Р. И. Беккин
Ислам от монаха Багиры
Посвящается памяти моего отца Ирика Файзрахмановича Беккина
© Ренат Беккин. 2007
© ИД Кислород. 2007
© Дизайн обложки П. Папихин. 2007
Дорогой читатель! Спасибо, что ты согласился взять в руки эту книжку, не боясь прослыть кровожадным террористом и ваххабитом. В благодарность за это автор не смеет долее держать тебя в неведении и решается раскрыть все карты сразу.
Любезный читатель, спешу тебя разочаровать. То, что ты держишь в своих драгоценных руках, – не совсем детектив. Скорее, это учебник, который можно было бы назвать «Введение в мусульманское право» или «Некоторые особенности мусульманского права». Вдохновленный средневековыми мусульманскими юристами, чьи труды читаются столь же легко, как и искусно придуманный детектив, автор был осенен мыслью создать детектив, который бы читался с не меньшим интересом, чем учебник по шариату.
Итак, милый читатель, закрой глаза и представь, что, пробудившись как-то утром после блаженного сна, ты вдруг окажешься в стране, где введено шариатское судопроизводство…
Все герои вымышленные.
Любые совпадения случайны.
День Мадины
По свидетельству Анаса бин Малика (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!): «Помогайте вашему брату, будь он угнетатель или угнетаемый». Люди спросили: «О, Посланник Аллаха! Понятно, что нужно помогать тому, кто угнетаем, но как можно помогать угнетателю?» Пророк ответил: «Путем удержания его от угнетения других».
Приведено у аль-Бухари
Было около шести вечера, когда Абдулла покинул старинное, ничем не примечательное, кроме своего возраста, здание шариатского суда на Невском. Едва не растянувшись на обледеневшем крыльце, он вознес хвалу Аллаху за удачное избавление, поправил слегка покосившуюся шапку и направился домой. К вечеру опять похолодало, – на этот раз до минус двадцати двух. Абдулла с благодарностью засунул свои небольшие костлявые ручки в варежки из добротной верблюжьей шерсти, присланные около года назад братом Сашей.
«Хорошо тебе сейчас, Саня, – фыркая навстречу морозу, подумал Абдулла. – Море, солнце, устрицы…»
Абдулла обожал устриц. Он мог съесть их сколько угодно и с чем угодно: с йогуртом, квасом, сметаной, фасолью, дыней и даже неуклюжими оладьями, которые каждое воскресенье ему готовила старшая жена Аня. Средняя жена Зайнаб, глядя на бессловесных тварей, бессмысленно плававших в кастрюльке, ворчала:
– Нечистые это существа, на них смотреть-то противно, не то, что есть.
«Глупенькая! – вспомнив о Зайнаб, сказал про себя Абдулла. – Какие же это нечистые животные? Покажи мне хоть одно, пусть даже самое отдаленное упоминание в Коране или достоверных хадисах Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) о том, что правоверному нельзя есть устриц. Выдумщица!»
В таких вопросах с Абдуллой лучше было не спорить. С тех пор, как два года назад вышла его книга «Аль-Халаль ва-ль-харам фи-ль-ислам»[1], он считался одним из самых уважаемых специалистов в области дозволенного и запретного в исламе. В свое время сам профессор Авдеенко обращался к нему за советом по поводу легитимности (с точки зрения шариата) договора контрактации. Но разве Авдеенко указ для Зайнаб? У нее на все свой ответ и свои законы.
«Бедная Зайнаб, – продолжал размышлять Абдулла, немедленно раскаявшись в своей уже не в первый раз невысказанной грубости по отношению к средней жене, – что ты понимаешь в устрицах! Ты просто не умеешь их так же вкусно готовить, как это делает Мадина. Кстати! Сегодня же понедельник – день Мадины. Надеюсь, сегодня она не обманет мои ожидания, тем более, что я это, кажется, заслужил».
На улице было тяжело пройти от обезумевших искателей подарков и предпраздничных неожиданностей. Нерасторопные дворники, пару раз взмахнув большими деревянными лопатами с нелепой надписью «Made in Russia», делали очередной неспешный, как и их неосмысленная трудовая жизнь, перекур.
– Дворники?! – изумился Абдулла. – За несколько часов до Нового года?! Наверное, евреи.
Приятно пораженный ответственным подходом сограждан к своей работе, Абдулла умиленно улыбнулся и продолжил путь домой. Ноги неуклюже скользили по неровно сформировавшемуся льду. Лед встречался даже на дороге, отчего многочисленные машины, везшие своих обладателей к праздничному столу, вынуждены были ехать тише обычного. Благодаря неромантичным и суетливым пешеходам невесомый белый снежок, нежно и даже как-то по-приятельски падавший с неба, в мгновение превращался в неприятную на вид кремообразную жижу, заставлявшую человека, натыкавшегося на нее, уподобляться в своих движениях разным по-настоящему нечистым животным.
Весь Невский проспект, по которому шел Абдулла, был украшен установленными повсюду нарядными плакатами и вывесками на русском и арабском языках, извещавшими о грядущем празднике, светом от елочных огней в витринах магазинов и от самих витрин. По дороге Абдуллу задевали чьи-то локти, ладони, плечи. В такой толкучке о ритуальной чистоте можно было забыть.
Абдулла не очень любил Новый год. При мысли об этом, казавшемся ему архаичном празднике, в его все еще свежей памяти уныло и скоротечно перемещались черно-белые картинки из детства: суета на кухне, веселье, сменяемое руганью, шампанское вперемешку с водкой, не успевшие просолиться огурцы.
Абдулла ненавидел алкоголь. Наверное, поэтому, как с усмешкой говорили друзья, ему было не так сложно принять ислам. Недоброжелатели утверждали, что он сделал это из карьеристских соображений: мол, сейчас в России необрезанному сложно занять более или менее серьезный пост. Пусть думают, что хотят. Поистине, только Аллаху ведомо, что в сердцах людских!
Как и все неофиты, Абдулла был немного фанатиком: молился не положенные пять, а шесть раз в день, постился не только в Рамадан, но и в течение двух других месяцев. Единственной его слабостью, известной окружающим, были уже упомянутые устрицы. Однако, будучи строгим к себе, он был более чем снисходителен к порокам и слабостям других людей – как правоверных, так и немусульман, забывая о своей доброте лишь в минуты величайшего гнева.
Однажды, только заняв должность председателя Н-ского шариатского суда г. Санкт-Петербурга, он из любопытства зашел в специальное помещение при суде, где осуществлялись телесные наказания по свежевынесенным приговорам.
То, что Абдулла увидел, вынудило его вскрикнуть от ужаса. На безмерном деревянном столе, покрытом изорванной в клочья клеенкой, лежало чье-то синюшное полуобнаженное тело, над которым, не покладая рук, обливался потом палач-трудоголик. Увидев незаметно вошедшего в комнату Абдуллу, исполнитель наказаний в соответствии с шариатом Саид Касумов на миг остановился и с каким-то ожесточенным задором поздоровался, а потом, будто вспомнив о своем главном предназначении, широко замахнулся на осужденного тонкой деревянной палкой, ужасно похожей на бейсбольную биту.
Но нанести удар он не успел. Неизвестно каким образом палка, или бита, вдруг оказалась в руках Абдуллы, а сам палач, пикантно изобразив ногой в воздухе что-то среднее между буквами «алиф» и «каф», антихудожественно распластался на полу.
– Вставай, – заорал Абдулла, и здоровяк Саид испуганно вскочил на ноги. – Снимай рубашку! Ну!
Саид оголил свое более чем упитанное белое тело с небритыми подмышками и вслед за тем содрогнулся от сухого острого удара под лопатку. Второй удар оказался на порядок сильнее первого, и Саид машинально потянул руку к больному месту, за что тут же схлопотал палкой по ладони.
– Что?! Больно?! – с этими словами Абдулла наотмашь ударил Саида пониже спины.
Саид мучительно взвыл и кинулся по направлению к выходу. Но ловкий Абдулла предательски подставил ему ногу, и заплечных дел мастер уронил на пол свое натруженное мокрое тело.
– За что вы меня так? – взревел Саид.
– А ты его за что? – Абдулла указал палкой на ожившего от воплей Саида осужденного, с увлечением и приятным удивлением наблюдавшего за избиением своего мучителя. – Вставай!
– А вы больше бить не будете? – обреченно спросил Саид.
– Не буду. Вставай! Врача сюда! Где врач? – не унимался Абдулла.
– Не знаю… В больнице, наверное, – почти прошептал Саид.
– Что?! Да знаешь ли ты, что по закону врач должен присутствовать при каждом телесном наказании, чтобы в случае необходимости оказать помощь пострадавшему?! – загромыхал своим могучим, никак не гармонировавшим с его весьма скромной комплекцией, голосом Абдулла.
– Какой же он пострадавший! Он – осужденный, – слово «осужденный» Саид произнес с ударением на втором слоге.
– Молчи! Вставай!
Саид неуверенно поднялся и сделал два шага в сторону от Абдуллы, который, меж тем, начал потихоньку успокаиваться.
– Я еще раз спрашиваю: кто дал тебе право издеваться над этим несчастным? – спросил Абдулла уже не так громко.
– В-вы, – заикаясь, ответил Саид, с опаской глядя на Абдуллу в ожидании новых ударов.
– Я?! – Абдулла с трудом удержался, чтобы снова не ударить наглеца.
– Вы же вынесли сегодня приговор. Назначили этому пьянице тридцать ударов… Осужденный Бабаханов. Осужден за появление в непотребном виде в публичном месте и нарушение общественного порядка. Помните?
– Да, я действительно назначил ему тридцать ударов, но не этим! – Абдулла со злостью ударил палкой, похожей на биту, о каменный пол так, что одна ее половина с треском отлетела в сторону.
– А чем же еще? У нас другого нет, – виновато развел руками Саид.
– И давно вы таким образом «работаете»? – немного успокоившись, Абдулла перешел на более привычное «вы».
– Через месяц будет пять лет, – с непонятной Абдулле гордостью произнес Саид.
– И все эти пять лет вы издеваетесь над осужденными?! – услышав эту чудовищную новость, Абдулла почувствовал, как задрожали его руки, – так, что ему пришлось спрятать их в карманы. – Вот что, дорогой, я вам гарантирую, что вы будете наказаны, – объявил он тоном, не вызывавшим сомнений.
– За что? – Саид боком попятился к столу, на котором распластался приходивший в себя осужденный, и, приоткрыв один из нижних ящиков стола, достал какую-то книжицу, заляпанную подозрительными коричневыми пятнами.
– Это еще что? – резко спросил Абдулла.
– «Инструкция исполнителю наказаний в соответствии с шариатом», – торжественно прочитал Саид надпись на обложке. – Вот здесь, страница три, написано: «Наказание в виде определенного количества ударов может производиться палкой или любым другим подручным средством, – по возможности, – без нанесения кровавых ран».
Абдулла нетерпеливо вырвал из рук трясшегося от страха Саида книжку с коричневыми пятнами.
– Любым другим подручным средством! По возможности, без нанесения кровавых ран! Кто это придумал?! – Абдулла чувствовал, что вновь теряет над собой контроль.
– Не знаю, – губы Саида дрожали и молили о пощаде. – Инструкция ГУИНа.
– Так вот, любезный, слушайте меня и хорошенько запоминайте, – Абдулла бросил быстрый взгляд на осужденного. – Нет, сначала приведите его в чувство. Умрет он или выживет, вы будете наказаны аналогичным образом. Причем, те удары, которые вы только что получили от меня, – не в счет.
– Понял, – Саид нежно дотронулся до своих свежих ран.
– Ну что вы стоите! Принесите воды, – Абдулла подошел к лежавшему. – Как у вас дела? Вы можете встать?
– Никто еще не умирал, – пробурчал Саид и пошел в туалет за водой.
– Вас не спрашивают! – Абдулла пожалел, что так рано разделался с палкой.
Осужденный попытался встать, но, сделав два шага, повалился на пол. Абдулла подбежал к Бабаханову и, взяв его на руки, положил в кресло, в котором в перерывах между неотвратимыми для провинившихся бедолаг наказаниями баловался кофейком Саид. Достав мобильник, Абдулла набрал «скорую». Врачи обещали приехать как только, так сразу, если не задержат «пробки» и другие, более важные, вызовы.
Абдулла наклонился над ухом Бабаханова:
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мы проведем служебное расследование и накажем, кого следует. Но для получения компенсации за полученные увечья вам или вашим родственникам необходимо обратиться в суд.
Пришел Саид с графином. Напоив осужденного, Абдулла обратился к виновато щурившемуся исполнителю наказаний в соответствии с шариатом.
– А теперь слушайте меня! Слушайте внимательно! Вне зависимости от того, уволят вас или нет, вам следует зарубить на своем носу следующие вещи. Во времена Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) наказывали не палкой, а пальмовой ветвью.
– Так где ж ее взять? – удивился Саид, предварительно удалившись от Абдуллы на безопасное расстояние.
– Не перебивайте! – резко оборвал Саида Абдулла. – Могли бы обратиться ко мне, и я бы вам ее достал. Но даже, если у вас не было возможности отыскать пальмовую ветвь, можно было использовать розги, наконец. Почему вы самоуправствуете?
– Мой предшественник тоже наказывал такой палкой. Она мне, кстати, от него по наследству досталась, – казалось, Саид гордился этим обстоятельством.
– Аллаху та'аля[2]! Сколько же людей вы погубили, фашисты?! – закатив глаза и воздев руки к люстре, прокричал Абдулла.
– Зачем вы так? Мы не фашисты! – по-детски неуклюже огрызнулся Саид. – Никто вроде бы пока не умер.
– Вроде бы! – гневно повторил Абдулла. – Нашли чему радоваться! Впрочем, слушайте дальше. Кто вас учил так наносить удары?
– Ну, уж как бить – меня учить не надо. Я специальные подготовительные курсы в Москве закончил. У меня диплом с отличием, – Саид опять залез в ящик стола и достал оттуда зеленого цвета корочку с вкладышем. – В этом деле мне во всем Питере равных нет. Вы вот лучшим шариатским судьей считаетесь, а я – лучшим исполнителем наказаний.
– Дайте-ка это сюда, – Абдулла со злобным любопытством отобрал у Саида диплом с оценками: «Настоящим дипломом подтверждается, что его обладатель Саид Касумов прослушал двухмесячный курс и получил специальность исполнителя наказаний в соответствии с шариатом. Обладатель данного диплома может работать в качестве исполнителя наказаний при шариатских судах и местах лишения свободы, где содержатся мусульмане. Диплом недействителен без вкладыша с оценками».
К диплому прилагалась помятая бумажка, заляпанная все теми же коричневыми пятнами.
– Так-так… История ислама. Пять… Основы шариата. Пять… Физическая подготовка. Пять. Кто бы сомневался!
– У меня еще рекомендательное письмо от начальника курсов есть и справка о распределении, – похвастался Саид.
– Видел я их, – апатично произнес Абдулла. – Знаете что, зря вы так радуетесь. Если бы Пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) увидел, как вы бьете этого несчастного, он бы вас, мягко выражаясь, очень огорчил. Наносить удары надо так, чтобы локоть не отрывался от тела, смотрите: вот так, – Абдулла прижал правый локоть к боку и стал неспешно двигать рукой вверх-вниз.
– Ничего себе! Но ведь так не больно совсем! – возмутился Саид.
– Аллаху 'азым[3]! – Абдулла схватился за голову. – Кого только берут работать… Цель наказания – не увечье человека, а возмездие, направленное на его исправление. Главное, чтобы осужденный осознал свою вину и больше никогда так не поступал. А если его лупить нещадно, то он от этого только злее станет.
– Надо же… Я не знал. Я исправлюсь! Обязательно исправлюсь! – ишачьим голосом застонал Саид.
Абдулла молчал, придирчиво рассматривая Саида.
– Да, и побрейте под мышками, пожалуйста. Нехорошо как-то…
Пока Саид обдумывал ответ на эту необычную то ли просьбу, то ли приказ, в комнату для наказаний бодро вошел врач, добродушный, на первый взгляд, крепкий старик, с окрашенной в фиолетовый цвет длинной бородой. Неслышно поздоровавшись, он сразу направился к осужденному. Вслед за ним вошли два санитара с носилками. Поколдовав некоторое время над лежавшим, «фиолетовый» доктор обратился к Абдулле:
– При поверхностном взгляде у больного перелом позвоночника, копчика и двух ребер, – сообщил он звонким голосом. – Необходима срочная госпитализация. С вашего позволения, мы заберем его.
– Да, конечно, – пробормотал Абдулла, нисколько не разделяя восторженного пессимизма доктора Папазяна, как гласил здоровых размеров бейдж, прикрепленный к широкой груди врача.
– Вот, распишитесь здесь, – Папазян достал из кармана желтую бумажку бланка.
Абдулла машинально черкнул свою фамилию. Когда он обернулся, чтобы взглянуть на Бабаханова, он увидел, что тот уже лежит на носилках, уносимых ловкими санитарами. Вслед за ними величаво шествовал доктор. Подойдя к выходу, он стремительно обернулся.
– Безобразие! Тут к нам десятки вызовов за день, так еще вы прибавляете работы со своим шариатским законодательством. Эх, не было у бабы забот, – презрительно причмокнув губами, доктор Папазян покинул помещение.
Абдулла посмотрел на Саида, и тот все понял.
На следующий день рано утром Саид принес заявление об уходе, но Абдулла почему-то не подписал его. От радости Саид упал на колени и, заливаясь слезами подобно употребившей после бани спиртного плаксивой старухе, попытался поймать правую руку Абдуллы.
– Перестаньте! Встаньте немедленно! – закричал Абдулла и отбежал в сторону, словно на него собралась прыгнуть отвратительная лягушка.
Саид повиновался.
– Рано радуетесь, – Абдулла меланхолично провел тыльной стороной ладони по наморщившемуся лбу. – К исполнению своих обязанностей вы сможете приступить только после вынесения судом решения по вашему делу. Сегодня утром по электронной почте я получил иск родственников потерпевшего Бабаханова. Да-да! Из подсудимого и осужденного он вашими стараниями превратился в потерпевшего. Он сейчас находится в очень плохом состоянии. Думаю, что речь будет идти о полной дийе[4], а это на сегодняшний день – около десяти тысяч рублей[5]. С учетом смягчающих обстоятельств – минимум тысяч восемь. Сомневаюсь, что вы сможете отыскать такие деньги. Так что, батенька, готовьтесь к кисасу[6]. Кстати, сколько ударов вы успели нанести осужденному до моего прихода?
– Восемнадцать, кажется, – не сразу вспомнил Саид.
– Немало! Вот и получите свои восемнадцать ударов, – подытожил Абдулла. – Только бить вас будут не по правилам, а так, как били вы. На то он и кисас.
– Я стерплю. А потом, – Саид запнулся, – смогу я продолжить работу? Я жить без нее не могу!
– Да вы оптимист, уважаемый, – наивность и трогательность некоторых высказываний Саида не могла не вызвать улыбку.
– Я верю, что Аллах не оставит раскаявшегося раба Своего! – закатив глаза, продекламировал Саид.
– Я тоже верю, – снисходительно улыбнулся Абдулла. – Ступайте. Да! Чуть не забыл. Прежде, чем вновь, иншаалла[7], приступить к выполнению своих обязанностей, вы мне персонально сдадите основы 'укубата[8].
– С сегодняшнего дня начну готовиться, – радостно прокричал Саид и, несмотря на свою тучную фигуру, легкомысленно выпорхнул из кабинета Абдуллы.
Абдулла не стал увольнять Саида. Он и так получит свое по решению суда. Зачем же осложнять участь этого недалекого служаки? Он – всего лишь жертва нашего российского безразличия и бюрократизма, где даже исполнение четких и ясных, как слеза ребенка, предписаний шариата превращается в гнусную карикатуру. А потом удивляются, почему люди стараются избегать шариатского правосудия.
Накануне Абдулла не спал всю ночь, изучая чудовищную по своей невежественности инструкцию ГУИНа, которая устанавливала порядок осуществления наказаний в соответствии с шариатом. Осилив ее минут за двадцать, остальную часть ночи шариатский судья прокрутил головой на тяжелой от невеселых ночных размышлений подушке.
На работу Абдулла отправился с кружившейся головой, ноющей печенью, покалывающим сердцем и твердым желанием ехать в Москву, в ГУИН. Благо, через два дня у него начинался отпуск.
В Москве Абдулла провел без пяти дней месяц, вернувшись домой полуживым – с выпученными глазами и загадочной улыбкой на уставшем лице. Но поездка не была напрасной. Многие формалисты и бюрократы полетели со своих постов, а двое даже были привлечены к уголовной ответственности за превышение служебных полномочий и причинение вследствие этого косвенного вреда здоровью граждан.
А через месяц после возвращения Абдуллы в Петербург, президент Крыжовенко издал указ «О мерах по реформированию шариатской уголовно-исполнительной системы в стране». Указ должен был вступить в силу с первого января следующего года. Может быть, поэтому Абдулла впервые в жизни с нетерпением ждал наступления Нового года. А может быть, еще и потому, что ему просто хотелось выспаться во время этого непонятного старомодного праздника.
Перед самым домом Абдуллы компактно расположился шумный елочный базарчик.
– Может, в самом деле, купить елку? – подумал Абдулла. – Почему бы и нет? Все жены, даже суровая Зайнаб, просили его поставить в доме елку… Да простит Аллах мне эту детскую слабость! – мысленно произнеся эти заветные слова, Абдулла решительно устремился к огороженным наскоро сколоченным деревянным забором деревцам.
Но прежде чем он успел сделать последний шаг навстречу невинному греху, он почувствовал, как чья-то рука аккуратно подхватила его под локоть.
