Иван Путилин
Сорок лет среди убийц и грабителей

Сонька Гусар

Помолчав минуту, первая из них сказала:

– Я не знаю ее фамилии. Она работает у madame Жано, шьет, и все зовут ее Сонька Гусар.

– А живет она где?

– Мы не знаем…

– А где ее можно найти.

– Не знаем! Впрочем…

– Она бывает у Филиппова, – сказала другая.

– И вы мне ее укажете, а я угощу вас шоколадом, – тотчас ответил Ж. и позвал извозчика.

Едва вошли они в кофейную, как одна из девушек толкнула Ж. и сказала:

– Вон она, с телеграфистом!

– Сядем и будем пить шоколад, – спокойно ответил Ж. и усадил своих дам за столик, соседний с тем, который занял телеграфист.

Девушки поздоровались с той, которую звали Сонькой Гусаром. Она оказалась стройной, красивой блондинкой с большими синими глазами. Когда она смеялась, обнажался ряд мелких белых зубов, и она казалась еще милее.

– Завтра Варьете открывают. Будете? – спросила она звонким голосом у спутниц Ж.

– Нет… Да… – ответили они смущенно, видимо тяготясь своей ролью по отношению к подруге.

– А я непременно!

– А кто у вас кавалером? – спросил Ж.

Телеграфист гневно посмотрел на нее, а она звонко засмеялась.

– А кто захочет! Хотите – вы…

– С удовольствием. Вы где живете?

– Ямская, дом пятнадцать, квартира пять! Спросите Соньку Гусара.

Ж. встал и весело протянул ей руку:

– Значит, по рукам.

– По рукам! – ответила она и хлопнула его по руке.

Телеграфист стал угрюмо торопить ее и позвал лакея для рассчета.

– Сплавьте его, – подмигивая на телеграфиста, шепнул ей Ж.

– А вы их!

Он кивнул и тоже стал рассчитываться.

Она ушла за телеграфистом.

Он расплатился, поблагодарил девушек, хотя они брезгливо отвернулись от него, и пошел к дверям, когда в кофейную вбежала Сонька Гусар.

– Ну, скорее на извозчика и ходу! – весело сказала она Ж., хватая его за руку.

Он вышел и позвал извозчика.

– Прямо по Невскому! – приказал он.

– Куда же мы?

– Там сообразим, – сказал он и, подсадив ее в пролетку, сел сам и крепко обнял ее.

– Пошел!

Пролетка, дребезжа, покатилась.

– Куда же мы поедем? – опять спросила девушка, и в голосе ее послышалась тревога.

– На Морскую, милочка. Я… – И Ж. объявил свое звание и прибавил: – Вы не пугайтесь. Если вы ни при чем, мы вас отпустим, только нам надо расспросить вас об убитом в гостинице госте…

– Я не убивала, – порывисто воскликнула она.

– Тсс! – остановил ее Ж. – Услышит извозчик. Чего хорошего… Налево, по Морской! – распорядился он, обратясь к извозчику, и продолжал говорить девушке: – Не убивали, тем лучше. Расскажите нам, откуда достали вы этого старичка и где вино купили. Одним словом, все…

Девушка резко встряхнулась.

– Расскажу, не поверите. Пропала я!..

Они приехали.

Ж. тотчас позвал меня; я поднялся в свой кабинет и позвал Ж. с девушкой, предоставив ему снять с нее показания. Он усадил ее на стул и ласково сказал:

– Не пугайтесь! Расскажите все, что знаете!

– И вы меня отпустите? – быстро спросила она.

Он пожал плечами:

– До завтра уж ни в каком случае, а там как начальство решит.

Она опустила голову и горько заплакала.

– Я ни при чем тут. Я даже не знала, что его убить хотят. Я думала – это так, для развода…

– Вот, вот. Вас, значит, приглашали? кто? как? когда? Говорите все по порядку.

Девушка вытерла слезы и решительно сказала:

– Пишите. Я все расскажу!

– Отлично! Я писать не буду. Говорите.

И она стала рассказывать:

– Я не помню, когда это было. Вероятно, недели за две до самого убийства. Я сидела у Филиппова, пила кофе. И вот вошел господин, занял столик и стал смотреть на меня. Я ему улыбнулась, он и пересел к моему столику.

– Какой он по виду был?

– Высокий такой, красивый, с большой светлой бородой. Шляпа была мягкая, хорошая и пальто хорошее…

Ж. кивнул.

– Подсел, – стала продолжать Сонька Гусар, – угостил меня, шутить стал и потом спросил мой адрес, велел мне домой идти и сам приехал, вино привез, икру…

– Назвал себя?

Девушка покачала головой:

– Разве нам назовут! Мы и не спрашиваем даже…

– Ну?

– Уехал и пропал. Потом опять приехал, повез меня на Крестовский, оттуда к Палкину. Сидит со мной в кабинете и говорит: «Хочешь, Катя, пятьдесят рублей заработать?» Я засмеялась и говорю: «Очень даже! Но как?» А он мне: «Пустое, – говорит, – дело. Здесь есть очень богатый старичок. Иди его „замарьяжь“ и в номер приведи: там напои его и оставь, вот и все!» Я удивилась: «Зачем это?» Он засмеялся и говорит: «Он, старый пес, все святошей прикидывается, так мы его изобличить хотим. Ты мне скажешь, когда и куда приведешь. Я с товарищами рядом номер возьму, и будем в щелку глядеть, а как он заснет пьяный, то ты уйдешь, мы к нему придем в номер и дождемся, когда он проснется. То-то удивится!» Мне это занятным показалось. «Что ж, – говорю, – это пари?» – «Пари». – «А как, – говорю, – я его замарьяжу?» – «Это пустое! – ответил он. – Мы ему письмо напишем и свидание назначим. Он и придет. А ты с ним, как будто ты не такая… Понимаешь?.. И потом – в гостиницу. А там заранее номер возьмешь. Идет?» Меня корысть взяла, да и сама я пошутить не прочь. «А кто, – спрашиваю, – деньги отдаст?» – «Я!.. Как на свиданье пойдешь, так и деньги!» Я и согласилась. – Сонька Гусар оживилась. – Если не верите, у подруги Маши спросите. Я ей тогда все рассказала, и она все еще отговаривала…

– Маша? – переспросил Ж. – Она где живет?

– Да где и я. Она модистка. На Ямской!

– А она этого господина видела?

Сонька кивнула.

– Когда он пил у меня, я и ее позвала. Вместе сидели…

Ж. закивал головой и потер руки:

– Отлично! Ну, рассказывай дальше…

Она стала продолжать прерванный разговор:

– Шестого августа, на Спаса, он пришел ко мне утром. «Ну, – говорит, – сделано, готово. Теперь все за тобой!» Я тогда, помню, поглядела на него; вижу – смеется, а из себя совсем бледный, глаза горят и смех нехороший. Стало мне как-то неловко, и я уже отказаться хотела, а он словно почуял. «Вот, – говорит, – тебе пятьдесят рублей!» И я сдалась. «Ну, – говорю, – как же все? Где и что? Куда идти, что делать?» Он сел, достал бутылку вина, налили мы стаканы, и он мне все рассказал. Зовут того старика Кузьмой Федоровичем; написал он будто ему письмо, в котором я объясняюсь ему в любви и прошу на свидание в Александровский сад в восемь часов. И я должна там быть и затем врать ему с три короба и замарьяжить. Я согласилась. «А как же я ему скажу, где я его видела?» – «Скажи прямо, что в его доме живешь. Вот и все!» И дом назвал. Мне даже смешно сделалось. «А как я его узнаю?» – «Сядь у фонтана и вот эту книгу на коленях держи». Дал мне книгу в красной обложке, десять рублей и завернутую бутылку. «Часов в пять, – говорит, – пойди в гостиницу, заранее номер закажи. Там и бутылку оставь». Я согласилась. «Потом приди в сад и скажи мне, какой номер заняла, я тогда тебе и пятьдесят рублей отдам». Он собирался уже уходить и вдруг добавил: «Придешь с ним, громко говори: мы рядом будем. Когда он заснет и ты уходить будешь, хлопни в ладоши два раза. Да еще – вина этого сама не пей: заснешь». «А оно, – спрашиваю, – с каплями?» Он кивнул, засмеялся и ушел…

Она перевела дух и продолжала:

– Взяла я номер, пять рублей заплатила и бутылку оставила. Пошла в сад, а по дороге он навстречу. «Взяла?» – «Взяла!» – «Какой?» Я говорю: «Третий!» Он мне тотчас подал конверт, сказал: «Действуй!» – и пошел прочь. Я зашла в сад, села у фонтана, положила книжку на колени и стала ждать. Пока что в конверт заглянула. Там две беленькие по двадцать пять рублей… Сижу я и вдруг вижу: идет господин с седой бородой, в золотых очках, зонтик в руках. Идет и все вглядывается. Ну, думаю, мой! И книгу на виду держу.

– Книга-то у вас дома? – спросил Ж.

– Дома! – ответила Сонька и продолжала: – Увидал он и прямо ко мне: «Позвольте присесть!» – «Пожалуйста!» Он сел и все на меня косится. Я засмеялась. Тут он осмелел и показал мне письмо. «Это, – говорит, – ваше?» Я прикинулась, что стыжусь, и все пошло как по писаному.

Он оказался мягким и покладистым. Я его живо обвертела. Он мне уже и место обещал. «Я, – говорит, – вдовец, у меня дочь, и ей гувернантка нужна. Я вас возьму!» После этого я привела его в гостиницу. Он дюшес спросил. Налила я ему вина. Сама отхлебнула, да потом выплюнула, а он стакан выпил. Пошел на постель, стал раздеваться – и заснул… Я подождала, он спит. Тогда я хлопнула в ладоши, взяла книжку и ушла, а его будить не приказала.

Она помолчала и прибавила:

– Вот и все. Больше я ничего не знаю. Потом, как прочла в газетах, так и ахнула. Господи, разве я знала!.. – И она заплакала.

– Отчего же вы сами не пришли и не рассказали всего этого?

– Боялась. Еще, думала, затаскают. Покоя лишат…

– Ну а кто он, по-вашему, с виду? Купец, чиновник, художник?..

– Я думала, что чиновник. Показался он мне таким.

В правдивости ее показаний я не усомнился ни на одно мгновение.

Она была бы совершенно невинна, если бы не вино. В нем оказалась большая порция опиума, о котором она почти знала.

Соньку Гусара препроводили к следователю и заключили в тюрьму.

Конец нити был найден, и Ж. энергично взялся за дело.

Господин с портфелем

На следующий день он пришел на квартиру Соньки Гусара, спросил ее комнату и сделал самый тщательный обыск, но ничего обличающего не отыскал. На комодике лежала книжка «Вестника Европы» за август месяц, совершенно свежая, неразрезанная, которую он и захватил с собой.

После этого он дождался Маши.

Это была красивая, полная, маленького роста брюнетка.

Увидев его в своей комнате, она с недоумением остановилась на пороге.

Ж. встал ей навстречу и дружески заговорил:

– А я вас добрый час как поджидаю. С работы?

– С работы. А на что я вам? Кто вы?

– Я? – Ж. назвал себя, свое звание и быстро продолжал: – Я от вашей подруги Софьи…

– Ее арестовали?

Он кивнул.

Маша хлопнула по бедрам руками:

– Вот! Я ей говорила!

– Вам жалко ее?

– Еще бы…

Она тяжело опустилась на стул.

Ж. встал перед нею и сказал:

– Тогда помогите ей выпутаться из беды.

– Как?

– Помогите мне найти настоящего виновника. Вы его видали у нее. В лицо его узнать можете? Ну вот! Станем мы с вами дежурить подле всех министерств, станем искать на улицах, в клубах, в театрах. Везде! Согласны?

Она быстро кивнула головой и вскочила.

– О, я его узнаю сразу! – воскликнула она.

– И отлично! А когда мы его возьмем, Софья будет сразу свободна… Только об этом никому!

– О, понятно!

– Вы можете на время оставить магазин? Мы вам заплатим.

Она согласилась.

– Значит, с завтрашнего дня и начнем, – решил Ж. и ушел.

Я назначил Маше жалованье за все дни поисков, и Ж. тотчас начал с нею свои розыски.

Утром они дежурили у Министерства путей сообщения, в пять часов были у Министерства государственных имуществ, а потом у контроля. А так как в один какой-либо день он мог и не прийти, то они снова и снова повторяли свои дежурства у всех министерств, у всех управлений, у всех контор и банкирских домов. Днем они заходили в маленькие рестораны, к Доминику, в кофейни; вечером были в театре или в клубе и каждый день возвращались ни с чем.

– Нет его! – с досадой говорила Маша. – Верно, уехал!

Но мы уже не теряли надежды. В Петербурге не так легко найти человека, который к тому же знает Машу в лицо и, быть может, не раз уже скрывался при ее приближении, но что он будет найден, в этом не сомневались ни я, ни Ж.

И наш рассчеты оправдались.

Однажды, когда они проходили мимо Доминика, Маша вдруг порывисто сжала руку Ж. и, задыхаясь, сказала:

– Он!

Словно огнем обожгло Ж. Он встрепенулся:

– Где?

– Вон идет с портфелем! – шепнула Маша.

Ж. потащил ее за указанным господином.

Они перегнали его.

– Нет, – упавшим голосом сказала Маша, – это не он. Есть какое-то сходство. Глаза, нос, но у того была борода, такая заметная!..

Ж., у которого сначала упало сердце, теперь улыбнулся и сказал:

– Ну, теперь можешь идти домой и меня оставить.

Лицо Маши выразило удивление.

– Не бойся! Я знаю, что говорю. Иди! – сказал ласково Ж.

Маша молча повиновалась.

Ж. засунул руки в карманы и медленно пошел за намеченным господином.

Тот шел в хорошем пальто, в хорошей шляпе, с портфелем под мышкой.

Он шел тихо, низко опустив голову, видимо не замечая окружающих.

Ж. раза два перегнал его и заглянул ему в лицо.

Это был мужчина лет тридцати шести, с усталым, грустным лицом. Глубокая складка лежала между его бровями, служа как бы продолжением красивого тонкого носа. У него был гладко выбритый подбородок, маленькие баки и короткие усы рыжеватого оттенка.

Ж. следовал за ним неотступно.

Господин дошел до Морской, свернул в нее и, пройдя до Гороховой, скрылся в подъезде страхового общества.

Ж. потер от удовольствия руки.

Служит ли он тут, зашел ли по делу страхования, во всяком случае, он теперь от него уже не скроется.

Он перешел улицу и подошел к стоящему у дверей швейцару.

– Скажите, пожалуйста, – спросил он, доставая 20 копеек, – ведь этот господин с усами и баками у вас служит?

Швейцар взял монету.

– Господин Синев?

– Да.

– У нас, инспектором.

– Благодарю вас. Большое жалованье получает?

Швейцар ухмыльнулся:

– Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.

– Как для двоих? – спросил Ж.

– Потому как они недавно женились, – объяснил швейцар.

– А, благодарю вас! – сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.

Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.

Тогда еще не было адрес-календарей.

В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой.

Ж. уже следовал за ним.

Синев взял извозчика.

Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом.

Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного здесь в то время каменного дома.

«Теперь не уйдешь!» – радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.

Сети сыщика

В тот же вечер Ж., не гримированный, но в старом, изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев.

Ж. сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он, где господа лакея ищут.

– Нет, милый человек, таких у нас нету, – ответил приказчик.

Ж. удивился.

– Такой огромнейший дом и с парадом, а господ нет!

– Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев, Яков Степанович. Так им лакея не нужно.

– Есть?

– Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого и у них нет, одна прислуга со всем справляется… Такая шельма! Анюткой звать.

– А поди никогда ввечеру не сидят? Господское житье я знаю…

– Тут не так, – отвечал словоохотливый приказчик, – промеж ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Один раз барыня хотела даже за окно выброситься, в другой – он чуть не зарезался.

– Что ж это с ним?

Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.

– Это ты про Синевых? – спросила она приказчика.

Тот кивнул.

Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:

– Про этих господ ты у меня спроси. Я у них завсегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю!

Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:

– Позвольте познакомиться. Прокофий Степанов, по лакейской должности. – И, садясь подле их стола, прибавил: – Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! – приказал он приказчику.

Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и прачка тотчас заговорила:

– Господа-то эти душевные очень, да вот поди не повезло! Видите ли, она-то до свадьбы не соблюла себя. Он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся и оба плакать.

Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:

– А из себя красивые?

– И не говорите – прямо парочка! Она-то такая стройненькая да высокенькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда сурьезная. Нет чтобы улыбнуться…

– А сам?

– Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Поначалу, как с бородой был, так еще был красивее.

– Сбрил, что ли? – спросил Ж.

– Совсем! Сказывал шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая…

– Ну, прощенья просим! – поднялся Ж.

– Что ж, уж идете?

– Я еще забреду. Тут на Клинском живу, – отвечал Ж., – а сейчас мне надо насчет места наведаться.

– Ну, спасибо за угощение?

– Не на чем!

– Обходительный мужчина, – сказала прачка, – приятно и в компании посидеть.

А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.

– Убийцы найдены! – сказал он и рассказал все вышеописанное.

С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской несколько бутылок пива в дружеской компании за беседой.

Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой.

Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового.

Они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу, в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая и сразу в постель легла.

– Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучались. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то свою всю сбрил и усы окорнал. «Что это вы?» – говорю, а он смеется. «Теперь барыня, – говорит, – довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, верно.

– Выходит, из-за бороды и мир? – снова спросил Ж.

– Какой! – отмахнулась Анютка. – Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Ровно схоронили кого.

Ж. больше спрашивать было уже не о чем.

На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил у двери, на которой была прибита медная дощечка с надписью: «Яков Степанович Синев».

В руках правосудия

Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.

– Вы за мной?

– Нет, душечка, – спокойно ответил ей Ж., – проводите меня к вашей барыне.

Анютка удивленно вытаращила глаза:

– К барыне?

– Ну да! Возьми пальто! – И Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.

Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там, у окошка, сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой.

При входе Ж. она подняла голову и удивленно, испуганно взглянула на него.

Анютка остановилась в дверях.

Ж. приблизился к Синевой, поклонился ей и тихо сказал:

– Я агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.

Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул.

Анютка вскрикнула и убежала.

Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.

– Не пугайтесь: это должно было случиться. Ваш муж арестован тоже!

Эти слова словно возвратили ее к жизни. Она вдруг выпрямилась.

– Он невинен! – закричала она. – Это я, я одна все сделала!

– Поедемте, и там вы все расскажете…

Она покорно встала.

Он помог ей одеться, вышел с нею и запер квартиру, спрятав ключ в карман.

Через двадцать минут я уже принимал ее в своем кабинете, а Ж. тотчас пошел в страховое общество и попросил немедленно вызвать Якова Степановича Синева.

Словно предчувствуя недоброе, он вышел взволнованный и бледный.

– Что вам нужно?

– Меня послала за вами ваша супруга, – ответил Ж., – она зовет вас немедленно.

– Куда? Что с ней? – Синев побелел как бумага.

– Я вам все расскажу по дороге. Едем! – настойчиво повторил Ж.

Синев кивнул головой, скрылся и через минуту вернулся со шляпой в руке.

– Я готов!

Ж. вышел с ним и крепко взял его под руку.

– Куда вы меня ведете? – спросил он.

– Два шага отсюда. В сыскное отделение, – отвечал Ж. – Там ваша супруга.

Синев опустил голову.

Финал

Дело об убийстве Кузнецова разбиралось в феврале следующего года.

Присяжные заседатели услыхали тяжелую семейную драму, драму двух любящих существ.

Синев женился на Марье Ивановне Крапивиной по любви, на которую она отвечала ему взаимностью.

И с первой же ночи началась их казнь.

Синев узнал страшное прошлое своей жены.

Она была бедная сиротка, окончила Николаевский институт и сразу поступила гувернанткой к девочке у вдовца.

Вдовец совершил над ней насилие, потом отказал ей от места.

Синев, слушая на суде эту повесть, испытывал безумную ревность и жгучее сострадание.

– Кто? Но она не говорила.

Между ними настал ад. Он бил ее, а потом вымаливал прощенье. Он заставлял ее повторять историю ее несчастия, останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал ее самыми обидными именами.

Наконец он вырвал у нее имя, узнал его и много раз был готов убить его.

Жизнь стала невыносима, и в одну безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит…

Эта мысль охватила их обоих, и они сдружились в жажде отомщения.

Он нашел Соньку Гусара, обдумал весь план и привел его в исполнение.

Для этого он купил у Брабеца кинжал-нож.

В шесть часов они заняли второй номер и пили в нем, поджидая жертву. Потом он отодвинул шкаф, открыл дверь.

В девять часов они услыхали голоса – его и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа.

Часов в десять Сонька ушла.

Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью.

Они подождали еще с полчаса, Синев отодвинул шкаф и вошел в номер.

Она следила…

* * *

Он отомстил своему врагу!

Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму, и содрогались, слушая историю мести.

Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными, и суд приговорил Синевых к каторжным работам: его на 18 лет, а ее на 12 лет.

Соньку Гусара оправдали.