Полина Пожарская
Бег на вымирание

– Господи! Что же делать?! – в несвойственной ей манере запричитала Мария. – Срочно нужно в больницу! Я сейчас вызову скорую!

Девочка совсем забыла, что сейчас находится в деревне и до ближайшего медучреждения ехать и ехать, а сотовая связь на окраине поселения и не работает вовсе. Трясущимися руками Маша стала рыться в своей сумке, пытаясь найти необходимую в данный момент вещь. В мокрую траву посыпались наушники, салфетки, конфеты, пара невидимок и другие девичьи мелочи. Сёма схватил её за руку.

– Всё в порядке, успокойся! Я не истекаю кровью, меня даже не задело. – парень легонько встряхнул паникёршу и широко улыбнулся.

– Как не задело? Я же видела, как она в тебя вцепилась! – округлила глаза Маша. – Сейчас же покажи и пойдём ко мне, тётя с дядей помогут, отвезут к врачу! – Настаивал на своём девушка.

В конце концов, увидев на её лице слёзы, Семён сдался. Под задранной штаниной оказалась обычная нога без синяков и крови.

– Вот, смотри! Я в полном порядке – уверил подругу новоиспечённый герой и для надёжности правильного убеждения прокружился на месте.

Маша ойкнула и села на землю, выпустив сумочку из рук. Сбоку на голени кожа чуть разошлась и стало видно, что внутри находится сплошное металлическое покрытие. Сперва в мыслях девушки возник киборг и истории захвата мира, потом, чуть придя в себя, она подумала о протезах. Мир не стоит на месте и, может быть, сейчас уже производят такие реалистичные модели? До этого момента Маша никогда не задумывалась и даже не смотрела какую-то информацию этой направленности, поэтому и идей у неё было не больше нуля.

– Ты чего? – удивился Сёма и, что-то поняв по выражению её лица, оглянулся назад, подняв согнутую ногу. И замер на короткое время. – Ах, это…

Он начал объяснять:

– Я не знал, как тебе сказать… Думал, что ты не поймёшь, не поверишь мне…

– Если не хочешь говорить, то и не надо – попыталась остановить его Мария прочитанными в какой-то модной книге словами.

– Нет, нет! Я должен тебе рассказать – сев рядом, настоял он.

Тишины не было, ветер шевелил травы, стрекотали кузнечики и другие жучки-пачки, издали доносился радостный гомон птиц.

– Знаешь, вначале я хочу сказать, что ты мне нравишься. Действительно нравишься. – он не смотрел на неё и даже не поправил штаны, так и оставшись с одной голой ногой.

– А раз ты мне нравишься – я больше не хочу тебя обманывать. Меня зовут не Семён, а Сааайреон. Я – с другой планеты. Во-вторых, это не протез ноги, как ты только что подумала, наверное. Это моя настоящая кожа…

Мария села на кровати и сказала вслух:

– Завтра же объяснюсь с ним! – после чего наконец-то успокоилась и, свернувшись калачиком, заснула.

Ни на следующий день, ни после него Семён на встречу так и не пришёл. Искать его Мария не пошла, рассудив, что задела его своей яркой реакцией на случившееся, и ему тоже нужно время для отдыха и размышлений. Но к вечеру предпоследнего дня её пребывания в гостях девушка заволновалась и попросила Ольгу узнать у знакомых, где сейчас находится Семён, не случилось ли чего? Спустя недолгое время, в тот же день, Машина подруга ворвалась к ней в комнату со словами:

– Он уехал! – отдышавшись и удобно устроившись в угловом кресле, добавила детали, – Он уехал только что, но я успела с ним поговорить. Сёмка передал тебе это и просил не обижаться.

Ольга достала из заднего кармана джинсов изрядно помятый конверт. Маша сразу же его взяла и спрятала под подушку. Она была неприятно удивлена произошедшим и не знала, что делать: плакать или бросаться предметами об пол и стены. За неимением решения и шаблона действий Мария просто сделала вид, что всё в порядке и ещё какое-то время обсуждала знакомых и новости мира со своей ничего не понявшей подружкой. А когда та ушла – наконец-то осторожно достала письмо и неверными движениями распечатала его. Внутри был только один листик.

«У великой поэтессы Марины Цветаевой есть такие слова: «Я буду любить тебя всё лето, – это звучит куда убедительнее, чем «всю жизнь» и главное – куда дольше!»

Это же я хочу пообещать и тебе. Я буду любить тебя всё лето! И я очень рад, что мы всё-таки встретились, хоть и ненадолго.

Я бы хотел пообещать тебе, что мы снова встретимся или не расстанемся никогда, но не могу. На Земле это мои единственные каникулы, и сейчас, когда ты читаешь эти строки, я с соплеменниками уже направляюсь домой.

Прости, что не сказал правду ещё вначале, что дал слабину и получил от тебя чувства, которые, наверное, должны были достаться другому.

Прости за то, что я с Плутона."

На этом письмо обрывалось, и Маша, перечитав его в очередной раз, засмеялась, заливаясь слезами. Только несколько дней назад она прочитала пару научных статей про Плутон. Карликовую планету с ней теперь связывало не только небо. И она точно помнила, что была и такая информация: «Лето там длится почти век».

Выскочка

Даниель вытер кисти и посмотрел на результат своей многочасовой работы: акварельный этюд дышал жизнью. Листья деревьев шевелились от дуновения ветра, сквозь их лоскутный шатёр настойчиво пробивался нежный солнечный свет. Разморенная летним зноем кошка чёрным гибким пятном растянулась под слегка разрушенной каменной оградой, увитой диким виноградом. Это была картина, написанная по впечатлению от внутреннего дворика нового дома Даниэля. Художник остался недоволен: опять вышло мрачновато, по-видимому, внутреннее состояние автора давало о себе знать.

Он всегда писал с натуры. Ещё с самого детства. Тогда Даниэль жил с мамой, бабушкой и больной сестрёнкой в двухкомнатной квартире на улице имени Горького. Именно тогда большой внешний мир, который они с Лерой видели из окон комнат, и захватил его, подарив неординарное виденье и желание поделиться своими чувствами с другими. Голос мира и его собственный талант, то ли врождённый, то ли приобретённый в результате страданий, спас его от одиночества и отчаянья. Поэтому Даниэль отдал искусству всего себя до последней капли. Кроме того, ему очень повезло, что бабушка настояла на том, чтобы он окончил местную художественную школу, тем самым получив необходимую базу знаний. Жаль только, что работы юного художника попадали на всевозможные значимые конкурсы крайне редко, а точнее, всего несколько раз (назначенные художники не смогли представить свои работы на областные конкурсы по тем или иным причинам, в результате чего выбор пал на него). Несколько призовых мест в незначительных областных конкурсах… При этом судьи порой хвалили его труды искренне, говоря, что с таким талантом у него может быть великое будущее. Но никто не хотел протянуть руку помощи в достижении этого будущего. Вероятно, потому что он не мог отплатить за эту помощь.

Одевался он не только не богато, но и не особо модно, ведь все деньги уходили на питание, оплату квартиры и лечение младшей сестрёнки Леры. Так что Даниэлю было плохо и в обычной школе. Лерочка, младше его на четыре года, была маминой копией, но с ДЦП. И именно поэтому их бросил отец, растаяв в неизвестной дали, оставив без средств к существованию и просто без человеческой поддержки. Алиментов не было, хотя судебные приставы и обещали найти и взыскать. Мама Даниэля, Антонина, работала в двух местах мастером чистоты как сейчас принято называть уборщиц. Бабушка, успешно дожив до седьмого десятка, также по мере сил трудилась сторожем в ближайшей школе. С Лерой всегда сидел тот, кто был свободен, сменяя друг друга. Как вечный конвейер крутился вокруг больной девочки состав семьи из трёх человек: каждый знал, что её состояние можно улучшить на порядок, если постоянно заниматься, лечить, не оставлять в забвении.

Именно за то, что юный художник безропотно, с упрямством и пониманием проводил с больной сестрёнкой большую часть своего свободного времени, над ним и смеялись. Мальчишки не хотели дружить с ним, пожалуй, ещё и из-за его утончённой, несколько девичьей внешности, полного отсутствия грубости как в общении, так и во внешнем виде, не способности постоять за себя в драке. Девчонки обходили его стороной потому, что в ином случае им пришлось бы общаться и с Лерой. Вот такой замкнутый круг вышел. Тыкали пальцем, шептались за спиной, старались держаться от него подальше, окрестив странным. Ему, Даниэлю, дали обидную кличку: Чокнутая вонючка, по-видимому потому, что он иногда пах сестрёнкиными или бабушкиными лекарствами и интересовался только живописью? Кто знает…

В общем, жизнь была серой и унылой. Бывало, что соседи и учителя его хвалили, но вскользь, с оттенком сочувствия. В основном же чувствовалось: никто никому не нужен, если от тебя нет сиюминутной выгоды, здесь и сейчас (в крайнем случае, на этой неделе), никому не нужно потом, когда-нибудь, пусть даже если ты достоин стать Нобелевским лауреатом и войти в историю. Оно и понятно. Ничего в этом мире не желают так сильно как внешней красоты – это правда, но только одна вещь может соперничать с ней по количеству завистников – талант. Две вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Никогда. Красивым и талантливым можно только родиться. Всё остальное – это подделки, суррогат, жалкие потуги создать видимость обладания желаемым качеством.

А Даниэль был действительно талантливым художником. Хотя существовала маленькая загвоздочка, которая является камнем преткновения для многих талантов во все времена: отсутствие денег для продвижения и развития. Именно в таких случаях происходит один из двух вариантов: или общество проявляет завидное равнодушие, как будто этого человека и не существует вовсе (этот вариант происходит крайне редко, в основном, если талант недооценили, или он сияет не так ярко), или же применяется грубая сила в виде травли и подстроенного физического устранения (чаще всего применяется к красивым людям, которые «мозолят» глаза). Упаси Господи вам быть и красивым, и талантливым, и бедным. Даниэля Бог уберёг: дал только талант и, как ни странно, возможно, из-за наличия больной сестры общество просто перестало замечать его наличие в этом мире. Но имена всех обидчиков, которые не стеснялись пнуть его или его любимых, Даниэль аккуратно записывал в тонкую тетрадку, которую хранил в шкафу вдали от всех глаз, до того момента, как он сможет соразмерно ответить злодеям.

И зачем он сейчас вспоминает всё это? Прошлое остаётся прошлым, его уже не изменить. Зачем же вспоминать? Может быть, всё дело в снах? Ему всё чаще снится родина: то, как он ходил по неровной, неасфальтированной улице от дома до школы. Как рано утром он ходил обдирать плодовые деревья возле дворов частных домов, находящихся подальше от его места жительства, как собирал орехи, постоянно ожидая нагоняя от хозяев этого богатства. Вспомнил, как соседи с завидной регулярностью советовали его маме продать квартиру в городе и уехать куда-нибудь в деревню на природу, чтобы тем самым позаботиться о здоровье больной дочери, обеспечив свежий воздух и спокойною обстановку. Аргументы были сладкими, но чувствовалось по косым взглядам: просто не хотят себе таких соседей под боком. Люди любят жизнь по накатанной колее, и, если что-то выбивается из привычного ритма – эту хрень стоит уничтожить или убрать с глаз долой.

Даниэль вспоминал всё это с некоторым раздражением и обидой. Ведь люди совсем не меняются, только приспосабливаются к окружающей среде ради выживания. Как приспосабливались его мать и бабушка вечно гнуть спину, не рассчитывая ни на чью поддержку, как приспосабливался он сам жить без друзей, но с целью в жизни. Как приспособились все их знакомые и никогда не виданные ранее родственники просить помощи и денег, как только он смог взлететь на вершину.

А прославился Даниэль волею случая: коллекционер купил все его работы и пригласил жить в оплаченной студии. Всё это произошло во Франции, куда он поехал, благодаря неимоверным усилиям бабушки, мамы и его самого: копили практически по копейке. Всё – для поездки на крупнейший художественный салон в мире, куда его пригласили каким-то чудом, благодаря интернету и победе в одном из сетевых конкурсов. Так что выбиваться в люди следовало самому. Красивые, немного лубочные работы на популярные темы покупались. Но самые лучшие его работы никто на родине так и не купил, возможно, из-за их некоторой тяжести и грусти, и они копились до поры до времени, пока случайно не попались на глаза истинному ценителю живописи. Даниель писал свою обычную жизнь, жизнь своих родных без прикрас. Реальность как она есть, но глазами, освещёнными талантом. Выжить на средства, заработанные от продажи своей живописи, для молодого художника оказалось нерельным, да и помогать семье нужно было, так что после школы он сразу пошёл работать на местный завод. Благодаря этому, Даниэль иногда мог ездить на вернисажи и отправлять на художественные конкурсы свои работы.

Попытки получить спонсорскую помощь от местных предпринимателей окончились печально: от него потребовали документальные доказательства того, что он действительно талантлив. А так как весомых грамот он не имел, в Союзе художников не состоял, газеты про него не писали, персональных выставок не имел, то и доказать, что его нужно поддерживать, он так и не смог. Очевидный результат.

Потом, потом, когда он стал взбираться наверх и познакомился с несколькими ведущими модельерами мира, начал с ними сотрудничать в создании расписных материалов, когда фабрики стали выпускать фарфор с его рисунками, когда картины, написанные его кистью, попали на самые элитные аукционы, когда он стал иллюстрировать популярные романы… тогда люди приспособились. Но не все.

Даниэль сел за ноутбук. Отвести душу. Он готовился выставить в Инстаграм* новое фото: он в ресторане на верхушке Эйфелевой башни пьёт кофе в обществе мисс мира.

Более десяти тысяч лайков на предыдущее фото, где он с мамой и сестрой, которые уже какое-то время живут в Германии, где очередной курс лечения проходит Лерочка. Несколько сотен писем в Директ и очень-очень много лестных комментариев.

Даниэль специально не держал секретаря, хотя мог себе это позволить. Эту работу он всегда делал сам. Его помощница занималась совсем другими вопросами, а здесь … здесь было его поле.

Он удручённо вздохнул. Последний комментарий гласил:

– Хватит свою мазню картинами называть! Эти европейцы совсем с ума посходили, но мы то видим, как ты туда пролез, извращенец чёртов! В тридцать пять лет мужик не женат, нормальный ли он? Кроме того, мы-то знаем, из какой ты семьи вылез, нищеброд, там все странные! Выскочка! Аферист!

Даниэль достал тоненькую тетрадь из нижнего ящика письменного стола, который всегда был закрыт на ключ. Тетрадь была старенькая, простенькая, в клеточку. Художник что-то записал в неё. Все более ранние записи были уже вымараны.

Социальная сеть Instagram* – продукт компании Meta*, которая является экстремистской организацией, деятельность которой запрещена на территории РФ.

Бег на вымирание

Белое белое-солнце только-только вступило в зенит. Пахло жжёной травой, потом и мочой: телохранители даже по этому делу далеко не отходили. Пять пар натренированных глаз с напряжением всматривались в окружающий пейзаж. Вооружённые и готовые на всё они точно знали, зачем они здесь: Большого Бу хотели убить, на его семью объявили охоту и вполне удачную – в прошлом месяце, упокой её душу Господи, отошла к праотцам сестра Бу, Эмми.

Исходя из этого, и было решено принять меры: охрана тела круглые сутки, плюс охрана периметра и патрули. Большой Бу должен был выжить, несмотря ни на что, от его жизни зависела судьба целого государства. Его деньги давали им всё, кормили и одевали, лечили и выучивали их всех, в том числе жён и детей тех убийц, что вызвались его охранять.

Их гематитовая кожа и насмешливые толстые рты ждали нападения, внутренний голос шептал и шептал: сегодня, это будет сегодня. Белки глаз варёными яйцами белели, то туда, то сюда гоняя чёрные камешки зрачков, спрятанные за совсем не прозрачными линзами плотно прилегающих солнцезащитных очков. Так правильно, так не видно, куда смотрит их обладатель, так будет обманут враг.

Бу ничего и никого не боялся. Он вообще не ведал, что такое страх. Но при всём при этом он не любил разного рода стычек, старался уйти от конфликта и при любом удобном случае убегал куда подальше.

И вот сейчас настал именно такой момент. Запах надвигающейся опасности достиг его ноздрей. И Бу побежал. Сперва тяжело, неспешно. Но, когда двое его телохранителей упали и не поднялись, а ещё один прислонился к толстому стволу безлистного дерева и, словно прикорнул, с трудом то смежая, то поднимая веки, Бу почувствовал запах смерти и прибавил шаг. Теперь он бежал очень быстро, и пыль, поднятая при этом, очень удачно скрывала его хотя бы частично от нападавших.

Но и этого оказалось недостаточно. Бу всё ещё бежал, когда огонь чужой жадности укусил его несколько раз, и он перестал видеть. Белое-белое солнце потухло и даже звёзд не осталось. Но он всё ещё слышал шум и гам.

Потом, чуть позже, треск и шум стихли, и снова стало спокойно. Запах смерти подошёл совсем близко, и ещё один, и ещё один. И ещё. Они пахли потом и мочой. И смертью. И страхом. Первый запах чем-то пнул его по рёбрам и сказал:

– Извини, Бу, ничего личного. Просто за тебя много дают…

Вот тут-то и отключили звук, так же как белое солнце. Но Бу не расстроился. Он не знал, что его зовут Бу, ведь в детстве родители звали его по-другому. А они пахли радостью, он помнит.

Утром следующего дня объявили национальный траур. Третий за полгода белый носорог северного подвида пал от рук браконьеров. Ещё несколько осталось, но всё же это было тяжко. Ведь, если дело пойдёт так же, страна лишится существенной поддержки от богатых стран и зоозащитников, да и про туристов не стоит забывать…

И запричитали гематитовые плакальщицы над белой тушей.

А где-то там Маленький Бу бежал к своим родителям и сестре.

Там пахло радостью.

Бесценная коллекция

Баночки стояли по всему дому и даже в летней кухне. Они были такие разные и такие дорогие его чуткому сердцу. Это, действительно, было бесценная, редчайшая коллекция, собранная простым обывателем, благодаря неимоверным усилиям, терпению и денежным вложениям. Хозяин и единственный владелец этой удивительной коллекции, Вениамин Иванович Чук, мужчина уже не молодой, но достаточно бодрый, всегда ходил наглаженный и прилизанный, хотя давно развёлся со своей благоверной. И все обязанности по хозяйству, о которых он раньше и представления не имел, взвалились на его слегка сутулую спину. К своему удивлению он неожиданно открыл, что мыть посуду иногда даже приятно, особенно если делать это раз в неделю, а протирать пыль раз в месяц – весёлое занятие (так как находятся давно потерянные вещи: носки, трусы и зубная щётка, упавшая за стиральную машинку).

Вениамин работал заведующим магазином стройматериалов, но дальше по карьерной лестнице не пошёл: всё устраивало. В подчинении у него были только женщины с несчастной судьбой, кто замуж думал выйти из такого «мужского» магазина, а кто просто тянул свою лямку: боялись менять место работы, даже если что-то и не устраивало, так как на шее, удобно усевшись, сидели дети и мужья с домашними животными. Но, зная и видя всё это, Вениамин Иванович предпочитал не вмешиваться в судьбы других людей, резонно считая, что действительно помочь советом почти никому невозможно, а действием – опасно (финансовые возможности простого человека ограничены и, не будучи обладателем миллионов, очень трудно сделать что-то доброе, крупнее чем подать пару монет нищему), да и кто будет прислушиваться к постороннему человеку, живущему не так, как им самим хотелось бы? А Вениамин Иванович жил, словно рак-отшельник: на работе деловой и доброжелательный во всём, что касается дела и становился немногословным, когда касались личной жизни или городских сплетен (что с успехом списывалось на «мужской характер»). Он жил своей жизнью, почти никого в неё не впуская, только родственников, друзей с разных уголков мира, где он когда-то бывал да пары волнистых попугайчиков, которых ему подарили на юбилей…

В отпуск, на отдых Вениамин ездил каждый год обязательно. Хотя, если не кривить душой, то у меня язык не повернётся назвать это отдыхом. Скорее всего, это был поиск сокровищ. И каждая такая поездка планировалась так тщательно, перерабатывалось так много информации, что впору завидовать организаторам научных экспедиций. Все эти знания нарабатывались через интернет, познавательные журналы и телепрограммы, которым он не очень-то и верил, но использовал каждую крупинку доступной ему информации. Соседи же и продавцы ближайших магазинов, где он отоваривался, коллеги по работе, врачи в больнице и даже дважды приходивший журналист (оба раза неудачно, так как Вениамин в то время отсутствовал в городе, а на незнакомые номера по мобильному телефону он не отвечал), не смогли при полном желании и даже за деньги ответить конкретно, так что же коллекционирует Вениамин Иванович? Монеты, марки, ювелирные украшения, ордена, оружие? Может быть, как Набоков, бабочек? Или джазовые пластинки, как Харуки Мураками? Или очки как Элтон Джон? Или, к примеру, вино, пивные кружки, фигурки слонов-лягушек? Одна догадка сменяла другую догадку, с полным правдоподобием подстраивая под себя те редкие факты, которые могли дать разгадку этого вялотекущего ребуса.

Все жители любого маленького городка знакомы друг с другом или другом друга через третьи, вторые или первые руки. А получить ворох сплетен о любом интересном вам человеке можно, но достаточно хлопотно, потому что задаром никто вам ничего не расскажет (а вот, если по пивку да по шашлычку – тут и язык сам в пляс идёт, расскажет и того, что ещё не было, но обязательно будет). Поэтому люди знали, что Вениамин Иванович человек экономный, можно даже сказать, прижимистый. Ему пару раз оставляли наследство дальние родственники, он носил одну и ту же одежду классического кроя по пять лет кряду, ходил на рыбалку не столько ради релаксации, сколько ради ухи и вяленой рыбки, сажал каждый год огород своими силами и даже палисадник засаживал картошкой. Но что странным образом было не понятно общественности – ради чего всё это делается, с какой целью? Масло в огонь подливало ещё и то, что к Вениамину иногда приезжали уж сильно иностранные иностранцы, настоящая экзотика для такой местности (а скорее, мышления) как город Н. А, кроме них, иностранцев этих, никого Вениамин в гости не водил, не привечал, отговаривался, что у него не прибрано и бардак, мол, стыдно перед людьми. Приезжие гости целыми днями просиживали в его домишке, а когда изредка бывали подловлены любопытными соседями на свежем воздухе, в такие дни всё время крутящимися у себя во дворах, громогласно и жизнерадостно, восхищённо восхваляли Вениамина Ивановича на английском языке. Как перевёл старшеклассник, сын соседки Нины, они хвалили поистине бесценную коллекцию, терпение, чувство прекрасного и явное увлечение своим хобби принимающего их у себя хозяина. А на прямой вопрос и гости, и хозяин, их принимающий, всегда отвечали очень серьёзно: вы не поверите, это самый простой песок, ничего ценного.

И люди не верили. Шептались между собой, что какой бы дурак поехал в их тьму-тараканью за простым песком: его-то и у себя на Карибах, в Америках полным-полно и получше, чем у нас здесь. В их головы лезли мысли о золотом песке и о том, что глупее отмазки они в жизни не слышали – вот что значит иностранцы, не понимают, что говорить-то нужно, чтобы на правду похоже было. Говорили, могли, что ли, про картины сказать или марки или, чем чёрт не шутит, кукол фарфоровых, что ли? А то заладили: песок, песок… Чушь какая-то, да и только. И побежали слухи из одного конца города в другой. И напридумывали всякого, что только в кино увидеть можно. И, пошептавшись-пошептавшись, через какое-то время успокоились до поры до времени: всё-таки человек завмаг, а не Петька-дворник, такого не тыркнёшь просто так, без последствий не оговоришь (да и без личной заинтересованности кому это нужно – тратить время и нервы?)

И вот, в том же году в местной газете вышла статья о разных коллекциях. О коллекциях мирового уровня и тех, что собирают самые обычные люди в самом городе Н. И среди стройных рассказов об удивительных коллекциях работ Фаберже и советских ёлочных игрушках, молодая, но активная журналистка, вспомнила и свою неудачную попытку познакомиться с Вениамином Ивановичем и его коллекцией. Ввинтила словечко о нём так: «вот, мол, есть у нас в городе и коллекционеры-затворники, с которыми трудно связаться, но слава об их хобби ходит по городу и не даёт соседям покоя. Говорят, что, возможно, у В.И., заядлого путешественника, объехавшего полмира – настоящая пещера Алладина с драгоценными камнями, серебряной утварью и золотыми монетами с затонувших кораблей. На мой взгляд, всё это – фантазии любопытных обывателей, но так это или не так, мы так и не узнали, потому что простым смертным в иные места путь закрыт. Но будем надеяться, что большинство коллекционеров нашего любимого замечательного города Н с радостью продемонстрируют свои достижения, пусть даже они и не мирового уровня, всем желающим.» Статья имела успех у читателей и её живо обсуждали. Люди с радостью хватались за возможность рассказать о своих путешествиях и привезённых из них тарелочках на стену, магнитах на холодильник и ракушках. Другие же живо обсуждали чужие увлечения с разных ракурсов зрения, при всём при этом не имея своих собственных и даже не понимая, зачем они нужны. А журналистку неизменно хвалили, говорили, что умеет живо написать на интересную тему.

Да вот только через месяц произошёл пренеприятнейший случай. Соседи обнаружили, что калитка во двор Вениамина Ивановича открыта настежь, как и дверь в его дом. Ночью большинство из них слышали какие-то шумы из его дома, то ли крики, то ли звуки бьющегося стекла, но полицию вызывать не стали «Бог с ним, а то потом крайними окажемся» – говорили люди, которых он ни разу ничем не обидел: ни словом, ни делом.

Пошли, посмотрели, что там да как. Пошли толпой, почти что всей улицей. Ну, во-первых, так не страшно и отвечать не придётся конкретно кому-то одному перед правоохранительными органами, а во-вторых, если слухи о сокровищах – правда, вдруг среди этой суетни удастся незаметно что-то взять себе? Но горькое разочарование постигло всех.

Никаких сокровищ и в помине не было. Всё поломано, побито, исковеркано, обои ободраны, а полы вскрыты. Видимо, грабители искали те самые сокровища Алладина и до конца не верили, что так круто прокололись, и здесь им нечем поживиться. Но увы и ах! Вениамин лежал в странной позе на груде разноцветного песка, перемешанного с битым стеклом от сосудов, где он хранился. Был здесь и розовый песок с Багамских островов, и красный с востока Гавайского острова Мауи, и чёрный из далёкой и суровой Исландии, самый мелкий и белый, как мука, Австралийский песок, песок из Сахары, Ялты, Казантипа, из Флориды, оранжевый с Мальты и серый местный. Всё это разнообразие в прошлом превратилось в настоящем в одну серо-буро-пошкарябанную массу непонятного цвета. Всё побили и пересыпали, думали, что сокровища в песке прячет. На ней-то, на этой горе, и лежал, спрятав под себя последнюю целую бутыль с редчайшим зелёным песком, Вениамин, в крови и синяках, без признаков сознания. Увидев такое дело, соседи попричитали, внимательно осмотрелись, насколько это позволяли сделать опасные осколки на полу, и, сетуя и гомоня, выкатились во двор. Кто-то пошёл смотреть летнюю кухню и сарай, а вернувшись, зло сообщил, что и там только «этот долбанный песок». Кто-то даже в уличный туалет заглянул. Кто-то вызвал «скорую помощь» и полицию.

Соседка Нина, живущая справа от Вениамина, сказала соседу, живущему в огородах: «Сам виноват! Нечего было слухи распускать о своём богатстве. Его ведь никто за язык не тянул. Жил бы, как все мы, и не лез бы вперёд всех. А то как вспомню, с каким важным видом мимо нашего двора он всегда проходил. Тьфу! Аж противно.» На что тот ей отвечал: «Злая ты, Нинка, на язык. Ты посмотри только: человека избили, ограбили, вон как весь дом разнесли-раскурочили. А ведь эти грабители завтра могут к тебе или ко мне прийти, потому что у него-то они нашли только песок, а у нас-то с тобой дедовское золото припрятано да сберкнижка есть! Так что молиться надо, чтобы этих сволочей поймали да посадили поскорей. А Веньку жалко. Ни за что пострадал мужик, за мечту вроде как.»