Регина Гумерова
Волчьи тропы

Глава 5. Городок

Пекарня открылась раньше обычного, что я благодарно учуяла по аромату ванильных булочек с корицей, затмившему запахи города. В голове лишь промелькнул фрагмент утренней пробежки. Проходя мимо кирпичного здания полицейского участка, я уважительно кивнула шерифу, высокому широкоплечему мужчине средних лет с длинными темными усами и аккуратно подстриженной бородкой. Он был начальником нашей полиции, но все называли его шерифом на иностранный манер. Он стоял у входа, заправив большие пальцы за пояс и, наверно, ждал моего отца. Чуть дальше, у аптечной лавки, толпится народ. Все хотели купить новые целебные травы: чабрец, зверобой и листья черной смородины, которые мы собирали в прошлом месяце. Машка говорила, что на сушку и подготовку уйдет несколько недель, но оно стоит того, чтобы подождать. А ещё она заваривала потрясающий чай из этого сбора, от чашечки которого я бы сейчас не отказалась.

Я услышала звонок велосипеда, прежде чем двухколесник успел доехать до меня, поэтому успела увернуться от подзатыльника курьера Сёмы и шутя наподдала ему вдогонку. Светловолосый паренек обернулся, смеясь, и едва не потерял из-за этого равновесие. Его усыпанное конопушками лицо охватил испуг, но он умудрился не упасть. Обернувшись снова, он хитро улыбнулся мне, и я поняла, что это не последняя его попытка. Значит, Семыч развозит этим утром почту, а совсем не ждет моего младшего братца на футболе! Ах, негодник! Миша обманул меня, лишь бы не помогать с рюкзаком и не вступать в перепалку с Мариной…

Впереди было самое трудное в моем путешествии – заправочная станция. Она стояла практически на окраине города, как и наша кузница. Заправка была не для местных жителей, её установили крупные города, между которыми находился наш поселок, чтобы заправляться могли люди, проезжающие по трассе. Хотя от шоссе до нас было ещё немало километров, но заправка пользовалась популярностью. Здесь было много посетителей, и поэтому вскоре это стало любимым местом наших «барби».

В стае принято одеваться скромно, поэтому необлегающие льняные брюки и туника бежевых тонов – мой обычный наряд. Кожу, которую шила Марина, я не любила: она плохо пахла, и в ней мне было тесно и жарко. В нашем городе есть девушки, которым позволено практически всё. Я называю их «барби». Банальное название для популярных, красивых и раскованных особ. Я остановилась у заправки и заметила барби, моющих машины. «Поможем голодающим рублем!» – гласила надпись на транспарантах. Я считала, что вся эта благотворительность лишь прикрывает их страстное желание демонстрировать свои красивые фигуры мужчинам любых возрастов и повысить свою самооценку. Белые майки, чуть прикрывающие бюстгальтер, мини юбки и босоножки на высокой шпильке, шикарно уложенные волосы – не лучший наряд для мытья машин, но это не та цель, которую они преследуют. Парни, конечно, пожирают их глазами, ожидая, когда же кто-нибудь из барби намочит свою майку.

С гордым видом проходя мимо них, я окинула взглядом парня, сидящего в машине шерифа, которую барби намыливали в этот момент. Антон, мы назвали его Тони, сын шерифа. Видимо, отец поручил ему заправить машину, либо он сам выпросил это задание. Черные блестящие волосы, гладко уложенные назад, большие темные глаза, от взгляда которых перехватывало дух, и белоснежный оскал, что вызывал в моих коленях приятную дрожь. У него была идеальная родословная, без примесей. От него веяло силой, стойкостью и угрозой – идеальный кандидат в вожаки стаи. Но пока он был слишком молод, чтобы его занимали подобные мысли, и слишком увлечен человеческими девушками из клана Барби. Ох, как я их ненавижу! Чтоб они облысели! Я понимаю, почему на меня он даже не смотрит.

– Оу, Тони, что это за ошеломительный трек звучит в твоей тачке? – протягивая каждый слог, проговорила белобрысая барби Саша. Кажется, песня была хорошей, но я не понимала такой музыки.

– Это новый, – гордо заявил Тони. – На днях наконец свёл, ну и от себя добавил, как обычно.

Он вместе с моим братом Федором входил в отряд лесников: они занимались прореживанием деревьев, которые отмечал старший лесничий. Но делал без особого энтузиазма. Все прочили ему место в полиции, но это не то, чего он хотел на самом деле. Его влекли огни большого города, вечеринки и музыка, которую он сочинял на досуге. Тони часто был ди-джеем на школьных дискотеках, и у него неплохо получалось. Но по этой причине он никогда не танцевал медляки, поэтому и мне приходилось стоять в сторонке, следя за переменами в его лице под светом разноцветных огней, и пытаться поймать его взгляд.

– Круто звучит! Скинешь мне потом. Заберу в город, – улыбнулась Саша и отошла к девушкам, качая бедрами.

На их фоне я едва заметна, как серая пожухлая трава. А ещё угроза стать хранителем совершенно лишает меня возможности бороться за внимание Тони. Волки женятся только на волчицах, желательно своей масти. Некоторые развлекаются с хранителями, но это запрещено. Хранителям позволяют жениться между собой, но только без потомства. Эти запреты обоснованы – они ведут к появлению новых хранителей. Я не знаю, кем на самом деле была моя мать. Возможно, и правда серая волчица. Тогда я могу стать серой или черной волчицей, либо хранителем, как бывает у детей разномастных спариваний.

Конечно, с детства меня воспитывали как волка, черного волка. И теперь мысль о том, что я могу им и не стать, гнетет меня. Я бы хотела стать черной волчицей, выйти замуж за Тони и обрести семью с кучей детей. И не гадать, кто из моих детей волк, а кому грозит участь хранителя. Хочу нормальную полноценную семью.

– Эй, лохудра! Что у тебя в рюкзаке? Трупы маленьких котят? – заметила меня Саша.

– Ничего остроумнее придумать не в силах? – грубо отозвалась я и попыталась пройти дальше.

– В университете, куда я зачислена, к твоему сведению, считают, что у меня острый ум! Как, кстати, и коготки, которые я не постесняюсь применить! – Остальные барби громко поддержали её восторженным улюлюканьем.

– А в этом университете нормально относятся к твоей склонности к насилию? Или там ты про свои коготки не говорила?

– А я смотрю, ты учишься язвить! Жаль, тебе это не поможет при поступлении в универ, да? – Она притворно скривила губы, делая вид, что ей очень меня жаль.

Барби громко заржали, Тони тоже смеялся, хотя ничем не отличался от меня. Членам стаи нельзя территориально отделяться друг от друга: можно окончить местные курсы или сразу начать работать после школы. Но он все равно смеялся, изображая из себя кого-то другого, нежели того, кем он был. Он наслаждался моим унижением, и меня затошнило. Я подошла к Саше вплотную и поняла, что меня уже трясет от её вида, её манер и бесконечных издевок.

– Эрика, не смей! – рыкнул Тони, и я обернулась к нему.

Гнев чередовался с радостью – я услышала свое имя в его устах… Тони выбрался из машины и примирительно протянул мне руку. Он был серьезен и, кажется, напуган. Пусть я и не была ещё волком, но я была сильнее обычного человека, а значит, могла навредить барби одним движением мизинца. Этого Тони и боялся? Что его барби испортит макияж? А это идея!

– Чего не сметь? – улыбнулась я и, подтолкнув ногой ведро с мыльной водой к Саше, схватила её за шикарные блондинистые локоны. Она взвизгнула, а я с наслаждением обмакнула её лицо с идеальным макияжем в ведро.

Саша истерично замахала руками и выдернула лицо из ведра, как только я отпустила её. Она пищала, визжала, махала руками и топала. Её истерика развеселила меня, и мне сразу полегчало. Я отошла подальше от неё, чтобы брызги не попали на одежду, когда кто-то больно обхватил мой локоть и потащил в сторону. Тони.

– Ты чего творишь, дура? – рыкнул мне в ухо Тони.

– А я должна спрашивать твое разрешение, чтобы поступать так? – пыталась высвободиться я.

– Не привлекать внимание, помнишь? – гневно сверкнул глазами Тони, приблизившись к моему лицу, чтобы нас не услышали.

– Я бы привлекла внимание, если бы не поступила так! Ни одна нормальная девушка не стерпела бы такое оскорбление!

– Оскорбление? Да брось! Ты чего о себе возомнила?

– Да пошел ты! – зло крикнула я и попыталась оттолкнуть его.

– Я все расскажу твоему отцу! – встряхнул меня Тони, ещё больше сжимая мою руку.

– И получишь от него по шее – за то, что не заступился за меня, понял?!

Я с силой выдернула локоть из его руки и попятилась. Тони же вернулся к своей барби, чтобы утешить и помочь вытереться, при этом держась на расстоянии от воды. Это даже забавно. Я не упоминала, что волки боятся воды? Странно, мы так много унаследовали от волков, но откуда взялся этот страх перед водой?

Я злорадствовала и была очень довольна собой. Думаю, не слова барби меня задели, а поведение Тони. Он никогда не смотрел на меня так, как смотрит на них. Я для него пустое место без признаков половой принадлежности. Волчицы – более грубые, нежели человек, но они привлекают самцов своей силой и выносливостью. Волков тянет к ним из-за природы вещей, для продолжения рода и получения качественного потомства. Но я не так сильна, как другие волчицы, поэтому не привлекаю самцов. Но и как человек, я была другой. Люди стремились следить за собой, были аккуратные и чистые, нежные и хрупкие. Волки любили с ними возиться, ощущая свою силу и необходимость защищать их. Но я не была хрупкой и слабой, я могла дать отпор. Поэтому все самцы держались от меня на расстоянии, видимо ожидая, когда проявится моя природа. Хотя, если я стану хранительницей, никто не будет удивлен.

Отвернувшись от лебезящего Тони, я натолкнулась на шерифа. Он стоял чуть поодаль от нас и, судя по сложенным на груди рукам и хмурому лицу, видел и слышал всё, что тут происходило. Я опустила голову, пытаясь пройти мимо него незамеченной, но он остановил меня.

– Дуреха! Никогда не показывай им свой страх!

– А я и не боюсь! – Я была крайне возмущена его предположением и остановилась перед ним, что оправдаться.

– Это слишком очевидно, чтобы не быть правдой, – хмыкнул шериф и, положив руку мне на плечо, пошел рядом. – Ты боишься быть недостойной чего-то или кого-то или плохо выглядеть в глазах важных тебе людей. Но страх делает нас уязвимыми. Перед нашими врагами и перед возлюбленными. Мы начинаем делать глупости или выглядеть глупо. Не давай им такой власти.

– Я выглядела глупо? – сникла я.

– Тони прав, ты не должна бороться с каждой выскочкой в городе. Волки не показывают свою силу и власть, мы просто являемся ею. – Напоследок он подмигнул мне и пошел к Тони. – Антон! Подойди!

Он был прав насчет меня… Но как же трудно справляться с собой!

Тони не заставил себя ждать и вскоре предстал перед отцом.

– Уже наябедничала? – огрызнулся на меня Тони, а затем обратился к отцу: – Она…

– Я очевидец, сын, – перебил его шериф, а затем, чуть обернувшись ко мне, проговорил: – А ты иди, Эрика! Не задерживайся.

Я должна была услышать, что скажет или сделает шериф, будет ли защищать меня, сделает ли выговор сыну, но меня спровадили. Я не в силах была послушно уйти. Обойдя несколько зданий, я подобралась к ним с подветренной стороны и выглянула из-за угла. Это было похоже на охоту, только убивать никого не нужно. Я пропустила часть разговора и застала лишь его окончание.

– Я всегда учил тебя, что между этими девицами и волками, ты всегда должен выбирать её, – твердо проговорил шериф и ткнул пальцем в ту сторону, куда я ушла. Затем, поймав взгляд Тони и получив подтверждение, что был услышан, он пошел в сторону полицейской машины.

– Девушки-красавицы, хватит уже крутить хвостами и домойте, наконец, мою машину! Что за разводы на стеклах! Грязь на капоте только размазали! Подкрылки нужно хорошенько отмыть! Кто же виноват, что ты так оделась и тебе неудобно наклоняться! Я плачу за чистую машину, значит она должна быть чистой везде, а не только там, где удобнее мыть! Качественно нужно выполнять свою работу! И побыстрее! Машина мне нужна была еще час назад.

На цыпочках я проскользнула за зданиями на дорогу и побежала в сторону кузницы. Шериф справедлив, как всегда. У каждого свое дело, своя задача – и если уж взялся, то доводи до конца.

Глава 6. Кузница

Пройдя мимо вереницы разношерстных жилых зданий, тесно жавшихся одно к другому и закрывавших от меня солнце, я наконец оказалась на месте. Вот оно – вытянутое одноэтажное белое здание, расположенное поодаль от городка и бензоколонки ради пожарной безопасности. Подняв белую ребристую заслонку, запирающую сооружение на ночь, я впустила свежий воздух в помещение. В основном, я на подхвате у отца. У него нет замены в кузнице, кроме меня, никому это не интересно, как, впрочем и мне. Но, я думаю, это единственный способ снискать его расположение и, может быть, какое-то место в стае.

Я прошла внутрь и поморщилась от запаха, доносящегося из кожевни Марины. Когда-то это здание было кожевней полностью. Здесь мои предки занимались изготовлением вещей из кожи. Здание когда-то стояло у реки, что было крайне важно для кожевенного дела, когда постоянно приходится промывать кожу – то от соли, то от химикатов. Сейчас река отошла от берега, оголив остроконечные скалы, а вода поступает сюда через водопровод, как и в остальную часть города. Только в лесных домах волки по-прежнему используют колодцы и выгребные ямы. Каменный век…

Тяжело вздохнув, я прошла в соседнюю с нашей кузницей комнату – мастерскую кожевника – небольшой пристрой к основному зданию. Здесь была стихия Марины. На полке вдоль противоположной стены стояли бутылочки с какими-то жидкостями, на полу кучковались огромные мешки с солью, над ними угрожающе нависали изогнутые ножи и скребки. Остальная часть комнаты была погружена во мрак из-за отсутствия в ней окон. Я щелкнула выключателем, и зажглись тусклые лампы, осветив обстановку. В глаза сразу бросился длинный шланг с краном. Его использовали для промывания кожи и набора воды в огромный чан для замачивания шкур, стоявший чуть поодаль. На правилке, с противоположной стороны, была натянута кожа, и я тут же вспомнила наказ Марины. Достав из рюкзака свертки с кожей, я принялась аккуратно расстилать их на холодном каменном полу и разглаживать. Надеюсь, тут достаточно холодно. Думаю, Марина запретит нам разводить огонь в ближайшие дни, чтобы не нагревать её мастерскую. Я давно говорила, что ей пора съехать из нашего здания; мы мешаем друг другу, но меня никто не слушает.

Запах стоял ужасный: мертвые животные, кровь и какие-то химикаты. Так пахнут руки Марины, когда она вечерами насильно усаживает меня перед зеркалом и принимается расчесывать мои длинные спутанные волосы. Я ненавидела зеркала, в них я постоянно наталкивалась на своё отличие от моей семьи, особенно от Марины. Цвет волос, глаз, губы, скулы – всё! Я ничем не была похожа на сестру! Словно и отцы у нас были разные! Моё лицо было более вытянутое. Её темные глаза были раскосыми, как у мамА, в сравнении с моими большими и круглыми, как у отца, но цвета весенней травы. Мой острый подбородок и чуть заостренные сверху уши делали меня скорее родственницей лесным эльфам, если они существуют, чем волкам. А мамА однажды сказала, что, когда меня впервые принесли в дом (мне было несколько дней от роду), моё тело покрывал рыжий пушок, даже уши! Шестилетняя Марина собирала пушок на моих ушах в резиночки, чтобы похихикать, и они были похожи на беличьи кисточки. Но потом всё сошло. Слава волкам! Не хватало мне ещё быть покрытой шерстью безо всякого полнолуния!

Нужно было срочно заняться уборкой в кузнице, как наказал отец. Мой взгляд привлекли отцовские клещи, оставленные на наковальне. Он снова забыл их повесить на место, как и свой молот – потом опять будет искать. В нашей кузнице всегда был строжайший порядок. Хотя отец бывал иногда стихийным, оставляя инструменты не на своём месте, но меня он выдрессировал отлично, и я соблюдала порядок за нас двоих. У каждого инструмента было свое место, чтобы всегда быть под рукой, но и не мешаться. Уголь и дрова были в дальнем углу, подальше от огня, чтобы не вспыхнуть; рядом с домной – ведро воды: для металла и против пожара; часть инструментов развешана на стенах; но дальнюю стену украшают более мрачные орудия – оружие, отнятое у браконьеров, но так и не нашедшее применение в стае. Тут были различные клинки, ножи, ружья и даже арбалет, многие из которых давно заржавели и пришли в негодность. Но самым жутким оружием для меня по-прежнему были капканы. Хотя наши охотники также пользовались ими, я от их вида приходила в неописуемый ужас. Глядя на капкан, я каждый раз представляла, сколько боли он несет, когда захлопывается, и сколь безвыходным становится твоё положение, когда ты понимаешь, что привязан к этому железному чудовищу навсегда: не убежать, не спрятаться, остаётся лишь сидеть и ждать появления своего палача, медленно истекая кровью.

Здесь же, среди развешанного оружия браконьеров, таилась дверь в кладовую, куда я особо не заглядывала. Там хранились предметы, которые нам не нужны, но и выбросить их было жаль. Там были формы для литья, старые ржавые инструменты и прочий хлам.

Я закончила прибирать в кладовой и вышла в основную комнату, когда в кузницу вошла Марина. Её щеки были красными от волнения, а улыбка глупой, но она всё равно попыталась метнуть в меня хмурую молнию прежде, чем скрыться в своей мастерской. Вот дуреха! Я негодовала, и меня подмывало вправить ей мозги насчет Ивана, хотя понимала, что «на том конце провода» меня никто не будет слушать.

Я взяла в руки молот и первую попавшуюся железку, постучала их один об другой, затем положила каждый на свое место; но мысли всё равно не отпускали меня, поэтому я решила-таки выплеснуть их на виновницу.

– Здесь опять воняет, Марина! Может, тебе стоит присмотреть здание ещё дальше от города и от нас? – ворвалась я в кожевню, уперев руки в бока.

Марина вздрогнула, явно не ожидав моего скорого появления и пребывая в своих романтических мыслях, но тут же нахмурилась и приняла оборонительную стойку.

– Я продолжаю традиции наших предков. Как ты помнишь, сто лет назад на этом месте никакой кузницы не было и в помине, здесь властвовали кожевники!

– Вот именно! Это было сто лет назад! Тогда и река была полноводнее, и они зачерпывали воду сразу за углом, а теперь там глубокий обрыв! Ты застряла в каменном веке! И, кстати, сейчас есть более приятные телу материалы, которые мы можем позволить себе купить!

– Купить? – взвилась сестра и буквально выпихнула меня из своей прохладной кожевни. – А откуда у тебя деньги? Тебя одевает моя мать, а ты ещё не заработала ни гроша!

– Я же не виновата, что отец не считает нужным мне платить…

– Ты должна быть благодарна, что он взял тебя в подмастерье. Он дал тебе шанс остаться работать в кузнице, если ты станешь хранителем! Разве ты не рада?

– Рада. Именно этим я всегда и хотела заниматься, – сказала я бесцветным голосом.

Она мне не верила, но с улицы донесся звонок велосипеда, спасший меня от необходимости дальнейших объяснений, и я поспешила наружу. У входа стоял Сема с длинной палкой, замотанной в пупырчатую плёнку и скотч; велосипед валялся у его ног.

– Увидел, что ты идешь в кузницу, – дружелюбно улыбаясь, проговорил Сема. – И решил закинуть вам посылку.

– Что это? – удивлённо спросила я, взяв палку из протянутой руки парня. – Тяжёлый…

Сема почесал голову, растрепав свои светлые, почти белые волосы, столь явно выдающие его принадлежность к северной стае, и задумчиво заключил:

– Я тоже заметил. По весу похож на лом для льда… Но, зная твоё любопытство, сообщаю: велено не вскрывать без вожака! Мне самому любопытно, что это.

– Ладно, поняла, – удрученно отозвалась я и, взвесив палку в руке ещё раз, вновь обернулась к парню, что уже залез на велосипед и приготовился ехать дальше. – А ты разве не должен быть на футболе?

– Зачем? Игра только после обеда. Ладно, покеда!

И, позвонив в звоночек два раза, он тронулся в обратный путь. Значит никакой тренировки не было? Ах, Мишка!

Глава 7. Оружие

Продолжая уборку, я размышляла о своей матери. Могла ли она быть серой волчицей? Говорят, мой дед Эрик, будучи вожаком, мечтал породниться с серыми волками и договорился о браке своей дочери Ани с сыном их предводителя, ставшего впоследствии моим дядей Максом. К моменту моего появления на свет, стая уже была в родстве с серыми волками и моя мать могла быть из тамошней стаи. Значит, я могу обернуться в серую волчицу. Я обернусь, обязательно.

Я уставилась на сестру через дверной проем наших смежных комнат, пока она примеряла лекало к очередному куску кожи и делала пометки куском мела.

– Уже привезли? – послышался озабоченный голос отца, и я поняла, как сильно он устал.

– Да, – тихо отозвалась я, пытаясь скинуть с себя мысли о серой волчице. – А что это?

– Это? – ухмыльнулся отец, но, задумчиво посмотрев на меня, ответил: – Я бы рассказал, но зная твою болтливость… Не могу. – Он взял палку, бегло осмотрел, не снимая упаковку, взвесил в руке и отставил в сторону.

– Что мы будем делать сегодня, пап? – удрученно спросила я, делая вид, что не опечалена.

Отец почувствовал моё настроение и нахмурился:

– Ковать оружие…

– Оружие? – удивленно прошептала я. – Зачем? Для завтрашней охоты? Или это из-за чистки стай?

Слова сами вылетели из моего рта, впрочем, как обычно, и я сразу же пожалела о них. Отец удивленно вскинул голову, и я заметила на его лице гримасу страдания, словно я разгадала его большую тайну, выведала то, что причиняет ему невыносимую боль. Не понимаю… Что в этих чистках не так? Что вообще значит «почистить стаю»?

– Это не должно тебя тревожить.

Отец вынул из выдвижного ящика стола какие-то бумаги и развернул их.

– Но папа! Фёдор был явно взволнован, да и дядя Макс просто так не звонит нам! Это не может не тревожить! Грядет война между стаями, да? – едва дыша проговорила я.

– Не забывайся, – холодно проговорил отец, и я проглотила свои дальнейшие вопросы про эти таинственные чистки. – Если хочешь и дальше работать в кузнице, тогда не задавай больше вопросов! Я не обязан посвящать щенка в дела стаи и тем более отчитываться перед ним!

Несколько минут мы упрямо сверлили друг друга взглядом, словно играя в игру, кто первым отведет взгляд. Но я всегда проигрывала. Внутри меня всё кипело, но в то же время сжималось от страха перед отцом. Я чувствовала, что стае грозит беда, но не знала, откуда она грядет. Я видела боковым зрением, как отец смотрит на меня, а потом он вернулся к изучению своих бумаг, разложенных на столе. Нет, я не хотела работать в кузнице, это скучно и душно. Но лишь так я буду в курсе дел, буду при отце.

– Чем я могу помочь? – тихо спросила я, с трудом выравнивая дыхание и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Я осторожно направилась к столу.

Он напрягся, когда я подошла, но потом всё же подвинулся, дав мне заглянуть в бумаги. Я стала с интересом изучать их и подавила новый поток вопросов, мысленно выбирая, какой можно задать, а с каким лучше повременить. Наконечники стрел и копья, колья… Явно пахнет войной.

– Почему не пули? – осторожно спросила я и тут же сказала: – Прости.

– Хороший вопрос, не извиняйся. С пулями было бы легче. Но у нас нет для них пистолетов, нет навыков обращения с огнестрельным оружием, ну, только у пары волков… И, предугадывая твой следующий вопрос, у нас нет денег и времени на это. Лучшее оружие – всегда то, которым ты умеешь пользоваться.

– Тогда сюда нужно добавить: топор для Федьки, кинжал для Мишки, шило для Марины, лопату для мамА, молот для тебя, – воодушевленно рассуждала я, пытаясь пошутить и разрядить обстановку. – Ха, представляю мамА, размахивающую лопатой! – Я улыбалась своей шутке ровно две секунды, именно этого времени хватило отцу, чтобы повернуться ко мне всем своим существом и пригвоздить меня к полу взглядом. Я сделала два шага назад и размышляла над тем, хуже будет, если я сейчас останусь или сбегу. Отец прищурился, посмотрев куда-то перед собой, явно размышляя о чем-то, кроме моей ужасной шутки, затем вновь посмотрел на чертежи и снова поднял взгляд ко мне.

– В этом что-то есть… – неторопливо проговорил он и склонился над чертежами.

Я громко сглотнула от облегчения, но, осмыслив его слова, закричала срывающимся голосом:

– Не надо! Это плохая идея! Всего лишь глупая шутка!

– Что не надо? – удивился отец.

– Не надо… мамА и лопату… посылать на войну! – едва дыша, прошептала я, будто боясь, что она услышит. Отец почему-то усмехнулся моим словам и закрыл глаза, словно ему требовались силы, чтобы продолжать этот разговор.

– Почему ты такая сложная? – выдохнул он и посмотрел на меня. – Добавить имеющееся у нас оружие или то, что можно использовать как оружие – хорошая идея.

Я в облегчении выдохнула и даже улыбнулась – меня почти похвалили. Внутри заскреблось странное чувство. Почему меня вдруг волнует судьба мамА? Она мне не мать и никогда особо не любила меня. Но отец поспешил прервать мои размышления.

– Времени не так много. Начнем отливать по чертежам. Мне понадобится твоя помощь и не только раздувать меха, – отец поднял многозначительно брови, но я не понимала, о чем он. – Займешься литьем?

Не скажу, что это была мечта всей моей жизни, но его доверие подкупило и я самодовольно заулыбалась.

– Отлично! Уберу эскизы в безопасное место, потом перекусим. Вы наверно проголодались?

Я интенсивно закивала головой, предвкушая вкусную трапезу. Внезапно я ощутила едва заметное жужжание в углу, где висел мой зеленый плащ. Пока отец отвернулся, я ринулась к нему. Пейджер напикал уже три сообщения. Все от Кати «Заняла тебе место», «Игра скоро начнется», «Ты где?». Жаль пейджер не позволяет ответить на сообщения, поэтому я с грустью закинула его обратно в карман.

Наспех перекусив беляшами, мы приступили к изготовлению кольев, а Марина вновь вернулась в кожевню к своим лоскуткам. В подсобке, к моему удивлению, нашлись подходящие формы, словно когда-то волки уже делали подобное оружие. Но было всего три разных вида, поэтому процесс не обещал быть быстрым. Первым делом я отмыла, отчистила формы от грязи и заусенцев и покрыла специальной краской, чтобы предотвратить реакцию между формой и металлом. Отец искал в подсобке подходящий для расплавки металл. Процесс был кропотливым, но знакомым, поэтому мы справлялись быстро. Отец распилил заготовки на мелкие кусочки для повышения скорости плавления, затем засыпал их в чашу и поставил на жаркий огонь, что я развела в доменной печи. Оставалось ждать, когда металл расплавится до подвижного состояния, чтобы его можно было залить в подготовленные формы. Ждать было трудно, но мы занялись подготовкой форм для наконечников стрел и копий, а также уборкой в кузнице.

– Пора, – тихо подозвал меня отец, и мы внимательно осмотрели готовность расплавленного металла. Готов.

Я закрепила формы на столе для удобства литья и ждала, пока отец аккуратно зальет металл в каждую с помощью ковша. Он наполнил их доверху и убрал чашу в сторону.

– Иди домой, – устало проговорил отец. – Я тут закончу. Завтра с раннего утра разделяем формы и убираем окалину.

От радости я даже подпрыгнула на месте, подняв руки вверх, но поняв, что отец наблюдает, сделала вид, что у меня зачесалась голова, причем с двух сторон. Улыбаясь, я нацепила Маринин пустой рюкзак на спину и приготовилась выходить, как вдруг меня осенило:

– Прям с раннего утра? А как же охота?

– Ты еще щенок, чтобы участвовать в охоте, – спокойно проговорил отец, словно тут нечего было обсуждать.

– Но завтра особая охота! Мы же пополняем запасы мяса к зиме! Тут даже щенкам позволяют охотиться! – Я старалась не выдавать своего нетерпения и, подступающего к горлу, отчаяния, если отец запретит мне завтра охотиться. Мне нужна была эта разрядка! Охота – моя страсть, которую я тщательно скрываю, контролирую, сдерживаю, стесняюсь и безумно люблю…

– К зиме? Уже? – удивленно посмотрел на меня отец, словно только что проснулся. – Ах да… Кабаны.

– Ага… Так что? Я могу завтра поохотиться с остальными? – осторожно спросила я.

– Хорошо, но после обеда сразу сюда! Я начну без тебя, – устало проговорил отец и потер глаза. – А теперь домой и спать!

– Отлично! Спасибо, пап! – довольно отозвалась я и, тут же не удержавшись, спросила: – Я могу ненадолго сходить к Кате?

– Не слишком много просьб для одного дня? – говорил он строго, но в голосе слышались усмешка и теплота.

– Я ненадолго… честно. – Я улыбнулась, ощутив прилив надежды.

– Хорошо. Туда и обратно. И постарайся вернуться до темноты! Я серьезно! Если не успеваешь домой, переночуй в кузнице! – настаивал отец, но, когда я удивленно посмотрела на него, не понимая, откуда взялся этот комендантский час, он поспешно исправился: – Тебе нужно хорошо выспаться, у нас завтра много работы.

– Обещаю!

– И ещё! – остановил меня отец, понизив голос: – Помалкивай об оружии. Особенно со своей болтливой подружкой. В городе не должны об этом знать.

– А кому будут интересны наши дела? Это же всего лишь люди.

Но отец молча сверлил меня взглядом, ожидая ответа.

– Ну, хорошо, – ошеломленно проговорила я, натягивая плащ. – Это не сложно. Я ушла!