Регина Грёз
Древний Рим. Честь преторианца

Глава 10
Как закончилась ночь

Тит Сергий Катон верно служил еще Тиберию, а после смерти старого императора остался на своем посту первого советника и казначея-квестора при его внучатом племяннике.

Думаю, Фурий ценил умного и честного управленца финансами. Хотя при мне не раз угрожал и даже оскорблял его, но тот удивительно стойко сносил раздражение всесильного владыки.

А я порой не знала, куда прятать глаза от стыда, видя с какой изощренной наглостью мой царственный ровесник унижает заслуженного пожилого человека. Однажды я даже попыталась осторожно заступиться за Катона, и мне удалось немного отвлечь раздражение Фурия на себя.

Может, поэтому я сейчас хотела найти поддержку именно в покоях советника. Тит Сергий был так необходим молодому императору, что давно обитал во дворце. Преторианцы указали верный коридор, и я без труда отыскала крыло, где размещались апартаменты квестора.

Чтобы найти его личную спальню мне также пришлось разбудить раба, храпевшего на соломенном тюфяке под тяжелой, окованной железом дверью. Бритоголовый мужчина с азиатскими чертами лица лениво протер глаза и поплелся оповестить господина о нечаянной гостье.

Тит Сергий принял меня хорошо, не выказал ни малейшего недоумения по поводу позднего визита. Без расспросов усадил за стол из темно-зеленого камня и придвинул ближе серебряное блюдо с отборными финиками.

– Попробуй на вкус, они начинены орешками и изюмом, вымочены в меду. С некоторых пор люблю побаловать себя сладостями.

Вытирая слезы, я чувствовала возвращение уверенности. Тит Сергий умел успокоить одним только мягким голосом и доброй улыбкой.

– Ну, что у тебя стряслось, раз прибежала сюда, спасаясь, как пугливая козочка от голодного волка.

Засунув в рот сладкий финик, у которого вместо косточки внутри таилась медовая начинка, я на секунду зажмурила глаза от удовольствия.

И странное дело – недавнее происшествие в моей каморке вдруг показалось стыдно-смешным и волнующим одновременно. Стоило ли будить почтенного римского гражданина из-за такой ерунды, однако, пришлось рассказать Катону о своей проблеме в виде большого, мрачного солдата под боком.

– Тит Сергий, прошу тебя, помоги найти другую спаленку, я не хочу жить в проходной комнате рядом с чужим мужчиной. Это даже неприлично.

Пожилой казначей лукаво рассмеялся, откинувшись на лиловую подушку своего деревянного кресла.

– Может, похлопотать, чтобы тебя поселили к Мелине?

– Ни за какие коврижки не желаю жить с этими наглыми дамами!

– Сложно же тебе угодить, Валия, – притворно вздыхал Катон, беззвучно посмеиваясь. – Но я попрошу Афеса подыскать комнату ближе к кухне. Если, конечно, Фурий не прикажет перевести обратно в свои покои. В последние дни император не может и дня без тебя обходиться.

– Я буду очень благодарна за помощь! А что касается Цезаря, мне кажется, он готов дать разрешение на постройку нового акведука. И по поводу осушения болот вокруг Рима мы с ним недавно говорили. Пусть малярийные комары редко залетают на Палатин, но каково тем, кто живет в низинах Затиберья? Хороший правитель должен думать обо всех своих подданных.

– Ты слишком добра, Валия, – задумчиво произнес Катон и тихо добавил, – боюсь, скоро ему это надоест.

Я не на шутку разволновалась и тут же заявила, что не стану терпеть издевательства, а попытаюсь удрать. Могу ли я в таком случае рассчитывать на поддержку влиятельного сановника. Я осторожно прощупывала почву, прежде, чем сделать новый шаг.

Скрестив короткие узловатые пальцы на столе перед собой, Тит Сергий ответил строго:

– Валия, ты здесь нужна! Еще не знаю, зачем именно, но верю своим авгурам. В прошлую зиму жрец четко сказал, что мой вопрос решит женщина из далекой чужой страны. Женщина с душою голубки и сердцем орлицы…

Забавное предсказание! Я даже вслух рассмеялась, совершенно оправившись от недавних тревог.

– О, нет, это точно не обо мне – я же трусиха! Авгуры гадают на внутренностях животных? Жутко! Стоит ли верить… Я уважаю ваши традиции, конечно… Тит Сергий, а что за вопрос тебя интересовал? Это касается Фурия?

– Это касается Рима! – последовал раздраженный ответ. – Цари приходят и уходят, а Рим остается. Глупы те, кто думают, что Цезарь и есть Рим.

– Вы, кажется, демократ и республиканец, – брякнула я, не подумав.

– Если хочешь жить, прикуси язык и забудь наш разговор! – сурово глядя на меня, припечатал квестор.

– Угу!

Повисло длительное молчание. В коридоре послышалась тяжелая поступь часовых – их подбитые гвоздями калиги гремели по мозаичному полу, неподалеку сменялась стража. Тит Сергий устало потер переносицу ребром ладони и велел мне ложиться в приемной у его кабинета.

– Распоряжусь, чтобы тебе принесли покрывало и подушки.

– Благодарю тебя, мудрейший из мужей Рима! – провозгласила я хвалу своему благодетелю.

Катон равнодушно принял мои комплименты – у таких, как он, каждый день куча раболепного народа толпится в приемной. Зато намекнул, что вскоре мне может выпасть случай принести более реальную пользу, чем льстивые слова. Конечно, старичок имел в виду не плотские утехи себе на радость, я была совершенно спокойна на этот счет.

Бывшая блудница Мелина проболталась, что Катон озабочен лишь государственными делами и благом отечества, а потому вовсе не падок на женские прелести. Зато советник знает толк в еде, от него пахнет не луковым супом, а медовыми пряниками и мятой.

Засыпая на жестком ковре поверх узкого ложа, я невольно вспоминала горячие поцелуи Бората. У меня полгода не было интимных отношений и каких-либо амурных интрижек, а тут мое неловкое кокетство, глоток вина, острый перец и лавандовые свечи…

Темная комната и большой мужчина с сильными жилистыми руками. До сих пор чувствую его дыхание на своей щеке. А если бы я уступила? Ох, лучше не представлять! Но какой же он импульсивный парень. И прямодушный, и откровенный… и горячий.

Во сколько он там меня оценил – в два денария? Довольно много. Я слышала, гвардейцы получают хорошее жалованье, и Фурий часто дарит им подарки, накрывает столы со всякой снедью. А еще Мелина намекала, что у Бората в Риме есть дядя – владелец оружейной лавки.

И если бы сама Мелина не была наложницей императора, а Борат не выглядел таким угрюмым аскетом, то красотка непременно бы окрутила перспективного солдафона, которому, кстати, уже скоро выходить на заслуженную пенсию.

Также не обошлось без шуточек по поводу нашего с ним ночного соседства. Мелина ехидничала, что я упускаю прекрасный шанс проверить, насколько могуч и ловок его "таран" в бою. Сочиняла, что крепость моя непременно падет под натиском римского солдата, как это случалось во всех имперских завоевательных походах. Я напрягла память и хотела усомниться в победах Рима, но спорить не стала.

Да уж… Роман девушки из двадцать первого века с замшелым римским преторианцем – голубям ближайшей базилики на смех! Нет, дядя с оружейной лавкой – это, конечно, мощный аргумент в его пользу. Но что у меня может быть общего с Боратом?

Только тот факт, что порой он вынужден присутствовать на наших посиделках с императором. После сегодняшней ночи я напущу на себя строгий вид и даже перестану улыбаться гвардейцу.

Подумаешь, очень ему нужна моя улыбка! С парой сестерциев Борату настежь открыты двери любого местного борделя, а солдаты, как известно, неприхотливы в развлечениях.

Уф-ф, не могу уснуть, да что за наказание, не выходит у меня из головы этот бешеный бык. Чего накинулся? Я просто хотела поговорить дружелюбно… А он решил, что я его соблазняю. Древний дурак! Напугал. Хотя есть доля и моей вины, впредь буду вести себя разумней и осторожней.

Глава 11
Перед грозой

К обеду следующего дня вопрос с моей комнатой решился благополучно. Осталось забрать немного тряпок и свою дамскую сумочку из закутка Бората. Уже в первые дни дворцового обитания я обзавелась небольшим гардеробом: голубая и бледно-зеленая туники с короткими рукавами, тонкое домашнее платье – палла (одевалось поверх нижней туники) и оранжевый плащ – накидка.

Нарядами меня снабдил Афес – молчаливый грек, назначенный смотрителем за всеми "гостями" дворца, не являющимися родней Цезаря. Также Афес занимался вопросами интимных развлечений первого человека Рима, однако все наложницы размещались по отдельным покоям в зависимости от благосклонности Фурия.

К моменту моего появления на Палатине в фаворитах ходила пышногрудая Мелина или «кобылица из Остии», как небрежно называл ее Катон в наших приватных беседах.

Любимица цезаря немного скучала во дворце и не раз приглашала меня к себе поболтать, но я обычно отвечала отказом, боялась навлечь на себя неприятности. Вдруг, обнаружив нашу дружбу, Фурий решит попробовать и меня на роль гетеры.

Сегодня же после некоторых раздумий я согласилась на краткий визит в покои бывшей портовой "звезды", хотела немного расспросить о местной моде, какого бы нрава не была Мелина – одевалась она со вкусом, а ее длинные, выкрашенные хной волосы, всегда затейливо укладывали рабыни.

Скорее всего, мне просто хотелось побеседовать с женщиной, которая ненавязчиво предлагала себя в советницы. Я ее тоже понимаю, она боялась за свое благополучие, как и Катон желала знать, о чем думает "господин ее тела". Слишком часто мы оставались с цезарем наедине.

А вот Тулия, на мой взгляд, была глуповата и жила одним днем. Напоминала пеструю бабочку, беззаботно порхающую над цветами. Что-то с ней будет, когда померкнет красота хрупких крылышек…

Едва я завела речь о прическе и лентах, Мелина фыркнула, бросив в меня персиком из большой плетеной корзины.

– Хочешь привлечь Фурия нарядами? Даже не мечтай! Император любит дородных женщин с большой грудью и мясистыми ляжками, а не таких худосочных замухрышек. У тебя только глаза красивые, как у коровы и звучный голос. Тебя нужно слушать, а не трогать. Да возьмись за тебя покрепче в постели – ты будешь хныкать и пищать, сразу видно, какая ты неженка. А нашему Фурию нравятся страстные и горячие, словно угли… Так я говорю, Тулия?

Наперсница ее жадно облизывала тонкие губы, по которым тек душистый персиковый сок. Я обозвала Мелину занудой и попыталась убедить, что не имею желания занимать ее место у чресел цезаря. Даже представить такого не могу. Уж лучше оставаться певчей птичкой в золотой клетке, комнатной собачкой, заблудившейся в роскошных покоях.

Мне в самом деле нравилось беседовать с Фурием и даже стало казаться, что он воспринимает меня всерьез. Да, он подвержен вспышкам гнева и осыпает площадной бранью слуг, но при мне порой старается сдержаться, не раз это замечала. Правда, Катон недавно намекнул, что я занимаю особое место во дворце не случайно. Будто бы напоминаю Фурию умершую от лихорадки сестру, которую он нежно любил.

– О чем задумалась, Валия? Вижу, тебе тоже скучно сегодня? И темные круги под глазами… Похоже на последствия бурной ночи. Попробую угадать, солдат все же взял твои бастионы и до утра ловил томные вздохи покорившейся добродетели.

Мелина отлично знала, чем можно меня задеть. Я покраснела, в груди стало горячо… Наверно, от злости на себя саму, точнее на то, как откликается тело на слова блудницы о Борате. Но я в долгу не останусь, попробую пощипать и ее пышные бока.

– Ах, ты селедка остийская! Зря лопаешь персики, с них, говорят, худеют. Смотри, разлюбит тебя повелитель, отправишься обратно в лупанар развлекать богатеньких стариков.

– Да ты врешь!

Кажется, мой укол попал в цель. Мелина испугалась, а полуголая Тулия хохотала, развалившись на широком ложе подруги. Смотритель Афес не обращал внимания на их маленькие совместные шалости. Лишь бы не слишком утомляли друг друга перед тем, как ублажать императора. Все же, думаю, их взаимная нежность была показной и получила начало именно от странных забав самого Фурия.

Наконец Мелина поняла, что я просто шучу и в знак примирения предложила выбрать лучший из розоватых, покрытых мягким пушком плодов.

– Подарок императора! – хвасталась Мелина, прикладывая надкушенный персик к своему вытянутому соску, словно грудного ребенка, и я вслух порадовалась за нее и за себя. Пока Фурий довольствуется прелестями римской куртизанки, Валия в безопасности. Пусть так будет и впредь.

Но когда в комнату забежал раб-сириец и, переводя дыхание, передал, что Фурий срочно требует меня в свои термы, девицы дружно зашипели в мой адрес:

– Чем ты привораживаешь его, северная змея?

Я только руками развела, переводя взгляд за окно. Порыв свежего ветра откинул расшитые золотом занавески. Небо темнело, к ночи будет гроза.

– Спокойствие, милые дамы, мы просто разговариваем о культуре и искусстве. Впрочем, знаменитый художник Климт говорил, что эротика – это тоже искусство. Но надо еще понять, что именно есть эротика…

Я приняла крайне глубокомысленный вид, тщательно пряча усмешку. Курчавый раб в отчаянии схватил меня за руку.

– Быстрее, госпожа, повелитель не любит ждать!

Через пару секунд мы уже мчались по длинным извилистым коридорам и сводчатым галереям в личные купальни Фурия. Я еще ни разу там не была, неужели придется вести разговоры о пользе ежедневных гигиенических процедур. Римляне в этом прекрасно подкованы. У меня отчего-то прекрасное настроение, если Фурий попросит что-то прочесть, я начну с "Мойдодыра":

– "… давайте же мыться, плескаться… всегда и везде вечная слава воде!"

Глава 12
Жалкое зрелище

Император принял меня, будучи погруженным в небольшой порфировый бассейн, наполненный водой с арабскими и индийскими благовониями. Терпидарий весь пропитался ароматами сандала, гвоздики и нардового масла. Мой чувствительный нос трепетал, не в силах справится с обилием всевозможных "угощений".

Фурий просто фанатик запахов, после долгого общения с ним у меня порой болит голова.

– Валия, посмотри-ка, что мне привезли из Эллады!

Мой взгляд остановился на обнаженной женской фигуре из белого мрамора. Боясь прослыть невежественной, я не рискнула спросить – богиня ли передо мной или просто полнотелая гречанка. Изящные каменные руки сжимали кувшин, а вокруг шеи была обвита виноградная лоза, спускавшая на округлый живот кисть крупных ягод.

– Она прекрасна!

Я благоговейно поклонилась статуе и смиренно опустила глаза, ожидая дальнейших распоряжений. Между тем правителю уже помогли выбраться из воды двое крепких рабов. Нисколько не стыдясь своей наготы, Фурий встал неподалеку от меня и принялся рассматривать свое отражение в полированных стенах из черного мрамора.

– Скажи мне, Валия, а я, по-твоему, красив? Нет-нет, смотри прямо, я желаю знать!

Неловкая ситуация. Стоит передо мной голый парень тридцати лет, сам немного выше меня, плечи сутулые, животик слегка обвис, ноги тощие и кривые, руки длинноваты. Зато бледная кожа источает аромат розы и лилии. Слишком терпко, начинаю задыхаться…

Ничего не могу придумать умнее, чем сравнить Цезаря с Дионисом. А вот и не угадала с разбега!

– Значит, Марс из меня не получится? Жаль. Но ты хотя бы ответила честно.

Досадливо кряхтя, Фурий улегся на массажный стол и раскинул руки. Рабы тут же кинулись разминать благородные телеса и умащать их новыми благовониями. Я уже не могла различать запахи, в носу щипало от цветочной смеси.

– Разденься!

– Что? – растерялась я, никак не желая поверить, что странный приказ адресован именно мне.

Фурий приподнял голову, развернулся и вдруг резко ударил по лицу ближайшую к нему рабыню в прозрачной накидке, видимо, чем-то не угодила. Алебастровый флакончик с маслом упал на мраморный пол и разбился, а девушка как ни в чем не бывало продолжила массировать узкую спину императора.

– Валия, я велел тебя раздеться! Сними одежду и встань рядом с греческой вакханкой, я хочу сравнить.

Кроме меня и Фурия в терпидарии было еще с десяток рабов разного пола, но сейчас в мою сторону смотрел только Фурий. Впрочем, наготой здесь никого не удивишь, сами рабыни склоняясь на Цезарем, невольно оголяют грудь, а на мужчинах только набедренные повязки.

Я медленно потянула свой пояс. Главное, держаться с достоинством. В конце-то концов, я же в римской бане нахожусь, так чего же стыдиться…

Он разглядывал меня с любопытством ученого или скульптора. Я даже выдохнула с облегчением, когда Фурий заявил, что пропорции мраморной девицы ему кажутся более совершенными, нежели мои.

– У тебя заурядная фигура, Валия, – лениво процедил Фурий, зевая и часто смаргивая. – Но это мнение ценителя красоты, а что бы сказал простой человек. Интересно… А-а-уах! (смачный зевок) Эй! Позовите сюда моего верного Бората.

Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Одно дело стоять голышом перед пресыщенным и почти засыпающим владыкой Рима, а совсем другое выставить себя напоказ бывшему соседу преторианцу. Уж тот, несомненно, оценит мои скромные прелести по заслугам!

Руки сами тянулись прикрыть грудь. Или пах… Но дрожать как стыдливая девственница перед пожилым феодалом я тоже не собиралась.

А потому, стоило Борату появиться в дверном проеме, как я гордо выпятила грудь и втянула живот. Собственно, живота у меня особенно и не было, но отчего-то хотелось выглядеть еще более поджарой.

Многим римлянам нравятся пышки, может, буду казаться худой и оттого не особо привлекательной. А вдруг Борат как раз имеет извращенный вкус и ему больше по душе невысокие, стройненькие… светловолосые…

От пристального взгляда знакомых желтовато-серых глаз мне стало жарко. Да Борат сам чуть не окаменел, настолько не ожидал увидеть меня в костюме Афродиты, рожденной из морской пены.

В ушах гудел противный голос императора:

– Скажи мне, солдат, эта женщина красива на твой вкус?

«А я и не знала, что ты такой развратник – Фурий Германий Август! Или для тебя это невинная шуточка и только?»

Борат медленно перевел взгляд на повелителя, которого уже бережно закутывали в белоснежную тогу, тщательно расправляя ее многочисленные складки.

– Да, она хороша.

Фурий досадливо прищелкнул языком и покачал взлохмаченной рыжеватой головой.

– Так чего ты стоишь у двери, дубина, подойти ближе и рассмотри, как следует!

Я решила выразить протест так громко, как только могла в данной ситуации:

– Благословенный Цезарь, позволь мне одеться, чтобы не мешать тебе наслаждаться видом настоящего произведения искусства руки греческого мастера.

Нервно кивнув в сторону статуи, я потянулась за своей туникой, небрежно брошенной на скамейке.

– Подожди, Валия, дай ему полюбоваться на твои груди. Здесь жарко, но соски отчего-то стоят торчком.

Он издевался! Фурий откровенно издевался надо мной, а Борат побагровел и не совсем понимал, как себя вести. Уставился на меня широко раскрытыми глазами, а если и опускал их, то явно не в пол, а кое- куда повыше, например, на мои дрожащие колени.

Я разозлилась, и возбужденное состояние вдруг придало сил.

– На что тут дивиться, о Цезарь, затмевающий солнце красотой и умом! Думаю, Борат на своем веку повидал немало девиц фигуристей и смазливей. Избавь же своего лучшего телохранителя от унылой обязанности на меня смотреть. Фурий, это даже не смешно! Мы не на сцене находимся.

– Одно мое слово – и здесь будет сцена. Читай!

– Что… читать?

– Какие-нибудь драматические стихи, подобающие моменту.

Едва унимая нервную дрожь, я судорожно вздохнула и ломким, срывающимся голосом начала говорить:

 
– Как этот вечер грузен, не крылат,
С растрескавшейся дыней схож закат,
И хочется подталкивать слегка
Катящиеся вяло облака.
 

Мне хотелось провалиться сквозь мраморный пол и уйти под землю, сейчас я искренне завидовала ароматным ручейкам, свободно покидающим душную залу через мелкие сливные отверстия пола. Мне такой возможности не дано. Придется играть жалкую роль до конца.

Но разве не в моих силах придать своей позе хоть немного достоинства и величия. Ведь я читаю прекрасные стихи замечательного поэта. Хотя и стою в чем мать родила перед кучей мужчин.

Боже, какие мелочи для древнего Рима, рукоплещущего кровавым поединкам, после которых нарасхват идут бутыльки с кровью заколотых гладиаторов, считается, что это прекрасное лекарство и афродизиак!

 
– … В такие медленные вечера
Коней карьером гонят кучера,
Сильней веслом бьют воду рыбаки,
Ожесточенней рубят лесники
Огромные кудрявые дубы… (с)
 

Император будто не слушал меня, рассеянно почесывал бритый подбородок, а потом обратился к Борату.

– Скажи прямо, Валия тебя привлекает?

Солдат сначала стоял как столб, только верхняя губа криво приподнялась да вздулись синие вены на висках. А потом Борат пожал плечами, и я, наконец, прикрыла руками грудь, отступая за статую и тихо бормоча из своего иллюзорного убежища:

– Фурий, мне зябко. Зачем устраивать нелепый спектакль… Позволь одеться. Прошу тебя!

Насмешливый голос снова заставил вздрогнуть.

– Зачем врать, Валия? Я истекаю потом, а ты жалуешься на озноб в моих термах. Чего застыл, Борат, – потрогай ее там, где хочется. Сегодня я тебе позволяю.

Услышав новый приказ, Борат тут же встрепенулся, накинул на правую руку лежащее на скамье платье и подошел вплотную ко мне. Фурий гаденько хихикал, развалившись в кресле, как же я его ненавидела в этот момент…

– Тащи сюда эту скромницу, ишь, спряталась! Скажи, ее сиськи больше, чем у каменной вакханки? А достаточно ли упруги, лень проверять самому.

Когда Борат коснулся моего плеча, я злобно прошептала ему в лицо:

– Зарежу ночью, так и знай! Или отравлю. Еще чего-то придумаю. Только попробуй!

Невзирая на мое слабое сопротивление, тяжело дыша, солдат замотал меня в тонкую ткань и подвел к ложу Фурия. А там, смиренно склонив голову, произнес:

– Валия твоя певчая пташка, Господин. И как женщина совсем меня не интересует.

Император сладко потянулся, издавая ехидный смешок.

– Да неужели? Это легко проверить. Приподними край туники. Хочу посмотреть на твой пенис. Может, хотя бы он не соврет.

Я стояла, еле жива от нахлынувших эмоций. Стыдно, страшно, жалко себя и… даже Бората. Надо пережить этот позор и куда-то бежать. Но ведь никто не поможет, я в ловушке из мрамора и позолоты.

– Господин… – попробовал заговорить преторианец, но Фурий повысил голос до поросячьего визга.

– Давай, покажи нам своего петушка, Борат. Или ты в одночасье стал бабой? Валия, помоги ему, если у моего храбреца так трясутся руки.

– Не нужно, я сам!

Потом цезарь велел мне смотреть на поднявшийся мужской орган бывшего соседа по комнате. Нда-а, увиденное, может, и впечатляло, но сейчас я вовсе не была настроена на романтический или даже шутливый лад. Все во мне бунтовало против скотского обращения со стороны человека, которого я считала покровителем и даже немного другом.

Бедная наивная Валентина! Уж следовало бы поверить предостережениям Катона или сплетням Мелины. После сегодняшней мерзкой сцены Фурий для меня развратный ублюдок и только. И как я могла польститься на его разговоры о музыке и театре!

Я душу перед ним вывернула, вдохновенно рассказывала ему истории о благородстве и мужестве, а он из одного каприза заставил меня глазеть на вздыбленный член своего солдата.

По счастью двери терпидария растворились и запыхавшийся слуга передал сообщение, что из длительной поездки сегодня возвращается советник Дакрон. Он посылает любимому государю горячий привет и богатые дары из провинции.

Услышав о прекрасном сером жеребце, Фурий чуть не вприпрыжку убежал из купальни, забыв обо мне. Торопливо поправив одежду, Борат метнулся за ним, но у самых дверей зачем-то обернулся и словно в бреду произнес:

– Валия… не плачь и не злись. Я не желаю тебе плохого. Встретимся ночью. Если не придешь сама, я тебя найду, куда бы не спряталась. Нам нужно поговорить.

Стуча зубами в нервном припадке, я натянула на себя столу, хотя меня ужасно раздражал исходящий от нее запах благовоний. Доберусь до своей комнаты, переоденусь в родной сарафанчик и продумаю план побега. Не останусь жить с этими ползучими гадами.

Девушка-рабыня подала мне влажное полотенце – лицо обтереть. Кинув мимолетный взгляд на ее разбитую губу и заляпанную кровью тунику, я горько разрыдалась, понимая, что меня ожидает во дворце развращенного Императора.