Р. Вирди
Первая формула
5
Вопросы
Проснулся я от барабанной дроби дождя по жестяной крыше. Полежал в постели в полусне, прислушиваясь к непрерывному перестуку. Ритм дождевых капель, казалось, полностью повторял шум в моей голове. Наконец я осмотрелся в комнате, которую занял на ночь.
Дэннил явно воздал должное моему таланту и опыту. Подобный номер обошелся бы обычному постояльцу в приличную сумму, и вскоре хозяин таверны имел бы на руках целую септу.
Стало быть, Дэннил намерен выжать из меня все, что можно.
В нескольких шагах от кровати стояло огромное корыто для мытья – при желании в таком вполне можно улечься на спину. Рядом – мягко светящийся небесной голубизной кувшин.
Прочая обстановка комнаты у меня в голове не задержалась – разве что раскрашенная ширма в углу. Я разглядел роспись: фермерское поле, солнце в зените, одинокий человек – худой и загорелый – трудится под палящим зноем.
Антуан… Я улыбнулся. Немудреная картина отвлекла меня от мрачных образов, что роились в голове перед сном. Не принять ли ванну? Я быстро передумал – не стоит разнеживаться. Конечно, будет время подумать, но думать мне как раз не хотелось.
Выпрыгнув из кровати, я схватил посох и бросил взгляд на остальное свое имущество. Трогать чужие вещи здесь никто не стал бы, уже не говоря о том, чтобы украсть.
Многие люди не слишком увлекаются историями; исключение составляют случаи, когда рассказчик умелый, – иначе любые легенды воспринимаются как нудные, никому не нужные поучения. Футляр же оказался бы громоздкой ношей для вора, да и ценности никакой собой не представлял.
Как жаль, что важнейшие вещи в мире редко таковыми воспринимаются.
Нагнувшись, я поднял верхний том из стопки. Книги нуждались в постоянной заботе, и я не отказывал им во внимании. Вот и на этот раз аккуратно перетасовал всю кучку сверху донизу – тщательно, можно сказать, с благоговением – и туго затянул перевязь. Теперь ни одна не выскользнет, не упадет. Я подошел к столу.
На столешнице лежал медный ключ, который вечером мне на глаза не попался. К замку самого большого ящика он подошел; тот вздрогнул, крякнул и наконец неохотно открылся. Осторожно опустив внутрь перевязь с дневниками, я мягко его задвинул.
Ключ некоторое время сопротивлялся моим усилиям и проворачиваться не желал – видно, им давненько не пользовались. Пришлось покачать его в разные стороны, после чего раздался звучный щелчок.
Не в силах отделаться от эффектной привычки, покрутил тяжелую медную железку между пальцами, перекинул ее с указательного пальца на мизинец, встряхнул плащом, и ключ скользнул по складкам в потайной кармашек на рукаве.
Порой старые навыки кажутся не слишком практичными, однако долгая жизнь научила меня: пренебрегать ими не следует. Готовность в любую минуту применить один из трюков своего арсенала однажды может спасти чью-то жизнь.
Я плавно переложил ключ из тайного чехольчика в рукаве во внутренний кармашек на груди, ни разу не распахнув плащ. Удовлетворенный своей ловкостью, вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь.
Коридор освещался слабеньким огоньком свечи размером с ноготь большого пальца. Единственным напоминанием о внешнем мире за стенами таверны служило маленькое стеклянное окошечко в торцевой стене. На улице меня ждала темнота, расчерченная белыми брызгами разбивающихся о стекло дождевых капель.
Я двинулся по лестнице, спускаясь тихо, с грацией уличного кота. Одна из досок прогнулась и – вроде как передумав – не скрипнула.
Давняя память тела позволила мне добраться до первого этажа бесшумно и быстро. Беззвучным передвижением я владел неплохо. Лодыжки сразу заныли – даже не физически, а на уровне воспоминаний о старых ранах и бесконечных упражнениях. На последнюю ступеньку я шагнул, корчась от воображаемых болей. Слава Солюсу, ни разу не стукнул по пути посохом.
Я ухмыльнулся, вспомнив о заплетенных плющом каменных залах, о просачивающейся с потолка воде и о бесчисленных угрозах собственной жизни.
Внизу со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Не будем нарушать безмолвие, в которое погрузились «Три сказания». Сделав шаг к дверям, я остановился: сзади прозвучал тихий звон металла, и мою грудь словно сковало ледяным обручем.
Резко обернувшись, я поднял конец посоха в направлении звука.
Она вышла из дальнего, скрытого пеленой тени угла, и на ее губах заиграла удовлетворенная улыбка.
– Куда собрался?
– Элойн… Боже, какая неожиданность!
Отступив на шаг, я поклонился. Легкое движение кистью руки плюс небольшое умственное усилие – и полы моего плаща впечатляюще взлетели.
– Надеюсь, неожиданность приятная?
В ее тоне смешались нотки любопытства и удовольствия. Глубокий голос – что во время вечернего выступления, что сейчас.
– Нет неожиданности приятнее, чем вдруг встретить тебя. Надеюсь, это не последний сюрприз?
Исподволь взглянув на женщину, я обратил внимание, как она расцвела в улыбке.
– Забегаешь вперед, сказитель…
Я стойко выдержал ее взгляд, и мы помолчали.
Наконец, широко распахнув глаза, моя собеседница вздохнула. Игра, хорошая игра… Не обошлось без прижатой ко рту ладошки, якобы скрывающей возмущенную гримасу.
– Ты был со мной ужасно груб, не пытайся отрицать – я все помню. Наделил меня именем – спасибо за подарок. А вот что насчет другого имени? Невежливо отказывать женщине в ее желаниях.
Мое лицо предательски дрогнуло в жалкой улыбке. Похоже, дама не шутит. Что ж, следует быть с ней любезным. Сделав вид, что не понял вопроса, я церемонно кивнул.
– Прости, Элойн. Ни за что не обидел бы тебя, однако не догадался, что твое желание серьезно. И все же ты меня озадачила. – Я молча пожевал губами. – Имя я тебе дал. Уж не хочешь ли ты сказать, что оно тебе не по душе? Два имени – многовато. Какой в том толк? Сколько же человеку нужно имен?
За словом в карман Элойн не полезла:
– Вот ты мне и скажи. У тебя лицо и манеры человека, который видел многое – наверняка куда больше моего.
Так-так, уже теплее…
– И обидел ты меня не раз, а целых два. Ведь я спросила тебя – куда ты собрался? – Ее глаза слабо заблестели. Элойн явно наслаждалась пикировкой.
– Прости, мне послышалось другое: ухожу ли я? Да, я ухожу. – Я ухмыльнулся подобно юному мальчику, получающему удовольствие от собственного остроумия.
Похоже, напрасно я так веселился.
Элойн свела брови, одновременно поджав губы:
– То есть «не лезь не в свое дело»? Полагала, тебе требуется хорошая компания… Я готова ее составить.
Если ты настороже – в подобном тоне наверняка услышишь угрозу. В голосе певицы звучало коварство, смешанное с девичьей нерешительностью – точь-в-точь первый хрупкий ледок на озере.
Я ненадолго замялся.
– Лучшей компании и желать не приходится. – Я изящно выгнул запястье, предлагая ей руку. – Принимаю близко к сердцу твой упрек: говоришь, я слишком забегаю вперед? Не позволяй же мне отклоняться слишком далеко, сделай одолжение!
Она вложила ладонь в мою руку. Я улыбнулся, ощутив ее прикосновение: мою кисть словно согрел луч летнего солнца.
– Хм… Подчинить своей воле мужчину – не самая простая задача, и все же придется с ней справиться. Лишь однажды я потерпела неудачу – в Алтайе. – Элойн искоса взглянула мне в глаза. – Порой с жеребцом управляться легче, чем с мужчиной.
Сомкнув губы, я с силой выпустил воздух, подражая фырканью норовистого коня. Кстати, оговорка Элойн об Алтайе не ускользнула от моего внимания. Известно, что именно там, высоко в горах, на востоке, обитают лохматые выносливые лошадки.
Положив руку на грудь, певица вздохнула и покачала головой:
– Мне нужен такой мужчина, который пойдет со мной, невзирая на дождь и безлунную ночь. Увы, я пока вижу лишь юношу, притворяющегося непокорным жеребцом.
Уныло опустив плечи, она двинулась к выходу, однако от меня не ускользнул ее мимолетный взгляд.
– И-го-го! – заржал я, изо всех сил пытаясь подражать лошади. – Неправда! Ты нашла настоящего Мужчину с большой буквы!
Певица замерла на полушаге, невозмутимо уставившись мне в лицо:
– Нет…
– Да!
– С одной стороны, мне не хочется оставлять тебя здесь в одиночестве, с другой – зачем заставлять тебя мокнуть под дождем?
– Боюсь, я и без тебя направлялся на улицу. – Я вновь предложил ей руку. – Так стоит ли мокнуть в одиночку?
Элойн тихо выдохнула. Явно поняла мои намеки и сочла их сколь забавными, столь и утомительными. Наконец она приняла мою руку.
– Еще не встречала мужчины, который ставил бы обе стороны в равное положение. Может, сегодня именно такой день?
Она выгнула бровь, изучив мое лицо, и более ничего не сказала.
Распахнув двери таверны, я вышел в дождь под руку с самой прекрасной женщиной в мире. Мой плащ тут же покрылся мокрыми пятнами, а дробная капель отвлекла меня от сумрачных мыслей.
– Всегда любила дождь…
Я глянул на свою спутницу. Влажные волосы облепили ее голову, однако не смогли скрыть красоту: намокшая одежда соблазнительно подчеркнула ее формы. Я отвернулся, устремив взгляд на дорогу.
– Пожалуй, это впервые, – хмыкнула Элойн. Я промолчал, медленно шагая вперед и твердо придерживая ее за руку. – Знаешь, не каждый мужчина отвел бы от меня глаза.
Я знал. Многие мужчины не умеют обуздывать свои желания. Почти любой пялился бы на формы Элойн, словно ребенок, который никогда не слышал слова «нет». Однако же следует иногда задумываться о последствиях. Я понимал, к чему приводят подобные взгляды и необдуманные действия, какой вред они способны нанести, если не держать себя в руках.
Порой одним неправильным взглядом можно загубить самое хорошее дело.
– Тебе тоже кажется привлекательной моя фигура?
Сложный вопрос, а для множества мужчин – настоящая ловушка. Тем не менее я ответил без колебаний, и ответил правду:
– Да.
– И все же ты на меня не глазеешь…
Я решил объясниться и поставить в этом вопросе точку:
– Я – далеко не «каждый мужчина». Именно поэтому и кажусь тебе в высшей степени забавным, а может – странным, даже непонятным. Что ж, таков мой опыт общения с женщинами.
Недавно отремонтированный участок мощеной дороги жестко отзывался каждым булыжником в подошвах моих сапог. Мы шли мимо лавочек и одноэтажных домишек с плоскими крышами. Кое-где в щелях между закрытыми ставнями мерцал огонек свечи. Вскоре на другой стороне дороги показалась еще одна таверна. Почти вплотную к ней примостилось приземистое здание.
Час был поздний, и все же мне требовалось отвлечься и сменить обстановку. Таверна «Три сказания» станет мне домом, по крайней мере, на ближайшие несколько дней.
Однако дом домом, а мне сейчас нужно нечто иное.
– По-моему, ты сам себе оказываешь медвежью услугу, мой сказитель. – В гортанном голосе Элойн зазвучала теплая нотка. – Тебе удалось произвести на меня самые разные впечатления: ты умудряешься отвлечь от забот, ты странный и занятный. Ты умеешь раздражать.
Мы с ней не смотрели друг на друга, однако я и без того знал: Элойн от души улыбается.
– Что ж, счастлив превзойти ваши ожидания, моя прекрасная дама.
– Неужели? – Элойн усмехнулась. – У меня и вправду раньше не было такого опыта. Никто не называл меня прекрасной дамой, во всяком случае – не вкладывал в это слово настоящего чувства. Сколько раз видела в глазах мужчин подобострастие, любовный голод, слышала, как они плетут всякую всячину, стараясь получить то, чем им обладать не дано. Ты же – другое дело. Что думаешь – то и говоришь.
Я посмотрел ей в глаза и, несмотря на дождь и безлунную ночь, лишился дара речи. На миг тьма разошлась, явив мне часть женского лица – изгиб рта и полные губы. Во мне пробудилось желание прижаться к устам спутницы. Порыв я успешно подавил и сосредоточился на иной цели.
Подтянув к лицу ее кисть, я запечатлел на ней поцелуй.
– Я действительно думаю именно то, о чем говорю. Ты для меня – прекрасная дама в полном смысле этого слова: о таких, как ты, слагают истории. Такие, как ты, вдохновляют искусство всего мира. Ты образец прекрасной дамы. Прекрасной настолько, что и сравнить не с чем.
Я махнул рукой вперед, и мы продолжили путь.
– Хм… – Она слегка замялась. – И почему не все мужчины похожи на тебя?
В ее голосе прозвучала давняя усталость. Этой женщине явно было что рассказать.
Например, о боли и разочаровании.
Много раз слышал подобные отголоски при разговорах с самыми разными людьми. Разумеется, у каждого человека свои нотки, и ни одна из них не похожа на другую. А вот реакция всегда одинаковая: к тебе прислушиваются, твои слова взвешивают, а потом стараются уйти от разговора.
Не будем развивать тему. Пусть успокоится – вреда в том нет. Я плотнее запахнул плащ и надвинул капюшон. Одеяние намокло, обвисло и уже не напоминало кипящий алый омут.
– Мне неприятно, что ты по моей вине попала под дождь, Элойн…
– Это поправимо.
Она заставила меня остановиться, притянула к себе, и мы обменялись долгим взглядом – как обычно делают герои в сказаниях. Вот только, в отличие от сказаний, сегодня этот миг был совсем недолгим. Быстро отстранившись, Элойн взглянула на дорогу:
– Отведи меня куда-нибудь. Все равно куда, разницы нет. Просто…
Женщина прикусила губу, и даже настойчивый стук дождя не смог заглушить ее тяжелый вздох.
– Почему бы и нет.
Я двинулся вперед, направляясь к давно замеченной мною таверне. Элойн что-то пробормотала себе под нос, вероятно, не слишком желая, чтобы я ее расслышал:
– Спасибо…
Пришлось признать: меня потряс ее отклик. Произнесенная шепотом благодарность таила в себе и неуверенность, и облегчение, и какие-то новые чувства, о которых нельзя говорить во весь голос. Я задумался: что же за жизнь прожила Элойн, если ее удивляет самая обычная доброта?
Тем временем мы дошли до таверны, поднялись на крыльцо, и я, распахнув двери, пропустил свою спутницу внутрь. Створки закрылись за моей спиной.
В отличие от «Трех сказаний», здесь на столах еще догорали свечи, озаряя зал желтыми отблесками. В слабом свете я разглядел беспорядочно расставленные за стойкой бутыли, сверкающие россыпью драгоценных камней. Толпа посетителей схлынула; в зале успели прибраться.
Мое внимание привлекла вырезанная на дереве фигура, ростом превосходящая самого высокого мужчину. Широкие плечи и могучее сложение говорили о том, что на стене таверны увековечен герой – бородатый человек средних лет с твердым, резким и в то же время теплым лицом. Одет мужчина был как обычный фермер, однако огненная корона на макушке с первого взгляда позволяла понять, кто именно смотрит со стены.
Солюс, Господин утреннего света. Божество изобразили без сияющих доспехов, спустив его в мир обычных людей. Должно быть, так простолюдины чувствовали себя ближе к своему кумиру.
Я был не склонен винить создателя барельефа. Несмотря на всю нашу храбрость, существа мы во многих отношениях довольно пугливые. Испытываем неуверенность, одиночество; путешествуя по долгой и темной дороге, невольно желаем встретить попутчика. Можно ли представить себе компанию лучше, чем божество? В минуты опасности невольно надеешься, что сверху за тобой присматривает молчаливый наблюдатель.
Я посмотрел в глаза Солюсу и долго – необычно долго – не мог оторвать от него взгляд.
– Что вам угодно?
Я моргнул, вернувшись в темный зал.
Хозяин таверны, мужчина с меня ростом, был изрядно потрепан годами и жизненными невзгодами. Судя по выражению лица, терпение его истощилось уже пару-тройку часов назад. Обычный этайнианец – ничего примечательного. Он запустил пятерню в спутанную копну пронизанных седыми прожилками темных волос. Того же оттенка была и короткая клочковатая борода.
– Нам бы место, где можно спокойно посидеть, подумать у очага и, если тебя не слишком затруднит, выпить и перекусить, – ответил я с приятной улыбкой и наткнулся на недовольный взгляд хозяина.
Элойн придвинулась ближе, едва не коснувшись губами моего уха.
– По-моему, над улыбкой тебе еще надо поработать.
Я нахмурился.
– Нет, не так, – жарко дыхнула она мне в щеку. – Вот смотри.
Отодвинувшись, она одарила трактирщика такой улыбкой, от которой любой мужчина потерял бы душевное равновесие, а женщина пронзила бы соперницу ревнивым взглядом.
– Что-нибудь я для вас найду, – почесав бороду, пробормотал трактирщик. – Есть особые пожелания?
Вопрос с затаенным смыслом: готовы ли вы платить, а если готовы, то сколько именно?
Запустив руку в складки плаща, я нащупал узкий кармашек и достал приятно звякнувший кожаный кошель. Удовлетворенно кивнув, трактирщик занял место за стойкой.
– Так что закажете? Мои девчонки уже разошлись, разве только одна или две еще где-то тут бродят, поэтому принесу что бог послал – скорее всего, готовые блюда. Сьета?
– Сьета, – в один голос согласились мы, и Элойн добавила:
– Нет ли горячих напитков, например шоколада?
На севере и западе шоколад был не слишком распространен, однако Этайния бойко торговала с южными странами, и я надеялся, что заказ певицы выполнят.
– Похоже, ваша женщина настолько замерзла, что ей потребуется двойная порция, – невозмутимо кивнул хозяин таверны.
Судя по всему, его куда больше заботила дополнительная выручка, нежели здоровье моей спутницы.
– Довольно будет и одной, – возразила Элойн. – Люблю дождь, тем более что сегодня он совсем не холодный. А не будет ли у тебя, часом, тушеного мяса?
– Свинина с морковью, сахаром, цукини и костным мозгом молодого поросенка. Устроит тебя такое блюдо?
– О боги, конечно, да.
Элойн тут же заняла место за ближайшим столом, не заметив, как вдруг напрягся хозяин. Его глаза потемнели, лоб пошел складками.
– Бог у нас один, – резко мотнул он в сторону изображения Солюса. – Наше Солнце, Господин Света и Урожая. Мне все равно, кому молятся люди из других стран, но смуглая, поцелованная светом женщина обязана помнить о едином боге. И одеваться должна, как одна из наших.
Он запнулся и, сурово сдвинув брови, пошел за заказом. Я выждал, пока хозяин удалится, приблизился к Элойн, и та указала мне на стул рядом с собой.
Я присел, не сводя с нее взгляда; в голове не переставал вертеться один вопрос.
– Джентльмен поступил бы иначе, – поджала губы певица. – Сперва подвел бы даму за ручку и усадил, а уж потом устроился сам. – Она многозначительно на меня посмотрела и усмехнулась.
Сыграно было неплохо, и в то же время Элойн дала мне понять, что мое поведение ее нисколько не раздражает.
– Возможно, для тебя эти слова станут потрясением, но я не джентльмен. Изобразить могу, да так, что комар носа не подточит. И все же…
– Хм… Что ж, хорошо.
Она придвинулась ко мне и обхватила сзади за плечи. Наверное, несмотря на прилагаемые усилия, меня пробила дрожь, однако плащ, подчинившись моей воле, ее скрыл.
Пальчик Элойн прошелся по воротнику. Она замерла, пристально разглядывая мое одеяние.
– Как странно…
– Что странно?
– Да твой плащ… – Ее глаза озадаченно сузились. – Я промокла насквозь, а на тебе – ни капли. – Элойн несколько раз моргнула, словно не была уверена в своем впечатлении. – На ощупь он теплый, как кожа человека, сидевшего на солнце. И он напоминает…
Она отпрянула, прикусив нижнюю губу.
Я промолчал. О моем плаще думали разное, и все же каждый находил для себя правдоподобный ответ: хорошее качество, необычный новейший материал…
Все проще, чем признать правду.
– Он напоминает кровь. – Элойн судорожно сглотнула. Смотрела она словно внутрь меня, пытаясь проникнуть в душу. – Что же это такое?
Я открыл было рот, однако певица остановила меня взмахом руки и все тем же странным взглядом уставилась в стол.
– Вокруг твоего плаща – кроваво-красная дымка. – В глазах Элойн забрезжила искра понимания, и она взглянула на меня так, словно только заметила.
Вокруг нас воцарилось безмолвие – наподобие того, что окутывало «Три сказания». На этот раз я с удовольствием его нарушил бы, однако не знал как. Молчание тянулось и тянулось, и я остро ощутил пустоту зала. Подобное безмолвие, став осязаемым, вполне может свести человека с ума.
– Хочу задать тебе один вопрос. Знаю, у меня нет на то права, поскольку я на твои отвечать не стала, и все же попробую.
Не в силах произнести ни слова, я молча кивнул.
– Ты – это он?
Она могла не продолжать. Трех слов вполне достаточно. Тем не менее я попытался уйти в сторону:
– Кто – он?
В ее глазах загорелся темный огонь:
– Перестань! Люди думают обо мне разное – и всякий раз ошибаются. Однако все сходятся в одном: я не глупа.
Между нами вновь повисла тишина, но Элойн тут же ее разогнала:
– Существует добрый десяток легенд, каждая из которых похожа на другую, и все же в некоторых подробностях они здорово расходятся. Такое впечатление, будто некто умный долгие годы сознательно искажал историю и добился того, что в устах разных людей она и звучит по-разному. Знаешь, что меня давно удивляет? – Она впилась в меня взглядом, способным прожечь дырку в стволе могучего дуба.
Я знал, однако ответил так, чтобы не обманывать ее ожиданий. Понятно, что последует дальше – моя спутница скажет то, чего мне услышать не хотелось бы.
– Нет.
– А если на самом деле это одна и та же история? Все тот же человек, та же самая легенда… Просто ее пересказывают тысячи раз, и в пути она понемногу изменяется, как слова в старинной песне? Только делается это намеренно и мастерски. И за каждым изменением стоит первый рассказчик. Уж не ты ли, часом? – Задав вопрос, Элойн еще внимательнее изучила мое лицо. – Не ты ли нанес удар по Хир’на’Эддерит и тем самым развязал войну с Шаен? Не ты ли уничтожил Рокаши? А кто вызвал шторм, потопивший Захинбахари? Легенда говорит нам о герое с тысячей лиц, но не о разных людях. Этот герой – ты?
Я уже говорил, что истина запросто может сломать человека. Мне хотелось бы ошибиться в этом утверждении, но увы…
– Да.
Короткое слово прозвучало, словно удар грома, – сам не ожидал. Скрипнула деревянная стена таверны, словно в нее ударили гигантской ногой. Пыль, что не вытерла невнимательная служанка, взвилась в воздух и закружила по залу. Свечи мигнули от порыва несуществующего ветра, и мир на миг потускнел.
Наступила тишина.
– Ари… – тяжело выдохнула Элойн, словно мое имя было под запретом. – Меч, орел, лев… Плетущий пламя, оседлавший молнию. Убийца принцессы… – Ее слова ударили мне в сердце и отдались могучим эхом в голове, угрожая разорвать мой мозг в клочья.
– Что тебе известно? Что знают обо мне люди? – Прозвучавшая в вопросах горечь вполне могла разъесть каленое железо. Я судорожно провел ногтями по столешнице, и дерево вздрогнуло.
– Лишь жалкие обрывки правды, которые рассказывают в тавернах по всему миру. Выдумки, которые ты сам и сочинил для ведомых только тебе целей. Самим богам не известно, где на самом деле истина.
Я уставился ей в лицо, испытывая отнюдь не мимолетное раздражение. Во мне зрел горячий гнев, раскаленный, словно железный прут, извлеченный из кузнечного горна.
– Ты говоришь о моих целях? Они могут быть какими угодно. Моя цель – странствовать по миру, не волоча за собой шлейф позабытых имен. Моя цель – уйти от покрытой мраком эпохи Шаен, что пытается меня преследовать. Моя цель – творить добро, скромное, незаметное добро, способное заставить людей улыбаться. Это самое меньшее, что я могу сделать, прожив ту жизнь, которая мне выпала.
Избавить мир от последствий…
– Моя цель – появляться там, где я считаю нужным, и тогда, когда это необходимо. Если захочу, чтобы мне всю ночь светили звезды, – их не закроют тучи. Если мне требуется мягкая постель на постоялом дворе – она будет. Вот мои цели.
Элойн хранила молчание. Облизала губы, не сводя с меня глаз. Похоже, искала подходящий ответ.
– Понимаю… – произнесла она так тихо, что самый слабый ветерок унес бы слова певицы без следа.
Предназначался ли ее ответ мне? Или то был крик души, не требующий собеседника?
Хозяин таверны возник у стола и поставил перед нами две кружки. Сделал шаг назад и все же вернулся.
– Сейчас я принесу еду, но у меня есть некоторые правила. – Он воздел вверх палец. – Во-первых, деньги – и не в кармане, а на столе. Во-вторых, ваша трапеза должна проходить в тишине и спокойствии. Если желаете побраниться – это не здесь. Не хочу прислушиваться к размолвкам. А люди, что остановились здесь на ночлег, – тем более. Вы меня поняли?
Ответа он ждать не стал.
Я перевел гневный взгляд с Элойн на трактирщика и невольно сжал рукоять посоха. Вверх по кисти пробежал слабый ток, однако певица положила руку мне на плечо и до боли его стиснула. Моргнув, я разгладил уже складывающиеся грани разума и отпустил зарождающееся плетение. Посчитал в уме, пытаясь успокоиться. Плетение распустилось.
Ладонь Элойн легла мне на щеку, слегка сжала и спустилась ниже, на подбородок.
Я обернулся к ней и вдруг против воли заговорил:
– Есть десять формул плетения, которые должен знать каждый.
Простой постулат заставил меня забыть о трактирщике, восстановив в памяти изнурительные уроки юности и философию давно ушедших лет.
– Что ты сказал?
– Ничего. – Я взял ее за руку. – Просто воспоминание.
Кстати, что там в кружке? Надеюсь, напиток поможет забыться. Легкий аромат миндаля и каких-то незнакомых специй защекотал мне ноздри. Глотнув, я щелкнул языком. Кайенский перец! Итак, в кружке пряный шоколад.
Я сделал еще один глоток и задержал напиток во рту, позволив острому привкусу осесть на языке. Посмаковал. Шоколад легкой волной покатился вниз по пищеводу. Сладость смягчила остроту, оставив в желудке приятное тепло, и прогулка под проливным дождем тут же забылась.
Элойн осторожно пригубила напиток, посматривая на меня поверх ободка кружки.
– А если я попрошу рассказать мне все с самого начала? Ты расскажешь?
Не знаю, что заставило меня согласиться. Ее прекрасное личико? Или окутывающая женщину таинственная аура? Прошлое, лежавшее во мне тяжелым грузом, искало выход. Возможно, Элойн меня поймет, услышав мою повесть от начала до конца.
Собственно, подойдет любая из романтических легенд, что можно найти в книгах. Все они далеки от истины, и в то же время сегодняшним вечером каждая из них окажется единственно правильной. Но…
– Расскажу.
Нет ничего хуже, чем носить в себе историю, запертую за семью замками.