Коллектив авторов
«Ислам, имеющий мирную и добрую сущность». Дискурс о традиционном исламе в среде тюрок-мусульман европейской части России и Крыма
© Р. И. Беккин, составитель, 2021
© Авторы, 2021
© Д. Черногаев, дизайн серии, 2021
© OOO «Новое литературное обозрение», 2021
От составителя
Р. И. Беккин
В наши дни в общественных и гуманитарных науках такой жанр научного творчества, как коллективная монография, пользуется не меньшим уважением со стороны читателей и профессионального сообщества, чем книги, написанные одним автором.
Из очевидных и хорошо известных преимуществ этого жанра – возможность привлечь исследователей, специализирующихся на изучении отдельных аспектов рассматриваемой в монографии проблемы. Но у такого рода книг есть и недостаток, который в некоторых случаях может перекрыть все достоинства проведенной редакторами работы – неоднородность в методах и подходах авторов, участвующих в подготовке коллективного издания. Задача составителя существенно упрощается, если все авторы или, по крайней мере, большинство их принадлежит к одной научной традиции. Совсем иное дело, если перед нами результат коллективного творчества авторов, воспитанных в разных академических культурах и получивших разное образование. Именно такой является книга, которую читатель держит в руках.
Как показал опыт работы над монографией, сотрудничество авторов, представляющих различные академические традиции, может дать положительный эффект не только в масштабах всей книги в целом, но и в рамках одной главы. Приведу в качестве примера главу «В поисках „традиционного ислама“ в Татарстане: между национальным проектом и универсалистскими теориями», подготовленную казанскими исламоведами Лейлой Алмазовой и Азатом Ахуновым. Несмотря на то что авторы являются выпускниками одного и того же университета, они принадлежат к разным академическим традициям. Ахунова можно назвать классическим российским востоковедом, в то время как его соавтор активно использует в своей работе социологические методы и хорошо знакома с западной традицией изучения ислама.
Другим важным моментом, который следует выделить, является то, что авторы монографии – разные люди с точки зрения их вовлеченности в рассматриваемую в книге проблематику. Среди них есть как профессиональные исследователи, так и те, кого они изучают, – активные участники исламского дискурса в России. Например, Дамир Шагавиев, один из наиболее оригинальных исламских богословов в современной России, подготовил текст, который по форме представляет собой академическую статью, но вместе с тем содержит и элементы богословского анализа.
Хочется верить, что существующие различия между авторами книги сослужат книге добрую службу и расширят ее читательскую аудиторию.
Монографию открывает глава Азата Ахунова и Лейлы Алмазовой «В поисках „традиционного ислама“ в Татарстане: между национальным проектом и универсалистскими теориями». В ней содержится всесторонний анализ понятия «традиционный ислам». При изучении вопроса о происхождении концепции традиционного ислама авторы обращаются к истории богословской мысли в Волго-Уральском регионе. Рассматривая этимологию арабского слова «таклид» в контексте татарского богословского дискурса XIX – начала XX века, авторы приходят к выводу, что широко распространенное в наши дни понятие «традиционный ислам» или аналогичные ему понятия не были знакомы мусульманским богословам дореволюционной России.
Одним из достоинств главы «В поисках „традиционного ислама“ в Татарстане: между национальным проектом и универсалистскими теориями» является то, что ее авторы использовали не только русскоязычные источники, но и тексты и устные выступления на татарском языке, малодоступные читателю за пределами Республики Татарстан. Кроме того, в работе содержится подробный историографический очерк литературы, посвященной проблеме традиционного ислама. Ахунов и Алмазова прослеживают эволюцию понятия «традиционный ислам» в последние десятилетия. Как отмечают авторы, понимание традиционного ислама, при всей многочисленности его трактовок в Татарстане, существенно отличается от «того „традиционного ислама“, который появляется во втором десятилетии XXI века».
При анализе дискурса о традиционном исламе в современной России невозможно обойти вниманием дискуссию, вызванную принятием так называемой Грозненской фетвы. В главе «Понятие „люди Сунны и согласия общины“ („ахл ас-сунна ва-л-джама‘а“) и Грозненская фетва», подготовленной исламоведом и исламским богословом из Казани Дамиром Шагавиевым, дан подробный анализ конференции в Грозном и вынесенных в ходе ее работы богословско-правовых решений. Состоявшаяся в августе 2016 г. в столице Чечни – Грозном – богословская конференция «Кто они, Ахлус-Сунна валь-Джама‘а?» вызвала полемику в мусульманской среде России. В федеральных и региональных СМИ (не только исламских) появились материалы, в которых по-разному интерпретировался итоговый документ конференции – декларация, фигурировавшая под названием «Грозненской фетвы».
Шагавиев ставит знак равенства между понятиями «традиционный ислам» и «суннитский ислам». По мнению исследователя, Грозненская конференция 2016 г. способствовала именно такой интерпретации понятия «традиционный ислам» в России через конкретизацию термина «ахл ас-сунна ва-л-джама‘а» (люди Сунны и согласия).
Шагавиев указывает на существующие различия между двумя версиями Итоговой декларации конференции на арабском и русском языках, а также между ними и текстом на русском языке, который и был впоследствии растиражирован большинством СМИ под названием Грозненской фетвы (полное наименование документа: «О неотъемлемых признаках отличия истинного Ислама от заблуждений»). Таким образом, в главе проблема рассматривается как минимум в двух проекциях. С одной стороны, автор анализирует содержание Грозненской декларации (фетвы). С другой, исследовательский интерес автора сконцентрирован на реакции, которую вызвала фетва со стороны мусульманских богословов, общественных деятелей и журналистов как в арабском мире, так и в России.
Во всех текстах, представленных в книге, отмечается, что концепция традиционного ислама является искусственным конструктом, продвигаемым государством для обозначения сформировавшейся в современной России модели государственно-конфессиональных отношений. Одним из ее признаков является демонстрация со стороны религиозных организаций и отдельных верующих лояльного отношения к политическому режиму в стране. Те же организации и верующие, которые выступают с критикой внутренней и внешней политики государства, могут быть отнесены властями и официальными религиозными организациями (муфтиятами) к представителям так называемого нетрадиционного ислама.
Соперничество между муфтиятами приводит к тому, что декларация о принадлежности к лагерю последователей традиционного ислама уже не может служить конкурентным преимуществом в борьбе за получение ресурсов от государства. Это обстоятельство, по мнению, изложенному мною в главе «Обновленческое движение в современном российском исламе», послужило причиной поиска мусульманскими религиозными деятелями идеологии – привлекательной как для государства, так и для значительной части верующих. Одной из таких идеологий является так называемое обновленчество, которое пропагандируют несколько религиозных деятелей, занимавших или продолжающих занимать ответственные посты в российских муфтиятах. «Административное положение обновленцев в качестве чиновников в мусульманских религиозных организациях, – говорится в главе, – влияет на то, что их тексты становятся частью официального дискурса». Автор также отмечает, что «обновленческое движение в современном российском исламе, судя по имеющимся данным, не было инспирировано государством, однако потенциал обновленцев может быть со временем востребован со стороны определенных чиновников, ответственных за формирование и проведение государственной конфессиональной политики в Российской Федерации».
Глава «Суфизм в Татарстане: возрождение традиции, экспорт или экспансия?», подготовленная казанским религиоведом Резедой Сафиуллиной-Ибрагимовой, продолжает тему, поднятую Дамиром Шагавиевым. Но если последний обсуждает роль и место суфийского наследия в современной России на уровне богословско-правовых дискуссий, то в тексте Сафиуллиной-Ибрагимовой анализируются религиозные практики представителей различных суфийских братств, действующих в Татарстане. Главный исследовательский вопрос, который ставит автор: какое место занимает суфизм в исламском дискурсе в современном Татарстане? Привлекая широкий круг источников на русском, татарском и других языках, Сафиуллина-Ибрагимова анализирует значение богатого суфийского наследия как инструмента сохранения национально-этнической и религиозной идентичности татар, проживающих в Волго-Уральском регионе. Выводы, к которым приходит автор, говорят о том, что суфизм в регионе играет маргинальную роль и не может служить основой для формирования концепции традиционного ислама. Критически осмысливая эту концепцию, Сафиуллина-Ибрагимова отмечает, что и сами последователи суфийских братств в Поволжье не стремятся воспользоваться благоприятной конъюнктурой и занять доминирующие позиции в системе официальных мусульманских организаций. Так, муфтий Духовного управления мусульман Республики Татарстан Камиль Самигуллин, будучи представителем суфийского джама‘ата «Исмаил-ага», не афиширует свою принадлежность к суфизму.
Тема исламского мистицизма затрагивается и в других главах. Так, в главе «„Традиционный ислам“ в дискурсе религиозных объединений, национальных организаций и государственных структур Республики Башкортостан», подготовленной этнографом из Уфы Зилей Хабибуллиной, рассматривается неосуфийский тарикат Хакканийа. Автор анализирует роль этого тариката в формировании идентичности башкир в современном Башкортостане. Одним из наиболее эффективных инструментов формирования данной идентичности, по мнению Хабибуллиной, выступает активная деятельность тариката Хакканийа «по созданию новых мест поклонения, сопровождаемая процессами сакрализации и мифотворчества». Изучение практик, связанных с паломничеством, созданием и функционированием святых мест, как считает Хабибуллина, позволит лучше понять феномен традиционного ислама в Башкирии: «В мусульманском сообществе Башкортостана практически отсутствует официальная дискуссия относительно „традиционного ислама“. В большей степени данная проблематика прослеживается на этнографическом материале. Вопрос о традиционном исламе ярко проявляется, когда речь заходит об отношении мусульманской уммы Башкортостана к местным святым местам и связанным с ними обрядам».
Тенденция ставить знак равенства между понятиями «традиционный» и «законный» получила развитие и в других регионах, в частности в Крыму. Этой проблеме посвящен текст политолога из Симферополя Эльмиры Муратовой.
Концепция традиционного ислама оказалась востребованной в современном Крыму для борьбы с не контролируемой государством религиозной активностью мусульман. Вместе с тем, как отмечается в главе «Дискурс „традиционного ислама“ в постсоветском Крыму», несмотря на введение в официальный исламский дискурс понятия «традиционный ислам», оно не стало частью доктрины действующих на территории Крыма муфтиятов – Духовного управления мусульман Крыма и Севастополя (ДУМК) и Центрального духовного управления мусульман – Таврического муфтията (до 2014 г. – Духовного центра мусульман Крыма (ДЦМК)). Более того, в двух указанных структурах по-разному интерпретируют понятие «традиционный ислам»: «несмотря на определенную схожесть дискурса „традиционного ислама“ у сторонников ДУМК и ДЦМК, а именно их апелляцию к традиции и наследию предков, можно отметить несколько существенных отличий. Первое – это значительное влияние суфизма на идеологию ДЦМК, что объясняет, почему эта организация делает акцент на возрождении именно суфийских практик, ранее распространенных в Крыму. Возврат к этим практикам, к концу ХХ в. более не имевшим большого числа приверженцев в среде крымских татар, представляется попыткой искусственной ретрадиционализации и архаизации их религиозной жизни. На фоне этих попыток ДУМК выступает организацией, продвигающей более „современный“ проект ислама, который призван соединить религиозность крымских татар с их светским образом жизни».
На примере двух крымских муфтиятов мы видим тенденцию, похожую на ту, которая описана в главе «Обновленческое движение в современном российском исламе»: модернистские и традиционалистские концепции, сопровождаемые декларациями о лояльности политическому режиму в России, выступают в качестве инструментов борьбы за лидерство среди мусульманских религиозных организаций.
Чью сторону в этом противостоянии примет верховный арбитр – государство, зависит от целого ряда факторов. Но это тема отдельного исследования, которое, хочется верить, также увидит свет на русском языке в серии «Studia Religiosa» издательства «Новое литературное обозрение».
В апреле 2020 г. в Сараеве (Босния и Герцеговина) вышла из печати книга «The Concept of Traditional Islam in Modern Islamic Discourse in Russia»[1]. Эта работа вызвала интерес у англоязычного читателя, и потому возникла идея осуществить ее русское издание.
Вместе с тем было бы несправедливо говорить о настоящей монографии лишь как о русской версии «The Concept of Traditional Islam in Modern Islamic Discourse in Russia». Книга, которую читатель держит в руках, структурно отличается от английского издания: исключены главы, которые либо посвящены общим проблемам, либо касались частных вопросов. В оставшиеся тексты внесены необходимые обновления, изменения и дополнения. Акцент в русском издании сделан на восприятии концепции традиционного ислама в среде тюрок-мусульман, а также на формах ее применения в различных регионах России. Это нашло отражение и в названии предлагаемой читателю книги.
В поисках «традиционного ислама» в Татарстане: между национальным проектом и универсалистскими теориями
Л. И. Алмазова, А. М. Ахунов
Введение
Хронологически наше исследование охватывает период с 1990 по 2019 г. За эти неполные тридцать лет Республика Татарстан сделала большой скачок от второстепенной («декоративной») автономной республики в составе Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) до одного из ведущих экономически развитых регионов-доноров Российской Федерации.
К моменту распада Советского Союза Татарская Автономная Советская Социалистическая Республика (ТАССР) не имела своих независимых исламских религиозных центров, 230 приходов напрямую подчинялись Духовному управлению мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС)[2] со штаб-квартирой в Уфе. Лишь в 1991 г. глава ДУМЕС муфтий Талгат Таджуддин дал согласие на создание в Татарстане пяти мухтасибатов[3], один из которых стал главным. Это было вызвано желанием сохранить единую структуру ДУМЕС на фоне начавшегося в СССР «парада суверенитетов». Подобные меры, впрочем, не спасли от появления региональных духовных управлений (муфтиятов), не подотчетных ДУМЕС (с 1994 г. – Центральному духовному управлению мусульман России и европейских стран СНГ (ЦДУМ)).
К концу 1990‐х гг. в Татарстане действовали две официальные религиозные структуры, претендовавшие на лидерство в духовной сфере: созданное в 1992 г. Духовное управление мусульман в Республике Татарстан (ДУМ РТ) во главе с Габдуллой Галиуллиным и ДУМ Т (Духовное управление мусульман Татарстана) в структуре ЦДУМ, руководителем которого в 1997 г. был назначен Фарид Салман.
«Объединительный» съезд 1998 г. сыграл важную роль в постсоветской истории Республики Татарстан. Он позволил преодолеть, по крайней мере на организационном уровне, разногласия в мусульманской общине республики. На съезде было оформлено решение о создании единого Духовного управления мусульман Республики Татарстан[4].
В 1985 г. в Татарстане функционировало 18 мечетей, в 1998‐м их было 998, а в 2019‐м стало 1531[5]. Религиозное образование в советские годы было недоступно в республике, ныне работают более 690 примечетских курсов, девять медресе, два исламских высших учебных заведения, а в 2017 г. была открыта Болгарская исламская академия, которая претендует на роль ведущего исламского образовательного центра в России. В исламских учебных заведениях различных ступеней проходят обучение около 12 500 человек[6]. Статистические данные дают достаточно ясное представление о количественном росте религиозных институтов, однако цифры молчат о реальных процессах в татарстанской мусульманской общине: какие идеи и толки господствуют в татарстанском исламском сообществе? За кем следуют мусульмане? Чему отдают предпочтение и что отвергают?
В постсоветском Татарстане идет процесс формирования концепции так называемого татарского ислама, татарские интеллектуалы пока не пришли к единому мнению и пониманию, каким должен быть этот ислам. Причина разногласий лежит, на наш взгляд, в том, что у татар не появился пока авторитетный духовный лидер, способный выдвинуть идею, которая помогла бы устранить основные разногласия и устроила бы все группы, партии и течения.
В современном татарском обществе отсутствует институт старейшин (аксакалов), что объясняется объективными историческими причинами. Это связано с тем, что ислам в Поволжье после десятилетий советской власти практически исчез с арены общественной жизни и сохранился лишь благодаря обычаям и традициям, которые по сути и содержанию были мусульманскими, но назывались татарскими или башкирскими[7].
Среднее поколение – глубоко атеистическое и светское – было далеко от ислама, молодежь только проявляла интерес. Не осталось религиозных авторитетов, которые могли повести мусульман за собой. Пожилые татары – вчерашние комсомольцы и коммунисты – не смогли перехватить эстафету в силу религиозной неграмотности. Молодые имамы, получившие образование за рубежом, вышли на арену позже, примерно в конце 1990‐х – начале 2000‐х гг., но также не получили поддержки у широких масс мусульман в силу своего юного возраста. Попутно надо отметить, что ислам в Татарстане сильно омолодился. Возраст основного контингента прихожан – 20–50 лет, пенсионное поколение, в силу атеистического мировоззрения, в их среде отсутствует[8]. Зачастую молодые имамы, получившие образование за рубежом, менее внимательны к татарским этническим традициям в области религии. Между ними и старшим поколением верующих нередки конфликты по вопросу исполнения религиозных обрядов[9].
Примечательно при этом, что муфтием Республики Татарстан в 2013 г. был избран 28-летний Камиль Самигуллин. Он получил религиозное образование в Турции и в России, является единственным в России муфтием Куран-хафизом (т. е. человеком, знающим наизусть весь текст Корана)[10]. Однако выдвижение на столь ответственную должность молодого имама говорит об определенном разрыве преемственности поколений в мусульманской общине Татарстана.
В рамках нашей главы поставлена цель рассмотреть вопрос о роли местной татарской традиции и «традиции» в широком смысле в выстраивании траектории развития ислама в регионе. Это понятие здесь рассматривается в контексте концепции «дискурсивной традиции» Талала Асада, который пишет, что традиция состоит из дискурсов, нацеленных на:
…обучение последователей правильным формам и назначениям конкретных практик, устоявшихся и потому имеющих свою историю. Эти практики концептуально связаны с прошлым (когда практика была учреждена и откуда транслируется знание о ее смысле и правильном исполнении) и будущим (каким образом практики можно защитить в краткосрочной или долгосрочной перспективе или почему ее лучше модифицировать или отменить) через настоящее (как она связана с другими институтами и практиками)[11].
Так называемые «правильные формы ислама» здесь также понимаются в смысле утверждения: «Правоверие – это не просто мнение определенных кругов, а особые взаимоотношения, коррелирующие с балансом сил в том или ином обществе»[12].
Совершенно очевидно, что понятие традиции используется как маркер идентичности и объединенной памяти, а не как четко определенное понимание содержания этой традиции. Французский философ и социолог Морис Хальбвакс, разработавший концепцию коллективной памяти, считал, что каждая группа формирует корпус того, что она будет помнить, а что считает нужным забыть[13].
Мы также полагаем, что слово «традиция» чаще всего используется в качестве орудия дискурса власти, необходимого для выстраивания памяти и конструирования идентичности через ассоциирование определенной традиции с определенными группами и индивидуумами[14]. При этом практически любой мусульманский деятель так или иначе апеллирует к понятию «традиция», только каждый понимает ее по-своему.
Что именно понимают под «исламской традицией» религиозные авторитеты в Татарстане, и как этот концепт используют различные акторы, станет предметом рассмотрения в нашей главе. Среди источников – работы татаро- и русскоязычных авторов: Джалиля Фазлыева, Рамиля Адыгамова, Махмута Шарафутдинова, Валиуллы Якупова, Камиля Самигуллина, Рустама Нургалеева, Рустама Батрова, Фаузии Байрамовой, Рашата Сафина, Фатиха Сибагатуллина. Кроме того, используются полевые материалы – опрос имамов 20 населенных пунктов 7 районов (из 45), проведенный в мае – августе 2017 г.