Эрих Редер
Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943
Сражение в Гельголандской бухте
Неправильная диспозиция и неверное использование патрульных кораблей с неизбежностью привело к неожиданному вражескому нападению 28 августа 1914 года. Воспользовавшись благоприятной для них ситуацией и плохой видимостью, которая исключала возможность ведения точного огня береговыми батареями Гельголанда, британские линейные крейсера углубились в акваторию бухты – сказать по правде, гораздо дальше, чем, как нам представлялось, они осмелятся сделать это в столь плохую погоду. В результате этого два легких крейсера и десять эсминцев нашей передовой дозорной линии были неожиданно окружены британской рейдерной группой из 32 эсминцев и двух крейсеров. Но в качестве поддержки этих сил подходили еще три линейных крейсера под командованием адмирала Дэвида Битти и эскадра из шести крейсеров. Три наших легких крейсера вышли из устья рек Эмс и Джаде на помощь своим товарищам, но силы были слишком неравны. В результате мы потеряли легкие крейсера «Кельн», «Майнц», «Ариадна» и торпедный катер «V-187». Британцы потерь не понесли.
Чтобы предотвратить возможность нового столь тяжкого испытания, были установлены два больших минных поля, закрывшие врагу выход из Гельголандской бухты, был изменен порядок патрулирования, а силы поддержки из тяжелых кораблей стали держаться в постоянной готовности в Шиллиг-Роудс, широком плесе у входа в Вильгельмсхафен.
Получилось так, что первоначальный план адмирала Хиппера по обороне от внезапных рейдов посредством постоянной дислокации всех тяжелых крейсеров на внешнем рейде в бухте Джаде не мог осуществляться на постоянной основе, поскольку по условиям военного времени часть этих сил находилась в порту, либо бункеруясь углем, либо на ремонте. Но легкие крейсера, осуществлявшие патрульные операции, были теперь отведены назад, в устье Везера, откуда они могли через незначительное время после приказа выйти в море. Минные поля, прикрывавшие Гельголандскую бухту, патрулировались старыми торпедными катерами и паровыми тральщиками, в то время как несколько подводных лодок заняли свои позиции в дозорной линии впереди них. Позднее, после того, как они продемонстрировали свои выдающиеся оборонительные возможности, подводные лодки стали использоваться непосредственно для обороны.
Немногие дирижабли и самолеты морской авиации, которыми обладала Германия в начале войны, имели весьма ограниченный радиус действия и были практически бесполезны в плохую погоду. По мере улучшения воздушной разведки командование флотом стало все больше и больше склоняться к мысли, что флот не должен стараться избегать боевых контактов с британским флотом, когда тот искушающе появлялся в германских водах. Был сделан вывод, что противник мог решиться на сражение, только обладая преимуществом в силах либо рассчитывая на находящиеся поблизости подводные лодки или на мины, поставленные его собственными минными заградителями на направлениях ожидаемых германских рейдов. Наоборот, германские силы должны были бы проявлять инициативу только в моменты значительного тактического превосходства при эффективной воздушной разведке или тесном взаимодействии с находящимися в море нашими собственными подводными лодками.
В начале войны не существовало никаких возможностей для проведения успешных наступательных операций против превосходящих нас по численности британских сил. Поэтому наши действия против неприятеля заключались в основном в постановке минных заграждений у побережья Англии нашими легкими крейсерами и специальными минными заградителями. Эти операции, осуществлявшиеся по прямым приказам командующего флотом, были, к нашему счастью, удачными, за исключением случая с 7-м дивизионом торпедных катеров. Эти четыре катера, довольно старые и использовавшиеся поэтому только для постановки мин, были направлены адмиралом фон Ингенолом без какой-либо поддержки на минирование устья Темзы 17 октября. Наткнувшись на врага, все четыре катера были потеряны.
Рекогносцировочные рейды, осуществлявшиеся дивизионом торпедных катеров почти каждую ночь, никогда не обнаруживали местоположения неприятеля. Когда же подводные лодки, уже доказавшие свою эффективность для целей дальней разведки, перешли под начало командования флота, адмирал Хиппер предложил, чтобы линейные крейсера совершили рейд в северную часть Северного моря. Это предложение было одобрено командованием флота, но не был выделен дивизион боевых кораблей для встречи возвращающихся крейсеров у Хорн-фьорда, что предусматривал исходный план. Поскольку наш штаб считал такую поддержку совершенно необходимой, все предприятие было отменено. Но адмирал Хиппер продолжал выступать за наступательные операции линейных крейсеров у английского побережья, но только при обеспечении поддержки основными силами флота – предосторожность, которой исподтишка противился штаб адмирала.
Флот переходит в наступление
В это время в командовании флотом произошли изменения: появился новый начальник штаба – контр-адмирал Эккерман, сменивший попавшего в госпиталь контр-адмирала фон Манна. Адмирал Эккерман был приверженцем более активной политики, поэтому в ноябре и декабре 1914 года были предприняты операции линейных крейсеров против британских портов Ярмут, Хартлпул и Скарборо. После постановки прибрежных минных полей, проведенной нашими минными заградителями, появилась надежда, что обстрел прибрежных портов может разозлить противника и побудить его выйти из этих баз на перехват наших линейных крейсеров, которые обратятся в бегство, – и попасть прямо в объятия основных сил нашего флота, стоящего за кораблями адмирала Хиппера.
Одна из самых больших опасностей, таящихся в этом рейде против английского побережья, заключалась в трудности правильной навигации. Британия ввела затемнение всех огней на побережье, никаких других ориентиров для определения ночью точного местоположения корабля не было. Поэтому в самый ответственный момент, когда корабль занимал позицию для ведения огня, наши штурманы могли рассчитывать только на верность счисления[21] и лот, которые одни и могли предупредить их об опасных мелях.
Наш главный штурман штаба капитан-лейтенант Прентцель всегда с непостижимым искусством выводил нас в требуемую точку, но, оказавшись там, мы должны были повернуть параллельно берегу и лечь на боевой курс в течение нескольких минут.
Во время нашего первого рейда, для обстрела Ярмута, который обороняли многочисленные песчаные банки и мелководье, адмирал Хиппер распорядился дать сигнал для поворота в тот момент, когда лот покажет глубину менее чем в двадцать фатомов[22]. Это произошло довольно скоро, последовавший за этим обстрел велся на вынужденно дальней дистанции. Однако, даже если хотя бы один-единственный из наших кораблей сел на прибрежную мель, все корабли оказались бы в весьма затруднительном положении – пришлось бы бросить обреченный корабль либо противостоять намного превосходящим силам неприятеля, которые вскоре собрались бы вокруг нас. Наш легкий крейсер «Штральзунд», имевший много меньшую осадку, подошел гораздо ближе к побережью и, как и предусматривалось, поставил там минное поле.
В ходе этой первой операции мы допустили ошибку, сконцентрировав наш огонь на британской канонерской лодке «Альциона», единственном вражеском корабле в нашем поле зрения. Был отдан следующий приказ: «Зейдлицу» открыть огонь!» Но воинственно-нетерпеливые артиллеристы всех наших кораблей открыли огонь из всех орудий. Среди всплесков от снарядов всех кораблей было совершенно невозможно определить перелеты или недолеты снарядов каждого из них и соответственно скорректировать огонь по цели, так что в результате «Альциона» ушла практически неповрежденной.
На войне, как и везде, опыт является учителем, которого невозможно заменить ничем, и этот рейд на британское побережье стал ценнейшей проверкой возможностей наших линейных крейсеров.
Еще одна подобная же операция была запланирована на середину декабря. Теперь группа линейных крейсеров была усилена приданным ей «Дерфлингером», а план проведения операции включал не только обстрел фортов Хартлпула и Скарборо, но и военных объектов в Уитби.
Навигация в этих водах была несколько проще, чем в ходе рейда на Ярмут, но расстояние, которое надо было пройти нашим кораблям, было намного больше. Новые цели располагались гораздо ближе к британским военно-морским базам в устье рек Тайн и Форс, прикрытых с фланга крупными силами в Хамбере. Но мы были убеждены, что сможем успешно провести операцию, если только основные силы германского военно-морского флота займут позицию, с которой они смогли бы прикрыть нас, если на обратном пути враг попытается отрезать нас от Гельголанда. Такое обещание было получено, и точка встречи должным образом назначена.
Наши собственные приготовления к операции были максимально тщательными. Два раза одна из наших подводных лодок совершила рейды к местоположению нашей предполагаемой цели, проверяя и перепроверяя подходы к ней. Возможно, нам следовало также проверить то, каким образом адмирал фон Ингенол трактует императорский приказ об операциях флота – тот его пункт, который устанавливал, что германский флот не должен предпринимать наступательных операций против противника за пределами определенного расстояния от фортов Гельголанда. Но, дав согласие на поддержку флота и определив точку встречи с ним, командующий флотом был обязан надлежащим образом выполнить эту договоренность – или, если имелись веские причины, препятствующие его выполнению, он был равным образом обязан информировать о них рекогносцировочные силы и принять альтернативное решение. Такая информация совершенно необходима для командующего рекогносцировочными силами, потому что, если наши корабли встретились бы с вражескими силами, он должен был бы знать приблизительное местонахождение и планы основных сил флота, к которым можно было бы обратиться за поддержкой.
Корабли рекогносцировочных сил доверчиво снялись со своей якорной стоянки в бухте Джаде ранним утром 15 декабря 1914 года и легли на курс северо-западнее Доггер-банки вдали от английского побережья. Пересекая Северное море, мы получили предупреждение о шторме, начавшемся севернее нас, и почувствовали, что в том месте, где мы находились, ветер уже стал крепчать. Поэтому адмирал Хиппер принял решение не задействовать в операции легкие крейсера и торпедные катера, за исключением приспособленного в качестве минного заградителя крейсера «Кольберг», и отправил их обратно, к точке встречи, куда основные силы флота должны прибыть к полудню следующего дня.
Повернув после наступления темноты вечером 15 декабря к английскому побережью, мы достигли точки рассредоточения к рассвету. Ветер все крепчал. Здесь группа наших кораблей должна была разделиться. «Мольтке», «Зейдлицу», «Блюхеру» и «Кольбергу» предстояло следовать к Хартлпулу, а «Фон дер Танну» и «Дерфлингеру» – к Скарборо. Как раз перед разделением мы заметили несколько британских дозорных катеров и обстреляли их, но не стали преследовать, поскольку наша основная задача заключалась в обстреле береговых объектов.
Операции в районе обоих портов были тактически успешными. В Хартлпуле британские береговые батареи немедленно открыли ответный огонь, попав «Зейдлицу» в полубак, а «Блюхеру» чуть ниже мостика. Погибло семеро человек, но наш огонь быстро заставил батареи замолчать. Тем временем «Кольберг» успешно забросал минами проход, который британцы расчистили в своем собственном минном поле, прикрывающем подход к порту.
Успешно справившиеся со своей задачей у Скарборо «Фон дер Танн» и «Дерфлингер» соединились с остальными нашими кораблями, и все вместе мы легли на курс к дому, осторожно пробираясь между опасными британскими прибрежными минными полями – опасность, которую мы успешно преодолели. Затем, уже около полудня, мы получили сообщение от капитана 1 – го ранга Хардера, командовавшего отправленными назад легкими крейсерами и торпедными катерами, о том, что они заметили на горизонте дивизион британских линейных крейсеров и отдельные крейсера не в строю около устья реки Хамбер. Первой мыслью адмирала Хиппера было немедленно изменить курс и направиться на помощь «Штральзунду» и идущим вместе с ним кораблям против замеченного неприятеля, но следующее сообщение со «Штральзунда», пришедшее почти сразу же за первым, гласило, что неприятель уже исчез из виду. Соответственно адмирал Хиппер сразу же резко изменил наш курс к северу, чтобы обогнуть британский дивизион линейных крейсеров, которые, очевидно, заняли эту позицию, чтобы перехватить нас по дороге к точке встречи с основными силами флота.
Ни у одного офицера флагманского корабля не промелькнула даже тень беспокойства за наши легкие силы, поскольку они должны были вот-вот достичь оговоренной заранее точки встречи с основными силами флота. Но точно так же никто из нас понятия не имел о том, что в жидком утреннем полусумраке основные силы нашего флота столкнулись с передовыми британскими рекогносцировочными силами и, чтобы избежать опасности вражеской ночной торпедной атаки, повернули обратно. Но далее адмирал фон Ингенол не направился к оговоренной точке встречи, а просто-напросто вернулся в Гельголандскую бухту. Более того, он даже не информировал об этом адмирала Хиппера, так что командующий рекогносцировочными силами ничего не знал об изменении планов до тех пор, пока не получил сообщения о местоположении основных сил флота, отступившего далеко за Гельголанд, уже ближе к вечеру.
Наша первая мысль была о том, что дивизион вражеских линейных кораблей может попытаться перехватить нас где-то на полпути между Хартлпулом и Гельголандом. Чтобы избежать столкновения с намного более сильным противником, адмирал Хиппер резко развернул нашу группу линейных крейсеров прямо на север, обходя с фланга вражеские силы. Его анализ и сделанный из него логический вывод были совершенно правильными, поскольку впоследствии оказалось, что британские линейные крейсера проследовали всего только в нескольких милях от нас, не заметив наши корабли.
Тем временем ветер крепчал, начиная переходить в штормовой. Поскольку более старый «Кольберг» не мог идти полным ходом, то лишь после наступления темноты мы почувствовали, что смогли выбраться из ловушки и теперь на нашем пути к Гельголанду нам снова ничего не угрожает.
Но по возвращении в бухту Джаде утром 17 декабря нами овладели смешанные чувства. Задание было успешно выполнено; связь в рекогносцировочных силах работала четко; обстрел береговых объектов прошел как запланировано, и моральный настрой экипажей был на высоте. Но, с другой стороны, мы испытывали огромное разочарование из-за неспособности основных сил флота прийти к назначенному месту встречи. Если бы утром 16-го числа основные силы флота действовали так, как было условлено, то их намного превосходящие силы разметали бы британские линейные крейсера адмирала Битти, по которым бы вдобавок нанесли свой удар еще и возвращающиеся линейные крейсера адмирала Хиппера. Такая подавляющая концентрация наших сил наверняка закончилась бы нашей громкой победой. Но эта золотая возможность была упущена – возможность, которой, скорее всего, уже не суждено повториться.
Сражение при Доггер-Банке
Одним из результатов этой операции стало то, что командующий флотом отказался от своего оборонительного психоза, хотя в тот момент мы еще не знали об этом.
Пока что, вплоть до конца месяца, мы продолжали ставить мины, ожидая нападения неприятеля. Разведка информировала нас, что британцы будут прилагать усилия, чтобы закрыть нам все выходы из Гельголандской бухты в Северное море блокшивами и минными заграждениями.
Но единственным воплотившимся в действие шагом противника стал, однако, довольно слабый рейд неприятельских подводных лодок, самолетов и минных заградителей. В первый раз заговорили противовоздушные орудия наших крейсеров и зенитки, расположенные в Куксхафене. Вражеские минные заградители начали устанавливать минные заграждения против наших подводных лодок в районе Амрум-банки у Гельголанда.
Девятнадцатого января 1915 года мы получили сообщение от одного из наших дозорных аэропланов, что значительные британские силы приближаются к Гельголанду с северо-запада. Подводным лодкам был отдан приказ образовать заградительную линию на пути подхода врага. Были также предприняты и другие оборонительные меры. Однако враг повернул на обратный курс еще до того, как мы вступили с ним в визуальный контакт, так что все наши старания оказались напрасными.
С минованием угрозы вражеского нападения командующий флотом вернул флот в обычное состояние готовности, которое давало возможность нашим судам не только вставать на текущий ремонт, но и проводить боевую подготовку в Балтийском море. Он также лично заверил командующего рекогносцировочными силами, что для линейных крейсеров не предвидится никаких операций наступательного характера в ближайшем будущем, так что адмирал Хиппер отправил «Фон дер Танн» участвовать в маневрах на Балтике.
Однако всего лишь несколько часов спустя адмирал фон Ингенол приказал адмиралу Хипперу взять обе бригады крейсеров и два дивизиона торпедных катеров и выйти в море 24 января для проведения рекогносцировки в направлении Доггер-банки. Операция эта, как стало известно позднее, родилась в голове контр-адмирала Эккермана, начальника штаба флота.
Помимо необъяснимого и неожиданного изменения намерений, приказ этот обеспокоил нас еще и в том отношении, что в нем ничего не было сказано о взаимодействии с основными силами флота, поддержка которых, в свете полученного 16 декабря опыта, была жизненно необходима. Ко всему этому, что было хуже всего, приказ об операции был передан по радио, несмотря на то что «Зейдлиц», на котором держал свой флаг командующий рекогносцировочными силами, стоял на якоре на рейде Вильгельмсхафена, куда он мог прекрасно быть передан визуальными средствами.
Уже в течение некоторого времени мы подозревали, что британцы перехватывают и расшифровывают наши радио-сообщения. Для противодействия этому наши коды часто менялись, а все важные оперативные сообщения передавались особыми кодами. Однако, вне зависимости от того, какие коды были использованы, дешифровщик мог понять суть сообщения, имей он в своем распоряжении наши книги сигналов, вокруг которых и строились все коды.
Собственно говоря, британцы смогли заполучить в свое распоряжение экземпляр нашей книги сигналов, что произошло при довольно необычных обстоятельствах. Германский легкий крейсер «Магдебург» потерпел крушение в Финском заливе на первом месяце войны, и русские водолазы смогли разыскать среди его обломков и поднять боевую книгу сигналов. Позднее они передали ее британцам. С ее помощью, повозившись несколько часов, британские дешифровалыцики могли расшифровать любой из наших закодированных сигналов. Так что теперь переданный по радио приказ адмирала фон Ингенола, содержавший самые подробные данные о наших силах, задействованных в планируемом рейде, а также точное время и курс, стал известен британскому адмиралтейству еще до того, как мы снялись с якорей. Британцам оставалось только выбрать место, где им было удобнее всего нас перехватить, и собрать превосходящие нас по численности силы.
Перехват этот был осуществлен ими в то самое утро, когда мы вышли в море, так что мы даже не удивились, когда наши передовые дозоры на рассвете сообщили о визуальном контакте с британскими легкими крейсерами. Почувствовав неладное, адмирал Хиппер немедленно изменил курс к юго-востоку, по направлению к Гельголанду, чтобы не попасть в лапы британских линейных крейсеров поддержки, которые, скорее всего, скрывались где-то за британскими легкими крейсерами.
Разворот наших сил на новый курс был осуществлен довольно быстро, так что наши легкие силы оказались впереди и по другую сторону относительно курса неприятеля. Когда рассвело, стали ясно различимы пять линейных крейсеров адмирала Битти несколько позади и справа по курсу от трех наших линейных крейсеров и «Блюхера». Легкие боевые корабли обеих сторон были прикрыты более крупными кораблями.
Стрельба началась немедленно и на предельной дистанции, которая быстро сокращалась, поскольку британские корабли быстро нагоняли наши силы, скорость хода которых сдерживал старый «Блюхер». От большинства британских снарядов мы уклонились зигзагообразным курсом, но вот «Зейдлиц» получил попадание в корму, отчего обе его кормовые башни с 280-миллиметровыми орудиями вышли из строя. Погибло 159 членов экипажа. В крейсер попало еще два снаряда, но благодаря умелым действиям экипажа по борьбе с огнем и за живучесть корабля пожар был погашен и крейсер остался на ходу.
Однако «Блюхер», имевший более медленный ход и более легкую броню, оказался в трудном положении. Британские линейные крейсера сконцентрировали свой огонь на нем, поскольку он был последним в кильватерной колонне. Затем, вдобавок к граду снарядов, «Блюхер» был поражен торпедой ниже ватерлинии, отчего потерял управление и ход и стал дрейфовать.
Враг тоже не ушел невредимым, поскольку мы наблюдали разрывы наших снарядов, поражавших британские корабли. Британский флагманский корабль, шедший во главе колонны линейных крейсеров, замедлил ход и вышел из строя, сильно задымив. Офицеры «Мольтке» вроде бы видели, как он затонул, но в дыме и тумане ничего нельзя было как следует разобрать.
Рассчитывая на предельную дистанцию, на которой находились теперь от нас наши враги, адмирал Хиппер решил отдать приказ торпедным катерам атаковать неприятеля с тем, чтобы несколько облегчить положение «Блюхера». Но на этом этапе сражения только одному из торпедных катеров – из нашего 5-го дивизиона – удалось выпустить свою торпеду, и он оптимистично доложил, что она поразила один из вражеских линейных крейсеров.
Положение «Блюхера» было отчаянным. И никакой надежды на то, что основные силы нашего флота придут на помощь, хотя мы и дали им знать в тот момент, когда заметили вражеские корабли. Более того, легкий крейсер «Штральзунд» доложил о том, что он видит на горизонте густой дым, возвещающий приближение новых вражеских сил – по всей вероятности линкоров.
Британские линейные крейсера теперь обратили все свое внимание на беспомощный «Блюхер». Отчаявшись что-либо сделать, адмирал Хиппер дал приказ изменить курс к югу, чтобы отвлечь врага от «Блюхера», и как раз в этот момент капитан 1-го ранга Егиди, командир «Зейдлица», доложил, что не только его кормовые башни и арт-погреба совершенно уничтожены пожаром, но подходят к концу и боеприпасы для баковых орудий.
Задерживаться долее у «Блюхера» значило подвергаться риску потерять другие корабли, а возможно, и все рекогносцировочные силы. С тяжелым сердцем адмирал Хиппер отменил свой предыдущий приказ и приказал продолжать следовать курсом на юг по направлению к Гельголанду. Мы плакали, глядя, как погружающийся в воду «Блюхер» скрывается в дыму у нас за кормой.
Враг нас не преследовал.
Наша скорбь по погибшему «Блюхеру» была больше еще и потому, что все команды кораблей считали, что ее можно было избежать, если бы приказ об операции был бы отправлен не по радио, во-первых; если бы флот ждал надлежащим образом в море, чтобы оказать нам помощь, во-вторых; и, в-третьих, если бы «Фон дер Танн» участвовал в операции, а не был вместо этого отправлен на рутинные маневры на Балтике.
В тот момент нас не утешали даже поступившие сведения о том, что британский флагманский корабль «Лев» получил столь значительные повреждения, что потерял ход и управление и был вынужден вернуться в порт на буксире. Если бы основные силы германского флота заняли позицию, откуда они могли бы оказать поддержку рекогносцировочным силам, то не только «Блюхер» мог бы остаться в строю, но и «Лев» мог быть уничтожен полностью.
Зная теперь, что британцы, обладая нашими книгами сигналов, имели полную возможность устроить полную и ошеломляющую ловушку нашим рекогносцировочным силам, трудно понять, почему они ограничились тем малым, что они сделали.
Со своей стороны мы в рекогносцировочных силах испытывали гордость за свои решительные действия. Наш артиллерийский огонь был превосходным по меткости; связь работала без всяких сбоев; приказы исполнялись без промедления. Наш адмирал являл собой вдохновляющий пример невозмутимой отваги, а каждый офицер и матрос стойко исполнял свой долг на вверенном ему посту. Мы получили крещение огнем, и все чувствовали, что в следующих боях сможем еще лучше проявить себя.
Но последствия сражения 15—16 декабря и битвы 24 января у Доггер-банки мы все испытали в начале февраля, когда император лично посетил базу флота в Вильгельмсхафене. Первое, что он сделал, – снял адмирала фон Ингенола и контр-адмирала Эккермана с их постов. Адмирал фон Поль, начальник штаба адмиралтейства в Берлине, стал новым командующим флотом, а капитан 1-го ранга Михаэлис, чрезвычайно способный командир линкора «Тюрингия», стал новым начальником штаба флота. Контр-адмирал Эккерман был переведен командовать 1-й эскадрой флота, заменив на этом посту адмирала фон Ланса.
Будучи начальником штаба адмиралтейства в Берлине, адмирал фон Поль имел тесные служебные контакты с канцлером империи фон Бетманн-Холлвег[23]. Возможно, находясь под влиянием канцлера, который был противником подводной войны против коммерческих судов, адмирал фон Поль даже не представил на одобрение военно-морскому министру адмиралу Тирпицу декларацию о запретных для военных действий зонах у побережий Британии и Франции до того, как она была представлена на подпись императору. Это прямо противоречило собственной директиве императора о том, что все значительные решения оперативного характера, прежде чем вступить в действие, должны быть рассмотрены министром Тирпицем. Адмирал фон Поль, по разговорам, был известен тем, что пускал в дело флот с изрядной осторожностью и только при наличии самых благоприятных обстоятельств. Все это никак не могло снискать ему расположения мыслившего наступательными категориями адмирала Тирпица.
Во время своего посещения Вильгельмсхафена император наградил адмирала Хиппера и меня орденом Железного креста 1-го класса. После первого похода линейных крейсеров против Ярмута мы были уже награждены орденами Железного креста 2-го класса, но знали, что эта операция была далека от реализации всех возможностей, так что не надевали наград вплоть до успеха под Хартлпулом.
Пытаясь выманить противника сразиться ближе к побережью с германскими базами, а заодно и при других благоприятствующих обстоятельствах, адмирал фон Поль разработал программу выходов всего флота в частые, но довольно близкие рейды. Поскольку такие выходы совершались в районах, где британские надводные корабли более не наблюдались в дневное время, офицеры и матросы считали, что им не удастся вступить в схватку с неприятелем. К тому же такие рейды подвергали корабли флота серьезной опасности со стороны бродивших здесь порой британских подводных лодок и минных полей, которые минные заградители врага ставили ночами, – опасности, никак не соизмеримой с возможностью схватиться лицом к лицу с врагом.
Единственным дальним походом, проведенным в Северном море, была постановка мин на Доггер-банке – операция, проведенная исключительно по инициативе адмирала Хиппера. Эти минные поля были поставлены нашими легкими крейсерами, которые провели операцию ночью, а затем быстро отошли под прикрытие наших тяжелых сил, расположенных в районе Гельголанда. Минные поля были поставлены с тем расчетом, чтобы противник понес на них потери, если попытается подойти к Гельголанду, так что даже эти операции заслуживают названия оборонительных, но никак не наступательных.
В таких обстоятельствах мы в группе линейных крейсеров только обрадовались возможности оставить бездействие в Северном море, когда получили приказ оказать содействие операциям армии на Балтике. Армия в этот момент пыталась выдавить русские войска из района Рижского залива. Еще нас воодушевляло то, что мы должны были действовать под командованием адмирала флота принца Генриха Прусского, верховного командующего всеми силами в районе Балтийского моря, и вице-адмирала Эрхарда Шмидта, начальника оперативного командования.
Под прикрытием остальных кораблей эскадры линейных крейсеров «Фон дер Танн» обстрелял и уничтожил береговые батареи на острове Уто, лежащем у входа в Финский залив. В ходе этой операции «Мольтке» был обстрелян и получил повреждение от торпеды, выпущенной с британской подводной лодки. После обстрела Уто линейные крейсера и другие части основных сил флота возвратились в Киль и в район Вильгельмсхафена.
После нашего возвращения с Балтики мы обнаружили, что флот пребывает в глубоком унынии. Британский флот, осторожный не менее нашего, отошел к своему западному побережью и расположился в районе своей сильно укрепленной базы Скапа-Флоу, что до крайности осложнило возможность добраться до него даже силами наших подводных лодок. Рейд в Северное море основных сил нашего флота 26 октября 1915 года был отменен адмиралом Полем еще до того, как корабли миновали траверз плавучего маяка Хорн-риф к северу от Гельголанда, поскольку были получены известия, что наблюдаются приближающиеся британские силы флота.
Известия о растущем недовольстве флота достигли адмирала фон Тирпица и адмирала фон Мюллера, главы военно-морского кабинета. Либо адмирал фон Мюллер, либо принц Адальберт Прусский, бывший тогда командующим флотом, довел это до сведения императора. Император в срочном порядке инициировал резкое распоряжение кабинета министров, порицающее все виды критики военных действий, осуществляющихся по его приказам.
Но мнение флота долее нельзя было не принимать во внимание. Капитан 1-го ранга фон Трота, командир линкора «Кайзер», пользовавшийся повсеместным уважением, откровенно доложил суть происходящего по официальным каналам. В январе 1916 года капитан 1-го ранга фон Леветцов, столь же уважаемый командир «Мольтке», попросил встречи с адмиралом фон Полем и доложил ему, в совершенно однозначных выражениях, о неудовольствии флота. Адмирал Бахман, начальник штаба адмиралтейства в Берлине, также расходился во взглядах на действия флота с командующим флотом.
Никто и никогда не поднимал вопрос о личной храбрости или тактических способностях адмирала фон Поля – и меньше всех я, знавший его лично по моей службе штурманом под его командованием. Но дела не могли далее идти так, как они шли. Возможно, вмешалась сама милостивая судьба, но адмирал фон Поль был внезапно госпитализирован по подозрению на рак, от которого и умер 26 февраля, спустя менее чем через месяц.