Редьярд Джозеф Киплинг
Припадок рядового Орзириса
* * *
Мои друзья Мельваней и Орзирис отправились однажды на охоту. Леройд был еще в госпитале, где он поправлялся после лихорадки, которую подхватил в Бирме. Они прислали мне приглашение присоединиться к ним и непритворно огорчились, что я привез с собой пива – почти в достаточном количестве, чтобы удовлетворить двух рядовых линейного полка… и меня.
– Мы не для этого приглашали вас, сэр, – хмуро проговорил Мельваней. – Мы хотели только воспользоваться удовольствием побыть в вашем обществе.
Орзирис подоспел на выручку. Он сказал:
– Ну что же. Ведь и пиво будет не лишним. Мы не утки. Мы бравые солдаты, брюзга-ирландец. Ваше здоровье!
Мы охотились все утро, убили двух диких собак, четырех зеленых попугаев, одного коршуна около места, где сжигают трупы, одну удиравшую от нас змею, одну болотную черепаху и восемь ворон. Дичи было много. Потом мы сели позавтракать «мясом и черным хлебом», как выразился Мельваней, на берегу реки. Мы обходились единственным складным ножом и в промежутках стреляли, не целясь, в крокодилов. После этого мы выпили все пиво, побросали бутылки в воду и стреляли также по ним. Наконец, распустив пояса, мы разлеглись на теплом песке и стали курить. Нам было лень стрелять. Орзирис глубоко вздохнул, лежа на животе и подперев голову руками. Потом преспокойно выругался в голубое небо.
– Чего ты, – спросил Мельваней, – или мало выпил?
– Мне пригрезилась Тотнимская дорога, а на ней девчонка. Что хорошего – тянуть лямку солдата?
– Орзирис, дитя мое, – поспешно сказал Мельваней, – должно быть, ты расстроил себе желудок пивом. Я чувствую то же, когда печенка начинает бунтовать.
Орзирис продолжал медленно, не обращая внимания на то, что его прервали:
– Я – Томми здоровенный, стоящий восемь анна, ворующий собак, Томми с номером вместо приличного имени. А какой во мне толк? Останься я дома, я бы мог жениться на той девушке и держать лавочку на Химмерсмитской улице: «Орзирис, препаратор чучел», с лисицами на окнах, как зимой в Хайльсберийской молочной, и маленьким ящичком желтых и голубых стеклянных глаз, и с маленькой женой, которая звала бы в лавку, когда зазвонит колокольчик у двери. А теперь я только Томми, проклятый, забытый Богом, тянущий пиво Томми. «Смирно! Вольно! Тихо – марш! Стой! Холостым зарядом пли!» И все кончено.
Он выкрикивал отрывки команды при погребении.
– Стой! – крикнул Мельваней. – Если бы ты стрелял в воздух так же часто, как я, над могилой людей получше тебя самого, так не стал бы смеяться над такой командой. Это хуже, чем насвистывать похоронный марш в казармах. Налился, как мех, и солнце не дает прохлады, и все одно к одному. Стыдно за тебя. Ты не лучше язычника со всеми своими охотами и стеклянными глазами. Да уймите его, сэр!
