Эрих Редер
Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943
В обязанности штаба адмирала входило составить подробный доклад о ходе сражения, со всеми необходимыми схемами, поэтому мы начали работать над ним, как только оказались на борту «Мольтке». Составить его было довольно сложной задачей из-за бесчисленных и быстрых изменений курса, скорости и приказов в ходе сражения. Тем не менее к моменту нашего возвращения в порт 1 июня у нас уже была ясная картина различных этапов боя, и я был готов вручить адмиралу проект доклада для использования в ходе устного рапорта командующему флотом, который должны были делать все старшие офицеры, командующие эскадр и командиры кораблей. Но поначалу наш адмирал с типичным для него возмущением отверг предложенный ему проект.
«Да не буду ничего рапортовать! Я вел бой – вот и все!» – с чувством воскликнул он.
И пришлось довольно долго убеждать его, пока он не согласился взять подготовленный материал для того, чтобы иметь возможность детально изложить все свои соображения и объяснить свои действия в ходе доклада на флагманском корабле флота.
Что же до нас, офицеров штаба, то мы все считали, что нам никогда еще не приходилось служить под командованием столь превосходного начальника. Несмотря на гром орудий и напряжение боя, все необходимые существенные решения были им приняты, и при всей своей импульсивности он всегда находил время на то, чтобы выслушать мнения офицеров своего штаба. Мы – адмирал и я – пользовались на командном мостике одним биноклем и обменивались мнениями по каждой ситуации боя, и адмирал не отдавал команды до тех пор, пока не выслушивал мою точку зрения. Подобным же образом, когда дело касалось курсов или взаимного расположения кораблей, выслушивалось мнение флаг-штурмана капитана 3-го ранга Прентцеля. Капитан 3-го ранга Хансен призывался всегда, когда возникал вопрос о распределении целей или открытии или прекращении огня. По любому вопросу, касавшемуся торпедных атак, наших собственных, наших дивизионов торпедных катеров или вражеских сил, вызывался наш флаг-торпедист капитан 3-го ранга Брутцер.
Что же касается связи, то я лично вручал адмиралу каждое тактическое донесение, полученное нами, при этом я докладывал свои соображения о действиях, которые необходимо предпринять в соответствии с этой информацией. Это была всего лишь процедура, которую мы использовали во время всех наших прежних военных маневров. Но одних только предложений было еще недостаточно; они должны были быть изложены в убедительной логической последовательности. Нам повезло еще и в том, что адмирал Хиппер умел быть благодарным, и мы убедились в этом еще раз, когда торжественно отметили десятую годовщину Ютландского боя – в своей речи он снова выразил благодарность всем нам.
Ценя доверие и внимание адмирала Хиппера ко всем нашим предложениям, я всегда думал о том, что в ходе окончательного анализа обстановки на командующем всегда лежит тяжкий груз ответственности за принятое решение. Лишь двенадцатью годами позднее, когда мне было доверено возглавить военно-морские силы, я смог полностью осознать, насколько тяжкой могла быть такая ответственность.
После каждого сражения проводится тщательный «разбор полетов» для того, чтобы выяснить, какие уроки должны быть извлечены из ходя боя и какие изменения, если это необходимо, должны быть осуществлены. По отношению к нашим рекогносцировочным силам подобное мероприятие, естественно, прежде всего касалось разведки и целеуказания – нашей основной задачи. Группа легких крейсеров под командованием адмирала Бедикера сразу же заметила неожиданное появление британской 3-й бригады линейных крейсеров, но ошибочно назвала эти корабли в своем донесении линкорами. Когда наши линейные крейсера соединились с основными силами флота, им пришлось затратить значительную часть своих ресурсов на разведку неприятеля. В ходе боя с 5-й бригадой линейных кораблей неприятеля предназначенное им место в боевых порядках в авангарде флота было недостаточно хорошо увязано с их функцией – разведкой. Был грех и за нами: когда мы покидали «Лютцов», наш адмирал направил командующему флотом радиодонесение, в котором докладывал: «Авангард основных сил флота противника держит курс с востока на юг». Это была ошибка, так как неприятельский линейный крейсер «Инвинсибл», о котором надо было доложить, отнюдь не являлся «основными силами флота противника».
В результате «разбора полетов», с целью улучшить в будущем выполнение разведывательных функций, по предложению адмирала Хиппера командующий флотом вменил ведение разведки 2-му дивизиону торпедных катеров, поскольку размер и скорость этих катеров наилучшим образом соответствовали этой задаче.
Оценивая все случившееся ныне, мне кажется, что, если бы мы могли предоставить адмиралу Шееру доклад о потерях противника еще до воссоединения с основными силами флота, это позволило бы ему сделать более правильный вывод об оставшихся у неприятеля резервах. Равным образом, после потери неприятелем «Инвинсибла», своевременная информация об этом позволила бы нам проще оторваться от врага.
То, что британский командующий флотом тоже не располагал ценнейшей информацией, вполне ясно из его громких сетований на неспособность Битти доложить о местоположении основных сил германского флота. Так, в момент, когда такое донесение было сделано, Битти не только находился от авангарда германского флота на расстоянии прямой видимости, но и уже вступил с ним в артиллерийскую дуэль.
То, что вице-адмирал Битти был человеком стремительной отваги, прекрасно видно из его предложения разрешить ему повести весь английский флот в лобовую атаку на основные силы германского флота, когда две эти силы оторвались друг от друга после финального разворота адмирала Шеера. Но американский историк капитан 3-го ранга Фрост достаточно жестко критикует решения Битти в ходе боя и восторженно именует адмирала Хиппера крупнейшим из военачальников, участвовавших в сражении. Сам же адмирал Хиппер скромно переуступает эту оценку адмиралу Шееру, замечая при этом, что Фрост не может полностью оценить всю тяжесть ответственности командующего флотом. Безусловно, адмирал Шеер продемонстрировал все свои выдающиеся качества командира тем, каким образом он начал сражение при Скагерраке и каким образом провел это сражение вплоть до его успешного окончания.
Германский флот не только отважно вступил в бой с превосходящим его по численности английским флотом, но и выиграл его тактически: британцы потеряли 3 линейных крейсера, 3 бронепалубных крейсера, 8 эсминцев и 6995 человек, тогда как германские потери составили 1 линейный крейсер, 1 устаревший броненосец, 4 легких крейсера, 5 эсминцев и 2921 человека.
Большая доля наших потерь пришлась на линейные крейсера и легкие силы. Из команды «Висбадена» спасся только один человек – котельный машинист 1-го класса Ценне. Легкий крейсер «Фрауенлоб», пораженный вражеской торпедой в ночном бою с превосходящими силами неприятеля, затонул со всей командой, из которой спаслись только пять человек. Командир крейсера капитан-лейтенант Георг Хофман погиб, как погиб и командир «Висбадена» капитан 1-го ранга Раисс. На «Лютцове» начальник радиостанции лейтенант Геде погиб на своем посту в первый день сражения.
Наш всеми любимый капеллан лютеранской церкви Фенгер, прекрасно показавший себя во время предыдущих рейдов, был тяжело, но не смертельно ранен. В рейде на Хартлпул, когда его можно было увидеть в любом помещении корабля выполняющим свои обязанности, его каюта на «Зейдлице» была уничтожена взрывом 150-миллиметрового вражеского снаряда. Каюта, в которую он перебрался, была точно так же уничтожена, когда кормовая башня «Зейдлица» вышла из строя в результате попадания тяжелого снаряда. Сам капеллан, смотревший в этот момент в узкую смотровую щель в капонире 150-миллиметрового орудия, получил глубокую рану лица и был выброшен взрывной волной из люка каземата, когда 380-миллиметровый снаряд пробил броню и уничтожил орудийную прислугу.
Обязанности капеллана на борту боевого корабля разнообразны и ответственны. Он должен быть чуток и тактичен, избегая крайностей как холодной гордости, так и ненужного панибратства. Своим поведением он не должен давать никакого повода для упреков, а в вопросах веры и морали быть примером. Хотя он не может быть непосредственным участником сражения, его обязанности состоят в оказании утешения раненым и поддержки их словом и делом.
Германский флот всегда имел счастье видеть в своих рядах прекрасных людей в качестве капелланов. Капеллан Фенгер относился именно к такого типа людям, и, когда он после сражения был награжден орденом Железного креста 1-го класса, мы все сочли эту награду более чем заслуженной.
Совершенно естественно, что после сражения при Скагерраке император пожелал сам поблагодарить личный состав флота и вручить награжденным ордена. Адмирал Шеер и вице-адмирал Хиппер получили каждый орден «Pour le Merite»[26], а адмирал Хиппер, как баварец, был награжден еще и баварским орденом Макс-Йозефа, что влекло за собой дворянство и право на приставку «фон» перед фамилией. Я имел честь получить из рук императора Рыцарский крест ордена Гогенцоллернов с мечами.
Представители всех корабельных команд были также собраны на пирсе напротив флагманского корабля флота, и император произнес перед ними речь, в которой отметил их заслуги. Каждый из присутствовавших ожидал, что император отметит в ней и заслуги адмирала Тирпица, который был человеком, по существу создавшим нынешний германский флот. Однако император упомянул в ней лишь адмирала флота фон Кестера, тактика флота, разработавшего прием поворота кораблей «все вдруг» и другие тактические приемы, которые были столь успешно применены в ходе сражения при Скагерраке. Пренебрежение это, возможно, происходило из личной неприязни между адмиралом Тирпицем и канцлером империи по вопросу ограничений действий подводных лодок, в результате чего адмирал Тирпиц и подал в отставку в начале года.
В своем письменном донесении императору о битве при Скагерраке адмирал Шеер утверждал, что, по его мнению, война с Великобританией на море не может быть успешно завершена кроме как путем неограниченной подводной войны. Учитывая, что британцы стали вооружать торговые суда и другие принимаемые ими меры, он считал, что не может взять на себя ответственность отдать приказ командирам подводных лодок подвергать смертельно опасному риску субмарины и их команды для выполнения требования действующего правительственного распоряжения, предписывающего производить досмотр торговых судов, прежде чем принимать какие-либо меры наступательного характера против них. Поскольку правительство не сдавало своих позиций, он считал, что единственно возможным использованием подводных лодок будут только их действия против военных кораблей.
Тем временем с момента возвращения на базу командующий флотом делал все, что было в его силах, чтобы как можно быстрее вернуть поврежденные корабли в строй. Он рассчитывал сделать это самое позднее к августу, до того момента, как британцы смогут отремонтировать свои поврежденные корабли. По его мнению, значительные потери британского флота, несмотря на его численное преимущество, так беспокоили адмирала Джеллико, что тот отказался от продолжения сражения на следующий день, хотя и находился в такой ситуации, что вполне мог решиться на подобное действие. Адмирал Шеер был твердо убежден, что в должном взаимодействии с нашими дирижаблями и подводными лодками мы вполне можем надеяться на куда больший успех хорошо подготовленной операции в самом ближайшем будущем.
Поскольку все линейные крейсера находились на ремонте, адмирал Хиппер временно перенес свой командный пост на устаревший линкор «Швабия», стоявший на якоре на внутреннем рейде гавани Вильгельмсхафена. Пока мы находились на нем, пастор Густав Френссен несколько дней работал с нами, собирая информацию обо всех этапах сражения. Его роман «Скагеррак» изображает эпизоды этого сражения столь красочно и в то же время настолько достоверно, что читатель может узнать всех действующих лиц даже под вымышленными именами, а порой он словно участвует в бою, а не листает страницы печатного издания.
Наш помощник капеллана Роннебергер тоже опубликовал специальный журнал «На передовом посту» с описанием сражения при Скагерраке, отдав в нем дань мужеству и стойкости как членов команд, так и унтер-офицеров и офицеров кораблей. Эта публикация много способствовала поднятию духа всех рекогносцировочных сил.
А командующий флотом уже планировал новую операцию против Сандерленда, главная цель которой заключалась в демонстрации врагу готовности германского флота к новым испытаниям. За исключением «Зейдлица» и «Дерффлингера», все остальные корабли должны были встать в строй к середине августа. Чтобы вернуть былую мощь бригаде линейных крейсеров, ее было решено усилить линкорами «Бавария», «Великий герцог» и «Маркграф». Поскольку первоначально операция против Сандерленда планировалась на май, то тогда все наши подводные лодки заняли свои места у всех выходов со всех баз британского флота. Подобное использование подводных лодок предполагалось и ныне, а операции должна была предшествовать воздушная разведка обстановки с дирижабля «Цеппелин».
Германские силы, как и было запланировано, вышли в море ночью 18 августа. На рассвете флагман рекогносцировочных сил «Мольтке» заметил вражескую подводную лодку в момент ее погружения, но она успела выпустить торпеду в «Вестфалию», шедшую замыкающей в походном ордере. «Вестфалия» после попадания осталась на плаву, но вынуждена была возвратиться в Вильгельмсхафен. Британский же флот, также выходивший в море, врезался в строй своих собственных подводных лодок, в результате чего адмирал Джеллико был вынужден изменить курс, так что выход в море задержался на несколько часов.
Во второй половине дня наш «Цеппелин-L-13» доложил о тяжелых кораблях неприятеля, выходящих из гавани Хуфден. Адмирал Шеер быстро развернул основные силы флота в этом направлении, надеясь перехватить это неприятельское соединение нашими превосходящими силами. Однако «L-13» вскоре передал еще одно донесение о том, что его предыдущее сообщение оказалось ошибочным и что он наблюдает теперь всего лишь «легкие силы», но никак не «тяжелые корабли противника».
В результате задержавшегося выхода в море английского флота и смены курса нашими кораблями из-за ошибочного донесения «Цеппелина» намечавшееся сражение так и не состоялось. Затем в операциях германского военно-морского флота возобладала доктрина неограниченной подводной войны, и последний наступательный рейд флота перед началом неограниченной подводной войны закончился без всякого успеха, которого так жаждал каждый из нас.
Глава 5
От неограниченной подводной войны до революции
После этого, последнего выхода в море всего германского флота в войне на море наступили новые времена: была изменена вся структура Верховного командования флота и произведена смена способов ведения войны. В конце августа руководителями Верховного командования сухопутных сил были назначены фельдмаршал фон Гинденбург и генерал Людендорф. Большое наступление противника на Сомме было остановлено, а наша собственная пагубная Верденская кампания с ее громадными потерями прекращена.
Смена целей привела к сокрушительному поражению России в 1916 году и заложила основы начала революции, происшедшей в этой стране в 1917 году.
Но, к немалому удивлению всех сражающихся сторон, император внезапно обратился к Англии и Франции с предложением о мире – предложением, которое мы все расценили как последнюю попытку нашего правительства закончить войну, не прибегая к неограниченной подводной войне. Когда же мирное предложение было поспешно отклонено, мы поняли, что объявление неограниченной подводной войны было как оправданно, так и неизбежно, даже имея в виду риск вовлечения в войну против нас Соединенных Штатов.
Адмирал Бахман, начальник штаба адмиралтейства, подал в отставку, поскольку он вместе с адмиралом Тирпицем выступал против ограничений на действия наших подводных лодок, установленных канцлером. Его преемником стал адмирал фон Хольтцендорф. Но адмирал фон Хольтцендорф в свою очередь пришел к убеждению о необходимости предоставления свободы действий подводным лодкам и после целого ряда совещаний в ставке Верховного главнокомандования смог получить согласие императора и армии на неограниченную подводную войну, провозглашенную в начале февраля 1917 года.
Коль скоро было принято решение о тотальной подводной войне, она получила на флоте наивысшую степень приоритета. С этих пор главной задачей флота стало поддерживать свободными от мин проходы в Гельголандскую бухту и из нее для входа и выхода подводных лодок и кораблей сопровождения. Такие каналы приходилось постоянно очищать, поскольку британцы неутомимо старались заблокировать их своими минами, так что наши получившие дополнительные корабли тральщики были постоянно заняты этой работой. Минные поля, поставленные неприятелем, двигались все дальше и дальше от побережья, поэтому нашим тральщикам приходилось работать все дальше и дальше в открытом море, подвергая себя опасности внезапных атак британцев. Военно-воздушные силы, по погодным условиям, также не могли обеспечить их безопасность в достаточной мере. Нам приходилось прикрывать работавшие тральщики легкими крейсерами, которым, в свою очередь, могли прийти на помощь наши тяжелые силы.
Поскольку изрядная часть наших сил была отвлечена на подобную деятельность, стало невозможным предпринимать настоящие наступательные рейды силами всего флота, так что вся активность надводных кораблей свелась к незначительным операциям, предпринимаемым прежде всего для усиления действий против вражеского торгового мореплавания.
Так, например, наши новые легкие крейсера «Бруммер» и «Бремзе» предприняли неожиданную атаку на британский конвой, ходивший между Англией и Норвегией. Той же ночью один отряд возглавляемого капитаном 3-го ранга Хайнеке 2-го дивизиона торпедных катеров напал на британский конвой у побережья Норвегии, тогда как остальные отряды 2-го дивизиона провели рейд против торгового мореходства неприятеля у побережья самой Англии.
Дивизионы торпедных катеров базировались также и в портах Фландрии[27], откуда они не только выходили для проводки наших подводных лодок через вражеские пикеты, но также и осуществляли рейды против торговых судов. Второй дивизион торпедных катеров однажды даже заставил отступить крупное соединение британских кораблей, охранявших громадную сеть против подводных лодок, установленную в Английском канале.
Во время своих рейдов у побережья Фландрии наши торпедные катера обычно не встречали никакого сопротивления, но однажды, в ночь на 22 января 1917 года, 4-й дивизион торпедных катеров неожиданно наткнулся на сильное соединение вражеских легких кораблей и принял бой. Мой друг и соученик, капитан 3-го ранга Макс Шульц, командовавший дивизионом, был убит на командном мостике своего корабля. Принявший на себя командование капитан-лейтенант Бём, хотя и тяжелораненый, привел подбитый флагман в один из датских портов и смог организовать там срочный ремонт, уложившись во временные рамки, дозволенные законами о нейтралитете, после чего благополучно привел свой корабль на базу.
Эскортируя выходящие в море и возвращающиеся подводные лодки и поддерживая проходы для них в минных полях, наши торпедные катера совершали короткие выходы почти каждую ночь. Линейные крейсера и линкоры исполняли роль кораблей поддержки для различных групп тральщиков. В подобных обстоятельствах для командующего рекогносцировочными силами уже не было необходимости постоянно оставаться на флагманском корабле, поэтому по предложению командующего флотом адмирал Хиппер со своим штабом перебрался на стоявший на мертвом якоре корабль с куда более обширными возможностями связи, с которого он мог более эффективно управлять действиями минных тральщиков, торпедных катеров и воздушной разведкой. Здесь, в отличие от часто выходившего в море флагмана, он мог не только отслеживать действия кораблей эскорта и тральщиков, но и в необходимых случаях собирать совещания со своими подчиненными. Хотя жилые помещения на древнем легком крейсере «Ниоба» были весьма тесными и устарелыми, это вполне компенсировалось много лучшей радиосвязью, значительно повышавшей эффективность управления, и куда большими возможностями для планирования операций.
На всем протяжении войны корабли нашего флота время от времени становились в доки военно-морской верфи для прохождения осмотра и ремонта. В это время их экипажи, разбитые на группы, получали возможность отдохнуть на берегу. Такой отдых, однако, оставался неосуществимой мечтой для офицеров штаба, поскольку наш адмирал раньше просто перебирался с одного корабля на другой и продолжал выходить в море. Теперь же, наконец, мы тоже смогли получить возможность немного отдохнуть. В первый раз с начала войны я в июле смог навестить свою семью, жившую в Ареншоопе на Балтийском побережье.
Когда я вернулся после этого отпуска, мой помощник капитан 3-го ранга Прентцель по секрету сообщил мне о том, что происходит на флоте. Дисциплина в командах линкоров значительно упала, особенно серьезным было положение на корабле «Принц-регент Леопольд». Еще совсем недавно я не мог себе представить, что такое возможно на германском флоте.
Для понимания этих так называемых «мятежей» 1917 года необходимо принимать во внимание целый ряд обстоятельств.
Прекращение настоящих наступательных рейдов флота после начала подводной войны поставило военно-морской флот в весьма трудное положение, но отличающееся от ситуации в сухопутных войсках. Патрулирование побережья было занятием весьма скучным и монотонным, а переход к соблазнам береговой жизни в то время, когда корабли вставали под бункеровку или на ремонт, слишком сильным контрастом. На берегу матросы могли бывать в сомнительных питейных заведениях и всякого рода подвальчиках, зачастую совершенно подрывающих строгую морскую дисциплину. На верфи Вильгельмсхафена в первый год войны работал прекрасный трудовой коллектив истинных патриотов. Но по мере лавинообразного нарастания объемов работ в военное время сюда пришли работать и множество нежелательных элементов, политическая пропаганда которых сделала свое черное дело. Из-за сравнительно тесного пространства Вильгельмсхафена агитация эта доходила также и до корабельных экипажей. Чем крупнее был корабль и чем меньше он участвовал в боевых действиях, тем питательнее была на нем почва для посеянного недовольства.
Еще одной причиной для снижения уровня дисциплины на отдельных кораблях стало то, что по мере хода войны лучшие из офицеров среднего командного звена – капитан-лейтенанты и лейтенанты – получали более ответственные назначения, а те, кто приходил им на смену, не обладали качествами своих предшественников. Эффект этот особенно проявлялся на крупных кораблях с большими командами, поскольку на легких крейсерах и на более мелких кораблях старший и средний командный состав жил в более тесном контакте со своими подчиненными. Примечательно, что на торпедных катерах и на подводных лодках дисциплина оставалась на весьма высоком уровне до самого конца войны, что объясняется более тесными отношениями между офицерами и командой и активным участием их в действиях против неприятеля.
Однако в 1917 году неподчинение и бунты на берегу сделали эту скрытую опасность видимой. Устранением немногих истинных причин недовольства и быстро принятыми мерами по отношению к заводилам-агитаторам дисциплина была восстановлена и сохранялась вплоть до общего коллапса 1918 года, несмотря на продолжавшуюся даже в рейхстаге социалистическую агитацию.
Начиная с 1917 года в армии появились тысячи случаев дезертирства; на флоте же дезертиров были считаные единицы. И если армейские дезертиры избавляли ее ряды от деструктивных элементов, то флот был вынужден терпеть их в замкнутости своей корабельной жизни.
Некоторое разнообразие в жизнь флота внесло направление линкоров в сопровождении крейсеров, торпедных катеров и тральщиков летом 1917 года на Балтику для участия в оккупации островов Хийумаа и Сааремаа и зоны Рижского залива. «Мольтке» (командир – капитан 1-го ранга фон Леветцов) стал флагманским кораблем этих сил, на котором держал свой флаг командующий ими вице-адмирал Эрхард Шмидт. Осуществленный здесь десант стал прекрасным примером блестящего взаимодействия между сухопутной армией и военно-морским флотом. Точно такая же прекрасная коллективная операция была осуществлена на следующий год, в результате чего Финляндия оказалась освобожденной от большевистских сил действиями соединений германского флота под командованием контр-адмирала Мойрера во взаимодействии с подразделениями сухопутных сил генерала графа фон дер Гольца.
В ноябре 1917 года британцы снова смогли добиться успеха в расшифровке наших радиокодов. Наши тральщики получили задание расчистить от мин так называемый «Средний канал», ведущий в Гельголандскую бухту, который британцы перекрыли своими минами. В качестве прикрытия для тральщиков были выделены легкие крейсера и эсминцы из состава бригады легких крейсеров под командованием контр-адмирала фон Ройтера, а их, в свою очередь, должны были поддерживать два линкора. К сожалению, приказы об операции были переданы по радио, поскольку некоторые из принимавших участие в операции кораблей не имели телефонной связи и не могли принимать визуальные сигналы.
В ходе последовавшего за этим сражения британцы оттеснили два наших легких крейсера, но не осмелились преследовать их в районах наших минных полей. С другой стороны, два наших линкора не смогли прибыть вовремя, чтобы поддержать наши легкие силы. Но даже в такой ситуации британцы смогли потопить только один наш патрульный катер и попасть одним-единственным снарядом в крейсер «Кенигсберг».
Буквально на следующий день адмирал фон Хиппер получил приказ произвести разведку Среднего канала силами линейных крейсеров на предмет обнаружения наступательной активности британцев, но разведка не дала никаких результатов. Этот выход в море оказался для меня последним выходом в составе линейных крейсеров.
К этому времени я прослужил пять лет в штабе командующего рекогносцировочными силами на должности начальника штаба. В апреле предыдущего года мне было присвоено звание капитана 2-го ранга.
Теперь, если я хотел сделать себе имя в избранной мною профессии, мне надо было получить опыт командования кораблем. Адмирал фон Хиппер отнесся к перспективе моего ухода неблагосклонно и неделю за неделей оттягивал решение о моем переводе. Однако зимой 1917/18 года в строй вступали несколько новых легких крейсеров, и я в конце концов добился назначения на один из них. Это был легкий крейсер «Кёльн», уже второй корабль, носивший это имя, который должен был быть спущен на воду 10 января 1918 года на верфи компании «Блом и Фосс» в Гамбурге. Первый корабль, носивший это имя, был потоплен в первом настоящем сражении этой войны, унеся с собой контр-адмирала Маасса.
Я все еще служил в штабе адмирала фон Хиппера, когда в строй вступил новый линейный крейсер «Гинденбург», ставший флагманом эскадры линейных крейсеров. Во время прощального ужина, который был устроен на борту корабля, адмирал фон Хиппер сердечно поблагодарил меня за службу и выразил искреннее сожаление по поводу моего ухода. Я столь же сожалел, уходя от адмирала, к которому относился с искренним уважением и с которым так тесно сработался как в мирное, так и в военное время. Тем не менее я нетерпеливо жаждал принять под свое командование прекрасный новый корабль. Как только я передал свои дела своему преемнику, капитану 3-го ранга Прентцелю, я поспешил в Гамбург.
Атмосфера на флоте в этот момент была оптимистичной. Русские начали переговоры о мире, и мы все с надеждой смотрели в будущее.
По прибытии на новое место службы я обнаружил, что ядро моей будущей команды составляет экипаж легкого крейсера «Гамбург», который только что был выведен из состава флота. Эти люди были не только испытаны в ходе ночных сражений при Скагерраке. В течение нескольких лет «Гамбург» был флагманским кораблем командующего подводными силами, так что дисциплина на нем была на высоте. Равным образом я мог быть доволен и своими офицерами, и, хотя лучшие из них были направлены для службы на подводных лодках, оставшиеся все равно были превосходными работниками. Компания «Блом и Фосс» славилась своей оперативностью и качеством, и поднятие флага 10 января 1918 года прошло без всяких неожиданностей. Именно тогда я лично познакомился с молодым Бломом, с которым очень тесно работал в будущем, когда мне довелось стать командующим флотом.
Горя нетерпением снова принять участие в боевых действиях, я принял все меры к скорейшей приемке корабля, так что через несколько дней мы уже смогли спуститься по Эльбе и пройти по каналу императора Вильгельма в Киль.
Благодаря своему опыту штурмана я с самого начала новой службы чувствовал себя на командном мостике корабля как дома, и ходовые испытания прошли по плану. При этом некоторые из обычных пунктов программы испытаний мирного времени были опущены, поскольку могли закончиться ненужными повреждениями и не дали бы никаких таких результатов, которые мы не могли бы получить в ходе обычных операций.
В ходе этих испытаний мы занимались также и боевой подготовкой экипажа, которую я желал осуществить в максимально полном объеме. Кроме этого, я всегда считал, что чем более широкое общее образование имеет человек, тем более эффективен он и как профессионал. Поскольку учебные материалы по истории, традициям и реалиям отечества зачастую были неудовлетворительны, я организовал цикл лекций для заполнения этих пробелов. Подобным же образом, когда на борту не было капеллана, я обычно лично проводил религиозные воскресные службы.
В марте мы отслужили памятную мессу в честь погибших в бою на первом «Кёльне», при этом памятную проповедь произнес ветеран, капеллан рекогносцировочных сил, с которым мы подружились еще в дни моей службы на «Зейдлице». На этой мессе присутствовали семьи тех, кто пал в бою, а также семьи членов нашего собственного экипажа, и служба эта оставила большое впечатление в памяти всех присутствовавших на ней.
Вся команда была очень рада, когда в конце марта мы наконец полностью закончили ходовые испытания и были совершенно готовы встать в строй флота. Последующие шесть недель боевой подготовки были посвящены борьбе за живучесть корабля, в которой мы использовали опыт, полученный как в ходе смотров мирного времени, так и в ходе настоящих сражений. Краткие увольнения на берег позволяли экипажу передохнуть от напряженных занятий, а хорошие новости о весеннем наступлении нашей армии на Западном фронте придавали нам заряд оптимизма.