Пётр Левин
На чердаке
Меня положили в комнате с прабабушкой Нюрой. Старуха быстро заснула на маленькой кровати, а я лежал в разложенном кресле и смотрел на её белый лоб, и мне казалось, что она тоже умерла.
Из-за закрытой двери доносились молитвы и перешептывания. Я почти заснул и слушал их как в бреду. Но вдруг что-то странное и пугающее увидел рядом с кроватью прабабушки. Это был большой, размером с кулак, розовый огонек. Он был таким отчётливым и настоящим, но я не мог поверить, что вижу его. Я приподнялся и несколько раз моргнул. Это был действительно огонек, как от елочной гирлянды. Но откуда он взялся? Несколько минут назад его не было, я все время смотрел в эту сторону, в комнату никто не заходил. Мне стало страшно, я попытался позвать маму, но не смог произнести ни слова. Только открывал рот. Так и смотрел на розовый огонек до рассвета, замирая от страха. А потом сам не понял, как заснул.
Вскоре я забыл про розовый огонек. И отдался беззаботному детству, которое неминуемо заканчивалось.
После школы я поступил в университет. Он находился недалеко от бабушкиного дома – в нескольких остановках, до него можно было даже дойти пешком. Прабабушка Нюра была ещё жива. Мама договорилась, что я буду жить с ней, тихо себя вести, помогать. Мне досталась комната бабушки Тамары с кроватью-полуторкой и мягкой периной. В первую же ночь я вспомнил про розовый огонек и глазами попытался его найти. Но огонек спрятался и не появлялся. А может быть он жил только в комнате прабабушки Нюры, поэтому я его и не видел.
Я спал беспокойно и даже, по словам Нюры, говорил во сне. Она сказала, что смотрела, как я сплю.
Нюра просыпалась в шесть утра вместе с пиканьем радио «Маяк», слушала гимн, потом шла на кухню и готовила сырники, оладьи, блины. Я вставал в семь по будильнику весь разбитый, словно ночью работал на стройке, и шаркал в войлочных дедушкиных тапках на кухню, ел и постепенно просыпался. С Нюрой мы почти не разговаривали. Мы не были чужими, но не были и близкими.
По вечерам Нюра не ела, и мне приходилось готовить самому или довольствоваться щами. Выручали кабачки. Жарил в масле, как делала бабушка, но они не всегда получались. Чугунная сковорода долго нагревалась, и первая партия выходила сырой. Зато вторая – пережаренной, масло сильно темнело, и вкус был не тот. Пахло гарью, Нюра ругалась, просила закрыть дверь на кухню.
В первые выходные приехали родители. Привезли гостинцы. Я полез в сумки, начал вытаскивать, накинулся на пряники и колбасу, стал запивать холодным чаем, проглатывать куски не жуя. А потом пошли копать картошку.
Папа и мама легли в зале, в том самом, в котором стоял бабушкин гроб. Утром папа сказал, что кто-то ночью ходил по чердаку и не давал ему спать. Мама подтвердила, что тоже слышала шаги. И тут я вспомнил про розовый огонек, и у меня похолодела спина, стало страшно. Про шаги на чердаке Нюра сказала, что это домовой чудит.
