Регина Грёз
Древний Рим. Честь преторианца
– Куда меня везут?
– Во дворец, конечно! Хочу послушать твое выступление в более спокойной обстановке.
Я растерянно посмотрела в бледно- голубые глаза мужчины, и мне стало жутко. Потому что в них царил холод и любопытство вивисектора. Но, может, я ошибаюсь, и у всех императоров такой жесткий пронизывающий взгляд. Им по статусу положено иметь строгий вид.
– Мое имя Валия. А вас как можно называть или мне вовсе не выпадет этой чести?
Я пыталась улыбаться, а сердце трепетало подобно пойманной в сачок бабочке. Совершенно не представляла, как мне себя вести и что делать дальше.
– Зови меня Фурий, – он благосклонно кивнул, аккуратно закупоривая свою вонючую склянку.
Глава 7
Во дворце Фурия
Наше путешествие на Палатинский холм, где раскинулся мраморный дворцовый комплекс, проходило по узкой, кривой улочке, обе стороны которой занимали торговые лавки и трактиры. Пестрая толпа мгновенно расступалась перед могучими преторианцами, окружавшими повозку Цезаря.
Кроме солдат впереди шли слуги, расчищавшие дорогу ударами длинных хлыстов. То и дело бич со свистом опускался на спины и плечи нерасторопных горожан, но никто не осмеливался жаловаться, напротив, вокруг были слышны лишь крики приветствия: "Славься, Божественный!"
И все же мне показалось, что численность охраны слишком мала для такой важной персоны. Возможно, в тот день Фурий не желал привлекать к себе внимание, создавая пышный выезд.
А, может, каждый из его солдат стоил целую дюжину, взять хотя бы того сероглазого великана. Он иногда строго посматривает в мою сторону, явно не вполне доверяет. Цезарь заметил мой интерес и лениво пояснил:
– Это – Борат. Будучи легионером на Дунае, он спас мне жизнь.
Я резко повернулась к императору, удивленная тем, как легко он угадал ход моих мыслей. Но следовало что-то вежливо ответить, а не хлопать ресничками, как глупая кукла.
– Понимаю, почему вы решили приблизить этого солдата.
Фурий усмехнулся, откинувшись на пуховую пурпурную подушку, окантованную толстым золотым шнуром.
– Конечно! С тех пор я доверяю Борату самое дорогое, что у меня есть – мою жизнь. Вокруг заговорщики и убийцы, многие сановники хотят вернуть Риму республиканские права, но я стою за незыблемые основы имперского величия. Ну, скажи, ты действительно веришь, что кучка корыстолюбивых стариков способна сохранить и упрочить римскую славу?
– Я девушка из… гм… простого народа и ратую за ту форму правления, при которой будет хорошо всем слоям населения страны.
– А такое возможно? – насмешливо удивился Фурий, рассматривая свои розовые ногти.
Пришлось расширить социальную тему.
– Я за мир, порядок и процветание. Если крестьяне будут здоровы и сыты, то и правящим кругам не придется голодать. Примерно так…
Фурий наклонился ко мне, хищно осклабившись.
– Какой осторожный ответ. Из тебя бы вышел забавный оракул. А скажи-ка, девушка из народа, стоит ли мне начинать войну с Северной Галлией или достаточно того, что седьмому легиону удалось усмирить мятеж?
«Да что он пристал со своими хитроумными расспросами, еще бы угадать, что именно Фурий желает услышать от птички в своих когтях… кстати, руки-то у него белые, ухоженные, наверно, целый штат рабов следит за состоянием царственных телес».
Собравшись с духом, я отчеканила, что войны – это определенно большие траты и жертвы, и если есть возможность договориться полюбовно, лучше решить вопрос без кровопролития.
Фурий, кажется, остался разочарован моим тонким дипломатическим подходом к проблеме.
– Ты рассуждаешь как Сенека, такая же пустая высокопарная болтовня о ценности отдельной человеческой жизни. Чушь! Погибнет один простолюдин, его место займет другой, хвала Юпитеру, плебс обильно поставляет новых солдат, впрочем, для этого плебс и нужен.
– А еще сеять и убирать хлеб, выращивать скот и строить императорские апартаменты… – выпалила я, задетая явным пренебрежением Цезаря к его же электорату.
– Для этого есть рабы! – процедил Фурий, глядя в сторону и лениво помахивая раскрытой ладонью толпе.
– Так разве они ценят землю, которую обрабатывают в цепях? – горячо возразила я. – Разве любят виноградники Таррацины так же преданно и беззаветно, как местные крестьяне? Не будет ли вино, приготовленное рабами, на половину состоять из крови и слез?
– Молчи, глупая женщина! – прошипел Фурий. – Драма мне успела порядком надоесть. Тит Сергий и без тебя каждый день ноет о тяжелых податях и возможности бунта. А у меня в голове вертится сценарий новой навмахии в амфитеатре. Это будет грандиозное зрелище, даже сенаторы не видали подобного размаха, а чернь будет вопить от восторга и славить мое имя.
Я припомнила, что навмахией называли масштабные инсценировки морского сражения прямо на арене местного амфитеатра. Так вот о чем сейчас мечтает правитель Рима…
Фурий задумался, по его одутловатому лицу пробегала гримаса раздражения. А я замолчала, опустив голову, на чем свет стоит, ругая свое неуместное красноречие. Разве можно перечить диктатору? Уж лучше бы мне снова прочесть стихи. Ведь ради этого меня везут на Палатин. Говорят, у подножия холма находилась пещера, где волчица вскормила Ромула и Рема, будущих основателей великого города.
После полудня мы оказались во внутреннем дворе императорских покоев. Моим глазам открылся прекрасный сад – по дорожкам, щедро присыпанным белым морским песком, вальяжно прохаживались павлины. В густых зарослях высокого кустарника на разные голоса щебетали птицы, раскидистые пальмы и кипарисы стояли ровными рядами перед парадным входом.
Немного съежившись от волнения, я старалась не отставать от Фурия, но он вскоре забыл о моем присутствии, занявшись разговором с седым представительным мужчиной в белой тоге. Зато миновав гулкие пустые коридоры, я успела внимательно оглядеть большую светлую залу, пол которой, застилали пестрые ковры.
В стенах были пробиты ниши, где стояли позолоченные статуи олимпийских богов и богинь, выполненных в рост человека. Потолок украшала яркая роспись. Мозаика на полу изображала геометрические узоры и символические фигуры животных. В огромных терракотовых вазонах росли миртовые деревца и цветы.
В центре комнаты находилось ложе с изогнутыми ножками в виде когтистых звериных лап, на него-то и уселся Фурий, пока пожилой собеседник в тоге продолжал свой доклад, почтительно склонившись к императору.
Рядом с ложем располагались несколько величественных мраморных кресел с желтыми подушками, но никто не решался сесть без особого разрешения Цезаря. В зале остались только докладчик, которого звали Тит Сергий Катон, охранник Борат и я, не знающая, в какую щель забиться от нарастающего беспокойства.
А что, если Фурию будет недостаточно моих песенок и он начнет приставать? У владык его ранга неутолимый аппетит на всякого рода удовольствия и излишества. Не припомню в истории ни одного императора – аскета. Роль наложницы меня точно не устроит, а вот как этого избежать…
Когда Фурий наконец соизволил бросить на меня пренебрежительный взгляд, я едва стояла на ногах о слабости и была вынуждена опереться на широкую спинку кресла.
– Эй, как там тебя… не помню имени… чего ты трясешься? Может, ты больна лихорадкой и тебя надо как можно быстрее засунуть в мешок, а после вывезти за пределы дворца?
После такого откровенного заявления мне осталось только сказать правду.
– Простите, господин, кажется, меня шатает от голода.
Не знаю, что за блажь нашла на Фурия в тот вечер, видимо, он решил развлечься, пригласив к собственному столу уличную актрису. Или же владыка Рима имел мистический дар с первого слова или взгляда определять путешественниц во времени.
Поджав под себя ноги, я сидела прямо на ковре и с блюд, расставленных на низком прямоугольном столике, прямо руками брала крупные влажные сливы, гранатовые зерна и вяленые фиги, а чуть позже даже попробовала жареного лангуста. Фурий сам бросил мне розоватый мясистый кусочек со своей серебряной чаши – как тут откажешься.
Борат стоял за правым плечом Цезаря и всем своим обликом выражал спокойную сосредоточенность. Был чрезвычайно похож на верного пса, готового в любой момент перегрызть горло любому, кто посягнет на жизнь хозяина.
Конечно, у «пса» где-то во дворце есть своя конура и с императорской кухни перепадают косточки с остатками мяса, а то и кусочки пожирнее. Почему-то у меня мгновенно возникла резкая неприязнь к угрюмому телохранителю, а ведь именно он подхватил меня на руки, когда я падала со сцены.
Наши взгляды встретились, и в глазах Бората я прочла снисходительную усмешку. Ну, еще бы! Сейчас я выгляжу комнатной собачкой, ожидающей угощения.
Воистину жалкое зрелище – растрепанная девица пальцами запихивает в рот ломтики душистого хлебца с гусиным паштетом. Но как это вкусно… Царское лакомство! А что вилок и ложек мне вручить никто не догадался, так это сущие пустяки для голодного человека.
И плевать, что губы мои перемазаны маслом, а по локтю течет терпкий гранатовый сок. Может, я обедаю с владыкой Рима в первый и последний раз, а к вечеру меня за малейшую провинность казнят или отправят, куда Ганнибал слонов не гонял. Ой, даже страшно представить, что Фурий может со мной сделать, если не сумею его развлечь.
К счастью, самым мрачным прогнозам не пришлось сбыться, потому что после обильной трапезы, поглаживая надувшийся живот, Цезарь велел грузному бородатому слуге в длинной цветастой хламиде устроить меня в отдельных покоях «подальше от девок, но под присмотром». Хм, что бы это означало…
Перед тем, как покинуть зал, я поклонилась Фурию и поблагодарила за угощение, услышав ленивый ответ, перемежающийся зевотой:
– Позову тебя позже, еще раз прочтешь мне про то, как стихи убивают их создателя. Мне понравился смысл сказанного. Только в муках должно рождаться на свет истинное искусство, а порой за шедевр нужно платить жизнью.
«На сей раз спорить не буду, ваше величество, мне самой бы остаться целой».
Дворцовый раб-распорядитель привел меня в маленькое, но чистое помещение, недалеко от обеденной залы. Комната, где, по всей видимости, я буду гостить, изнутри была соединена с другой каморкой, но пока не решилась отворить деревянную дверь. Слишком много впечатлений для первого дня вблизи Цезаря.
Нужно скорее прилечь на жесткое ложе, застеленное толстым полосатым покрывалом и немного передохнуть. Я даже задремала, и позже меня разбудило легкое похлопывание по спине – пришла рабыня, чтобы проводить в термы.
Ну, конечно, перед тем, как размещать новую игрушку в императорском дворце, ее следует хорошенько вымыть, причесать и приодеть.
Молоденькая рабыня привела меня к небольшому бассейну, в котором уже весело плескались две пышнотелые девицы. Не очень-то хотелось лезть в общую ванну, но я безропотно сняла платье и шагнула на первую мраморную ступеньку, ведущую к воде. Брр… прохладно… Сейчас быстренько окунусь и назад. Надеюсь, мне уже приготовили полотенце или просто кусок ткани, в который смогу закутаться и согреться.
Соседки – купальщицы были весьма хороши, плотные тела точно выточены из розоватого мрамора, волосы у каждой забраны наверх и перевязаны алой лентой. Я коротко кивнула девушкам и уже собиралась подниматься наверх, как вдруг одна из них рассмеялась:
– Смотри-ка, новенькая потаскушка нас испугалась!
Я на мгновение замерла, а потом рывком выхватила из рук рабыни серую простыню и обмоталась ею на манер римской тоги, казалось, так я выгляжу более значительно.
– Мое имя – Валентина, я знаменитая актриса из далекой страны. Императору понравилось мое выступление на сцене, и он пригласил меня во дворец. А кто вы, позвольте узнать?
Ответила мне та, что выглядела немного старше, привлекательней и наглее:
– Я – Мелина из Остии. Мои услуги так приглянулись Прокту Септорию, что он выкупил меня из лупанара за двадцать золотых монет. А это Тулия, – красавица кивнула на соседку, – она работала на мельнице, пока ее не приметил один сенатор, правда, его казнили полгода назад, зато Тулия попала во дворец, и ей не приходится услаждать дряблого старца.
– Ага! У меня теперь работа поприятнее, чем пыхтеть над немощным крючком Глабра, – хихикнула девица, откровенно ластясь к соседке, – разве я виновата, что он никак не хотел твердеть, уж как я ни старалась.
Когда подруги начали целоваться, прижавшись друг к другу, как две влюбленные змеи, я в смятении отвернулась. Возможно, Фурий ничего не имеет против подобных забав своих наложниц. А кем еще могли быть эти дамы? Неужели и меня ждет участь бесправной игрушки для пресыщенного сластолюбца… Надо попытаться сбежать при первой же возможности.
Глава 8
Приходится привыкать
Миновала вторая неделя моего пребывания в Риме. Волнение по поводу императорских домогательств оказалось напрасным. Возможно, мой приятный голос и некоторый врожденный артистизм привлекал Фурия гораздо больше, чем заурядная внешность. Или же я попала на глаза императору в тот период, когда он больше тяготел к поэтическому искусству и учению стоиков, нежели к плотским утехам.
Но постепенно картина прояснилась, и тому очень способствовало мое сближение с Титом Сергием Катоном – ближайшим советником и казначеем императора. Столкнувшись однажды в коридоре дворца, мы вместе дошли до внутреннего сада и долго беседовали в тени раскидистых акаций.
Конечно, я держалась настороже, считала, Тит Сергий устраивает проверку, исподволь расспрашивая о моем прошлом. Он пытался понять, что за новая птица кормится с руки Фурия. Сердце мое похолодело, когда узнала, что подобных залетных птах дворец видел уже немало, и судьба большинства из них оказалась весьма печальной.
– Фурий недоверчив, – объяснял Тит Сергий, – но в силу своего живого характера и горячей крови не может жить замкнуто. У Цезаря противоречивый нрав, сегодня он осыпает ласками полюбившихся актеров, завтра велит плетьми изгнать их из города за малейшую провинность. Ты правильно делаешь, что ведешь себя тихо и скромно, Валия, может, проживешь дольше.
Советник по возрасту годился мне в отцы, держался просто и доброжелательно, хотя мог бы даже не замечать – кто я для первого казначея Империи? Однако порой у меня возникало чувство, что он сам ищет разговора со мной.
Скорее всего, Тит Сергий пытался быть в курсе малейших фантазий императора, ведь они вели к грандиозным расходам, которые ложились тяжким грузом на плечи сенаторов и простого народа.
Цезаря нашего я могла лицезреть каждый день. Постепенно робость прошла, и я уже смело пересказывала Фурию пьесы Островского, рассказы Чехова, всемирно прославленные водевили и серьезные романы.
Я вспоминала драмы и комедии, исторические подвиги разных народов мира, смешные рассказы и басни, мистику и сказки, правда, всегда переделывала сюжет так, чтобы суть его была понятна гражданину Рима того времени.
Меня выручала хорошая память и прирожденная любознательность. И если первое время я чувствовала себя Шахерезадой, балансирующей на кончике отточенного клинка, то уже к середине первого месяца во дворце возникло чувство, что Фурий искренне мне благоволит.
А чем еще объяснить то уважительное внимание, которое теперь читалось на лицах окружавших меня слуг и рабов? В покоях было множество людей. Мне даже казалось, исчезни половина молчаливых безропотных служителей – никто бы не заметил пропажи. Мы и этот вопрос обсуждали с Фурием. Вот только он не любил, когда беседа касалась политики или социальной сферы.
Скоро я поняла – он держит меня при себе как живую шарманку или "говорящую" книгу. Также я смирилась с тем, что вынуждена делить жилье с личным охранником Цезаря.
Ведь именно в комнатушку Бората вела запертая дверь, которую я не решилась открыть в первый день, исследуя предоставленные мне скромные покои. Зато уже на следующее утро я умудрилась поцапаться с преторианцем. Ничего особенного, просто меня возмутило, когда он ворвался без стука и заявил, что живет здесь один и ему не нужна соседка.
Так я же не виновата, что меня к нему подселили, я просила распорядителя найти другую нору, лишь бы не рядом с грубым великаном. Но мне отказали. Ах, на то есть личный есть приказ Фурия… Значит, придется привыкать. Нам обоим.
Борат порой откровенно пугал меня хмурым выражением лица и пронизывающим взглядом из-под густых темных бровей. И в то же время я с любопытством разглядывала доспехи преторианца – металлический панцирь, повторяющий контуры атлетического мужского тела, кожаные фестоны с бахромой на плечах и бедрах. Так же Борат не расставался с коротким мечом – гладиусом и кинжалом.
Весь облик римлянина свидетельствовал о недюжинной силище и умении пускать ее в дело по первому приказу начальства. Мелина рассказывала, что Борат правой рукой задушил взбесившегося волка, который однажды сорвался с цепи и напал на Фурия. Герой!
Да-да, с бывшей блудницей Мелиной мы тоже иногда болтали, правда, она держалась высокомерно, потому что император пару раз в неделю оставлял ее на ночь в своих покоях – одну или с подругой Тулией. Но положение этих женщин оставалось для меня непонятным, пока Тит Сергий не ответил на мой витиеватый вопрос прямо:
– У Императора есть особые привычки. Он вдохновляется созерцанием разных красивых или отвратительных вещей. Например, глядя на то, как бичуют раба, Фурий сочиняет драматические строки, а вид женской любви порождает в нем желание создать пьесу о мистериях Лесбоса. Берегись, Валия, однажды он и тебя может задействовать в живой картине.
Мне оставалось только вздыхать и надеяться на то, что Фурию будет довольно моих сказок. Он привык засыпать под мой напевный голос, недавно даже положил голову мне на колени, назвав другом своей души.
– Ты так же тонко чувствуешь гармонию стиха, как моя усопшая сестра Марцилла. Говори еще, Валия! О богах и героях чужих земель, о чудовищах и доблестных воинах. Твоя речь завораживает и насыщает мой ум. Говори еще, женщина, и я щедро тебя одарю.
Насколько я понимаю – Фурий очень одинок и опасается заговора. Не вижу в нем тирана и деспота, просто нервный молодой человек, на которого возложена большая ответственность за великую Империю.
Фурию кругом мерещатся враги, будто бы сенаторы только и ждут удобного момента, чтобы отравить его или задушить, как покойного деда Тиберия. Сенаторы хотят возродить республику, им не нравится единовластие юнца.
– Но я не стану перед ними заискивать! – потрясая худым жилистым кулаком, восклицал он. – Я покажу этим зажравшимся свиньям, кто такой Фурий Германик Август! Я вытрясу их кошели, переверну сундуки и заставлю платить за саму возможность дышать со мной одним воздухом. Верно я говорю, Валия?
Конечно, я соглашалась и поддакивала. Влезать в споры о власти не хотелось, не мое дело, кто кем правит в Риме, может, я уже завтра проснусь в своем времени, и все случившееся покажется странным сном.
Уж лучше сыграть с Фурием в кости. Иногда к нам присоединялся Тит Сергий – он всегда проигрывал Цезарю, до чего же ловкий и угодливый старикан.
А вот Борату обычно везло – простофиля не умел поддаваться и хитрить с фигурками, впрочем, Фурий редко садил охранника за игральный стол из редчайшего мрамора.
Охотнее всего правитель играл с сенаторами и прочей богатой публикой, ведь эти люди оставляли на резной поверхности стола горки золотых ауреусов и свои перстни, но подобострастно улыбались Фурию, пятясь задом к дверям. Если проигрывала я, то забавляла императора анекдотами или смешными историями, что с меня еще взять.
Но порой я с трепетом ловила на себе пристальный, оценивающий взгляд Фурия и невольно опускала глаза. Сколько я еще смогу рассчитывать на расположение владыки и что со мной будет, когда ему наскучат мои рассказы?
Глава 9
Хотела только подружиться
За две недели я попыталась продумать все варианты достойного отступления или бегства из дворца на случай охлаждения ко мне Фурия. Изо всех сил старалась быть вежливой с Титом Сергием, даже хотела отдать ему перстень с агатом – милостивый подарок императора после эффектного исполнения пары стихов Маяковского. Мне-то перстень оказался великоват, а Фурий вряд ли вспомнил бы о нем, настолько был пьян в тот вечер.
Тит Сергий с самым серьезным видом отказался от моего наивного подношения, объяснив это тем, что является состоятельным человеком, но намек мой понял и в свою очередь попросил о небольшой услуге. Всего лишь уговорить Фурия закупать цветы и благовония у досточтимого Авла, а не благородного Кокция.
Я, конечно, не знала обоих торговцев, но после моей вдохновенной речи Фурий равнодушно подписал нужный указ. Нужный именно Титу Сергию, я сразу смекнула, что казначей держит в своих руках все дворцовые поставки и старается распределять имперские средства выгодно и экономно.
А средств не хватает… Все потому, что Фурий желает иметь лучшие одежды, лучшие драгоценности, лучших музыкантов и танцовщиц, самую изысканную пищу, вроде паштета из соловьиных язычков и фуа-гра.
К тому же скоро состоятся грандиозные игрища на арене Колизея. Недаром по распоряжению Тита Сергия закупили множество хищных зверей: бенгальских тигров, африканских львов, питонов, пантер и быков. Ланисты Рима не спят ночами, обдумывая каких именно гладиаторов отправить на бойню пред грозными очами молодого императора, столь щедрого на развлечения для своего народа.
Немного поразмыслив, на всякий случай я решила подружиться и с Боратом. Первую неделю мы даже не разговаривали. Преторианец молча проходил в свою комнату на ночлег, а днем почти всегда был рядом с Цезарем.
Сначала охранник недобро косился в мою сторону, но увидев, что Фурий позволяет мне сидеть рядом с ним, есть с одного стола и запросто беседовать о том о сем, и Борат немного оттаял. Казалось, даже прислушивается к моим басенкам, особенно если речь шла о сражениях, полководцах и военных трофеях.
Кое-кто из новых знакомых объяснил, что меня не случайно подселили в проходную комнату к гвардейцу – он должен был присматривать за мной, я же во дворце человек новый, мало ли что могу замышлять, а Борат имеет неограниченное доверие.
Но служаке явно не хотелось меня допрашивать и выслеживать, напротив, мое присутствие по соседству с его лежанкой через тонкую стену, Бората заметно раздражало. Немного осмелев, я потихоньку начала налаживать контакты, вдруг пригодится. Так, сегодня сама принесла с кухни блюдо с ужином, поставила на стол в его закутке. Только Борат заботу не оценил, грубо заметив, что не стоило стараться.
– Нечего сюда таскать еду, я привык есть вместе с солдатами.
«Какой же ты груби-я-ан…»
– Подумала, что вернешься поздно и захочешь перекусить, хотела порадовать соседа. Тут кусок баранины и чечевица. А что ты вообще любишь, Борат?
Он задумчиво почесал затылок и шмыгнул носом, прежде чем отвечать.
– Ем, что дают. Не мое дело перебирать еду. Я привык к самому простому.
Ну, надо же! В этот раз он не закрыл двери к себе, и я прекрасно слышу, как солдат ходит по своей каморке, скрипит ремнями нагрудника, снимая броню. Тихонько смеюсь про себя, получается, опять буду ночевать под охраной лучшего гвардейца Рима. Вот умора!
Мне не спится, я хорошо успела отдохнуть, Фурий куда-то выезжал с пышной свитой, и мой день на Палатине выдался спокойным.
– Бо-о-рат… – зову, тайно надеясь, что не услышит.
– Чего тебе? – из открытой двери слышен ворчливый густой бас.
– А правду говорят, что ты трижды спасал императору жизнь?
– Может, и больше.
Приподнимаюсь на локте и раздумываю, стоит ли продолжать разговор. Борат, наверно, сегодня устал, – когда цезарь на выезде, охране надо смотреть в оба, вдруг из нарядно разодетой или нищей толпы вылетит отравленный дротик.
Плотнее закутываюсь в одеяло и подтягиваю колени к груди, в комнате холодно, а бронзовая жаровня с углями почти остыла. Также скоро догорит толстая оплавленная свеча, и виссоновый фитилек упадет в керамическое блюдце. Приятно пахнет лавандой, местный лекарь Лепид сказал, что ее аромат улучшает сон так же, как эфирные масла валерианы, розы, муската, ванили и мирра. А еще кедр хорошо успокаивает и восстанавливает силы после физической работы или умственного труда.
Все свечи в покоях императора ароматические, Фурий настоящий эстет и ближайшему окружению перепадает часть дворцовой роскоши. С ума сойти – Валентина Ларионова входит в ближний круг императора Древнего Рима!
Раздумья мои прерывает резкий возглас:
– Ты спишь?
Удивительно, но Борат, похоже, решил продолжить беседу, надо ответить.
– Нет, жду пока ты, наконец, захрапишь.
– Зачем это… ждешь?
Закрываю рот рукой, чтобы не расхохотаться. Сегодня хочется его немного подразнить.
– Тогда я прокрадусь к тебе и утащу баранину. Мясо еще теплое и обильно полито гарумом. Мне сказали, что пикантный соус готовят из рыбьих кишок, правда, что он жутко пахнет во время приготовления? Я не заметила дурного запаха, пока несла сюда, а попробовать не догадалась.
Солдат пару минут соображал, что бы мне ответить и нет ли в моих словах скрытой лепзости, а я со смеху покатывалась. Вот тугодум, я всего лишь дурачусь, прекрасно знаю, как долго готовят гарум, который придает пикантный вкус многим блюдам.
Когда мощная фигура Бората показалась в дверном проеме, я немного струхнула. Ах, какая прелесть – преторианец принес мне поднос с нетронутым ужином.
– Можешь забрать себе, я же сказал, что ничего не хочу! – проворчал он.
– Понятно!
И что теперь делать… Я не собиралась наедаться на ночь, очень мне нужна пряная баранина с разваренной кашей, густо приправленная чесноком. А Борат как назло стоит рядом и чего-то ждет. Пришлось подняться и зажечь новую свечу, чтобы стало светлее.
– Ну… чего же не ешь? – с едва уловимой насмешкой спросил Борат, уперев кулаки в бока.
– А ты будешь стоять и смотреть, да?
Ой, кажется, я поняла! Наверно, этот громила решил, что я собираюсь его отравить. Теперь не уйдет, пока не проглочу хотя бы кусочек. Зачерпнув разваренную чечевицу оловянной ложкой, я медленно поднесла ее ко рту. Осторожно принюхалась – так и есть: чеснок, базилик, красный перец и еще какие-то специи, наверняка, жгучее объедение.
Но я-то планировала разыграть дурацкий спектакль, а потому засунула кашу в рот и сейчас же изобразила кашель и удушье. Борат так тряхнул меня за плечи, что я чуть не подавилась несчастной чечевицей.
– Со мной все в порядке. Лучше подай воды, очень уж острое блюдо!
Мне было стыдно. Вроде взрослая девушка из двадцать первого века, можно себя серьезней вести, а не издеваться над римским дядькой старше себя. Думаю, преторианцу уже за сорок. Попробую спросить прямо.
– Борат, а сколько тебе лет?
– Много!
Он сунул мне в руки бурдюк с вином – только что притащил из своей комнатушки, и даже не удостоил подробным ответом. Я раздосадовано отхлебнула крепкую настойку, и вскоре блаженное тепло волной разошлось по телу.
– Мужчина, вы меня спасли! Я думала, дышать не смогу от италийских приправ.
Борат развернулся с явным намерением окинуть меня сердитым взором. Нет, нет, если он сейчас уйдет к себе, я вовсе не засну от досады.
– Пожалуйста, не сердись! Я хотела немного пошутить, сама не знаю, что нашло на меня. Ты не сердишься, правда?
И зачем только я его позвала… Теперь мы стояли друг против друга, и крохотные язычки двух свечей отражались в темных блестящих глазах преторианца. Мне стало не по себе. А если он разозлится и еще разок меня тряхнет?
Я притворно виновато вздохнула, придавая лицу самое кроткое выражение.
– Прости, я ничего плохого не хотела.
– А почему шепотом говоришь? – нахмурился он.
– Опасаюсь твоего справделивого гнева.
Я даже голову опустила, чтобы солдат не заметил лукавой улыбки. Надо немедленно прекращать это представление, а то еще подумает, что я заигрываю. Борат мужчина видный и даже вполне интересный, но крупноват на мой вкус и мне здесь любовные приключения вовсе не нужны.
Тогда почему так ноги дрожат и сладко ноет в груди, наверно, все дело в красном вине и пряностях – такое сочетание здорово будоражит кровь. И я мгновенно вскинула голову, когда горячая тяжелая ладонь Бората оказалась на моем плече.
– Валия… ложись спать… или… или… ты хочешь…
Я-тособиралась лишь отодвинуть от себя солдата, а для того легонько толкнула в голую грудь и зачем-то задержала руку на его теле, там был неровный шрам чуть ниже соска, я растерялась и провела пальцами ниже. А вот и еще один… и тут… да Борат весь в полосах былых ран!
Тогда он сгреб меня в охапку и принялся жадно целовать в губы, в подбородок и шею. Я чувствовала у своего лица острый запах мужского пота и лука, но почему-то это совершенно не мешало, а будто бы даже наоборот лишало сил сопротивляться.
Потом его руки сильно сжали мою грудь, прикрытую тонкой льняной туникой, и я вскрикнула, приходя в себя.
– Пусти, я кричать буду. Не трогай!
Борат толкнул меня на кровать, я зажмурилась от ужаса, но он только прохрипел в самое ухо.
– Сколько тебе надо? У меня есть денарий, я сразу отдам.
– Нет… нет…
Я мотала головой и упиралась руками в его железные плечи.
– Тогда что тебе нужно, женщина? – хрипел он.
– Я… я не хотела так… ничего не хотела… я не знала…
Слова вязли на языке, сердце отчаянно бухало о ребра, во рту стоял соленый привкус крови, в порыве страсти Борат прикусил мне губу. Но, ощутив его грубые пальцы на своих оголившихся бедрах, я дернулась и завопила, что было сил:
– Слезь с меня или я все расскажу Фурию!
Еще один не то поцелуй, не то укус в шею и рычание у самого лица:
– Не смей меня дразнить, пожалеешь!
Борат двумя широкими шагами убрался к себе, а я, едва сдерживая рыдания, выскочила в коридор. Поплутав немного в полутемных галереях, наткнулась на преторианскую стражу.
Пришлось соврать, что у меня срочное дело к Титу Сергию. Рослые парни в доспехах отпустили пару соленых шуточек по поводу моего растрепанного внешнего вида и безумных глаз.
– Так не терпится попасть в объятия старика? Красавица, лучше останься с нами, уж мы точно сумеем тебя развлечь.
– Оставь ее, Тарбий, – усмехнулся второй стражник, – гордая северянка дарит свои ласки только «жаркому солнцу». И тем, кто приближен к его обжигающим лучам.
Наверно, стражник подразумевал Цезаря – на его золотом нагруднике выбита колесница Гелиоса. Так незримая тень Фурия меня спасла от дальнейших приставаний солдат.
