Р. И. Беккин
Ислам от монаха Багиры
Нежданный гость
По свидетельству Зайда бин Халида аль Джу'анни (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха: «Не сообщить ли мне вам, кто является лучшим из свидетелей? Это тот, кто предлагает свои (свидетельские показания) до того, как его попросят об этом».
Приведено у Муслима
Обернувшись, Абдулла увидел невзрачненького бородатенького человечка в очках, одетого в теплую, но заметно поношенную дубленку. На голове его была черная мутоновая ушанка с опущенными ушами.
– Простите, уважаемый Абдулла Петрович, что беспокою вас столь бесцеремонным образом, – виноватым голосом произнес незнакомец. – Я шел за вами от самого здания суда, но все никак не решался подойти.
– Да-да, я вас слушаю, – Абдулла, который пребывал в тот в момент в столь знакомом каждому из нас состоянии усталости и растерянности, ничуть не удивился, а тем более не испугался появлению незнакомца в дубленке.
– Извините, я не представился, – незнакомец смущенно теребил в руках снятую варежку. – Меня зовут Илья Александрович Баум. Я – ведущий научный сотрудник Института востоковедения.
– Профессор Баум?! – пораженный Абдулла схватил Илью Александровича за обе руки и потряс имив воздухе. – Вот уж не ожидал! Я читал ваши книги. Признаюсь, давно мечтал с вами познакомиться.
Профессор Баум был широко известен среди специалистов своими добросовестными исследованиями по коранистике. Восхищение и удивление коллег вызывало даже не то, что у Баума едва ли не раз в год выходила очередная объемная монография с внушительным списком использованной литературы, а то, что он умудрялся вводить в научный оборот источники, до этого практически неизвестные специалистам.
Друзья шутили, что на даче у Баума хранится, по меньшей мере, сказочная библиотека халифа Гаруна аль-Рашида, книги из которой его предприимчивые предки сохранили до наших дней. В ответ Илья Александрович лишь отшучивался, а однажды, пригласив коллег на дачу, показал им весь дом, включая погреб, чтобы все убедились, что у него ничего нет. Но это только прибавило ему заслуженной таинственной славы.
Неудивительно, что Абдулла, много раз слышавший легенды о профессоре, был безумно рад его внезапному появлению. Вот и не верь после этого в новогодние чудеса!
– Спасибо, Абдулла Петрович, – устало улыбнулся профессор. – Я тоже много слышал о вас. Очень много хорошего… Собственно говоря, поэтому я и решил к вам обратиться. Вы извините, что я сразу перехожу к делу… В другой раз я бы, конечно, не посмел так поступить, но теперь… Теперь я ни о чем больше не могу говорить и думать, как только о своей беде. Абдулла Петрович, поверьте, мне очень совестно, что я отвлекаю вас прямо перед праздником, но, – профессор запнулся и отвел в сторону взгляд. – Помогите мне, пожалуйста! Только вы можете мне помочь.
– Дорогой Илья Александрович, не волнуйтесь, пожалуйста, – тревога профессора начала постепенно передаваться Абдулле. – Я вас слушаю, и вы меня совсем не задерживаете. Мы находимся перед моим домом, и уж к последнему удару курантов я по всякому, иншаалла, успею. Кстати, может быть, лучше пройдем ко мне, а то на улице холодно? Вы ведь замерзли совсем.
– Абдулле так понравилась автоматически пришедшая в голову мысль заманить профессора к себе и уговорить встретить у него Новый год, что он забыл о своем недоверчивом отношении к этому архаичному, по его мнению, празднику.
С толерантной настойчивостью Абдулла три раза повторил свое приглашение, прежде чем Баум согласился. Однако, если бы Абдулла в тот момент не находился под впечатлением от встречи с профессором, он без труда заметил бы, что Илья Александрович только и ждал того самого третьего раза, после которого он охотно последовал за Абдуллой в его гостеприимное жилище.
Когда они подошли к лифту, Абдулла вдруг замер и шмякнул себя ладонью по голове.
– Что-то случилось? – с тревогой спросил профессор.
– Да нет, ничего особенного, – махнул рукой Абдулла, – просто я забыл купить елку.
– Это не дело, – нахмурил брови Ба-ум и изобразил нечто, что в определенном состоянии духа кем-нибудь могло быть принято за улыбку, – пойдемте, я помогу вам выбрать хорошее деревце.
Профессор не только помог выбрать, но и сам заплатил за елку, сославшись на то, что с пустыми руками в гости под Новый год не ходят: так пусть в этих руках будет хотя бы елка.
Прежде чем войти в квартиру, Абдулла позвонил домой по мобильнику и предупредил своих, что придет не один. Не разделяя взглядов некоторых консерваторов, утверждавших, что женщина должна находиться на своей половине и не показываться на глаза чужим мужчинам, Абдулла всякий раз приводил в пример Хадиджу, первую жену Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!), которая активно участвовала в общественной жизни и была незаменимой помощницей Мухаммада Мустафы[9]. Ограничивая мир женщины, говорил Абдулла, мужчина ограничивает свой собственный мир.
Дома у Абдуллы не на шутку готовились к празднику. Огромный стол, стоявший посреди гостиной, был накрыт ручной работы белой скатертью, украшенной касыдами известных средневековых поэтов.
На столе симметрично размещались блюда с фруктами и салатами. По краям стола особняком стояли две большие плошки с устрицами, а посередине – над царством мисок и тарелок – безраздельно властвовали два когда-то родных брата-кувшина, наполненные розовой жидкостью, с виду напоминавшей морс. Из кухни, находившейся неподалеку, ласково и по-домашнему пахло уткой с яблоками.
Но радость общения с женами была недолгой. Представив им профессора и употребив все доступные ему лестные эпитеты, касавшиеся ума, таланта и интеллигентности Баума, Абдулла попросил не беспокоить их некоторое время, добавив при этом совершенно лишнюю в подобной ситуации фразу: «если вы не возражаете».
До тех пор пока они с Абдуллой не вошли в кабинет, Баум то и дело пытался улыбаться, но вместо улыбки у него всякий раз выходила такая гримаса, о которой в приличном обществе лучше умолчать.
«Хорошо держится, бедняга», – подумал Абдулла. Радость от того, что он может быть чем-то полезен профессору, мешала Абдулле настроиться на серьезную и, скорее всего, долгую беседу.
– Я не буду отнимать ваше драгоценное время и постараюсь как можно скорее изложить свою проблему, – сказал Баум после того, как Абдулла закрыл дверь в уставленный огромным количеством книг кабинет с большим персидским ковром XIX столетия на столе и туркестанским ковром XX столетия на полу. – При этом у меня к вам, уважаемый Абдулла Петрович, будет всего одна просьба. Не перебивайте меня, пожалуйста, до тех пор, пока я не закончу. Словом, все вопросы потом. Да и еще, – профессор умолк, словно размышляя, стоит ли ему продолжать, – хочется надеяться, что все, что я вам здесь расскажу, останется между нами.
«Великий старик», – подумал Абдулла, а вслух произнес:
– Конечно, профессор, я вас слушаю.
Абдулле уже самому не терпелось узнать, что же случилось с Баумом.
Тихо постучав, вошла Мадина с кофе, и на лице профессора опять появилась неестественная улыбка, исчезнувшая лишь после того, как за младшей женой Абдуллы захлопнулась дверь.
– Как вам известно, – начал Илья Александрович, жадно отпивая из миниатюрной чашечки отменный йеменский кофе, – я занимаюсь исследованиями в области коранистики. Меня интересует, прежде всего история создания тех или иных списков Корана, а также судьба переводов Священной Книги на разные языки. В силу специфики моей работы мне регулярно приходится бывать в архивах и библиотеках. Особенно часто мне пришлось в последнее время посещать Публичку. Я думаю, вы наверняка слышали о знаменитом собрании восточных рукописей в Публичной библиотеке. Несколько дней назад я наткнулся там на поистине бесценные рукописи, хранившиеся в запасниках и толком не систематизированные, то есть не внесенные в каталоги и известные мне списки. Я не буду вам перечислять все, что я там обнаружил, – это займет слишком много времени, да и мало чем поможет решению существующей проблемы.
Слушая профессора Баума, Абдулла не мог не отметить: «Говорит, словно пишет научную статью. Решение существующей проблемы… Забавный старик».
А забавный старик тем временем продолжал свой академический монолог, нисколько не сбавляя темпов речи:
– Обнаружив такую гору малоизученных текстов, привезенных одним русским военным еще в позапрошлом веке с Востока, я был несказанно счастлив. В последний раз к этим рукописям притрагивались лет сто пятьдесят назад, если не больше, – поймав увлеченный взгляд Абдуллы, профессор покраснел. – Простите, я отвлекаюсь.
В ответ Абдулла преданно закивал головой: «Что вы, Илья Александрович! Продолжайте, пожалуйста! Очень интересно!»
– Так вот, среди многочисленных рукописных книг, находившихся в десятилетиями не открывавшихся шкафах и не представляющих особой научной ценности, мое внимание привлекла рукопись, оказавшаяся списком Корана с сохранившимся титульным листом. Текст этот был написан почерком хиджази[10] на пергамене. Рукопись имела вертикальный формат. По этим, а также ряду других признаков, касающихся, в частности, манеры написания некоторых букв, я решил, что передо мной список Корана восьмого-девятого века. Я сделал такой вывод, поскольку имел дело с другими рукописями, относящимися примерно к этому же временному периоду. По целому ряду внешних признаков обнаруженный мною список напоминал знаменитую рукопись, известную как Коран Усмана. Более точной датировки я не мог дать, поскольку даже высокоточная техника в такой ситуации может ошибаться в датировке на целых сто лет.
Не мне вам объяснять важность подобной находки. В настоящее время в мире самые ранние копии Священной Книги относятся к первой половине восьмого века. Одна копия датируется примерно 712–713 годами, а две другие – 720 или 725 годом. Но данные тексты содержат лишь незначительные фрагменты, а тут передо мной лежал полный список Корана, составленный, быть может, примерно в те же годы.
Как известно, в течение двадцати лет после смерти Мухаммада его сподвижниками было подготовлено, по меньшей мере, пять версий текста Священной Книги. Редакция комиссии Зайда бин Сабита как раз и опиралась на одну из этих версий. Остальные же варианты текста Священной Книги были по приказу халифа уничтожены. После утверждения Усмановой редакции между рукописями продолжали сохраняться некоторые различия. Это так называемые кира'ат (чтения). Данные различия объясняются тем, что изначально текст Корана писался без огласовок, названия сур присутствовали не во всех текстах. Первые мусульмане не добавляли к тексту Корана никаких пометок и обозначений, считая себя не вправе видоизменять слово Аллаха. Кроме того, в ранних рукописях Корана не существовало разделителей стихов (айатов). Поэтому эти и некоторые другие особенности позволяли сосуществовать нескольким вариантам чтения Священной Книги. В конечном итоге, было утверждено семь канонических вариантов чтения Корана. Все же остальные кира'ат подверглись опале. Какой вариант чтения был передо мной, мне как раз и предстояло определить.
Ничего не соображая от счастья в предвкушении предстоявших открытий, я аккуратно убрал рукопись в шкаф и пошел в буфет пить кофе. (Я всегда, когда нервничаю, пью кофе.) Мне нужно было собраться с мыслями. Немного успокоившись, я вернулся в зал. Теперь я обратился к самому содержанию текста. Каково же было мое удивление, когда я понял, что находившийся у меня в руках список значительно отличался от привычного для нас текста Священной Книги не только числом и порядком расположения откровений, но и отдельными словами и выражениями. Я не поверил своим глазам! Передо мной была рукопись, отличная от Усмановой редакции! В рукописи было 118 сур, а некоторые айаты иначе как сенсационными, – вы уж простите меня, Абдулла Петрович, за такую терминологию, – не назовешь. Например, в тексте рукописи содержались слова, недвусмысленно утверждающие права 'Али на власть в мусульманской умме после смерти Пророка[11].
Абдулла недовольно зашевелился на своем продавленном стуле, но ничего не сказал.
– Но все это было детским лепетом по сравнению с айатом, который я обнаружил во второй суре, – взволнованно продолжал профессор, не замечая охватившей Абдуллу тревоги. – Айат этот в переводе с арабского звучал так: «…Многие из этих откровений, переданных мне Багирой». Это тот самый Багира, с которым, по преданию, еще до получения откровений Мухаммад встречался в Сирии!
Вы понимаете, что одной этой фразы достаточно, чтобы по-новому взглянуть не только на историю формирования текста Корана, но и на историю происхождения ислама в целом! – подпрыгнув в кресле, вскричал Баум.
Последние слова, произнесенные профессором, были слишком серьезны, чтобы Абдулла и дальше продолжал отвлеченно слушать историю рукописи. Вскочив со стула, Абдулла сделал несколько шагов по комнате. Баум замолчал, сам испугавшись категоричности своей последней реплики. Наконец, перестав перемещаться, Абдулла подошел к профессору.
– Уважаемый Илья Александрович! Извините, что я все-таки вас прерываю. Я с большим уважением отношусь к вам и вашей научной деятельности, но когда затрагиваются ТАКИЕ темы, я не могу молчать. Я прошу вас как можно скорее объяснить, чем я могу вам помочь, – сказав это, Абдулла почувствовал себя так скверно, как только может чувствовать себя человек, поднявший руку на святыню, которой многие годы поклонялся. Схватившись за голову, он упал в кресло, стоявшее в другом углу комнаты у двери, и закрыл лицо руками.
– Ради Бога, извините меня, Абдулла Петрович! – виновато засуетился профессор. – Я… поймите меня… я очень нервничаю, спешу… и из-за этого так все получается…
– Это вы меня простите, Илья Александрович, – чувство стыда в Абдулле с геометрической прогрессией стало побеждать чувство возмущения. – Продолжайте, пожалуйста, но если можно…
– Вы хотите от меня краткости? – перебил его Баум. – Что ж, куда короче. Та рукопись, о которой я вам только что говорил… В общем, она пропала…
С этого мгновения все, что до этого слышал Абдулла, показалось ему невинной болтовней заумного старичка. Он хотел что-то сказать профессору, но вместо этого у него получилось бестолковое сочетание звуков.
– Как пропала?! – смог, наконец, прокричать Абдулла, и через мгновение профессор почувствовал его прерывистое дыхание у себя над лысиной.
– Господи! Вы меня до смерти испугали, голубчик, – Баум испуганно вперился в Абдуллу и только когда понял, что ему ничего не угрожает, медленно достал платок и вытер покрывшийся влагой лоб, а заодно и очки.
– Это вы меня до смерти испугали, профессор, – Абдулла поспешно вернулся на свое место.
Приятное состояние расслабленности, охватившее его при выходе из суда, перестало существовать. Его мозг был готов работать так же интенсивно, как и утром. Абдулла больше не чувствовал себя учеником, осмелившимся позвать к себе в гости великого учителя. Теперь это был судья, вызвавший свидетеля для допроса.
В голове Абдуллы возникло более десятка вопросов, готовых вылиться наружу одновременно, лишь только хозяин головы откроет рот. Но все эти вопросы были бы напрасны, если бы Абдулла не узнал главного: почему профессор обратился именно к нему, судье шариатского суда, а не к мухтасибу, то бишь следователю.
Профессор, который наверняка предвидел, что его спросят об этом, сразу же дал четкий и, по-видимому, заранее подготовленный ответ.
– Да, я прекрасно знаю, что вы, Абдулла Петрович, не занимаетесь ведением следствия. Но я слышал о вас столько хорошего как о справедливом судье и просто замечательном человеке. В общем, я считаю, что кроме вас мне никто не поможет. Вы, Абдулла Петрович, наверное, считаете меня легкомысленным человеком. Может, это и так, но не настолько, чтобы я не понимал важности того, что произошло. Да, я мог бы промолчать, но моя совесть не позволяет мне это сделать. По моей вине пропала ценнейшая рукопись, и я не могу скрывать это.
– Хорошо, но чем я могу вам помочь?! – спросил Абдулла с ударением на местоимении «я».
– Помочь найти Коран, – ничтоже сумняшеся ответил профессор.
– Я?! Да вы понимаете, что я, в силу своего статуса, не имею права заниматься подобными делами?! Права не имею, уважаемый Илья Александрович! – выговаривая каждую букву, произнес Абдулла.
– Да-да, понимаю. Простите, что побеспокоил вас и напрасно украл ваше время. Еще раз с праздником, – профессор встал и, не спеша, опустив голову, побрел к выходу.
Абдулла понял, что это был всего лишь трюк, последняя возможность отчаявшегося человека привлечь его, Абдуллу, на свою сторону. Глядя на сутулого, лысоватого старичка, неуверенно продвигавшегося к выходу, он почувствовал жалость к попавшему в беду профессору. Да и мог ли он теперь отпустить Баума, узнав ТАКОЕ!
Абдулла без труда догнал профессора у двери.
– Послушайте, Илья Александрович, для того, чтобы понять, могу я вам помочь или нет, я должен знать обстоятельства, при которых исчезла рукопись, – Абдулле не хотелось верить, что профессор говорит правду, но, внимательно посмотрев на Баума, он сразу же избавился от мысли об искусном новогоднем розыгрыше.
Баум глядел на Абдуллу сквозь ослепшие от слез очки.
– Спасибо, коллега, – слово «коллега» приятно ущипнуло Абдуллу за сердце, и он невольно улыбнулся. – Так вот, – продолжил профессор, на этот раз уже не так вальяжно расположившись в кресле, – внимательно рассмотрев рукопись, я подальше запрятал ее и пошел домой. Мысль о ней с тех пор не оставляла меня ни на минуту. Я был уверен, что держал в руках одну из самых ранних дошедших до нас рукописей, содержащих коранический текст. Заметьте, я говорю не «текст Корана», а «коранический текст», – этой фразой Баум попытался притупить остроту своих недавних высказываний о рукописи. – Однако вы сами, Абдулла Петрович, понимаете, что на одних догадках и предположениях далеко не уедешь. Мне необходимо было получить точное подтверждение моей догадке. Но тут своими силами я бы не обошелся. И я позвонил своему старинному знакомому… Впрочем, если позволите, я не буду называть его имени.
– К сожалению, мне придется попросить вас сделать это, – безапелляционно потребовал Абдулла.
– Поверьте, он здесь ни при чем. Это – честнейший человек, – взмолился Баум. – Я не хочу, чтобы у него были неприятности.
На Абдуллу этот аргумент не подействовал. По своему опыту он знал, что происходило иногда с самыми честными людьми, когда речь заходила о религии.
– И все-таки я попрошу вас назвать его. Раз уж вы обратились ко мне за помощью, будьте добры выполнять мои просьбы, уважаемый Илья Александрович. – Абдулла-судья был менее разборчив в выражениях и средствах убеждения, чем Абдулла-ученый.
Перед таким доводом профессор не мог не спасовать.
– Андрей Владимирович Кузин, главный научный сотрудник нашего института. Замечательнейший человек. Я вам клянусь!
– Хорошо, я вам верю, – неубедительно заверил Баума Абдулла. – Продолжайте.
– Так… На чем же я остановился? – почесал затылок профессор. – Ах, да! Я позвонил Андрею и, ничего не объяснив, попросил зайти ко мне. Когда он пришел, мы с ним так же, как сейчас с вами, заперлись в кабинете. Я рассказал ему о своей находке. Вы, Абдулла Петрович, не подумайте, что я из тщеславия никому сразу не сообщил о рукописи… А то, знаете, разное про меня рассказывают. Просто я хотел удостовериться, действительно ли передо мной древний список Корана или я всего-навсего сошел с ума. Поэтому я и позвал Андрея, у которого, кстати, колоссальный опыт работы с древними текстами. Можно сказать, в этом деле я его ученик. Он ведь писал диссертацию у самого академика Шайтанова – великого исламоведа всех времен и народов. Посоветовавшись, мы решили на следующий день сходить в библиотеку и посмотреть вместе рукопись. Когда я показал Андрею обнаруженный мною список, он долго и внимательно изучал его. По его мнению, данная рукопись была составлена где-то в начале или середине второго века хиджры[12]. Я спросил Андрея, не лучше ли вызвать специалистов с аппаратурой, а затем, в случае подтверждения нашей гипотезы, пригласить прессу и объявить об уникальной находке.
– Наверное, в тот момент вы представляли себя в центре внимания, окруженным людьми с микрофонами, которые наперебой кричат: «Как вам это удалось?», «Что вы испытывали?», «Каковы ваши творческие планы?» – попытался уколоть Баума Абдулла.
– Зря вы иронизируете, – обиделся профессор. – Поверьте, мне нелегко все это вам говорить.
– Простите, Илья Александрович, я вас слушаю, – Абдулла чувствовал приближение развязки рассказа Баума и волновался с каждым произносимым профессором словом. – Сейчас, сейчас, – говорил он себе, борясь с нетерпением. – Сейчас он закончит, и все станет ясно.
– Итак, я предложил позвать специалистов с аппаратурой. Но на следующий день Андрей вдруг воспротивился моей идее. Я спросил его: почему?
«Неужели ты не понимаешь? – сказал мне Андрей. – Какая сенсация будет в мире, если мы обнародуем этот текст. Да тут война может начаться! В мире в настоящее время проживает около четырех миллиардов мусульман, и вдруг выяснится, что в возникновении ислама едва ли не ключевую роль сыграл христианский монах Багира».
С этим нельзя было не согласиться. Тогда мы решили… Господи, это надо же быть такими идиотами! Я не хочу себя оправдывать, но я был действительно опьянен находкой и ничего не соображал… Ну, в общем, мы решили вынести эту рукопись из библиотеки…
Такого сюрприза от профессора Баума Абдулла не ожидал.
– То есть, как вынести? – от удивления Абдулла в буквальном смысле открыл рот.
– Ну, просто взять и тайком вынести рукопись из библиотеки, – стараясь не смотреть на Абдуллу, сказал профессор.
– А охрана?! – округлил глаза Абдулла.
– Абдулла Петрович! – покачал головой Баум. – Вы меня удивляете. Да вам любой мальчишка на улице скажет, что вынести из Публички книгу проще, чем в метро бесплатно пролезть. Андрей аккуратно положил рукопись под рубашку, и мы беспрепятственно прошли через милицейский пост.
– Аллаху 'азым! Не ожидал я от вас, Илья Александрович! – от напряжения и волнения у Абдуллы покраснели уши. – Вы понимаете, в чем вы только что мне признались?! На что вы рассчитывали, когда шли ко мне с рассказом о своем преступлении?! После того, что вы мне рассказали, я должен немедленно вас задержать!
– Абдулла Петрович! – услышав о перспективе ограничения собственной свободы, Баум, дрожа всем телом, вжался в кресло. – Дослушайте меня, ради Бога! Даже если вы меня задержите, вам все равно необходимо знать, при каких обстоятельствах исчезла рукопись.
В другой раз Абдулла улыбнулся бы этой полушутке профессора, но в те нервные оставшиеся в его памяти на всю жизнь минуты для него не существовало ничего смешного.
– Вы правы, профессор. Продолжайте, пожалуйста, – добавил он едва слышно и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.
Баум прокашлялся и, удостоверившись, что его пока не собираются подвергать задержанию, продолжал:
– Выйдя из библиотеки, мы пошли в метро. Решили, что рукопись будет храниться у меня. Но по дороге Андрей вдруг остановился и сказал, что сейчас в метро ужасная давка, и рукопись может повредиться, – поэтому лучше поймать машину. Поскольку у Андрея была рукопись, я стал голосовать. Сразу же остановилась дорогая машина, – кажется, «Мерседес». Водитель запросил втридорога, но Андрей настоял, чтобы мы ехали. Когда мы вышли из машины, до моего дома оставалось метров сто. Я расплатился (у Андрея, как всегда, не оказалось с собой денег), и мы пошли к моей парадной. Все произошло так быстро, что я ничего не успел разобрать. Навстречу нам шли трое молодых людей. Мне даже показалось тогда, что одного из них я где-то видел… Впрочем, может, я ошибаюсь… Они подошли к нам и попросили закурить. Я сказал, что не курю. Тогда один из них ударил меня по голове. Я упал и потерял сознание. Очнулся я где-то минут через пять. Первое, что я увидел, был Андрей, сидевший в сугробе и державший в руках мои разбитые очки. Я спросил его, что случилось. В ответ он выматерился. (Я впервые слышал, чтобы он ругался матом.) Он сказал, что у него отобрали рукопись. К сожалению, он тоже не запомнил нападавших. Вот, собственно говоря, и все…
Минуты две Абдулла молчал, обхватив ладонью лоб. В первый момент ему хотелось откровенно высказать все, что он думает о безумной выходке профессора. Чтобы не сделать этого, он по два раза прочитал про себя суры «Фатиха» и «Люди». Эмоции здесь мало чем помогут, а человека обидеть – проще простого. Мало того, что перед ним уважаемый человек старше его более чем вдвое, так это еще и гость. Неважно, принес он добрые вести или злые: гость всегда остается гостем.
Профессор с испугом и нетерпением ждал, когда Абдулла заговорит.
– И в чем тут проблема? – тихо сказал Абдулла, продолжая напряженно обдумывать услышанное. – Что вам непонятно? По-моему, все очевидно…
– Что вы имеете в виду? – профессор с недоверием посмотрел на Абдуллу.
– Дорогой Илья Александрович! – встрепенулся, словно ото сна, Абдулла.
– Сколько человек, кроме вас, знало о найденной вами рукописи?
– Один… Андрей, – промямлил Баум.
– Зачем же вы мне говорите неправду? А сотрудник библиотеки, который помог вам попасть в книгохранилище? – Абдулла в упор смотрел на Баума, каждое движение которого выдавало его с головой.
– Это женщина? Впрочем, можете не называть. Я все равно узнаю, кто это, – уверенно бросил Абдулла.
Ответом профессора были красные щеки и нервное ерзанье.
– Она ваша старая знакомая, и именно благодаря ей вы получили доступ к закрытым фондам? – с холмсовской проницательностью ошарашил профессора Абдулла.
– Откуда вы это знаете? – беспомощно простонал профессор.
– Тут не надо быть гением, чтобы догадаться, каким образом вы получили доступ к рукописям. Я даже осмелюсь предположить, как зовут вашу тайную помощницу. Я ведь тоже в свое время пользовался услугами Тамары Петровны. Кстати, она обещала познакомить меня с вами.
– Господи! – заголосил Баум. – Вы ее знаете! Она здесь ни при чем! Я клянусь вам, она была не в курсе, что мы… забрали рукопись. Я ей ничего не сказал.
По глазам профессора Абдулла понял, что тот говорит правду.
– Почему? – спросил он уже не так строго.
– Хотел сначала удостовериться, не ошибся ли я. Мы действительно с Тамарой Петровной старые приятели по университету. Господи! Она так верила мне, а я…
– Ладно, – оборвал причитания профессора Абдулла, – мы не будем сейчас разбирать ваши отношения с Тамарой Петровной. Это ваше личное дело. Я только хочу спросить, Илья Александрович. Вот вы – знаменитый ученый, разумный человек, обладаете аналитическим складом ума. Что же это получается? О найденной вами рукописи, кроме вас, знали двое человек. Вернее, один, раз вы утверждаете, что ничего не говорили о своей находке Тамаре Петровне. И этот человек, который знал о рукописи, предлагает вам выкрасть ее, на что вы охотно соглашаетесь. Около вашего дома вас избивают и рукопись отбирают. А теперь скажите мне, Илья Александрович, кто преступник? Логическая задачка для первого класса начальной школы.
– Абдулла Петрович! Я вас решительно не понимаю! – брови Баума нахмурились, и Абдулле даже показалось, что профессор собирается сказать ему что-то неприятное. – Да как вы можете так думать! Я Андрею больше, чем себе, верю. Вы не представляете, что это за человек! Честнейший. Умница.
– Илья Александрович, заметьте, я не называл его имени, – подметил Абдулла. – Вы сами сказали. Кстати, вы давно его знаете?
– Лет сорок с лишним.
– Вы можете назвать какие-нибудь его недостатки, слабости? Ведь не святой же он, в конце концов.
– Да что-то даже и не могу припомнить, – призадумался Баум.
– А вы постарайтесь. Я вам помогу. Он тщеславен? – предположил Абдулла, не отрывая тяжелого взгляда от профессора.
– Что вы! – встрепенулся Баум. – Андрей всегда делился со мной, да и с другими своими идеями, открытиями.
– Он верующий? – продолжал Абдулла.
– Не замечал за ним особого рвения. Крещен – это точно. Иногда в церковь ходит. Однако не думаю, что маловерие – большой грех.
– Согласен. А как к деньгам относится?
Тут Илья Александрович, до этого бойко отвечавший на вопросы Абдуллы, приумолк.
«Кажется, в точку», – подумал Абдулла.
– Ну, разве что здесь, – уныло протянул Баум. – Есть небольшой грешок. Деньгам Андрюша счет знает. Но чтобы украсть…
– Но ведь украл же! – возмущенно воскликнул Абдулла.
– Я не это имел в виду! Он же не с целью наживы вынес рукопись, а… в интересах стабильности в обществе, – беспомощно оправдывался профессор.
– Вы же сами понимаете, что могло бы случиться, если бы рукопись попала в руки недобросовестных людей.
– Я вас огорчу, Илья Александрович, – назидательно произнес Абдулла. – Скорей всего, она уже к ним попала.
В этот момент раздался вежливый стук в дверь. На пороге стояла Мадина.
– Абдулла! Новый год через пять минут! – сообщила она изумительным голоском.
– Не может быть! – Абдулла посмотрел на профессора, и оба неумело улыбнулись.
– Можно, я быстро позвоню и поздравлю родных в Иерусалиме? – спросил Баум.
– Конечно, – произнес, вставая, Абдулла. – А потом скорее идите к столу. Только шампанского вам выпить не удастся. Не держим-с.
– Ничего страшного. Я все равно не заслужил, – улыбаясь, Баум залихватски взмахнул рукой, показывая нечто типа «А ну его!»
Осушив под бой курантов бокал с приторным розовым морсом, Абдулла отвел Баума в сторону. Немного успокоившись, во многом благодаря созерцанию прекрасных лиц своих жен и сытному новогоднему ужину, он ощутил потребность загладить свою вину перед профессором. Абдуллу не оставляло чувство, что он незаслуженно обидел этого талантливого, но до смешного наивного человека.
– Илья Александрович, вы мне на праздник подарили елку и почти пять часов увлекательной детективной беседы. Я решил не оставаться в долгу и не буду вас пока задерживать. Но при одном условии: вы никому не станете рассказывать о визите ко мне. Никому! И, самое главное, не будете мешать следствию.
Профессору ничего не оставалось, как согласиться.
