Рафаэль Абалос
Пелена страха
Глава 14
Убивать легко. Достаточно решиться и сделать это. Вокруг существует масса доступных способов осуществить свое намерение. Но некоторых пугает даже мысль о том, чтобы затоптать вереницу муравьев, забравшихся к ним на террасу, или о том, чтобы прихлопнуть надоедливую муху своими миролюбивыми руками. Я знаю, что муравьи и мухи не понимают, что играют со смертью, проникая в наше личное пространство, и мне известны все эти теории, что каждое насекомое имеет для природы такую же важность, как жизнь любого другого живого существа, населяющего нашу планету, включая человека как высшего и самого умного из этих существ. Когда-то я тоже так считала.
Чего не хотят понимать многие люди, так это того, что среди нас есть существа гораздо более опасные и жестокие, чем дикие звери. Их трудно распознать в городской толпе, потому что они одеваются, говорят и ведут себя так же, как все остальные. Их невозможно определить по цвету кожи, волос или глаз… Они могут быть высокими или низкорослыми, худыми или толстыми, любезными и улыбчивыми или серьезными и угрюмыми. Они очень хорошо знают, как оставаться незамеченными. Никому и никогда не раскрыть их чудовищной сущности, пока они сами не проявят ее и не станет слишком поздно, чтобы вырываться из их когтей. И это не вопрос доверчивости или наивности. Просто их злоба никак не проявляет себя, существуя незримо только в их мыслях. Ни один человек из тех, кто хотя бы раз сталкивался с ними, не может по-настоящему понять, что я имею в виду. Я называю их «люди-монстры» и очень хорошо знаю, о чем говорю.
На часах ровно двенадцать ночи, и я не уверена, что кто-нибудь из «девчонок из выгребной ямы» ждет, что я открою сессию своего чата.
Черная Луна: Привет! Я готова ответить на любой вопрос, который вам хочется задать после моего вчерашнего признания. Понимаю ваше молчание. Если хотите, вы можете сменить тему разговора. Возможно, вас больше интересует что-то другое.
Балерина: Не надо нам указывать, что мы можем, а чего не можем делать в чате. Мы достаточно взрослые девочки, чтобы решать это самостоятельно.
Туманность: Честно говоря, Черная Луна, мне вчера было сильно не по себе после того, что ты сказала. Но я хочу задать тебе один вопрос.
Черная Луна: Да?
Туманность: Что тебя заставило убить этого человека?
Черная Луна: Я спасала свою жизнь. Он бы убил меня, если бы я его не опередила. Я перестала ему подчиняться и этим подписала себе смертный приговор. Я слишком много знала о его преступлениях. Он был педофилом и садистом, настоящий человек-монстр. Когда я отказалась удовлетворять его самые извращенные желания, он пригрозил, что сожжет меня живьем, отрежет мне груди или руки. У меня не было другого выхода.
Балерина: Ты могла сдать его полиции. Как должна была сделать любая женщина в твоем положении.
Черная Луна: Это зависит от того, кто эта женщина. Он всегда говорил, что, если я что-нибудь расскажу, меня тоже отправят в тюрьму, как его сообщницу. И мог представить достаточно доказательств. Иногда он заставлял меня участвовать в его извращенных играх.
Туманность: Я не понимаю, почему ты от него не ушла.
Черная Луна: Если бабочка попадет в паутину, ей уже не вырваться. И бесполезно махать крылышками. Она не сможет улететь, только сильнее запутается в липких нитях.
Ведьмина Голова: И как ты его убила?
Черная Луна: Перерезала ему горло одним из его ножей, пока он спал.
Балерина: Блин, какого черта ты тут несешь! Ты зря теряешь время, если ждешь, что мы поверим этому бреду.
Туманность: Извините, меня сейчас вырвет…
Черная Луна: В ту ночь я сильно напилась. Думаю, это добавило мне смелости убить его таким способом. Он хранил много всякого оружия в той старой деревенской хибаре, где мы жили, и среди всего прочего ножи, финки, кинжалы, топоры разного размера, и все очень острые.
Балерина: Ты сумасшедшая, Черная Луна, просто сумасшедшая!
Яблоко П: Я тебе верю.
Балерина: Именно так поступает убийца!
Черная Луна: В ту ночь я думала не об этом.
Балерина: Ты меня пугаешь, Черная Луна.
Черная Луна: Знаю.
Ведьмина Голова: По сравнению с твоей историей средневековая легенда моего дедушки просто детский лепет. Не понимаю, как нормальный человек может сделать такое.
Черная Луна: Я не была нормальным человеком… не могла им быть.
Богомол: Честно говоря, мне бы тоже хотелось отомстить некоторым «людям-монстрам», как назвала их Черная Луна, но перерезать кому-то горло – это слишком жутко. Я склоняюсь к другим, более изящным способам.
Туманность: И никто тебя не заподозрил?
Черная Луна: Не знаю. В ту же ночь я сбежала из того дома, в котором мы жили. Я целый год сидела там взаперти и не знала никого из его друзей. И они меня не знали. Я уехала в другую страну по фальшивому паспорту, который он сам мне сделал за месяц до своей смерти, потому что хотел переехать в какой-нибудь азиатский город, где мог бы свободнее удовлетворять свои извращенные желания.
Балерина: Иными словами, ты была его личной шлюшкой, если называть вещи своими именами.
Богомол: Балерина, почему ты так ненавидишь Черную Луну?
Черная Луна: Это не важно.
Балерина: Это не ненависть, это несовместимость.
Богомол: Да брось ты играть словами.
Балерина: А ты иди и жри сама себя, а остальных оставь в покое.
Яблоко П: Тебе надо посмотреть чуть дальше собственного носа, прежде чем судить Черную Луну. Не всем жизнь предстает в таких радужных красках, как тебе.
Балерина: Я не сужу, а выражаю свое мнение. И если хочешь знать, мой любимый цвет серый.
Яблоко П: Извини, но мне все равно. Сейчас мне самой хочется спросить, теперь моя очередь.
Черная Луна: Спрашивай.
Яблоко П: Сколько времени прошло с тех пор, как это случилось?
Черная Луна: Чуть больше двух месяцев. Тогда-то я и придумала свой проект. Но за все это время я ни разу не пожалела, что убила «человека-монстра».
Балерина: Почему ты не рассказываешь нам, что он заставлял тебя делать?
Черная Луна: Это может причинить вам гораздо больше вреда, чем вы способны представить.
Туманность: Я предпочитаю не знать. Если соберешься рассказать, предупреди заранее, пожалуйста, чтобы я ушла на это время из чата.
Яблоко П: Мне тоже ни к чему знать подробности, хватает своих проблем с наркотиками.
Ведьмина Голова: Не скажу, что меня привлекают извращения, я гот, а не любитель крови. Но если мы собрались здесь, чтобы по-настоящему узнать, кто мы такие, заглянуть в самую глубину своих душ…
Богомол: Думаю, каждая из нас должна решить, останется ли она, чтобы узнать то, что расскажет Черная Луна. Я останусь.
Представляю, что происходит сейчас в голове «девчонок из выгребной ямы». Наверняка они считают меня одной из людей-монстров. Но они не знают, что страх способен разрушать эффективнее любого наркотика, каким бы сильным он ни был. Есть вещи, которые невозможно передать словами.
Черная Луна: Я оставлю ссылку на страницу в глубокой сети. Вы без труда найдете ее с помощью программы, которую мы установили на своих компьютерах, чтобы участвовать в этом чате. Те, кто захочет, смогут увидеть это своими глазами. Но я вас предупредила…
Глава 15
Сусанна проснулась задолго до звонка будильника, который установила у себя на мобильном телефоне. Она легла в два часа ночи и еще долго не могла уснуть. Немного болела голова. Она не привыкла пить так много белого вина. Сусанна встала с постели и подошла к рабочему столу. За окном еще стояла ночь. И тишина. Казалось, даже листья на деревьях в саду общежития не шевелятся, как будто спят.
Девушка открыла ноутбук и подключила зарядное устройство. Пока компьютер загружался, пошла в ванную и умылась. Холодная вода приятно освежила лицо. На ночном столике лежал мобильник. Но она не могла посылать сообщения по Ватсапу пока не подключится к немецкому оператору. Значит, оставался только Интернет и социальные сети. Этой ночью они с Бруно обменялись телефонами. Ей захотелось позвонить ему, разбудить и продолжить говорить о Лесси или о пяти мертвых девушках, обнаруженных в городе, куда она только что приехала. Сусанна понимала опасения Бруно, но считала их безосновательными. Наверняка пройдет еще несколько часов и все сомнения рассеются. Не может быть, чтобы ее наставница по программе «Эразмус» оказалась одной из этих девушек.
Сусанне без проблем удалось подключиться к Интернету. Она вошла в Гугл и быстро нашла ссылки на сообщения о мертвых девушках. Среди них были и видео с теленовостями, и многочисленные сообщения в газетах. Но во всех говорилось одно и то же, и она не узнала ничего нового по сравнению с тем, что рассказал Бруно. Некоторые заголовки, вроде «Девочки из сексуального некрополя», «Девочки в стиле „Плейбой“» или «Спящие красотки», показались ей оскорбительными. Кроме того, изображения памятника, где были найдены трупы, вызвали у нее внутреннее содрогание и заставили участиться пульс. Каждому, кто видел монумент впервые, он представлялся чем-то огромным и таинственным. Ей не составило труда представить стоящие перед входом в башню саркофаги с мертвыми телами. Любая из девушек, приехавших по программе «Эразмус», могла стать беззащитной жертвой притаившихся во тьме психопатов. Хотя общежитие Арно-Ницше находилось в тихом районе, вдалеке от центра и университета, Бруно посоветовал ей быть осторожной с незнакомыми людьми. До сих пор Лейпциг считался спокойным мирным городом, но с этого дня все изменилось.
«Никто больше никому не доверяет», – сказал Бруно.
Глава 16
За столом в комнате совещаний председательствовал комиссар. Справа от него сидел Клаус Бауман, рядом с ним Мирта Хогг, единственная женщина в отделе по расследованию убийств. Это была высокая красивая тридцатилетняя женщина с глазами очень темного цвета, как и ее прямые волосы, которые на работе она всегда убирала в короткий хвост. С другой стороны стола устроились инспекторы Карл Лайн и Ганс Бас-тех и просматривали какие-то бумаги.
Мирта Хогг первой изложила свои соображения. Она ничего не сказала ни о своем визите к бывшей жене Густава Ластоона, ни о местонахождении мастерской по ремонту мотоциклов, принадлежащей байкеру по прозвищу Флай, поскольку эти поручения, данные ей накануне вечером Клаусом Бауманом, были конфиденциальными. Вместо этого инспектор дала собравшимся характеристики городских художественных тусовок, занимавшихся трехмерной уличной живописью и бодиартом.
– Это действительно нечто выдающееся, – сказала она, выкладывая на стол впечатляющие цветные распечатки, которые тут же взял в руки комиссар. – Я всю ночь просидела в Интернете, – продолжила она, – в поисках информации, посвященной этой теме, и обнаружила потрясающие фотографии. Взять хотя бы подземную пещеру, изображенную в трех измерениях рядом с автобусной остановкой, красиво обставленную гостиную на фасаде здания или гигантскую улитку, которая выглядит совсем как настоящая, как и холсты с саркофагами мертвых девушек. И еще я нашла невероятные видео женщин, чье тело разрисовано так, словно на них надеты рубашки и джинсы. И в таком виде они расхаживают по улицам, спускаются в метро, заходят в торговые центры и в бары, и никто не понимает, что на самом деле они голые. Рисунки на месте преступления мог сделать только большой художник.
– В таком случае, с чего мы начнем? – спросил комиссар.
– Я составила список лейпцигских и берлинских художников и собираюсь в ближайшее время поговорить с некоторыми из них, хотя по-настоящему хороших среди них мало. Кроме того, я нашла в Интернете страницу, куда заходят самые известные в мире художники, работающие в трех измерениях. Среди них всего двое немцев. Было бы интересно услышать их мнение о саркофагах и нарисованном белье. Криминалисты изучают холсты, мелки и краски, использованные на месте преступления, чтобы определить их состав и места возможного приобретения. Одновременно с этим отдел по расследованию высокотехнологичных преступлений попытается установить совпадения и сходство между трехмерными изображениями на месте преступления и фотографиями произведений городских художников и специалистов по боди-арту, размещенных в Гугле и на Ютьюбе. Как только мы получим IP-адреса, мы сможем произвести сравнительный анализ художественных стилей, чтобы максимально сузить круг поисков возможных подозреваемых. Боюсь, это будет весьма кропотливая работа, – закончила инспектор Мирта Хогг.
– Первостепенную важность имеет установление личностей девушек, – напомнил комиссар.
Карл Лайн, худощавый мужчина сорока двух лет, со светлыми волосами и большими глазами, открыл досье, лежащее на столе.
– Судя по всему, определить имена и фамилии трупов тоже будет делом нелегким. Сегодня в первом часу ночи мы получили информацию от Федерального бюро идентификации. Отпечатки пальцев, принадлежащие этим девушкам, в дактилоскопической базе немецких женщин не обнаружены.
– Что еще больше усложняет дело, – констатировал комиссар.
– Мы также не узнали ничего интересного по поводу золотых линз. Они десятками продаются в Интернете, – добавил Карл Лайн.
Другой инспектор – Ганс Бастех, пятидесятилетний, лысый мужчина с круглым лицом, повернулся к комиссару, чтобы дополнить последнюю информацию, которой они располагали.
– Кроме того, – добавил он, – мы ждем ответа от Международного бюро пропавших людей, на случай если какая-нибудь запись совпадет с описанием внешности и фотографиями девушек, которые мы отправили в Европол и Интерпол.
– А та девушка-ирландка, которую удалось идентифицировать? Есть что-нибудь новое по поводу нее?
– Все данные, которые мы получили до начала заседания, включены в отчет, – ответил Карл Бауман.
– Я знаю, что они есть в отчете!.. Но я хочу, чтобы кто-нибудь мне их изложил. По-моему, я прошу не слишком много… – с хмурой усмешкой ответил комиссар.
Два инспектора вопросительно уставились на Клауса Баумана, спрашивая глазами, кто из них должен отвечать. Наконец Ганс Бастех повернул свою лысую голову и продолжил:
– Вчера вечером мы связались по телефону с ирландской полицией, и они нам сообщили, что Дороти О’Нил жила со своим отцом и его сиделкой в восстановленном старом замке. Ее отцу пятьдесят лет, он страдает патологическим ожирением и не может выходить из дома. Он довольно состоятельный человек, несмотря на свое скромное происхождение. Будучи сиротой, он вырос в доме кладбищенского сторожа. В молодости он работал в одной таверне и в конце концов основал в Дублине свою винокурню по производству виски и ликеров, которую продал после того, как чуть больше года назад пропала его жена. С тех пор он не выходит из своего замка. Сиделка, которая за ним ухаживает, сказала, что никто не сможет приехать в Лейпциг на опознание трупа, поэтому все, что связано с транспортировкой останков, нужно решать непосредственно с ирландским посольством в Берлине. Девушка увлекалась коллекционированием амулетов и факсимиле старинных текстов, посвященных колдовству, смерти и погребению.
– А зачем она приехала в Лейпциг?
– Она много путешествовала, участвуя в фестивалях готики и присутствуя на концертах тяжелого рока. Но, кроме того, она посещала кладбища, имеющие какой-либо особый туристический интерес, как художественный, так и магический. Две недели назад она отправилась в поездку, в ходе которой собиралась побывать в Лондоне, Париже, Праге, Варшаве, Берлине и в самом конце – в Лейпциге, куда, по словам сиделки ее отца, она должна была приехать три дня назад.
– Известно, где она остановилась?
– Мы над этим работаем. Она не зарегистрирована ни в одном из отелей города или его окрестностей. В телефонной компании, к которой подключен ее мобильный, зафиксирован только один позавчерашний звонок Густаву Ластоону, видимо, с того дня, когда она уехала из Ирландии, и до позавчерашнего дня она пользовалась другим телефоном. Но с тех пор она не делала других звонков. На Фейсбук она с тех пор тоже не заходила.
Карл Лайн откашлялся.
– Но в хронике посещения социальных сетей этой ирландской девушкой мы нашли старую запись от 6 июня 2014 года, где она рассказывает о фестивале готики в Лейпциге. Там мы нашли несколько ее селфи перед кладбищем Зюдфридхоф и внутри его, рядом с некоторыми могилами, – сказал инспектор, показывая комиссару фотографии.
Левой рукой Клеменс Айзембаг, не торопясь, взял их. Бросив на фотографии взгляд, он передал их Клаусу Бауману.
На первой фотографии Дороти О’Нил стояла на фоне башен кладбища, рядом с группой молодых людей, среди которых выделялись персонажи в длинных старинных платьях с соответствующими прическами и черными зонтами. На фотографиях внутри кладбища Зюдфридхоф молодая ирландка появлялась с выбеленным лицом, темно-бордовыми губами и сильно накрашенными глазами. Тогда у нее были длинные кудрявые волосы с прядями светло-серого и белого цветов, сильно отличавшиеся от прически в ее профиле и на фотографии ее трупа.
– Во время фестиваля, с 6-го по 9-е июня, – добавил инспектор, – Дороти О’Нил останавливалась – и, видимо, одна – в сьюте «Грандотеля Хандельсхоф» и оплатила счет золотой картой ирландского банка «Эллид Айриш Банк».
– Не исключено, что во время посещения фестиваля готики 2014 года она могла познакомиться с Густавом Ластооном, и по этой причине у нее остался номер его мобильного, – пояснил Карл Лайн.
Комиссар зашевелился в своем кресле.
– Если эта девушка знала гида и позвонила ему на мобильный, чтобы на рассвете снова попасть на кладбище Зюдфридхоф, то как она могла оказаться среди мертвых девушек? Эти события не укладываются ни в одну правдоподобную версию преступления. Звонок Дороти О’Нил имеет смысл, только если эти девушки совершили самоубийство, как предполагают судебные медики, а Густав Ластоон помог им умереть. Он даже мог быть тем человеком, который дал им яд или этот неизвестный парализующий наркотик.
– Но он утверждает, что никогда не видел эту девушку, – заметил Клаус Бауман.
Тут вмешалась Мирта Хогг:
– Кроме того, какая-то другая женщина могла выдавать себя за ирландку, воспользовавшись ее мобильником.
– В таком случае телефонный звонок укладывается в версию Густава Ластоона о том, что кто-то мог устроить ему ловушку, чтобы он нашел трупы, – пояснил Клаус.
Жест комиссара говорил о том, что он с этим не согласен.
– Я убежден, что этот тип знает гораздо больше, чем рассказал до сих пор, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что ты ошибся, когда оставил его на свободе, не посоветовавшись со мной.
Клаусу Бауману не хотелось вступать в очередной спор с комиссаром. Он хотел сообщить кое-что важное в отношении замечания Мирты Хогг, поэтому сменил тему.
– Ребята из отдела высокотехнологичных преступлений нашли на холстах с изображениями саркофагов пару светлых волос и кусочек красного ногтя, не принадлежащие ни одной из девушек или гиду. Это подтверждает гипотезу Мирты о существовании неизвестной женщины, находившейся на месте преступления и принимавшей в нем участие. Мы ждем результатов анализа ДНК. Густав Ластоон добровольно согласился сдать все анализы, которые необходимы, чтобы доказать его невиновность. Кроме того, мы сравним генетические характеристики с теми, что хранятся в федеральных и земельных архивах.
– Надеюсь, этот тип не играет с нами, Клаус, – пробурчал комиссар.
Мирта и два других инспектора просматривали копию доклада, которую только что передал им Клаус. Потом он добавил:
– Я несколько минут назад говорил по телефону с Густавом Ластооном. Сегодня в одиннадцать утра в Институте судебной медицины у него возьмут образцы крови и слюны.
– Наверно, мы должны будем назвать его имя прессе, как свидетеля, который обнаружил трупы, это позволит избежать проблем в будущем, – предложил комиссар.
– Но речь идет о кладбищенском гиде! Все журналисты начнут спрашивать, как случилось, что именно он нашел девушек, и нам придется рассказать им о содержании звонка, сделанного гиду одной из них. Мы не можем сообщить публике столько информации. Если личность девушки просочится в прессу, вокруг нас разразится такая буря, которая сровняет комиссариат с землей, – предупредил Клаус Бауман.
– Но как мы можем быть уверены, что он сам не начнет болтать об этом на всех телеканалах? – настаивал комиссар.
– Он этого не сделает. Ластоон человек осмотрительный, он не хочет иметь никаких дел с журналистами.
– Я сообщу министру, что мы пытаемся установить личность трупов и ведем расследование по нескольким направлениям: коллективное самоубийство членов секты, торговля женщинами, наркотрафик. Надеюсь, он успокоится, если узнает, что мы не выпускаем из виду того типа, который их нашел, – заключил он.
Клеменс Айзембаг встал из-за стола. Не говоря больше ни слова, он подошел к двери, открыл ее и вышел, с силой захлопнув ее снаружи.
Инспектора Мирту Хогг всегда поражала резкая реакция комиссара каждый раз, когда дела шли не так, как ему хотелось, однако Карл Лайн и Ганс Бастех и бровью не повели. «События таковы, как есть, независимо от того, какими их хочет видеть комиссар полиции», – подумал Клаус Бауман. Очевидно, что существование тайного общества офицеров СС в XXI веке невозможно. И дело не в том, верить или не верить в привидения. Однако было бы неверно считать бессмысленной версию Густава Ластоона о том, что они имели дело с какой-то группой неонацистов, в большом количестве появившихся в последнее время в таких восточных землях, как Бранденбург, Берлин, Тюрингия или Саксония. Они могли вдохновляться членами СС, устраивавшими тайные сборища во время Второй мировой войны в крипте монумента Битвы народов, чтобы совершать древние обряды «стражей смерти». Оргии с девушками или какие-то другие оккультные ритуалы могли выйти из-под контроля, даже если они не хотели их убивать. Хотя, возможно, у них с самого начала имелась какая-то неизвестная причина убить, не имевшая отношения к ксенофобии. Ни одно преступление на почве расизма, которое ему доводилось расследовать, не имело ничего общего с делом убитых девушек.
– Мы не будем ничего сообщать средствам массовой информации, пока у нас не будет полной уверенности, что среди жертв нет ни одной немки. Малейшая оплошность – и общественное мнение линчует нас без малейшего сочувствия, – объявил Клаус Бауман, прежде чем закончить совещание.
Новость уже разлетелась по всем газетам и телеканалам страны. Все с нетерпением ждали новых сообщений, и журналисты, не переставая, осаждали их своими вопросами.
В утренних программах всех каналов появились завсегдатаи различных ток-шоу, специализировавшихся на криминалистике, серийных убийствах, черной магии и сатанинских ритуалах, которые начали высказывать свои предположения миллионам телезрителей, не имевших понятия о том, с чем они имеют дело, с правдой или ложью, спекуляциями или слухами.
Однако только Клаус Бауман знал то, что рассказал ему Густав Ластоон о тайном обществе «Стражи смерти». И на данный момент он не собирался делиться этой информацией ни с кем, даже с комиссаром Клеменсом Айзембагом.
– Каждый из вас продолжит следовать нашему плану, – добавил он.
Помощница комиссара Фрида открыла дверь в зал заседаний и нашла глазами инспектора Баумана.
– У тебя звонок по второй линии. Некто Бруно Вайс – преподаватель из консерватории.