Эрих Редер
Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943
Адмирал Шеер принимает командование флотом
В середине января на должность командующего всем флотом император назначил вице-адмирала Рейнгардта Шеера, командира 2-й эскадры флота.
Адмирал Шеер, истинный морской волк, обладал не только громадным практическим опытом, здравым смыслом и острым восприятием, но и таким редким качеством, как ответственность. Его прозвище – Bobschiess[24] – указывало на редкую нелюбовь, которую он питал к пессимистам и занудам. Но доверие флота к нему еще более упрочилось, когда он назначил капитана 1-го ранга фон Трота начальником штаба, а капитана 1-го ранга фон Леветцова – начальником оперативного управления штаба.
Команда получилась прекрасная, поскольку Леветцов отличался импульсивным характером, в то время как фон Трота был холодным и рассудительным советником.
Осознав насущную необходимость восстановить боевой дух флота, адмирал Шеер собрал совещание флаг-офицеров, командующих эскадрами и командиров кораблей, которым он изложил свою новую программу сжато, но выразительно. Вкратце она заключалась в следующем. Решено было возобновить обстрелы британского побережья, как только представится возможным, а рейды против вражеского судоходства будут распространяться вплоть до верхних сегментов Северного моря. Имелась определенная надежда, что такое давление вынудит британцев выползти из их баз и принять сражение на условиях, диктуемых нами. Некоторая надежда была и на отмену действующих ограничений, введенных Берлином в отношении подводных лодок, которым при встрече с торговыми судами предписывалось всплытие на поверхность, обыск торговых судов и перед потоплением удаление с них экипажей. В случае снятия этих ограничений подводные лодки смогли бы действовать против вражеских торговых судов непосредственно у вражеского побережья, а также взаимодействовать с флотом в наступательных операциях против неприятельского флота.
И последнее, накануне и во время всех операций флота должна осуществляться исчерпывающая воздушная разведка и наблюдение с помощью дирижаблей.
Эта программа возобновления наступательных действий была с воодушевлением принята всеми слушателями, и наступившее сердечное согласие было закреплено во время общения с адмиралом за чашкой кофе по окончании совещания.
Когда на следующий месяц император посетил нового командующего флотом, адмирал Шеер изложил перед ним свои идеи, и император публично санкционировал новую программу в ходе совещания всех старших офицеров, которое было собрано сразу после разговора с адмиралом.
Изгнав начисто старый оборонительный дух, флот с энтузиазмом приступил к боевой подготовке, призванной вернуть кораблям и их экипажам максимальную боевую действенность. Отрабатывались тактические эволюции, перестроения из походного строя в боевые порядки и движение в боевом порядке. Пятого марта 1916 года флот предпринял пробный выход в район Хуфдена, хотя противника там и не обнаружил.
Следующим шагом в программе значились рейды для обстрела английского побережья, но еще до этого, 25 марта, отряд британских легких кораблей произвел обстрел нашего сигнального поста на острове Зильт в непосредственной близости у датской границы и ангаров для дирижаблей в Тондерне. Адмирал Шеер немедленно отдал приказ всем соединениям легких и тяжелых кораблей выйти в северном направлении для перехвата неприятеля, в особенности поврежденного британского эсминца «Медуза», который, по нашей информации, столкнулся с другим кораблем и сейчас следовал на свою базу на буксире.
Рейд был предпринят в весьма неблагоприятную погоду, которая к тому же еще ухудшилась с наступлением ночи. Наши передовые дозоры вступили в контакт с противником, в темноте наш торпедный катер «G-194» был протаранен и потоплен британским легким крейсером «Клеопатра». Затем все усиливающийся шторм загнал все наши легкие корабли обратно в порт, но отряд линейных крейсеров, усиленный догнавшим нас «Лютцовом», продолжал преследование неприятеля за траверз Хорн-рифа и прекратил его, только перехватив британское сообщение по радио о том, что «Медуза» была оставлена ночью тонущей.
Надо сказать, что уже позднее мы узнали, что отряд британских линейных крейсеров находился тем утром севернее Хорн-рифа, держа курс на юг, так что встреча двух групп линейных крейсеров была вполне вероятна. Но даже если бы это произошло, сражение между ними вряд ли имело бы место, поскольку шторм достиг такой силы, что ни одна из сторон не смогла бы открыть огонь. Тем не менее все предприятие еще раз доказало, что даже в операциях, предпринятых меньшими силами, жизненно необходимо иметь основные силы флота на позициях, позволяющих им при необходимости прийти на помощь легким кораблям.
Новые рейды на вражеское побережье
Возобновление рейдов на британское побережье было запланировано на апрель, но обстоятельства препятствовали этим планам вплоть до ночи 24 апреля, когда рекогносцировочные силы вышли в море для обстрела Лоустофта и Ярмута. По совпадению это произошло в то самое время, когда британцы предприняли операцию по постановке мин и сетевых заграждений у побережья Фландрии, с тем чтобы закупорить подводные лодки, действовавшие с расположенных там баз.
Контр-адмирал Бедикер, командующий отрядом легких крейсеров, временно принял командование и объединенными рекогносцировочными силами, замещая адмирала Хиппера, попавшего в госпиталь с серьезным приступом ишиаса. Некоторые из командиров выразили свои опасения по поводу предстоящей операции, но я не мог их разделить. За исключением опасности от баров и отмелей, а также поставленных неприятелем у английского побережья минных полей, штаб рекогносцировочных сил не видел ничего особенно рискованного в этой операции. Точность моего предсказания подтвердилась очень скоро, когда флагманский корабль «Зейдлиц» подорвался на мине, ведя рекогносцировочные силы к северо-западу от Гельголанда в водах, которые считались совершенно свободными от мин.
Однако вместо того, чтобы отдать приказ о прекращении операции, адмирал Бедикер перевел свой штаб на «Лютцов», отправил поврежденный, но сохранивший ход «Зейдлиц» обратно в Вильгельмсхафен и продолжил движение на Лоустофт. Я был рад узнать, что командиром нашего нового флагманского корабля был капитан 1-го ранга Хардер, тот самый, который командовал группой легких крейсеров во время предыдущего рейда на Хартлпул.
В предрассветные сумерки 25 апреля мы встретились с двумя нашими подводными лодками, которые указали нам безопасный проход в английских прибрежных водах, и с рассветом начали обстрел Лоустофта и Ярмута. Вдобавок к обстрелу фортов мы заметили и потопили британский патрульный катер. Затем мы вступили в бой с вражеским легким крейсером, который, однако, после краткой перестрелки от боя уклонился и спасся на мелководье, где мы не могли его преследовать.
Закончив свою миссию, мы легли на обратный курс. Сопровождавшие нас торпедные катера по дороге потопили несколько мелких британских судов. Одним из них был паровой траулер «Король Стефан», который не предпринял никаких мер к спасению тонущего экипажа германского цеппелина «L-19», когда этот дирижабль был сбит над Северным морем некоторое время тому назад. Теперь же экипаж траулера горячо отрицал, что он был на борту траулера в то время, когда подбитый дирижабль тонул.
На обратном пути нас некоторое время преследовали британские легкие силы, но держались они на почтительном расстоянии от нас. Чуть позже мы обнаружили, что за нами идут также и британские линейные крейсера, но они сразу же отстали, как только мы приблизились к точке встречи с основными силами флота.
В середине мая адмирал Хиппер вышел из госпиталя, оправившись от своего недуга, хотя и был удручен тем, что ему пришлось теперь временно перенести свой флаг на «Лютцов», поскольку «Зейдлиц» находился на ремонте. Но он повеселел, узнав, что вернулся как раз вовремя, чтобы принять участие в запланированном рейде на Сандерленд, который должен был быть предпринят, как только «Зейдлиц» закончит ремонт и вернется в строй.
Сандерленд и сражение при Скагерраке
Поскольку Сандерленд расположен в устье Тайна и находится поблизости от нескольких крупных британских военных баз, каждый из нас понимал, что его обстрел будет гораздо более опасным предприятием, чем предыдущие рейды на цели, расположенные южнее. Для уменьшения опасности было решено расположить несколько подводных лодок у каждой из этих баз, как для предупреждения о том, что неприятель выходит из базы, так и для того, чтобы атаковать его, когда он попытается это сделать. Подводные лодки приняли на борт достаточный запас топлива, чтобы находиться на своих позициях до конца мая.
В качестве одного из условий для проведения операции предполагалось осуществить тщательную воздушную разведку обстановки, однако после 20 мая погодные условия стали такими, что сделать это в течение нескольких дней оказалось невозможным. Поэтому адмирал Шеер принял решение отменить операцию в отношении Сандерленда и предпринять вместо нее рейд против британского торгового судоходства в направлении Скагеррака и побережья Норвегии. Провести подобную операцию без воздушной разведки представлялось гораздо более безопасным делом, чем операцию против Сандерленда.
Я хорошо помню, что, когда контр-адмирал фон Трота, начальник штаба флота, спросил мое мнение при обсуждении изменения программы, я решительно высказался в пользу рейда к Норвегии, если уж нам суждено обходиться без воздушной разведки.
Особые предосторожности были предприняты в том отношении, чтобы противник не узнал о наших планах проведения такого рейда. Как только в рейд вышел флагманский корабль флота «Фридрих Великий», он должен был соблюдать радиомолчание, а все радиопереговоры флота велись через оставшийся в Вильгельмсхафене корабль. Мы надеялись ввести этим трюком в заблуждение противника, который, следя за эфиром, не заподозрит, что флот вышел в поход, но будет думать, что он по-прежнему находится в Вильгельмсхафене[25]. В этом случае британские линейные крейсера, если они решатся ввязаться в бой с предполагаемым отрядом наших линейных крейсеров, будут введены в заблуждение и окажутся вынужденными сражаться с основными силами флота – как это и случилось впоследствии.
Глава 4
Скагеррак
Сражение при Скагерраке – или Ютландский бой – было описано и критически проанализировано со всех возможных точек зрения, причем не только историками всего мира, но и видными морскими офицерами, участвовавшими в нем. Адмирал Г.С. Гроос в официальной германской «Истории войны на море» дал самое талантливое его описание, как это сделал также и капитан 3-го ранга Фрост, офицер ВМС США, в своей книге «Ютландский бой», объективном и беспристрастном исследовании большой научной ценности. Однако, по мнению тех, кто лично участвовал в этом реальном сражении, многие из историков и аналитиков недостаточно принимают во внимание тот факт, что информация, которую имели в своем распоряжении военачальники противостоящих сторон и на основании которой они принимали свои решения, была зачастую весьма скудной, а порой и основанной на совершенно ошибочных умозаключениях. Наибольшее расхождение в оценках этой битвы мы находим между позициями тех авторов, которые считают, что адмирал сэр Джон Джеллико, британский командующий флотом, был прав в своем нежелании поставить на карту британское господство над морями ради единственного морского сражения, и тех, кто утверждает, что вице-адмирал Битти был прав в своем стремлении сокрушить более слабый германский флот, даже ценой значительных британских потерь. Что же касается меня самого, то я ограничу себя тем, что мне лично известно лучше всего, то есть прежде всего действиями линейных крейсеров.
Как единодушно утверждают все историки, германский военно-морской флот вышел в море ночью 30 мая с целью совершить рейд к Норвегии. Рано утром следующего дня поступило донесение от двух германских подводных лодок, что британские линкоры вышли из своих баз. Сообщение это вселило в адмирала Хиппера и всех нас надежду на то, что в течение дня мы наконец-то сможем вступить в контакт с неприятелем. Первая схватка произошла почти случайно – торпедные катера нашей передовой дозорной линии остановили для досмотра подозрительный пароход, который оказался небольшим судном нейтрального государства. Наши торпедные катера, однако, были замечены британским легким крейсером «Галатея», несшим дозорную службу на северном фланге исключительно мощной эскадры адмирала Битти, состоявшей из 6 линейных крейсеров, которых поддерживали 4 быстроходных новых крейсера, а прикрывали 15 легких крейсеров и 27 эсминцев.
Вдобавок к этому, что тогда нам не было известно, в 70 милях севернее Битти находились основные силы британского флота, состоявшие из 24 линкоров, 3 линейных крейсеров, 8 бронепалубных крейсеров, 12 легких крейсеров и 51 эсминца.
Более того, британцы путем расшифровки наших радиосообщений имели значительное преимущество, получив заблаговременно информацию о том, что наш флот собирается выйти в море, и знали направление нашего движения. По счастью, благодаря ложному радиообмену между нашим флагманским кораблем и сторожевиком в гавани, а также максимально возможному использованию визуальных сигналов британцы не смогли узнать о принятой в последнюю минуту перед выходом смене цели нашего рейда – Сандерленда – на норвежское побережье.
Первый сигнал тревоги на «Лютцове», который теперь служил флагманским кораблем рекогносцировочных сил, был получен от нашего легкого крейсера «Эльбинг», ведшего разведку впереди и с фланга вместе с приданным ему торпедным катером. Донесение, полученное незадолго до 14.30 31 мая, было тревожным: «Наблюдаем вражеский легкий крейсер на весте, следует на норд».
Наш адмирал немедленно поставил в известность адмирала Шеера, затем увеличил скорость и изменил курс к норд-весту, по направлению к точке контакта.
С мостика «Лютцова» глазам моим предстала великолепная картина – идущие четким строем «Дерффлингер», «Зейдлиц», «Мольтке» и «Фон дер Танн», то поднимающиеся, то опускающиеся на серых валах, со шлейфами дыма из труб. Слабый бриз налетал на нас с запада, в воздухе стояла легкая дымка.
Но нашего врага мы увидели в образе полудюжины двигающихся темных точек на юго-западном горизонте, примерно в 17 милях от нас.
Адмирал Хиппер быстро развернул группу линейных крейсеров на обратный курс к юго-востоку наперерез неприятелю. Почти одновременно с нами враг, который до этого шел севернее, тоже развернулся к юго-востоку, и расстояние между нами начало быстро сокращаться.
Далекие точки на горизонте быстро росли и скоро приняли очертания линейных крейсеров. Наш адмирал, следя за ними в бинокль, спокойно отдавал приказы, распределяя цели: каждый из наших линейных крейсеров должен был вести огонь по одному из вражеских кораблей, начиная с левого фланга. Последний из вражеских кораблей обстреливать было некому, но он находился на максимальном удалении от нас и потому представлял наименьшую опасность.
Напряжение достигло своего наивысшего предела, когда броневые башни провернулись и серые жерла орудий стали подниматься. Неизбежность большого морского сражения была очевидной, и все находившиеся на мостике «Лютцова» испытали восторг от той четкости и порядка, с которыми принимались, передавались и исполнялись решения. Наш заместитель начальника штаба, капитан 3-го ранга Хансен, лишь недавно ставший нашим коллегой, восторженно воскликнул: «Ну прямо как на учениях!»
Столь же важной причиной нашего восторга было сознание того, что курс, на котором развертывалось сражение, быстро и прямо вел к расположению основных сил нашего флота, в настоящий момент находившихся на расстоянии около 50 миль.
Оператор-дальнометрист докладывал быстро сокращающееся расстояние: «25 000 ярдов – 23 000 ярдов – 20 000 ярдов». Когда прозвучал доклад: «16 500 ярдов», наш адмирал удовлетворенно кивнул: «Открыть огонь!» Одновременно он направил адмиралу Шееру еще одно донесение, в котором уточнял детали ситуации, включая местоположение, силы неприятеля и курс его и наших кораблей.
Палуба под нашими ногами дрогнула, а грохот заполнил весь воздух, когда 305-миллиметровые орудия «Лютцова» метнули свои снаряды в неприятеля. За нашей кормой заговорила 305-миллиметровая башня «Дерфлингера», чуть позже к ним присоединились 280-миллиметровые орудия «Зейдлица» и «Мольтке», и, наконец, по одному 280-миллиметровому снаряду выпустили в неприятеля башни «Фон дер Танна». Минутой спустя мы увидели отдаленные вспышки к юго-западу от нас и поняли, что противник тоже открыл огонь.
Но вместо мертвящего душу грохота разрывов снарядов мы увидели только красивые столбы воды, поднявшиеся в паре тысяч ярдов слева по борту. Лишь через семь или восемь минут мы получили первое попадание – но не в нас, а в «Зейдлиц», по счастью не причинившее ему никакого существенного вреда. Второе попадание, также пришедшееся в «Зейдлиц», оказалось более точным и поразило одну из его башен, выведя ее из строя. Содрогнулся от попадания и наш «Лютцов», а затем и «Дерффлингер», но ни одно из них не вывело корабли из строя.
Эффективность нашей собственной стрельбы было трудно оценить из-за висящей в воздухе дымки и дыма от вражеских орудий, а также столбов воды, взмывающих ввысь между нашими и неприятельскими кораблями, но наши башни вели огонь почти что в пулеметном темпе, и враг, хотя и превосходящий нас числом, неожиданно совершил явный поворот, уходя с боевого курса. Должно быть, наши снаряды ложились достаточно точно, и врагу это явно не понравилось. Он уходил с боевого курса все дальше и дальше. Наш адмирал тоже изменил курс, продолжая идти с ним на сближение на дистанции, которая в этот момент составила 13 000 ярдов.
Равным образом обнадеживающими были и сведения, только что полученные от адмирала Шеера, находящегося со своими основными силами флота всего лишь в 11 милях от нас и сокращающего это расстояние со скоростью 11 узлов.
И именно в этот воодушевивший нас всех момент наши замыкающие суда, «Фон дер Танн» и «Мольтке», попали под сильный огонь с различных направлений – четырех самых крупных кораблей неприятеля, подходивших к нам с правого борта. Наш адмирал решил, что настало время вывести из боя наши линейные крейсера и передать судьбу врага в руки подходящих основных сил нашего флота. Изменение курса на пару градусов к востоку и прибавление скорости увеличило расстояние между нами и неприятелем за дистанцию огня орудий, и наши артиллеристы получили передышку.
Должно быть, врагу только что стало известно о приближении основных сил нашего флота, потому что его четыре линкора изменили курс, оставив у себя за кормой линейные крейсера, которые, получив повреждения, стали отходить на северо-запад.
Наш адмирал, однако, не был настроен отпускать их, для чего и расположил нашу группу линейных крейсеров в боевой порядок. Прошло всего лишь около часа с того момента, как прозвучали наши первые залпы.
Четыре вражеских линкора, которые так досаждали «Фон дер Танну» и «Мольтке», сами оказались теперь под обстрелом, причем не только авангарда основных сил нашего флота, но и группы линейных крейсеров, которые, ведя огонь по линкорам, не забывали и об основной своей цели – британских линейных крейсерах.
Сражение теперь уже вели не только тяжелые корабли, но также и легкие корабли прикрытия. Торпедные катера каждой из противоборствующих сторон то и дело пытались предпринять торпедные атаки, которые тут же парировались встречными торпедными атаками торпедных катеров и легких крейсеров. В этой битве между двумя боевыми порядками одной из выпущенных торпед все же удалось поразить «Зейдлиц» ниже ватерлинии. Но давно отработанные нами меры по борьбе за живучесть кораблей сделали свое дело, и «Зейдлиц» даже не потерял своего места в боевом строю.
В пылу преследования неприятеля, который отходил на северо-запад, нашим канонирам стало изрядно мешать заходящее солнце, против блеска которого им приходилось вести огонь. Помеха эта была столь изрядна, что порой врага совершенно не было видно и огонь приходилось временно прекращать до тех пор, пока видимость не восстанавливалась. На этом этапе боя корабли нашей группы линейных крейсеров были сильно повреждены огнем врага, один только «Лютцов» получил несколько точных попаданий.
Вплоть до этого момента мы понятия не имели о том, что основные силы британского флота тоже находятся в море. Но в 17.40 еще один дивизион британских линейных крейсеров неожиданно возник из дымки, появившись с севера и востока на расстоянии, несколько превышающем 11 000 ярдов. Наши легкие крейсера прикрытия – «Франкфурт», «Пиллау», «Эльбинг» и «Висбаден», шедшие впереди нас, ошибочно просигналили нам «Видим линкоры». Считая, что это подходит авангард основных сил британского флота, наш адмирал дал приказ изменить курс к востоку, а затем к югу, чтобы собрать в кулак наши тяжелые корабли. В результате этого маневра мы оказались еще ближе к этой группе линейных крейсеров противника; как мы узнали позднее, это была 3-я бригада линейных крейсеров. В последующей артиллерийской дуэли британский линейный крейсер «Инвинсибл», флагманский корабль адмирала Худа, взлетел на воздух от точного попадания капитана 3-го ранга Пашена, старшего артиллерийского офицера «Лютцова». Еще через некоторое время пошел ко дну и британский бронепалубный крейсер «Дефенс», а соседний с ним в строю корабль был вынужден выйти из боевого строя. Мы тоже несли потери: наш легкий крейсер «Висбаден», подбитый и беззащитный, лег в дрейф между боевыми порядками, нашими и неприятеля, был обстрелян всей мощью орудий кораблей британского флота и в конце концов затонул наступившей ночью со всей командой, из которой спасся только один человек.
Теперь стало совершенно ясно, что весь британский флот находится к северу и востоку от нас, обходя нас и беря в клещи. На часах было 18.35, когда адмирал Шеер отдал приказ «Gefechtkehrwendung», или одновременный поворот на курс выхода из боя, команду, которая столь часто отрабатывалась на маневрах под его недреманным оком. Немедленно и так четко, словно все происходило на маневрах, 16 кораблей двух передовых дивизионов сделали поворот на 180 градусов, и весь наш флот лег на новый курс к западу. Все это было проделано столь слаженно и четко, что британцы, которые не могли представить, что подобное вообще возможно, в особенности под сильным огнем, не верили своим глазам, пока наши корабли совершенно не скрылись в сгустившемся тумане. Шесть устаревших, еще додредноутной эпохи кораблей 2-й бригады, которую адмирал Шеер взял с собой, только уступив мольбам ее командующего, контр-адмирала Мауве, не смогли сделать поворот «все вдруг», поскольку были замыкающими, и развернулись обычным порядком.
Как только артиллерийский огонь прекратился, мы в группе линейных крейсеров смогли наконец сосчитать наши раны. Они были значительными. «Лютцов» получил не менее 10 попаданий тяжелых снарядов и одной торпеды, «Дерффлингер» – 7 попаданий, «Зейдлиц» – 14 попаданий и одну торпеду. Все башни орудий главного калибра «Фон дер Танна» были выведены из строя.
Было очевидно, что мы более не можем управлять действиями рекогносцировочных сил с «Лютцова». Крейсер имел сильный дифферент на нос; на баке продолжался пожар, вызванный попаданиями снарядов. Капитан 1-го ранга Хардер был вынужден сбавить его ход до всего лишь пяти узлов и не мог долее сохранять свое место в походном строю.
Я предложил перенести флаг адмирала на другой из наших линейных крейсеров, но сначала адмирал Хиппер даже не хотел об этом слышать. Лишь когда я обратил его внимание на то, что наша радиостанция совершенно выведена из строя, он согласился на то, чтобы к нам лагом подошел торпедный катер.
Командир 1-го дивизиона торпедных катеров капитан 3-го ранга Альбрехт получил приказ направить один из своих катеров встать лагом к «Лютцову» и принять на борт адмирала и его штаб, а четыре других корабля нашей эскадры должны были подойти поближе и поставить дымовую завесу. Торпедный катер «G-39» под командованием лейтенанта фон Лейфена превосходно выполнил маневр, несмотря на плотный огонь неприятеля и сильную качку. Спокойный и собранный, словно он, позавтракав, вставал из-за стола, адмирал Хиппер спустился со шканцев линейного крейсера на бак торпедного катера и отдал приказ следовать за группой линейных крейсеров, которая уже уходила полным ходом к западу на воссоединение с основными силами флота. Затем адмирал Хиппер приказал передать флажным сигналом, что он временно вручает командование группой командиру «Дерффлингера» капитану 1-го ранга Хартогу до той поры, когда он будет в состоянии снова принять его на себя. В тот момент, когда мы переходили на «G-39», в орудийную башню «Лютцова» попал еще один снаряд, вызвав загорание артиллерийского пороха.
Следующие два часа, проведенные нами на борту «G-39», были самыми отвратительными для нас за всю войну, потому что, несмотря на теплый прием, оказанный нам офицерами торпедного катера, мы могли только наблюдать за ходом боя, не принимая в нем того участия, которое должны были бы принимать. Несмотря на все усилия выполнить приказ адмирала и догнать линейные крейсера, «G-39» пришлось не только уйти с курса, чтобы избегнуть столкновения с нашими собственными дивизионами торпедных катеров, идущих в атаку на неприятеля, но также постоянно лавировать, уклоняясь от вражеских снарядов. По этой причине мы пропустили поворот основных сил нашего флота на курс к востоку и отчаянный рейд наших линейных крейсеров и торпедных катеров, предпринятый ими в решающий момент сражения для того, чтобы отвлечь огонь врага от основных сил нашего флота.
Мы были весьма удивлены, когда адмирал Шеер, успешно выведя наш флот из смертельных клещей английского флота и оказавшись на позиции, откуда он мог, по всей вероятности, вполне безопасно лечь на ведущий домой курс, отдал приказ повернуть снова на восток и оказался в еще более опасной ситуации. Тем, кто знал его несокрушимую волю, было понятно из его последующих разъяснений, что он не мог не пойти на выручку «Висбадену», спасти который могло бы только чудо. И еще одно, дополнительное объяснение его действий – было еще достаточно светло, чтобы сбить врага с его курса, а поэтому он и предпринял атаку в отчаянно-смелой попытке привести врага в замешательство, что тоже весьма характерно для него.
Но, когда, снова увидев армаду кораблей английского флота прямо у себя по курсу, он приказал линейным крейсерам и торпедным катерам нанести удар по основным силам вражеского флота, нам показалось, что он не вполне сознает истинное положение вещей. Линейные крейсера уже получили значительные повреждения в ходе боя, и оставшиеся на них орудия, которые еще могли вести огонь, вряд ли могли нанести сколько-нибудь значительный урон всему британскому флоту. Но с целью прикрыть еще один поворот на обратный курс под сосредоточенным огнем британских линкоров он был вынужден отдать приказ о торпедной атаке и послал линейные крейсера поддержать ее.
Достигнутый этим рейдом успех ныне хорошо известен. Увидев 31 торпеду, выпущенную с расстояния 10 000 ярдов всеми оставшимися у нас 14 торпедными катерами, осторожный адмирал Джеллико отвернул свои корабли, а к тому времени, когда он снова лег на прежний курс, германский флот уже совершил еще один успешный поворот «все вдруг», лег на обратный курс и растворился в сгустившейся на западе темноте.
Наши линейные крейсера вышли из этого ада только каким-то чудом. Время от времени они попадали под сосредоточенный огонь всего британского флота с дистанции 8000 ярдов. Снаряд за снарядом били в них, сметая орудийную прислугу, вызывая пожары в отсеках, делая пробоины в бортах, через которые хлестала вода. Но они справились со всеми испытаниями и заняли свои места в боевых порядках основных сил германского флота, выйдя из боя в направлениях на юг и запад.
Тем временем адмирал Хиппер посредством флажного семафора старался узнать, который из линейных крейсеров менее всего поврежден и может послужить наилучшим вариантом в качестве командного поста. «Мольтке» подходил лучше всего, и ему был отдан приказ остановиться и подождать нас, поскольку флот стал формировать походный ордер для отступления. Но как раз в тот момент, когда «G-39» подошел к «Мольтке» и встал лагом у его борта, один из вражеских снарядов попал в него, так что крейсер был вынужден набрать скорость и оставить нас за кормой. Лишь после того, как в сгустившейся темноте линейные крейсера адмирала Битти уже не могли вести огонь, нам удалось перебраться на «Мольтке» и снова занять наше место во главе группы. Однако, оказавшись на борту крейсера, мы обнаружили, что его радиостанция выведена из строя, поэтому адмирал Хиппер приказал командиру «G-39» держаться неподалеку от нас, чтобы при необходимости можно было воспользоваться его рацией.
Последовавшие в течение этой ночи события хорошо известны: как адмирал Шеер дерзко повернул на восток и отсек самые дальние корабли неприятеля от основных сил его флота; как в наступившей темноте торпедные катера оказались на расстоянии пистолетного выстрела от крейсеров, а крейсера – от линкоров.
На тот случай, если на следующее утро неприятель по-прежнему будет блокировать ему обратный путь, адмирал Шеер приказал линейным крейсерам занять место в арьергарде основных сил флота. Но мы на «Мольтке» не получили этого приказа, и поэтому наш адмирал провел большую часть ночи, пытаясь занять наше обычное место во главе походного ордера. Лишь на рассвете, уже подойдя к Хорн-рифу, «Мольтке» смог занять предназначенное для него место в строю.
Все той же ночью мы, однако, смогли сообщить нашему командующему флотом о подробностях сражения и о тех повреждениях, которые получили наши линейные крейсеры. Мы считали, что смогли нанести врагу тяжелый урон, хотя и совершенно не представляли, сколь тяжел был этот урон на самом деле. Мы же потеряли только один «Лютцов», который, лишившись хода и управления, был потоплен нашей собственной торпедой после того, как его команда была снята кораблями эскорта.
Все остальные наши линейные крейсера смогли добраться до порта своим собственным ходом, хотя «Зейдлицу», получившему самые тяжелые повреждения, пришлось ожидать несколько часов, чтобы перебраться через бар из-за того, что вода, поступившая через торпедную и снарядные пробоины в его борту, увеличила его осадку. Лишь исключительное мастерство его командира, капитана 1-го ранга фон Эджиди, и команды позволило ему выбраться из этой ситуации. Кстати сказать, превосходная конструкция и меры по борьбе за живучесть кораблей позволили нашим крейсерам остаться на плаву и на ходу, получив повреждения, почти идентичные тем, от которых затонули три британских линейных крейсера.