Пётр Азарэль
Еврейская сага
– Спасибо, я постараюсь, – сказал Ромка, смущённый тёплым приёмом. – За ваше здоровье и благополучие!
Выпили и он с аппетитом принялся за еду, отвечая на расспросы о родителях и жизни Москве.
– Ты только раз проехал по городу, и Воронежа ещё не видел, начал разговор Марк Семёнович. – Все столичные относятся к другим местам немного свысока. Провинция, мол. Я это понимаю и никого не виню. Поверь мне, через день-два ты будешь чувствовать себя здесь, как рыба в воде.
– А мне он понравился, – не согласился Ромка.
– Хороший ты парень, Роман, – улыбнулся Марк Семёнович. – Я обязательно устрою тебе пару экскурсий на нашей «Волге». Но кое-что могу уже поведать. Крепость Воронеж была заложена в конце шестнадцатого века по веленью царя Фёдора Иоановича, сына Ивана Грозного для защиты от набегов крымских татар, вассалов Османской империи. Потом стали строить Белгородскую черту для охраны южных границ Русского государства, а наши донские казаки присягнули Московскому царству и стали ему служить. Ещё до Петра здесь появились верфи, где строили суда для похода на Азов и выхода в Чёрное море. А Пётр основал Воронежское адмиралтейство и здесь создавался впервые в России военно-морской флот. Благодаря ему удалось, наконец, завоевать Азов, выбить оттуда турок и заключить с ними мир.
– Марк, ну, пожалуйста, не утомляй Рому, он и так устал с дороги, – прервала его Мара Евсеевна.
– А мне очень интересно, – ответил Ромка.
– Ну, тогда ещё немного, – согласился профессор. – Благодаря этому Россия повернула штыки против Шведской империи, разбила войска Карла XII под Полтавой, укрепилась на берегах Балтийского моря и построила северную столицу Санкт-Петербург. В восемнадцатом и девятнадцатом веке город стал столицей огромной губернии, рос и развивался. В прошлом веке открылся Воронежский кадетский корпус. В девятьсот пятом году произошёл еврейский погром. После Февральской революции германские войска захватили Эстонию и сюда перевели Тартуский университет, тогда он назывался Юрьевским, и Воронеж стал крупным научным и культурным центром. В Гражданскую войну через город наступали на Москву войска Деникина, Донской корпус Мамонтова и отряды Шкуро. В сорок втором немцы захватили и разрушили правобережную часть города, но их остановили и на левый берег они не вышли.
– Марик, остановись, «караул устал», – попыталась остановить его Мара Евсеевна.
– Да, Марочка. В Воронеже родился, и работал и творил Андрей Платонов, родился Иван Бунин, пребывал в ссылке три года Осип Мандельштам, где его навещала Анна Ахматова. И ещё несколько фактов. Здесь создан ракетоноситель, который поднял в космос Юрия Гагарина, здесь на авиационном заводе выпускали сверхзвуковые самолёты ТУ144.
Мара взяла нож и постучала о фужер. Раздался мелодичный звон.
– Так, Марк, звонок прозвенел, лекция окончена, – пошутила она. – Давай-ка расскажи о вступительных экзаменах. Это сейчас самое важное.
– Марочка, ты кладезь разума и порядка. Покажи Роме его комнату, а после этого мы поедем с ним в университет подавать документы.
Комната, куда его завела Мара, как и все комнаты в этом построенном в тридцатых годах доме, была просторной с большим окном, выходящим в поросший деревьями двор, и высокими потолками с лепниной вдоль стен. Старинный платяной шкаф, письменный стол под зелёным сукном с настольной лампой, кресло и деревянная кровать – всё говорило о достатке и рациональности владельцев квартиры. Парчовые занавесы, красиво спадавшие с карниза, завершали убранство комнаты.
– Располагайся здесь и прими душ. Пора отправляться в город.
– Спасибо, Мара Евсеевна.
– Просто Мара, договорились?
– Хорошо.
– Прекрасно, ты славный малый. Мы обязательно поладим.
Она повернулась и вышла, затворив за собой дверь.
14
Санька с Наташей встретились возле её дома. У него было хорошее настроение. Впереди ждала его любимая математика в одном из лучших университетов мира, а потом работа и карьера в научно-исследовательском институте или в ВУЗе. А сегодня рядом с ним была любимая девушка, готовая разделить его судьбу. Вскоре он почувствовал, что с Наташей что-то не в порядке. Она была скованна и молчалива, напряжена и взволнованна, и отвечала невпопад.
– У тебя всё в порядке? – спросил он.
– Нет, – не сразу ответила она. – Сашенька, я беременна.
Он остановился, повернулся к ней и взглянул ей в глаза. В них стояли слёзы. Теперь он не мог сказать ни слова. Он понимал, что Наташа ждёт от него решения. Судьба её и их ребёнка зависела от него, его порядочности и благородства.
– Ты уверена?
– Я сделала тесты, и они подтвердили мои ощущения. Да, у нас будет ребёнок. Ты рад?
– Наташенька, конечно. Я счастлив. У меня будет ребёнок, похожий на тебя. А значит, красивый и умный…
– Как ты, – перехватила она его слова.
Из её глаз лились слёзы, но это были слёзы счастья. Напряжение оставило её, она задышала свободно и к ней вернулись её обычная весёлость и спокойствие.
– Я люблю тебя, ты моя прелестная мамочка. Мы поженимся, и будем жить вместе, и воспитывать нашего ребёнка. А кто он?
– Не знаю, мне ещё ничего не сказали. Наверное, ещё рано.
– Собственно, какая разница? Главное, он от тебя, – сказал Санька. – Через месяц нужно будет подать заявление в ЗАГС.
– Конечно, любимый, – ответила Наташа. – Представь себе меня с большим животом в свадебном платье. А какой скандал в благородном обществе. Да, стоит подать заявление побыстрее. Мама уже всё знает, а теперь и папе можно будет рассказать.
– А я сегодня своим скажу. Нет, сделаем иначе: мы пойдём ко мне вместе, я познакомлю тебя с моими родителями…
– Они, между прочим, знают меня. Они видели нас в прошлое воскресенье на улице. Ты был так увлечён, что не заметил их.
– А они мне ничего не сказали, – удивился Санька.
– Наверное, решили не говорить об этом до поры до времени.
– Ладно, буду делать вид, что они только сейчас о тебе узнали. Уверен, что ты им понравилась.
– Но я русская. Не знаю, как они ко мне отнесутся, – усомнилась она.
– Да брось, мои родители – современные цивилизованные люди без национальных предрассудков.
– Тогда всё в порядке, дорогой. Ты лучший человек, которого я видела в моей жизни.
Они договорились встретиться завтра, в субботу, и пойти к нему домой. Он проводил Наташу, и, размышляя о происшедшем, побрёл домой. По дороге он решил прежде поговорить с мамой. Инна Сергеевна приходила домой всегда раньше отца, часто задерживающегося на работе допоздна.
– Мама, хочу поговорить с тобой о деле очень важном для меня.
– Говори, сынок. Что за дело?
Инна Сергеевна выглядела лет на десять моложе своих лет. Красота её получила какое-то мистическое завершение и на работе мужчины не давали ей прохода. Но любовь к мужу была сильна и возвышенна, и она деликатно отвергала все предложения и соблазны, от которых иная женщина на её месте вряд ли бы устояла. Сын был похож на неё, и она обожала его, её чудесную копию и продолжение лучшего, что было в ней. Санька, конечно, рассчитывал на это, желая вначале всё обсудить с ней.
– Мама, я люблю девушку из нашей школы и хочу на ней жениться.
– Мы с отцом недавно видели тебя с ней. Она прекрасна. Любовь вообще превращает мужика в человека. Ты изменился, стал каким-то одухотворённым. Есть только одно «но». Мне кажется, нужно прежде получить образование, а потом жениться. Она никуда не денется, если любит.
– Всё что ты говоришь, правильно, мама. Но она беременна и у нас будет ребёнок.
Инна Сергеевна замолчала, и ему даже показалось, что слышит, как бродят мысли в её голове.
– Ты замечательный человек, сынок. Так в таком положении поступают только особенные люди. А где вы будете жить? Кто будет зарабатывать? Ты же студент?
– Об этом мы с ней ещё не говорили, – задумался Санька.
– Ещё один нелишний вопрос: она русская?
– Да, но какое это имеет значение в нашей стране. Она из благороднейшей профессорской семьи. У них много друзей-евреев. Если бы ты только слышала, что она о нас говорит.
– Хорошо, пригласи её завтра к нам. Мы всё обсудим. Отца я подготовлю.
– Спасибо, мамочка. Я тебя люблю.
Он подошёл к телефону и набрал её номер.
– Наташа, это Саня. Как ты себя чувствуешь? – взволнованно заговорил он.
– Хорошо. А что случилось?
– Мои родители хотят с тобой познакомиться.
– Я так волновалась. Не знала, как они отнесутся ко мне.
– Всё прекрасно. У меня клёвые родители.
Они договорились встретиться у неё дома в шесть часов вечера.
На следующий день он по дороге к ней купил в магазине «Цветы» букет хризантем. Солнце на чистом небе светило ярко, птицы дружно пели в пышных зелёных кронах деревьев, ещё не собираясь в стаи, чтобы улететь на благословенный юг. Душа его была полна нежности к ней и их будущему ребёнку.
Наташа открыла дверь и кинулась ему на шею.
– Я рассказала маме и отцу и они решили, что ты будешь жить у меня. У нас квартира большая. Мы будем грызть гранит наук, а бабушка – воспитывать нашего ребёнка. Я уже обо всём договорилась.
Её глаза сияли от счастья и душевного покоя, который вернулся к ней после разговора с Саней. По пути к нему домой они несколько раз останавливались и целовались и прохожие оглядывались, любуясь красивой влюблённой парой.
Наум Маркович сначала принял известие о женитьбе сына с недовольством, но Инне Сергеевне удалось убедить его и, когда Наташа и Санька пришли, он, искренне улыбаясь, пожал ей руку.
– Вы очень красивая девушка, Наташа, – сказал он. – Надеюсь, Вы с моим сыном будете счастливы.
Они сидели за столом в гостиной, пили коньяк и ели салат и фаршированную рыбу, мастерски приготовленную хозяйкой. Потом пили чай с купленным в кондитерской тортом и говорили о множестве проблем, которые возникали в связи с предстоящей свадьбой и рождением ребёнка.
15
Через неделю они подали заявление. Татьяна Андреевна, мать Наташи, обзвонив друзей и подруг, вышла на человека, знакомого с заведующей районного ЗАГС а. Та назначила ей встречу в конторе в среду днём и она, взяв на работе половину отгула, в назначенный час сидела в кабинете заведующей. Марина Николаевна оказалась милой женщиной, и они быстро нашли общий язык.
– Моя дочь с женихом недавно были у Вас. Видите ли, они попали в весьма пикантную ситуацию. Так у молодых неопытных бывает, когда от любви теряют голову. Они ждут ребёнка.
– Я Вас, Татьяна Андреевна, очень хорошо понимаю, – улыбнулась Марина Николаевна. – Молодо-зелено.
– Вы правильно делаете, что устанавливаете срок три месяца до регистрации брака. Жених и невеста должны проверить ещё раз свои чувства, подготовиться к свадьбе. Я знаю, сколько проблем нужно решить, чтобы всё организовать. Но в нашем случае это слишком большой срок. Моя дочь беременна и скоро это будет видно всем. Я Вас очень прошу расписать их не позже, чем через месяц. Понимаете, дети любят друг друга уже много лет, и им нет никаких причин снова проверять свои чувства. А что касается свадьбы, это не вопрос.
– Я постараюсь подвинуть им очередь. Вы знаете, в сентябре – октябре всегда много свадеб.
– Очень Вам благодарна, Марина Николаевна. Вы славная женщина. Не откажите принять от меня скромный подарок.
Она наклонилась, вынула из сумки большую коробку шоколадных конфет, и протянула её над столом.
– Это лишнее, Татьяна Андреевна.
– Ну, пожалуйста, от всего сердца, дорогая.
– Ну, хорошо, мои дети любят шоколад.
– Вот и прекрасно.
– Я позвоню Вам и сообщу, когда состоится бракосочетание.
– Огромное спасибо.
Татьяна Андреевна вышла на улицу и, увидев будку телефона-автомата, направилась к ней.
– Наташенька, всё в порядке. Заведующая поставит вас на очередь и сообщит мне.
– Мамочка, я тебя люблю, – обрадовалась она.
– Ради счастья единственной дочери я всё сделаю. Я заскочу в гастроном, а оттуда домой.
Начались занятия в университете и в медицинском институте, и они стали видеться реже. Позвонила заведующая ЗАГС ом, и они принялись готовиться к свадьбе. В ателье заказали свадебное платье, ей купили белые туфли на высоких каблуках, а Саньке – синий шерстяной костюм, голубую рубашку и красивый галстук. Отец Наташи, главный инженер Главка, договорился с директором ресторана «Арбат» на Проспекте Калинина.
Вечером они составляли список приглашённых и безудержно целовались, когда её мама выходила из комнаты.
Наташа возвращалась из ателье после примерки. В Москве воцарилось бабье лето, гоняя по улицам, бульварам и скверам жёлтые и оранжевые листья. Платье было почти готово, и она весело шла по тротуару, улыбаясь прохожим, идущим ей навстречу. Она, не замечая движения автомобилей, ступила на пешеходный переход и сделала несколько шагов. В последнее мгновение Наташа увидела автобус, со пронзительным скрежетом тормозов несущийся на неё, и почувствовала сильный удар и нестерпимую боль.
Какой-то мужчина побежал вызвать скорую помощь, подъехала милицейская машина. Но было поздно. Её окровавленное тело лежало на асфальте без признаков жизни. Примчалась скорая и врач констатировал смерть. Санитары положили Наташу на носилки и накрыли белой простынёй. Машина скорой помощи увезла её в больницу, а милиция ещё долго оставалась на месте происшествия, опрашивая свидетелей, фотографируя, делая замеры и составляя протокол.
Мама ждала её дома и, когда стало уже темно, набрала номер Саши.
– Наташа случайно не у тебя?
– Нет, Татьяна Андреевна, она обещала мне позвонить после примерки, но не позвонила.
– Я очень волнуюсь, на неё это не похоже. Она очень ответственная дочь и всегда сообщает о себе.
– Вы не волнуйтесь, Наташа скоро придёт. Я сейчас зайду к вам.
Отец вернулся с работы поздно и сразу же позвонил в городской отдел милиции.
– Капитан Тихонов слушает, – раздался в трубке зычный мужской голос.
– Здравствуйте, я разыскиваю свою дочь Наталью Тимофееву.
– Сейчас проверю по спискам. Так, так, в списках нет, но есть одна девушка, личность которой не установлена. Её сбил автобус, когда она переходила улицу Крымский вал на красный свет. Я Вам продиктую сейчас номер телефона, позвоните туда.
Иван Дмитриевич записал его на бумаге.
– Городская больница слушает.
– А с кем я говорю? – спросил он.
– А что Вам нужно.
– Я разыскиваю мою дочь. В милиции мне сказали, что она у вас.
– Минуточку, – сказал голос, и Иван Дмитриевич почувствовал с другой стороны некоторое замешательство. – У вас есть машина? Знаете что, лучше возьмите такси и приезжайте сюда на улицу Доватора 15. Мы Вас ждём.
В телефонной трубке раздались гудки. Он позвонил в таксомоторный парк и заказал такси, предчувствуя беду.
– Таня, не волнуйся. Возможно, Наташа в больнице. Есть адрес, собирайся.
– Я с вами, – сказал Санька, поднимаясь с кресла.
Ехали молча, напряжённо ища в затуманенном сознании объяснения происходящему и не находя ответа. Через минут сорок вышли из такси. Мужчина в халате ждал их возле ворот.
– Это вы звонили? – спросил он.
– Да, – ответил Иван Дмитриевич. – А кто вы?
– Я психолог. Успокойтесь и идите за мной.
Все трое двинулись за мужчиной, энергично шагавшим впереди. Тот свернул направо и вскоре они вступили в длинный полутёмный коридор.
У двери с надписью «Морг» остановились, и человек в голубом халате обратился к ним:
– Сегодня днём в больницу привезли девушку. К сожалению, она была мертва, и её доставили к нам в отделение. Я хочу, чтобы Вы, он обратился к Ивану Дмитриевичу, пошли со мной.
– А мне можно? – спросил Саня, скованный тисками страха.
– А вы кто?
– Я её жених.
– Нет, можно только членам семьи. Останьтесь здесь с женщиной, – жёстко сказал психолог.
В это время в комнату вошёл ещё один человек в голубом халате и присел на стул возле Татьяны Андреевны. В середине соседней комнаты на высоком лежаке Иван Дмитриевич увидел лежащее под белой простынёй тело и с трудом удержал себя в руках. Они подошли к изголовью, и мужчина приподнял край простыни.
– Это Ваша дочь? – спросил он и сразу же, не дождавшись ответа, понял всё.
Отец зарыдал, стараясь не повышать голос, чтобы находящаяся за дверью жена не услышала. Потом вытер слёзы платком и посмотрел на психолога.
– Да, она.
Тот подошёл к нему и обнял его за плечи.
– Вам не нужна наша помощь? – спросил он.
– Нет. А вот жене нужно.
– Мы о ней уже позаботились. И ей не следует заходить сюда. Вас отвезут прямо домой.
16
Многочасовые занятия Ильи с Зинаидой Марковной принесли плоды. Он вспомнил и повторил программу музыкальной школы, умело читал с листа и мог дать объяснения по характеру произведения, к нему вернулась техника, которой он прежде отличался. На экзаменах Илья так хорошо сыграл Шуберта и Бетховена, что профессор, председатель приёмной комиссии зааплодировал и, добросердечно улыбаясь, подошёл и обнял его.
– Просто именины души. Молодой человек, если не зазнаетесь, Вас ждёт блестящее будущее.
Решение комиссии было единогласным, и Илья был зачислен в Гнесинку.
Мама была счастлива и принялась хорошо его кормить. Она прекрасно знала по себе, сколько сил потребует от него учёба в институте.
Но вскоре в семье Вайсман произошли большие неприятности. Старший сын Виктор подружился с ребятами, которые в подпольном кружке учили иврит и знакомились с еврейскими традициями. В Судный день, пришедшийся в этот год на конец сентября, он с друзьями пришёл в Хоральную синагогу, расположенную на улице, названной в честь художника-передвижника Абрама Ефимовича Архипова. Но в те времена КГБ не оставляла своим вниманием места встреч московских евреев. Секретные агенты активно внедрялись в общины и сведения от них поступали в особый отдел на Лубянке. Виктор тоже попал в поле зрения, и уже на следующий день сообщение о нём оказалось в первом отделе МИИТ. Его вызвали в ректорат и сообщили о том, что принято решение исключить его из института за сионистскую пропаганду. Не помогло ни заступничество профессора математики Мельмана, ни просьба декана Сомова оставить его, как отличного студента, которому оставалось учиться всего один год. Леонид Семёнович после недолгих размышлений пошёл на приём к директору завода с просьбой принять сына на работу. Воронов уважал толкового и умелого главного энергетика, и заявление подписал, и Виктора зачислили техником в бригаду электриков.
Яна поступила в Строительный институт и начала изучать архитектуру. Илья по вечерам после занятий иногда заходил к ней домой, и мама её, расспросив о делах, оставляла его с ней наедине.
– Поздравляю, Яна. Я был уверен, что ты поступишь, – заявил он.
– Не будь наивным, Илюша. Если бы не отец, мыла бы полы в больнице. Он несколько лет назад удалил опухоль проректору моего института. Ну, тот оказался неплохим дядькой и помог.
– Но ты ведь здорово рисуешь, у тебя талант. Иначе тебя бы не приняли на архитектуру, – не унимался Илья. – Твой автопортрет, который ты подарила мне на день рождения, висит на стене в моей комнате.
– Да, я знаю, – угомонилась Яна. – Ты тоже молодец. Говорила же я тебе, что в жизни нужно заниматься тем, к чему лежит душа.
– «За что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку», – процитировал Илья басню Крылова.
Они засмеялись, и он коснулся её лица своими сухими губами. Она внимательно посмотрела на него и вздохнула.
– Жаль, такой парень пропадает зря, – лукаво произнесла Яна. – У нас на даче в этом году хорошие яблоки и груши созрели. А крыжовник – объеденье. Давай поедем на субботу и воскресенье. Ты мне поможешь.
– Конечно, помогу, – ответил он и, обняв её и страстно целуя, повалил на диван.
– Я люблю тебя, Яночка.
– Я тоже люблю тебя, Илья.
– Мне Санька прислал приглашение на свадьбу.
– А мне Наташка. И куда они торопятся?
– Наверное, есть причина. Не только сумасшедшая любовь, – усмехнулся Илюша.
– Я, кажется, начинаю соображать, – улыбнулась Яна. – Нам за ними уже не угнаться.
17
Известие о гибели Наташи стремительно облетело Замоскворечье и уже на следующее утро к дому, где жили Тимофеевы, стали стекаться люди. Илье сообщила об этом Яна, с которой она училась в одном классе. Илюша, увидев во дворе Саньку, окликнул его и стремглав спустился к нему. Ребята обнялись.
– Дружище, я в шоке. Такое не должно было случиться. Прими от меня самые искренние соболезнования.
– Спасибо, Илья. Я всю ночь пробыл у них. Мать и бабушка её рыдают. Мне пришлось их утешать. Вот забежал на пару часов поспать и поесть что-нибудь. Опять иду к ним. Наташку привезут в одиннадцать.
– Когда похороны?
– Пока не знаю. Заместитель Ивана Дмитриевича с утра должен договариваться с кладбищем. Настроение моё ниже плинтуса.
– Я вижу, Тебе очень трудно, Саня. Роме позвонить?
– Честно говоря, не знаю. Пусть учится. Приедет на каникулы, пойдём с ним на могилу.
Но через день поездом примчался Ромка. Ему позвонила Катя, и он сорвался с лекций на два дня. Друзья обнялись и вечером долго сидели на кухне у Саньки, говорили о жизни, пили «Московскую» водку, закусывая её селёдкой и сваренной Еленой Моисеевной картошкой.
– Вчера умер Брежнев. Отовсюду только музыка Чайковского и доносится, – заметил Илюша.
– Может быть, что-то изменится к лучшему? – спросил с наивной надеждой Ромка.
– Для евреев ничего не изменится. Разве там есть другие люди? – решительно заявил Илюша. – Ты держись, Санька.
– Когда я думаю, всё ли сделал правильно, я не нахожу со своей стороны никакого греха, – грустно произнёс тот. – За что нас с Наташей так судьба покарала?
– Я не знаю, есть ли бог. Витя верит, что есть. Если так, то всё в мире происходит по его воле. Наташа была изумительным созданием. Но может быть он не желал этого союза, – сказал Илюша.
– Мы, друзья, избранный народ и, наверное, поэтому он строго наказывает нас за отступничество от нашего предназначенья, – философствовал Ромка.
– Пусть ей земля будет пухом, – произнёс Санька.
Похороны были назначены на пятницу. Наташа, невыразимо прекрасная, лежала в деревянном обитом чёрной тканью гробу, установленном на столе в гостиной. На ней было белое свадебное платье и фата, их попросила одеть мама. Рядом на стулья в чёрных платьях сидела бабушка и Татьяна Андреевна. У неё уже не было слёз, и на лице, почерневшем от горя, застыла неизъяснимая печать страдания. Отец находился в своём кабинете с приехавшим час назад распорядителем похорон. Непрерывной цепочкой в комнату входили школьные друзья и учителя, студенты медицинского института, приятели и знакомые родителей. На зеркала на стенах и шкафу по старинному русскому обычаю были наброшены покрывала. Большой портрет с чёрной полоской наискосок стоял на горке напротив гроба.
– Вынос через час, – заявил вышедший из кабинета распорядитель. – Автобусы скоро подойдут. Будьте готовы.
Кавалькада автобусов и автомобилей медленно выехала со двора, заполненного множеством людей, и начала свой путь по улицам Москвы. Через минут сорок она въехала в ворота кладбища и двинулась по узкой асфальтированной дороге. Возле свежевырытой могилы автобус похоронного бюро остановился, и четверо мужчин вынесли гроб и поставили его на два табурета. Когда появился гробовщик с молотком, мать и бабушка зарыдали в голос и лишились чувств. Врач, знакомый отца, открыл флакон и дал им понюхать смоченный нашатырным спиртом кусочек ваты.
Когда гроб опускали в яму, Санька не сдержался и заплакал. Он и сам не ожидал, что такое с ним может произойти. Она и их ребёнок уходили в другой мир, оставляя его на Земле одного со жгучей любовью, которая жила и росла в его юном теле, и зияющей пустотой в душе.
Глава 3
1
В марте восемьдесят пятого года после смерти Константина Черненко Генеральным секретарём становится молодой и энергичный Михаил Горбачёв. Компетентные люди говорили, что его кандидатуру поддержал Андрей Андреевич Громыко. Ментором, способствовавшим переводу его из Ставрополья в Москву, был Юрий Андропов. Членом Политбюро ЦК он стал в восьмидесятом, через два года после встречи в Минеральных Водах с Брежневым, Устиновым и Андроповым, который в то время лечился там. Похоже, руководству страны стало ясно – Кремль превратился в дом престарелых, что, несомненно, вредило имиджу партии в глазах народа. Да и стремление в верхах к обновлению партии и страны становилось очевидным в период экономического кризиса и застоя.
Ожидание перемен, на которое указывал барометр подспудного общественного мнения, вскоре подтвердилось новыми инициативами генсека. Была провозглашена политика ускорения, и народ ждал повышения уровня жизни и благосостояния. Но, как сказал английский богослов XVII столетия Джордж Герберт, «the road to hell is paved with good intentions» («дорога в ад выложена благими намерениями»). Кампания привела к падению производства. С магазинных полок исчезли товары, и возникший дефицит стремилось восполнить возникшее, как грибы после дождя, кооперативное движение, с которым в первое время милиция и прокуратура боролись не слишком успешно. А потом началась антиалкогольная кампания, инициированная соратниками Горбачёва. Цены на алкогольные напитки резко повысились, сократилось их производство, на юге страны вырубались виноградники, в магазинах не стало сахара – наилучшего сырья для самогоноварения, и появились гигантские очереди везде, где продавали вино и водку. И то, что в результате в стране снизилась преступность и смертность, расцветавшие на почве алкоголизма, не помогло – власть кампанию отменила и признала ошибочной. Кооперативы побудили партийное руководство задуматься о перестройке и переходе к свободному рынку, хозрасчёту и самоокупаемости.
Отношения между главами государств Рейганом и Горбачёвым, замороженные после ввода Советских войск в Афганистан, установились, и по стране поползли слухи об открытии границ и возобновлении эмиграции. Находившиеся долгие годы в отказе приободрились, ожидая новостей из ОВИРов и Министерства иностранных дел, а миллионы прочих евреев работали, растили детей и выживали, преодолевая трудности, как все люди, не строя планов о лучшей жизни в США, Канаде, Австралии или Израиле.
А 26-го апреля восемьдесят шестого года произошла авария на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции. При проведении эксперимента реактор вышел из-под контроля и взорвался. В атмосферу были выброшены десятки тонн радионуклидов. Несомые ветром, они осели на огромных территориях Украины, Беларуси и России, в центральной и северной Европе, создавая смертельную опасность для людей. На следующий день эвакуировали население города Припять и жителей многих сёл и деревень. Краткое сообщение об аварии ТАСС передало только вечером двадцать восьмого апреля.
На следующий день в квартире Льва Самойловича раздался телефонный звонок. Обычно он приходил с работы поздно. Ему, главному инженеру, приходилось задерживаться по вечерам, чтобы лучше ознакомиться с ситуацией на объектах и просмотреть документацию к проектам, которые предстояло возводить строительно-монтажному управлению. Но сегодня он, движимый каким-то неясным предчувствием, пришёл домой пораньше. Вера уже была дома. По дороге с работы она зашла в Гастроном и забрала Андрюшу из детского сада.
– Верочка, меня беспокоит вчерашнее заявление ТАСС, – сказал он, целуя жену. – Я немного знаком с руководящими органами. Они никогда не говорят всю правду. Мне кажется, там произошло что-то очень неприятное.
– Лёва, давай-ка вначале я тебя накормлю, – попыталась успокоить его Вера. – Даже если так, это очень далеко от нас.
– У меня, дорогая, в Киеве двоюродный брат с семьёй.
В этот момент и зазвонил телефон. Лев Самойлович взял трубку.
– Слушаю.
– Привет, Лёва. Это Изя, – услышал он чуть взволнованный голос.
– Здравствуй, дружище. Вот чудеса: мы с Верой сейчас как раз о тебе говорили.
– Чудеса, Лёва, у нас только начинаются.
– Информации об аварии никакой. Расскажи, что происходит.
– У меня знакомый в институте ядерных исследований. Наши дети дружат. Он сказал, что ядерный реактор искорежен, его многотонная крышка сорвана. Сразу же начался пожар. Кровля реакторного зала была покрыта битумом, который прекрасно горел. По проекту она должна быть из негорючих материалов. Чтобы огонь не перекинулся дальше и не уничтожил третий блок, пригнали сотни пожарных.
– Изя, что случилось с реактором? Почему он взорвался?
– Хотели использовать режим выбега электрогенератора для питания системы собственных нужд электростанции. Для эксперимента выключили защиты реактора, отключили подачу воды, которая служила как для охлаждения, так и для замедления ядерной реакции. Реакторы этого типа очень неустойчивы и вместо снижения выработки энергии он пошёл в разнос. Разрушения вызвал поток пара, выбросивший из шахты значительную часть графита и топлива. Изотопы йода, цезия, стронция и прочей нечисти из таблицы Менделеева унесло ветром на тысячи километров.
– А Киев?
– Б-г милует, пока ветер на север, северо-запад и запад. Киев же к югу, где-то сто-сто десять километров. Но ветер может перемениться. Кстати, город поливают сверху донизу, и дороги, и фасады домов. Я никогда не видел его таким чистым. Да, так этот парень собирается эвакуировать из города свою семью. И мне советует.
– Тебе есть куда вывезти детей? Если нужна моя помощь…
– В том-то и дело, что я ещё не нашёл. Жену на пару недель пошлю с ними. Ты не возражаешь?
– Не возражаю. Присылай мне всех. Потом прикинем, что делать дальше.
– Спасибо, брат. Я позвоню, когда достану билеты. Сейчас это большая проблема. Я слышал, что и руководство Украины своих детей вывозит. Значит, количество отъезжающих будет расти, как снежный ком.
– А тебе зачем там торчать? Бери отпуск и уезжай.
– Не могу. Меня, как инженера-строителя, мобилизуют для работы в зоне. Это территория радиусом тридцать километров.
– Откажись.
– Я попытался и мне сказали: за дезертирство – партбилет на стол и увольнение с работы. Успокоили тем, что каждому дадут счётчик радиоактивного облучения. Мол, если доза достигнет максимально допустимой, высылают из зоны.
– Ты в это веришь?
– А что мне остаётся делать.
– Надеюсь, всё обойдётся, – попытался ободрить его Лев.
– Ну, ладно, пока, – сказал Изя и в трубке раздались гудки.
Лев молча постоял возле тумбочки, потом, повернувшись к жене, произнёс:
– Верочка, месяца на два нам придётся потесниться. В первое время будет трое, потом Юля, наверное, вернётся. Останутся двое детей. Ситуация тяжёлая, нужно помочь.
– Лёва, в тесноте да не в обиде. Я не возражаю.
– Ты самая лучшая женщина на свете.
Он подошёл к ней, посмотрел ей в глаза и поцеловал в губы. Она взяла его за руку и повела в кухню, где на столе уже был накрыт ужин на троих. Андрюша пошёл вслед за ними и взгромоздился на свой стул.
– Ешь, Лёва. Скоро тебе потребуется много сил, – сказала она.
