Пётр Левин
На чердаке
Первую половину дня докапывали картошку, перебирали её. Поставили в мешках в сарай сушиться. Перед отъездом мама спохватилась и передала мне томик Чехова, который я просил привезти. А потом родители уехали, и мне стало грустно. Эту грусть я не мог долго побороть.
В тот вечер я лег рано, включил ночник над головой, и начал читать «Дуэль». Было зябко. Чтение шло хорошо. Я погрузился в книгу. Дочитал до эпизода, когда дьякон ест кабачки без перца: «Что ты говоришь? – ужаснулся Самойленко. – С перцем, с перцем! – закричал он отчаянным голосом, заметив, что дьякон ест фаршированные кабачки без перца». И я подумал, что я никогда не ел кабачки с перцем, мама и бабушка готовили всегда с чесноком. Мне так захотелось попробовать, что я тихо встал и пошёл на кухню. Жёлтые пузатые кабачки лежали в ящике под столом. Достал один, самый маленький, и отрезал штук десять колясиков. Внутри были семечки, я их очистил. Получились кругляшки с отверстиями. Чиркнул спичкой, запах серы ударил в нос, газ с шумом вспыхнул, я одернул руку – обжёг пальцы. Поставил чугунную сковороду. Плеснул жёлтого масла, подождал немного, положил кабачки. Потом полез по шкафам искать перец. Нашел горошком. Достал деревянную толкушку для картошки. Высыпал перец на доску и стал перетирать. Аромат душистого перца был потрясающий. Потекла слюна. Вилкой перевернул кабачки. Но долго терпеть не мог, через минуту снял, посыпал перцем и скушал полусырыми, обжег язык и губы, глотал почти не жуя. Всё-таки прав был Самойленко, с перцем они восхитительны!
Наскоро прибрался, выключил свет и пошел почти на ощупь через залу в свою комнату. Вдруг я отчетливо услышал шаги: кто-то ходит по потолку. Я замер в удивлении, а потом меня обуял страх. Но я, как человек нерелигиозный, не верил, что по потолку ходит домовой. Это был человек, из плоти и крови, я был уверен. Именно эти шаги слышали родители. Но зачем он ходит, что ищет или что прячет? Тихо-тихо я добрался до своей комнаты, отворил дверь, которая предательски скрипнула, и лег на мягкую перину. Шаги сначала прекратились, а затем возобновились. Ходили прямо над головой. Я заснул только под утро, а потом меня, усталого, разбудило радио. Я послушал гимн сквозь дымку наваждений и снова отрубился, а через час прозвенел мой будильник.
На кухне стояла тарелка с золотистыми сырниками, от которых шел пар. Нюра пила чай. Мы поздоровались, и я сказал про шаги на потолке.
– Это домовой. Беснуется, черт бы его побрал. Он забрал у меня Тамару, а теперь хочет забрать твоего отца. Нельзя ему у нас бывать…
Эти слова сначала не напугали меня – я тогда думал, что это все суеверия. Но вскоре мне пришлось вспомнить их.
В тот день было всего три пары. На третью профессор не пришел, и нас отпустили по домам. Я хотел есть, но первым делом решил покончить с чердаком. Деревянная лестница лежала на боку, прислоненная к дому. Я поставил ее. На чердак вела единственная дверь. Она не запиралась, и злоумышленник мог попасть туда только одним путем – приставить лестницу, как я, подняться и заниматься своими черными делами. Фонарик я привез из дома. Это был такой заряжающийся от розетки фонарь с аккумулятором. Он светил не ярко и разряжался, если долго лежал без дела. Но чтобы побродить по чердаку, его с лихвой хватит. Я поднялся по лестнице, открыл дверь. Страха не было, я знал, что никого там нет – лестница же была убрана.
