Пётр Петрович Африкантов
Сказка о глиняном петушке
5
Дело в том, что две Глафиры
На селе в то время жили;
Обе роста одного…
Много схожего чего,
Внешне люди примечали,
Но другую они звали,
Глашкой за прескверный нрав
И народ был в этом прав.
Глашка та – была вдовица,
Первосортная хитрица,
Была, скажем, не стара,
И по-своему умна,
Только жизнь вела иную,
Говорят, что разбитну́ю* –
Любовалася собой,
Занималась ворожбо́й,
Брагу в домике варила,
И мужей чужих поила,
По соседству и жила –
Вот какие тут дела.
Она день свой начинала,
Тем, что утром натирала
Лицо сеяной мукой,
Отдавал чтоб белизной;
Брови угольком чернила;
Слой румянца наводила,
Красной сочною свеклой,
Язык де́ржа за щекой;
Рукавицей прут брала
Из печного из жерла,
Косы на него крутила,
Травкой локон золотила,
А, железо над лицом
Завивало прядь кольцом;
После в самовар глядела;
Перед медью песни пела,
Оставаяся вполне
Довольна́ сама себе,
Но такая красота
Была, скажем, не свята.
У неё была сестрица,
То же, как она – хитрица,
Все её Парашкой звали,
Старой девою считали,
Та себе умна была,
Красотою ж не взяла
И забыла уж давно,
Что такое сватовство;
Женихи к ней не ходили,
Каблуком порог не били.
У невесты был порок,
(Так уж видно судил Бог)
«эр» – она не говорила,
И ещё глазком косила.
И решила эта Глашка,
(Ей поддакнула Парашка) –
Мастерицу извести,
А купчишку увести;
На себе женить купца,
Удалого молодца.
Только здесь не выйдет прямо,
Без уловки и обмана
Ей купцом не завладеть,
К левой ручке не присесть.
Долго думала вдовица:
«Как тут к делу подступиться?»
И решила, что крепки
В деле злые языки.
Про Илью пошли вдруг толки:
«Струги, мол, забыл на Волге,
Что торговлю не ведёт,
И запойно тайно пьёт.
Говорят, что есть свидетель –
Из краёв тех, благодетель;
Он де, сам знавал купца
И супругу и отца».
Больше всех вдова старалась,
Из всей мочи напряга́лась
Небылицы разносить,
Чтоб соперницу смутить,
Чтоб заставить сомневаться
И слезами умываться. –
«Дескать, лоцман говорил,
Что Гвоздец жену забил;
Что залётный де купец –
Нерасплаканный* вдовец,
И совсем, увы, не тот
За кого он выдаёт
Здесь себя перед людьми,
От столицы – то вдали;
Струги – вовсе не прижи́ва*,
А разбойная нажива;
В бочках не его вино,
Чьё вино – ушли на дно;
Это Глашино везенье,
Выльется в одно – в терпенье;
А в далёкой стороне –
Будет жить как в бороне».
* * *
Злых досужих языков
Мало ль было средь дворов.
6
Приуныла было Глаша
(Не вдова, а та, что наша)
Слухи до неё дошли
И вцепились как репьи;
Душу девушке терзают,
И никак не отпускают,
Шепчут ей: «Купца бросай,
Других лучше примечай.
Привечай не из далё́ка,
А любовь – она жестока,
Ведь столица далеко,
Знать де, правду, нелегко;
Как проверить, как узнать?
Ни спросить, ни наказать;
И тебе он не по чину –
По себе найдёт дивчину;
Вот тогда слезу польёшь;
Нападёт с расстройства вошь;
Прибежишь в одних онуча́х*,
Или бросишься там с кручи;
Всё равно – конец один;
В этом нет, мол, середин.
Посмотри, с лица ты спала;
Скверно выглядишь, устало;
На щеке твоей слеза;
Опечалены глаза;
Ночкой тёмною не спишь,
Одеялом всё шуршишь;
Сложишь пять ночей в одну –
И получишь седину;
Глину в руки не берёшь,
Ни ласкаешь и не мнёшь;
И не делаешь игрушки;
На баранах завитушки;
Грив не лепишь у коней;
И свистулек, что звонче́й
Не бывает на селе,
А, проснувшись на заре,
Не шевелишься, лежишь;
В потолочину глядишь.
Трезор тоже приуныл;
С вечера всё выл и выл;
Дали есть – не ест, скулит;
На окно твоё глядит».
Но, другой ей вторит глас:
«Это, Глаша, не про вас.
Шепчет змей те на ушко,
То про это, то про то.
Ты в сердечко загляни,
Встречу с милым вспомяни,
Помолись на сон грядущий
И откроет тебе Сущий*».
Так и сделала Глафира –
Ставни с вечера закрыла,
Помолилась у икон,
Да и впала в чудный сон.
Видится во сне Глафире,
Что она в прекрасном мире;
Нет, совсем не на земле,
В горней, сказочной стране,
Где ручей звеняще чист,
Воздух нежен и лучист,
Лес, луга, сады цветут,
Птицы малые поют;
Они в воздухе парят…
Чуден с виду их наряд:
Бусы, венчики, серёжки;
По перу пушинок брошки;
Хвост украшен серебром;
В крыльях белый окаём;
Глазки брызгают лучами…
Нет, не описать словами,
Их разительный наряд…
Птицы Глаше говорят:
«Своё горе – позабудь
То не горе – крестный путь.
Претерпи и будет ладно,
И душе твоей отрадно.
Глаша. Этот наговор,
Чтобы в сердце был раздор.
Ты вокруг всё осмотри
И душою отдохни.
Видишь изумрудный дом? –
Здесь живут игрушки в нём.
Садик рядом небольшой,
С зеленеющей травой.
Как придёт гулять пора,
В нём играет детвора:
Деревянная, резная,
Из мочала, костяная,
Шерстяная, из половы,
Из материи, соломы,
Веток, перьев, мха, щепы,
Шишек, клубней и травы,
С желудей, из глины то ж,
Здесь такой стоит галдёж…».
* * *
Видит Глаша дом и сад,
В саду спелый виноград,
На лужайке карусель;
Звуки нежные свирель
Слух ласкаючи выводит;
Месяц в сад к игрушкам сходит,
Водит с ними хоровод;
Весел маленький народ.
Дальше Глашенька идёт.
Кто-то впереди поёт –
Под берёзкой петушок
На саратовской играет,
Лады в такт перебирает
Колокольцами звенит
И частушки говорит.
Тут же курочка-пеструшка,
Да хозяйка-хлопотушка
Стол скатёркой накрывает,
Калачём всех угощает.
Птички шепчут: «Этот край –
Всех игрушек Божий рай.
Что расколоты, разбиты,
Или кем – то позабыты,
Идут к нам на небеса,
И происходят чудеса –
Снова здесь они целы,
Лица, мордочки светлы,
Нет у них отбитых ушек,
И отломанных у хрюшек
Пятачков и вновь чисты
Их копытца и хвосты.
Кто с Земли сюда приходит –
Здесь друзей себе находит,
С ними кружит хоровод…
Тут никто не пропадёт.
Не отломятся их ушки,
Хвостик махонький у хрюшки
Будет цел и невредим
И не будет беды с ним;
Если ж казус и случится –
Что сломалось – обновится».
* * *
За игрушки Глаша рада,
Вот она – души услада!
Глазки Глаша подняла,
И увидела она –
Совсем рядом Млечный путь*,
Но, не страшно ей ничуть.
Звёзды вот – достать рукой,
Вид их здесь совсем иной;
Перед ней они висят,
И друг с дружкой говорят,
На небесном языке
И, понятна ей во сне
Речь таинственных подруг…
Только слышит Глаша – вдруг
Поступь глиняных коней;
Звёздный путь лежит пред ней.
Этот путь – смущенье ока;
По нему – то из далёка
С глины троечка бежит,
Коренник вперёд глядит,
Везёт троечка возок…
Тут у Глаши сердце – «ёк».
В том возке Илья сидит,
Хмурит брови и молчит,
Будто что-то потерял,
Не нашёл, хотя искал.
Вдруг Илюша видит Глашу,
Не чужую! – Нашу!! Нашу!!
Повод тянет у коней,
По звёздам сбегает к ней…
* * *
И Глафира тут проснулась,
Сладко этак, потянулась,
Хочется ещё уснуть,
Чтоб увидеть Млечный путь,
В небе скачущих коней,
И Илюшу перед ней,
Домик, птичек и траву,
Меж звезда́ми синеву…
Сон, увы, не приходил,
И глаз Глаши не смежил.
Встала Глаша – весела;
Снова личиком бела;
Вот идёт она во двор,
А там радостный Трезор;
Глаша пёсика ласкает,
А Трезор ответно лает.
Рад – хозяюшка жива,
Сил по-прежнему полна.
Глаша под навес идёт,
Глину белую берёт,
Снова делает игрушки;
У баранов завитушки,
Лепит гривы у коней,
Да свистульки, что звонче́й
Не бывает на селе…
А, проснувшись на заре,
С тройки дело начинает,
Гривы мелко завивает;
Тройка по столу бежит,
Коренник глаза коси́т,
Устремляясь ко звезда́м…
Я там был и видел сам.
* * *
Тут в окно вдова глядит –
Видит Глашу и ворчит:
«Ты смотри… бела, румяна,
Будто не было обмана,
Знать, не взяли языки
Всем расчётам вопреки;
Снова делает игрушки,
У баранов завитушки,
Гривы лепит у коней,
И свистульки, что звонче́й
Не бывает на селе.
Просыпаясь на заре,
С тройки быстрой начинает;
Всю звездами украшает…
Ничего – моё возьмёт;
Твоя радость отойдёт;
И глядишь, купец приедет,
К моему крыльцу подъедет;
Тебе станется одно –
Лишь глядеть, как я, в окно;
Да болванчиков* лепить;
По ночам в подушку выть.
Надо только для везенья,
Наварить густого зелья
И купчишку угостить,
А там, знаю, как мне быть.
Вслух, конечно, не скажу,
Но его приворожу* –
Капну зелья в свежий квас
И в жару подам тотчас;
Выпьет тот Илья квасок –
И ни шагу на порог
К ней тогда уже не ступит,
А вдовица приголубит,
Молодца и удальца,
В этом деле простеца».
