Обхожу стол и достаю из ящика баночку с витаминами. – Да нет, конечно.
Проверив, что мама не смотрит, снимаю крышку с ее термокружки и кидаю капсулу в кофе. Врач велел ей принимать витамины, но она вечно забывает об этом, а вот я – нет. Мама, конечно, вряд ли что-то скажет, даже если узнает, но она и так считает, что я слишком за нее волнуюсь, поэтому стараюсь добавлять витамины в ее кофе незаметно.
– Звучит как-то грубовато, – произносит Пайк.
– На то и расчет.
Закрываю крышку термокружки и прячу обратно витамины как раз в ту секунду, когда мама выходит из подсобки, не дав Пайку ничего сказать в ответ.
– Дэн звонил. Служба по спасению животных будет здесь с минуты на минуту. Они привезут волка, которого нашли у кряжа. Судя по всему, зверь очень плох. Мне нужна твоя помощь, Айрис. Пайк, займешься группой, которая приедет в десять часов?
– Да, конечно, – отвечает Пайк и идет готовиться к первым посетителям.
Мама делает большой глоток кофе и, взяв куртку, выходит из домика. Я следую за ней, не оглядываясь на Пайка.
– Волк совсем плох? – спрашиваю я.
Утро сегодня выдалось морозным, словно сейчас зима, а не весна, и я обхватываю себя руками. Мы с мамой пробираемся по грязи через лес, на нас обеих кепки с логотипом заповедника.
– Я мало что знаю, – отвечает она.
Верхушки деревьев покачиваются на ветру и несколько шишек падает на землю, когда проносится сильный порыв. Капли недавнего дождя блестят на папоротнике и мхе, янтарный сок выступил на стволах сосен.
Неподалеку раздается шуршание колес о гравий, и грузовичок Дэна показывается как раз в ту секунду, когда мы выходим из леса.
– Привет, Изобель, – здоровается Дэн, сидя за рулем. Он заглушает двигатель и выпрыгивает из машины, надевая куртку. – Айрис. – Он кивает.
– Привет, Дэн, – говорю я и подхожу к кузову.
– Что там у тебя? – спрашивает мама.
– Самец. Лет пяти. Сбила машина. Нашли его на востоке штата.
Я открываю кузов, и на меня смотрят бледно-желтые глаза. Серый волк лежит на боку, судорожно дыша. Мама отвлекает Дэна, чтобы я могла помочь зверю. Чувствую, как между нами крепнет связь, невидимая нить, связывающая нас вместе, и я позволяю волку увидеть мои намерения.
Он знает, что ему не грозит опасность.
Он знает, что я хочу ему помочь.
Он знает, что я постараюсь спасти его во что бы то ни стало.
Волк закрывает глаза, и я быстро осматриваю его. Правый бок весь в запекшийся крови, и рану невозможно разглядеть. Зажмурившись, прислушиваюсь к дыханию зверя и чувствую, как слабо он дышит. Звук его бешено колотящегося сердца эхом отдается у меня голове. Но внутреннее кровотечение уже замедлилось, и если мы с мамой поторопимся, то спасем его.
– Нужно перенести его в сарай, – говорю я. – Подгоню машину.
Я бегу к магазину, у которого стоит небольшая машина с грузовой платформой. Зеленая краска выцвела, логотип заповедника покрыт грязью, и название сложно прочитать. Я завожу двигатель и еду к маме и Дэну.
