bannerbannerbanner
Еврейская сага

Пётр Азарэль
Еврейская сага

Полная версия

– За что, Наташенька?

Он прижал её к себе и поцеловал в полураскрытые губы. Через минут десять они вошли в парадное и поднялись лифтом на седьмой этаж. Она вынула из сумочки ключ и открыла дверь. В квартире было темно. Лишь отдалённые уличные фонари и окна соседних домов бросали на занавеси и стены рваные лоскуты света. Она щёлкнула включателем, и красивая хрустальная люстра осветила большую гостиную с мягкой кожаной мебелью, высоким книжным шкафом и сервантом.

– Что-нибудь выпьешь? – спросила она. – У отца в баре полно всего.

– Давай просто водочки.

– Есть «Столичная». Она тебе нравится?

– Очень. Это одна из немногих вещей, которыми Советский Союз может гордиться.

Наташа достала из серванта две хрустальные рюмочки и налила водки. Комната сразу же наполнилась её особенным ароматом.

– Погоди. У нас, кажется, и лимон есть.

Она зашла на кухню и открыла холодильник. Санька подошёл к ней, когда она резала лимон.

– Люблю этот запах. Не знаю почему. Наверное, дело в генетике. Мои далёкие предки жили на Ближнем Востоке.

– Мне нравится, что ты не скрываешь, что еврей. Мой дедушка говорит, что без вас христианская цивилизация не достигла бы таких высот.

– Ты славный человек, Наташа. Я прилип к тебе не только потому, что ты красавица.

– А вот об этом подробней.

Она улыбнулась и подала ему ломтик отрезанного лимона. Они выпили, и живительная пьянящая влага обожгла горло и пробежала по телу. Пойдём, я покажу тебе мою комнату. Она потянула его за руку, и он послушно пошёл за ней.

– Ну, как она тебе? – спросила Наташа.

– Прекрасная комната.

– Старший брат женился, и наши родители и родители жены помогли ему купить кооперативную квартиру. А я из своей комнатки перебралась сюда.

Он нерешительно присел на тахту, и она опустилась рядом с ним. Затенённый абажуром свет торшера придал ей смелость, и она легла на его колени. Её каштановые волосы мягко спадали на его ноги и руки, глаза, затуманенные алкоголем, призывно смотрели на него. Она охватила руками его голову и наклонила к себе.

– Поцелуй меня, Сашенька. Ты боишься?

– Нет. Просто ещё не привык.

Наташа вдруг поднялась, повалила его на тахту и поцеловала в губы. Он ответил ей, прижал к себе и теперь оказался сверху. Его охватило возбуждение, он помог снять платье, и, с трудом сдерживая страсть, вошёл в неё. Вначале она вскрикнула от боли, потом успокоилась и стала раскачиваться в такт его движениям, пока не почувствовала изливающийся в неё горячий поток.

Он лежал рядом с ней, отдыхая после блаженства любви и держа её за руку.

– Ты первый, Сашенька, до тебя у меня никого не было, – прошептала она.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Боялась, что ты испугаешься и не решишься сделать меня своей женщиной.

Он поднялся на локте и лёг на бок, провёл ладонью по ткани тахты и, почувствовав липкую влагу, поднёс её к глазам. Пальцы покрылись тёмно-красной краской крови. Он посмотрел на её прекрасное лицо.

– Ты всегда вела себя так раскованно, вокруг тебя крутилось столько парней, – произнёс он. – Я, дурак, думал, что…

– Да, у меня было много возможностей. Но без любви я не хотела отдаться никому. В эти дни, когда мы попрощались со школой и вырвались на волю, мне вдруг стало страшно, что ты исчезнешь, и я не познаю твою любовь. У тебя уже были женщины?

– В Крыму прошлым летом. Познакомился с ней на пляже в Алупке. Она приехала из Прибалтики и сняла там комнату. На пятнадцать лет старше меня. Влюбилась и не отпускала, пока у неё не кончился отпуск. Больше не было никого.

– А я в школе думала, что у тебя есть.

– Просто флиртовал, создавал впечатление.

– А со мной ты не играешь?

– Нет, тебя я люблю.

Так они лежали и тихо говорили, и свет торшера падал на их лица и руки.

– Тебе пора идти. Позвони домой и уходи. Наверно, тебя уже ищут.

– Ты права, Наташенька.

Они поднялись с постели и вернулись в гостиную. Санька взял трубку телефона и набрал номер.

– Где ты, Саша? – услышал он взволнованный голос мамы.

– Я провожал девушек. Скоро приду.

– Только не задерживайся, дорогой.

– Хорошо, мамуля.

Он положил трубку и подошёл к Наташе. Она обвила его шею руками и поцеловала.

– Мы увидимся? – спросила она.

– Я позвоню завтра.

7

Через несколько дней ребята встретились во дворе. Санька появился с четырёхлетней сестрёнкой, обещающей стать в девическом возрасте красоткой, но уже сейчас кокетливой и забавной, с интересом посматривавшей на парней.

– Родители ушли на юбилей к главному инженеру института, где отец работает. Оставили мне Эллочку. Давайте посидим на лавочке, а она на детской площадке побегает, – произнёс он извиняющимся тоном.

– Да всё в порядке, Саня. Не нужно оправдываться. Мы что – звери что ли?

Она очень славная и, когда вырастет, станет нашей младшей подругой, – успокоил его Ромка.

– Хорошо, друзья мои, – сказал Санька. – Я, честно говоря, хотел собраться у того пивного ларька на соседней улице. Там продают даже солёную и копчёную рыбку. Но не судьба.

– Мы обязательно это сделаем, – произнёс Илюша. – Давай ближе к телу. О чём ты собирался поговорить?

– Интрига, ребята, в том, что наступает время, когда предстоит ответить на вопрос – что делать дальше, куда пойти учиться? Прямо по Чернышевскому. Мне кажется, что нужно обсудить всё на нашем форуме. Если хотите, конечно.

– А что, дельная мысль, – поддержал его Ромка. – Мы знакомы ещё с детского сада и дружим почти всю жизнь. Не хочу быть высокопарным.

– Я согласен со Стариком, нужно получить хорошее образование, чтобы содержать семьи, которые, надеюсь, у нас появятся. Выбор должен учитывать нашу национальную принадлежность. Наша родная коммунистическая партия не желает готовить специалистов для народного хозяйства Америки и Израиля. Поэтому попасть в ВУЗ нужно обязательно в этом году, иначе загремим в армию. А там и Афганистан недалече, – рассудил Илюша. – Вступительные экзамены скоро начнутся. Надо успеть подать документы и зарегистрироваться.

– Хорошо сказал, – одобрил Санька. – Мне нравятся точные науки, и я хочу изучать математику. У мамы есть знакомая в Московском университете. Попытаюсь поступить туда на мехмат.

– Без математики не обходится ни наука, ни техника, – заметил Ромка. – У меня в Москве нет никакого особенного блата. А вот в Воронежском университете работает дядя отца, профессор. Папаша уже говорил с ним и тот поторопил, сказал, чтобы я приехал.

– Моё положение труднее, чем у вас, – сказал Илюша. – Мама мечтает, чтобы я поступил в консерваторию, а папа видит в этом большие проблемы. Ему не понравится, если после многих лет учёбы я стану концертмейстером при какой-нибудь певичке или преподавателем музыкальной школы. А буду ли я знаменитым пианистом, лауреатом международных конкурсов, большой вопрос. И сильных связей в консерватории у нас нет.

– Отец твой, похоже, прав, – произнёс Санька. – Тогда нужно искать альтернативу. Что он советует?

– У него друзья, с которыми папа учился, остались преподавать в МЭИ. Один даже защитился. Он хочет увидеться с ними.

– Прекрасно, он станет родоначальником династии инженеров-электриков, – сострил Ромка. – Сказал же Владимир Ильич, «коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны».

Ребята засмеялись, похлопывая друг друга по плечу. Эллочка повернулась на смех и тоже улыбнулась.

– А не кажется ли вам, господа, – заявил Санька, – что наша девочка заслужила эскимо?

– Конечно, заслужила, – одобрил Ромка. – Элла, ты хочешь мороженое?

– Да, да, – защебетала она и подбежала к ним.

– Тогда пошли в кондитерскую, – сказал Санька.

Ребята поднялись и, подшучивая друг над другом, вышли на улицу. Уже смеркалось, и они поторопились – кондитерская закрывалась через полчаса. Шура, полноватая женщина средних лет, давнишняя знакомая ребят, увидев их, радостно воскликнула:

– Мальчики, ну, наконец, явились – не запылились! Что-то давно вы не появлялись?

– Шурочка, у нас были выпускные экзамены, а недавно состоялся выпускной вечер. Нам было не до сладостей, – подыгрывая ей, произнёс Санька.

– Ну и как, сдали? – спросила она. – Да что я говорю? Вы же талантливые парни.

– Всё в порядке, Шурочка. Вот мы и пришли отметить, – не угомонялся Санька. – Три чашки кофе с заварными пирожными не сваришь нам? А Эллочке – эскимо?

– Что за вопрос, конечно. Садитесь за тот столик.

Через десять минут девочка уже с наслаждением ела мороженое, а они пили и наслаждались крепким душистым кофе.

8

Наутро Катя опять обзвонила всех, предложив провести время на пляже в Серебряном бору. Наташа неважно себя чувствовала, а Санька без неё ехать не хотел. Ромка одолжил «Москвич» у отца и сейчас лихо катил по живописному шоссе, обступаемому с обеих сторон плотной стеной лиственного леса.

– Какая красота! – восхищённо сказала Яна. – Жаль, что Наташа не смогла.

– По-моему, у Саньки с нею нешуточный роман, – буркнул Ромка.

Он хорошо знал друга и, как чувствительный барометр, ещё накануне определил едва уловимое изменение в его настроении.

– А почему бы и нет, оба они красоты неописуемой и умницы. Великолепная пара. Она его любит, сама мне призналась как-то, – подтвердила Катя.

Припарковав машину на стоянке, ребята взяли вещи и вошли на территорию пляжа. На широкой, поросшей травой и обрамлённой деревьями поляне было немноголюдно в разгар рабочего дня. Они направились к реке, вырвавшейся здесь из тесных объятий гранитных набережных на свободу и величаво несущей свои воды вдоль зелёных плоских берегов.

– Давайте под той сосной, – предложила Яна.

– Отличное место и песочек рядом. Обожаю валяться в тёплом песке, – поддержал её Ромка.

Девушки пошли переодеваться, а парни присели на траву. Солнце сияло на безоблачном голубом небе, сухой горячий воздух, гонимый лёгком ветерком, овевал их молодые, жаждущие любви тела и лица.

 

Они увидели возвращающихся подруг и дружно замахали им руками.

– Красивая у тебя девушка, – заметил Ромка.

– Катя тоже очень милая, – отреагировал Илюша. – Понимаешь, Рома, Яночка – удивительное создание, какие иногда появляются в интеллигентных еврейских семьях. Но я не знаю, что делать. А если завтра откроют границу и она уедет?

– Да, это проблема. Ладно, пошли купать наших красавиц.

Ромка вскочил на ноги и с весёлой улыбкой двинулся навстречу им.

Вода вначале обожгла своей прохладной свежестью, но парни быстро привыкли и поплыли к середине реки. К ним, умело рассекая водную гладь, присоединилась Катя. Яна, признавшись, что плавать не умеет, купалась возле берега, где в тихой заводи росла осока и желтые лилии. Крики о помощи заставили ребят оглянуться. Туда, где они оставили Яну, уже мчался мужчина в плавках. Пробежав по мелководью, он прыгнул, через несколько секунд вынырнул, держа девушку на мускулистых руках, и стал бить её по бледным щекам. Яна закашлялась и из её рта на шею и грудь широкой струёй полилась вода. Она вздохнула, придя в себя, и обессиленно

повисла на его груди. К этому времени Илюша уже выбрался на берег и подбежал к ним.

– Парень, таких красавиц на произвол судьбы не бросают, – произнёс мужчина. – Бери её.

Илюша поднял девушку и под сосной, где они побросали вещи, положил на траву.

– Как ты себя чувствуешь, Яночка.

– Уже лучше. Там был уступ, я потеряла равновесие и упала в яму, – пробормотала она, не открывая глаз. – Испортила вам всю обедню.

Ребята склонились над ней и смотрели на Яну с озабоченными лицами.

– Так, ты отдохни, а потом мы отвезём тебя домой, – решил Ромка.

Возвращались, с наигранным весельем разговаривая и пытаясь растормошить Яну и Илюшу. А те сидели молча, прижавшись друг к другу, и сознавая, что произошло что-то важное, что оставит след в их памяти и судьбе.

А Санька позвонил Наташе и предложил вечером увидеться. Она пожаловалась на головную боль и попросила перенести свидание назавтра. На следующий день он пришёл к ней домой, охваченный необоримым желанием, и она отдалась ему со всей страстью первой любви.

– Я никогда не думал, что это так прекрасно, – проговорил он, безуспешно пытаясь развеять туман, застивший его голову после горячей волны оргазма.

Обнявшись и целуясь, они лежали на тахте, не стесняясь своей совершенной наготы. Он наслаждался её изумительной грудью, мягкими бёдрами и стройными ногами.

– Ты так хороша. Мне кажется, что это сон.

– Нет, любимый, это явь. Скажи мне, что никогда меня не покинешь.

– А я тебе разве не говорил?

– Скажи ещё раз.

– Я люблю тебя и никогда с тобой не расстанусь, – прошептал Санька. – Ты знаешь, нам бы следовало предохраняться.

– Ты прав, дорогой, мы просто потеряли голову.

– Сегодня я куплю презервативы. Буду проходить мимо аптеки.

– Да, Сашенька, купи. А я приготовлю нам что-нибудь поесть.

Она поднялась и, накинув на себя халат, пошла в кухню. Он тоже оделся и последовал за ней. Сковорода с четырьмя разбитыми яйцами и нарезанными дольками сосисками уже стояла на газовой плите, шипя и брызгая маслом.

– Это ты хорошо придумала. Помнишь фильм «Брак по-итальянски»? Там играют Софи Лорен и Марчелло Мастроянни.

– Во время войны они знакомятся, потом занимаются любовью несколько дней подряд…

– И она кормит его яичницей, чтоб восстановить его силы.

– Вот и я так хочу сделать, – засмеялась Наташа. – Ну, как тебе моя идея?

– Замечательная. Ты – прелесть, какая умница.

Она поставила на стол тарелки, положила туда яичницу, быстро приготовила салат с огурцами, помидорами, редиской и зелёным луком, полив его подсолнечным маслом.

– Как вкусно! – восхищённо проговорил Санька.

– Потому что всё свежее и натуральное. Японцы едят только то, что даёт природа, даже иногда в сыром виде.

Он с аппетитом поел и поднялся из-за стола.

– Наташенька, спасибо. Я должен уйти. Мы с мамой договорились поехать в универ. Она хочет познакомить меня с подругой, которая там преподаёт. Та порекомендует хорошего учителя математики. Нам, евреям, нужно быть готовыми ко всему и знать лучше других.

– Ты думаешь, что евреев специально заваливают на экзаменах? – спросила она, искренне сомневаясь.

– Если ты желаешь связать свою судьбу со мной, тебе нужно оставить всякие иллюзии и трезво смотреть на жизнь.

– Я тебя никогда в обиду не дам, – сказала она.

– Хорошо, любимая. Я побегу, чтобы в будущем у нас с тобой было меньше проблем.

Она поднялась и обняла его. Он поцеловал её и направился к выходу.

9

Лев Самойлович купил билет на поезд и позвонил сыну.

– Ты собираешься, Рома?

– Да, папа. Я готов. Мама пойдёт меня провожать.

– Хорошо. Отправление в среду в девять вечера с седьмого пути, вагон номер пять. Я приду и принесу билет.

– Спасибо, папа.

Ромка положил трубку и после короткого раздумья набрал номер Кати.

– Добрый вечер. Позовите, пожалуйста, Катю.

С той стороны раздались какие-то невнятные шорохи, и Ромка услышал знакомый голос.

– Рома, что случилось?

– Я послезавтра уезжаю в Воронеж. Отец уже взял билеты. Хочу с тобой увидеться. Давай завтра.

– Хорошо. После обеда, часов в пять. На нашем месте.

– Ну, пока, целую, – сказал он и положил трубку.

Он ждал на улице возле газетного киоска недалеко от её дома. Она опаздывала, и Ромка с неведомым ему прежде беспокойством переминался с ноги на ногу. Увидев Катю, он облегчённо вздохнул, и пошёл навстречу.

– Знаешь, я впервые так разволновался. Мне вдруг стало ясно, что ты мне очень нужна.

– Рома, дорогой, я не случайно задержалась. Я с утра обзвонила своих подруг и Лена дала мне ключи от квартиры. Ты рад?

– Да я счастлив. Это далеко?

– А ты ещё большой ребёнок, Ромочка. Даже если на краю света, какое это имеет значение? Тут недалеко.

Через минут двадцать они зашли в подъезд дома и поднялись на третий этаж. Катя щёлкнула ключом, дверь легко подалась и они оказались в полутёмной гостиной, затенённой со стороны двора пышными ветвями тополей.

– Тебе тут нравится? – спросила она.

– С милой рай и в шалаше. Мы что-нибудь выпьем?

– Сейчас посмотрю.

Катя подошла к буфету и открыла его.

– Не густо, но есть открытая бутылка и тут же фужеры. Я налью. А вот и шоколадные конфеты.

Она протянула ему фужер, наполненный красным вином.

– За что пьём? – игриво произнесла она.

– За тебя.

– И за тебя и твои успехи. Ты же умненький мальчик.

– Я уже не мальчик, Катюша. Вчера мне ударило в голову, что могу тебя потерять. Пока не пойму, что со мной произошло.

– А не влюбился ли ты?

– Наверно. Никогда со мной такого не случалось.

Они выпили и принялись безудержно целоваться. Потом он подхватил её на руки и понёс в другую комнату, оказавшуюся спальней. Они рухнули на постель, и он стал лихорадочно срывать с неё одежду.

– Успокойся, милый. Вижу, что это у тебя в первый раз. Не торопись и разденься сам.

Он обнажённый лёг возле неё, она приподнялась на боку и, оказавшись сверху, навалилась на него.

Они лежали на спине, отдыхая после порыва безудержной страсти. Покоя и сладостное томление охватили всё его существо. Ромка был счастлив, тело и душа ликовали от незнакомых прежде ощущений.

– Ты любишь меня? – спросил он.

– Ты мне очень нравишься, ты милый и добрый, и сексуальный. Я от тебя такого не ожидала.

– А зачем тебе еврей? Нашла бы русского мужика покруче меня.

– Я ищу человека, который смог бы вывезти меня отсюда. И нашла тебя. Ты не доволен?

– Конечно, я рад, хотя я пока не думал об эмиграции. Да и границы-то сейчас закрыты. Кроме того, мне всегда казалось, что любовь лишена всякой корысти и не связана с какими-либо ожиданиями.

– Ты ещё не понял, Ромочка, что любовь просто так скоро кончается. Мужчину и женщину обязательно должно связывать что-то ещё.

– Наверное, это правильно. Ты умнее меня, Катюша.

Он повернулся к ней и, вновь почувствовав в себе острое желание, вошёл в неё.

10

Павелецкий вокзал пах машинным маслом и специфическим ароматом железной дороги, знакомым всем, кто когда-нибудь по ней путешествовал. К зданию вокзала необычной архитектуры с шатровыми покрытиями, построенному в начале века, прилегала огромная привокзальная площадь, на которой смыкалось стягивающее Москву, словно циклопической стальной удавкой, Садовое кольцо.

Ромка с мамой стоял на перроне возле вагона, ожидая отца, который должен был принести билет. Илья и Санька попрощались с ним днём, сделав перерыв в занятиях, и он в который раз подумал, как здорово жить с друзьями в одном доме. Тёплый июльский вечер опустился на город и здесь на путях их освещали бьющие со всех сторон мощные прожектора. Елена Моисеевна в свои сорок два года в бежевом брючном костюме выглядела свежо и молодо, как будто и не было мучительного развода с мужем. Появился Лев Самойлович, и они поднялись в вагон, на ходу показав билет молоденькой проводнице. Ромка поднял чемодан в багажную нишу под крышей, и они присели на матрасы, уже постеленные на нижних полках купе.

– Прибудешь, позвони.

– Хорошо, папа. Я позвоню от дяди.

– Питайся хорошо. На еде не экономь. Будущему экономисту тоже нужно крепкое здоровье, – наставляла сына Елена Моисеевна.

– Я понимаю, мама. Буду ведь ещё и стипендию получать.

– Ну, на ней ты не продержишься. Будем присылать тебе деньги. Ты только поступи и учись. Еврею без профессии в нашей стране преуспеть невозможно.

– Я постараюсь, папа.

По коридору вагона проследовала проводница, предупреждая провожающих об отправлении поезда. Родители попрощались с Ромой и спустились на перрон.

– Вырос наш сын, – сказал Лев Самойлович. – Время быстро летит.

– Он славный мальчик, Лёва.

– Ну как тебе живётся, Лена?

– Я привыкла, всё нормально. Миша – хороший интеллигентный человек.

– Я, наверное, сделал ошибку. Если бы не ребёнок от Веры, вернулся бы к тебе.

– Зачем ворошить прошлое. Разбитый горшок всё равно не склеишь.

Из окна купе Ромка со щемящей грустью наблюдал, как родители стояли на перроне, смотря в след отходящему поезду. Потом он достал из кожаного дипломата сборник шахматных партий, положил её на столик и углубился в чтение. В Кашире в начале двенадцатого, когда он уже лежал на верхней полке убаюканный мерными колебаниями вагона, дверь открылась и в купе ввалилась пара молодых людей. Вначале они сидели в обнимку, потом разделись, легли и занялись сексом, уверенные в том, что юноша, единственный возможный свидетель, уснул и им, молодожёнам, ничто не мешает предаться плотским наслаждениям.

Рано утром поезд прибыл в Воронеж. Ромка, стараясь не шуметь и не разбудить утомлённых любовью людей, достал из багажной ниши чемодан и вышел из купе. На привокзальной площади он сел в такси, постояв полчаса в очереди, и, зачитав водителю адрес из записной книжки, откинулся на спинку заднего сиденья «Волги». Начиналась новая пора жизни.

11

Санька сдал экзамены в университет и с беспокойством ожидал решение приёмной комиссии. В день, когда в вестибюле механико-математического факультета вывесили списки, он с трудом пробился через толпу абитуриентов к доске объявлений. Прочитав в столбце принятых «Абрамов Александр Наумович» он сразу не поверил и просмотрел список ещё раз. Ошибки быть не могло. Его приняли, несмотря на то, что фамилия и отчество не вызывали ни малейшего сомнения в его национальной принадлежности. Счастливый он вышел из здания, чтобы позвонить отцу и матери на работу. К телефонным будкам стояли очереди: юноши и девушки спешили передать своим близким радостную весть. Санька не захотел долго ждать и направился к станции метро «Университет». В вестибюле он быстро нашёл свободный аппарат.

– Папа, я зачислен.

– Я знаю, маме подруга уже позвонила, – спокойно ответил Наум Маркович. – Прекрасно, сегодня вечером выпьем за твои успехи. Не задерживайся.

Послышались частые гудки и Санька, повесив трубку, набрал номер Наташи.

– Саша, это ты? – спросила она.

– Да. Наташенька, меня приняли! – воскликнул он.

– Поздравляю, милый. Ты станешь великим математиком, а я буду тебя лечить. Если не такие таланты принимать, то кого же ещё?

– Ну, знаешь, есть одно важное обстоятельство.

– Извини, дорогой, там есть и умные люди.

– Наташа, мы сегодня увидимся?

– У меня завтра последний экзамен. Буду готовиться.

– Тогда пока. Я уверен, ты его сдашь и поступишь. Медицина – это твоё поприще. Ты же умница.

 

Наташа положила трубку и подошла к открытому окну. Тёплый ветерок потеребил пряди волос и снизу послышался гул проезжающих по улице машин. На время экзаменов к ней перебралась бабушка, которая умело вела хозяйство, готовила и кормила любимую внучку. Родители завтра вечером должны были вернуться из санатория, и с приближением этого часа росло беспокойство, вызванное тем, что задерживалась менструация, которая должна была пройти ещё неделю назад. Она решила пока о своём опасении никому не рассказывать, а посоветоваться с подругой матери, участковым врачом, которая знала её со дня рождения. Мария Петровна назначила ей встречу на среду вечером. Но неотвязная мысль не давала покоя и мешала сосредоточиться на занятиях.

В комнату вошла Светлана Никитична и поставила на стол чашку чая и тарелочку с сырниками и сметаной.

– Поешь, Ташенька, тебе сейчас нужно хорошо питаться.

– Спасибо, бабушка, но мне не хочется. Ну ладно, оставь.

Та собиралась было выйти, но взглянула на внучку и остановилась у двери.

– Что ты бледная такая? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Устала немного. Пожалуй, мне нужно пройтись, подышать воздухом.

– Пойди, дорогая. Но вначале поешь.

– Хорошо, бабушка.

Она спустилась во двор и вышла на бульвар, поросший высокими клёнами и осинами. Здесь она любила гулять и сидеть, наблюдая за прохожими и родителями с детьми. Она увидела свою любимую скамейку и обессиленно опустилась на неё.

«Наверно, я залетела. Иначе объяснить задержку менопаузы невозможно. Маме придётся всё сказать. Папу пока беспокоить не стоит. Теперь главное. Это ребёнок Саши и я должна с ним поговорить. Почему я волнуюсь? Разве он откажется от ребёнка и будет настаивать на аборте? Перестань нервничать и возьми себя в руки. Дитя – это счастье. Мама и все бабушки займутся воспитывать и ухаживать за ним, пока я не закончу учиться. А Саша женится на мне, он порядочный мальчик. Он любит меня, поэтому полюбит и ребёнка, – рассуждала Наташа, и успокоение возвращалось в её молодое, здоровое тело».

12

В МЭИ Илюша не поступил. Институтские друзья объяснили Леониду Семёновичу, что ректор, к сожалению, не очень любит евреев, его сына попросту завалили, и они не смогут ничего изменить. Илья вспомнил, что во время экзамена по математике увидел на вопросном листе красную пометку. Это был один из способов указать экзаменатору, что перед ним еврей, которого нужно отсеять. Потом Илюша понял, что дополнительные вопросы касались материала, выходящего за пределы школьной программы. Елизавета Осиповна расстроилась, но приняла неудачу, как знак свыше.

– Лёня, вот мы не верим в б-га, а он там делает своё дело. Ты же видишь, у Илюши душа к технике не лежит. Так что, заставлять его учиться этому ремеслу? Он способный мальчик с возвышенной душой. Почему бы ему не пойти в Гнесинку? Там экзамены ещё не начались. Он успеет подготовиться, – сказала она, стараясь быть убедительной.

– Я, пожалуй, соглашусь, – поразмыслив, ответил Леонид Семёнович. – Пусть проучится этот год, посмотрим, как у него пойдёт. Если его талант проявится, и его признают, так и быть. А нет, можно ещё раз попробовать в институт.

– Прекрасно. Сынок, а не поучиться тебе на пианиста? – спросила Елизавета Осиповна.

– Не знаю, мама, нужно подумать. Я ведь настроился на другое.

– Нет времени на раздумье, Илюша. Ты ничего не теряешь. Отец правильно всё рассудил. Завтра я свяжусь с моей приятельницей, она опытный педагог. Попрошу её позаниматься с тобой.

В тот же день Илюша поднялся к Саньке.

– Что делать, дружище?

– Слушай родителей, они дело говорят. Можно было бы махнуть в Рязань или Горький, но и туда ты уже не успеваешь, – сказал он. – А военкомат не дремлет и пасёт тебя на длинной верёвочке. Ты же не хочешь загреметь в армию? Знаешь, сколько стоит от неё откупиться? Это очень большие деньги. На них можно «Жигули» купить и не одно.

– Не уверен, что родители наскребут столько денег. Да они и не знают никого, кому нужно дать.

– И прислушайся к себе, Илья. Ведь душа у тебя к музыке лежит. Разве нет? К тому же ты великолепно играешь. Я уверен, тебя возьмут.

– Ты меня убедил. Я соглашусь, пожалуй.

– Вот и молодец.

Санька открыл буфет и налил в рюмки вина, затем отрезал два кусочка шоколадного торта.

– Выпьем за наши успехи. Нам «нечего терять, кроме своих пейс». Хорошо сказал Карла Марла.

– И его закадычный друг Фридрих, – оживился Илюша.

Он вернулся домой и подтвердил своё согласие поступать в институт имени Гнесиных. Мама обрадовалась и развила бурную деятельность. На следующий день она договорилась с Зинаидой Марковной и после обеда они уже ехали в метро на встречу с ней. Милая женщина лет пятидесяти, с которой Елизавета Осиповна лет двадцать назад познакомилась на городском конкурсе учеников музыкальных школ, была известным в Москве педагогом. Она попросила Илюшу что-нибудь исполнить и, когда он заиграл, слушала его с загадочной улыбкой.

– Молодой человек, – сказала она, – у Вас несомненный талант. Если будете много и упорно работать, из Вас может получиться пианист. Мама просила позаниматься с Вами. Я возьмусь.

– Спасибо, Зинаида Марковна.

– Не торопитесь благодарить. С Вас сойдут ручьи пота, но Вы станете человеком. Я очень уважаю Вашу «а идише маме». Но берусь не ради неё.

– Я постараюсь.

– Лизонька, вы хотите приступить завтра?

– Да, Зиночка. У нас не так много времени.

– Тогда, жду Вас, молодой человек, здесь завтра в три часа. А Вы ещё дома что-нибудь поиграйте, чтобы пальчики размять и пролистать всё, что учили в школе.

13

Марк Семёнович Мирский был в Воронеже человеком знаменитым благодаря его популярным публикациям в городской газете, лекциям на тему культуры и истории науки, которые он проводил в обществе «Знание». Известный шестидесятник, доктор философских наук, он принадлежал к плеяде учёных, сделавших имя университету и городу, как крупному научному центру России. Обладая душевной щедростью и добротой, он, не теряя времени, принял энергичное участие в судьбе внучатого племянника и уже к его приезду всё выяснил и договорился с коллегами экономического факультета.

Участник войны, танкист, он был тяжело ранен в бою на Курской дуге. Ранение лишило его возможности иметь детей. Это огорчало его вначале и доставляло душевную боль ему и жене Маре Евсеевне, но увлечённость наукой и преподаванием отвлекали его от навязчивых мыслей о детях. Свою нерастраченную любовь он обратил на студентов, которые уважали его и с большим интересом посещали его лекции.

В день приезда Ромки он с женой ждал его дома к завтраку. Стол в большой гостиной был накрыт белой шелковистой скатертью и уставлен фарфоровыми тарелками и хрустальными фужерами. В центре стола блестела позолотой высокая бутылка шампанского Абрау-Дюрсо. Когда послышался звонок, он сам пошёл открывать дверь, остановив уже поднявшуюся с дивана Мару Евсеевну.

– Доброе утро, Марк Семёнович.

– Ого, Роман, как ты вырос! Я не видел тебя лет десять, наверное. Ну, заходи, – оживлённо заговорил он.

– А куда чемодан поставить?

– Оставь пока в лобби. Потом Мара покажет тебе твою комнату. Будешь жить у нас.

– Но я, если меня примут, буду иметь право на общежитие, – возразил Ромка.

– Я допущу, чтобы мой племянник валялся по общежитиям? – искренне возмутился профессор. – И что значит «если»? Всё будет в порядке. Ты же не дурак, как мне твой папа сказал? Если ты усердно готовился, поступишь обязательно. Здесь тебе не Москва, валить не будут.

– Спасибо, Марк Семёнович.

– Зови меня просто Марком, а жену Марой, – добродушно заявил он. – Мара, знакомься. Это Роман, сын Льва Самойловича, внук моего брата Самуила. Он будет жить с нами.

– Непременно, – подтвердила она, идя навстречу Ромке. – С приездом в наш замечательный город.

Лет пятнадцать назад она познакомилась с Марком в филармонии и не устояла перед его неудержимым напором и блестящим интеллектом. Она рассталась с мужем и ушла к нему. Мара, внучка купца первой гильдии, была в молодости очень красивой женщиной. Бурные романы сороковых-пятидесятых годов пронеслись над ней, оставив неизгладимый след в её памяти и душе. Да и теперь, в свои шестьдесят два она оставалась весьма привлекательной особой, прекрасно одевалась, много ходила с мужем пешком по живописным берегам реки Воронеж, и тщательно следила за собой.

Марк Семёнович умело открыл бутылку и разлил шампанское по фужерам.

Мара положила Роману салат Оливье и кусок жареного мяса.

– Говорят, дорога в ад вымощена благими намерениями. Давайте выпьем за то, чтобы наши намерения стали началом прекрасного будущего молодого экономиста Романа Мирского, – произнёс профессор.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41 
Рейтинг@Mail.ru