Вторник, 20 августа, секретер у окна в спальне. Время: 22:08.
Адриан,
не знаю помните вы, или нет, но однажды, я заметила книгу на вашем столе и между нами завязался разговор на её счёт. Это были «Письма к Милене» Кафки. Вы посоветовали мне прочесть её, и впоследствии мы так и не вернулись к обсуждению. Как это нередко случается, расстояния в географическом смысле разделили нас и на других уровнях. Признаться, до того, как вы впервые написали мне в сентябре, я не думала, что мы когда-нибудь ещё соприкоснёмся где бы то и в чём бы то ни было. Но не спешите с разочарованием, мой друг, это не потому, что я забыла вас. Мне не хватало наших бесед, я тосковала о них, но так как мы никогда не писали друг другу в социальных сетях и не условились о порядке общения в последнюю нашу встречу, то чем дольше было безмолвие, тем сильнее я укреплялась в мысли, что возобновление связи не будет воспринято вами с энтузиазмом. Здесь у вас есть право обвинить меня в нерешительной пассивности и даже закатить глаза, на что я не отвечу ни слова против, но как бы то ни было, наше обсуждение осталось бы незавершённым, не проложи вы между нами новый мост из этих писем.
Адриан, я не дочитала книгу. Откровенно, я нашла манеру автора достаточно тяжёлой для восприятия и всё же я завела наш разговор не для того, чтобы жаловаться на это. Вопреки моему последнему заявлению, эта книга и проглядывающая сквозь неё личность автора – один из крючков, которые вытягивают в моё сознание довольно навязчивую мысль, которую я постараюсь проиллюстрировать вам ниже.
Мой друг, представьте себе двух людей. В этом изображении я лишу их примечательных черт и какого либо изюма – физического или в характере – и назову их двойниками в том смысле, что ни у одного из них не будет преимущества при сравнении между собой. Представили? Теперь добавлю, что каждый из них принял решение перебраться на некоторое время в другой город. Это не жест доброй воли, но стечение обстоятельств, каких конкретно, не имеет значения. Факт реальности, который две моих модели не могут оспорить.
Адриан, как вы думаете, о чём они думают? Нет, не так. Как они думают?
«Интересно, какая будет погода? —размышляет моя модель – Надеюсь, не будет дождя, и я смогу прогуляться хотя бы недалеко от дома. Всё-таки новый город. Не могу ждать до выходных, и какой смысл сидеть дома? Нужно будет побыстрее разобрать вещи, чтобы не задерживаться. Кажется у Мерри есть знакомая, которая уже бывала там, хорошо бы расспросить её. Вообще нужно подумать какие места посетить. Возможно поискать в интернете» – в этот момент между бровей появляется складка, во взгляде – сосредоточенность, свойственная тому состоянию, когда напряжённо обдумываешь что-то. Строишь план. Позднее эта модель набросает короткую заметку о том, что хочет сделать или немедленно позвонит Мерри, чтобы связаться с её знакомой и расспросить её о городе. Она найдёт статью в интернете, в поисках интересных мест, сверится со своим списком задач в день приезда, чтобы в мыслях выкроить время на прогулку. Или ничего заранее не планируя, в свой первый день в незнакомом городе просто бросит вещи там, где её поселят и решив самые насущные дела, отправится исследовать местность. Мысленно она заметит, пусть мельком, как отличаются люди вокруг, сравнит планировку и архитектуру с теми, что видела в родном городе. Она будет удивляться разнице в погоде, в часовых поясах, в том как ходит общественный транспорт. Заблудившись, без колебаний спросит дорогу и в конечном счёте вернётся домой в полном удовлетворении от своего исследования.
Достаточно сумбурно, не так ли? И тем не менее, Адриан, сюжет сам по себе здесь не важен. Важна эмоция. Конкретно – интерес. Вспомните, мой друг, выражение: «пытливый ум» – ум, стремящийся познать на опыте, испытать на себе. Таким историки рисуют нам Петра Великого. Я уже обозначила, что моя модель, пусть её зовут Вивьен, едет в другой город не по своей воле, но по стечению обстоятельств. И тем не менее она заинтригована, ей хочется выяснить, спросить, узнать… Любопытство – её путеводная звезда, не зря эту черту ассоциируют с высоким интеллектом и я добавлю, что это любопытство ко всему, в отрыве от личных предпочтений, профессии, взглядов на то что правильно, а что нет. Это открытость к неизвестному, способность впустить это в себя, чтобы подвергнуть анализу и синтезу.
Как часто, по-вашему, мы не впускаем в себя новое? Неизвестное инстинктивно пугает, то что знакомо, ассоциируется с безопасностью – вот почему мы наиболее расслаблены дома (безусловно я говорю глобально, не учитывая индивидуальные конкретные обстоятельства). Давайте посмотрим, как мыслит второй двойник:
«Самолёт прилетает в 21:30. Как только получу багаж, нужно вызвать такси, время позднее, а нужно ещё столько всего сделать. Господи, как же всё успеть? Кажется обещают грозу, а что если рейс отменят? В этом случае собьётся весь график, и тогда мне придётся звонить и заново договариваться о встрече. Что обо мне подумает Перрин? Впрочем, нет, так далеко лучше не заглядывать. И без того поездка будет напряжённой. Столько дел, а рядом не будет никого из знакомых. И новое место… А что если мне не удастся наладить отношения с другими? Как бы хорошо было остаться здесь, насколько всё было бы проще…» – тягостный вздох. Лоб прорезала тревожная складка, в глазах задумчивость и разные оттенки и степени печали. Возможно, при мысли о сбившемся графике лицо моей модели даже побледнело, все дни до отъезда она будет подавлена, а ночью – столкнётся с бессонницей. Добавлю, что свои вечера на «чужбине» она будет проводить там же где живёт, совершая вылазки в город скорее по необходимости, чем из любопытства. На прогулках она будет погружена в свои заботы и едва ли увидит что-либо вокруг себя.
Теперь понимаете? Изображение пронизано тревогой, желанием забиться в угол и при таком раскладе вряд ли можно говорить о том, чтобы впустить в себя изменившуюся реальность. Или изучать, анализировать её. Конечно, я несколько утрирую, но так нагляднее. В этой картине важно отрицание. Нежелание впускать в свою жизнь новые впечатления, эмоции и опыт. Поездка рассматривается как вынужденная, навязанная, пугающая. Это источник проблем, новых трудностей и неудобств. Интерес здесь отсутствует. Вероятно мысль о том, что в этом путешествии может произойти нечто захватывающее, что-то по-настоящему хорошее даже не придёт моей модели (назову её Сесиль) в голову. Нет элемента поиска, лишь стремление выполнить то, что необходимо и вернуться назад.
Вот так, Адриан. Я повторю, что обе эти миниатюры нарисованы без учёта индивидуальных обстоятельств, но мы договорились, что у двойников нет выделяющих их черт. И конечно, вы спросите: «в чём суть навязчивой мысли?» и «причём здесь Кафка?». На первый вопрос я могу ответить тем, что удивляюсь тому, насколько сильно восприятие и мышление, «моя точка зрения» могут менять действительность. Искажать её. Ограничивать. Я размышляю об этом во многом потому, что нахожу эти искажения в себе, но ведь они не все и не всегда заметны. Увидеть что-то в другом гораздо проще чем в самом себе. И как много можно не увидеть, если не допустить, что то, как я мыслю – ложь?
Отвечая на второй вопрос о Кафке, пусть это дурной тон – говорить о книге, не дочитав её до конца – я была поражена ощущением незрелости автора. Нелепости некоторых его страхов. Я не думала так, когда читала его, но теперь мне пришло в голову, что его восприятие тоже было сильно искажено. Страхом.
На этом кратком резюме, Адриан, я полагаю нужно остановиться. По моим ощущениям письмо вышло длиннее, чем обычно, так что предупреждающие маячки сияют в моей голове во всю мощь предупреждения. Впрочем, я надеюсь, что слежка за ходом действия в этом письме не утомила вас, и равно, что ваши веки не отяжелели от скуки. Заканчивая, не могу не добавить, что счастлива тем, что вдохновение вас не покидает, и вы по-прежнему много пишете. С нетерпением жду, когда смогу наслаждаться вашей речью не только в письме, но и в тексте вашего романа. А возможно и лично?
Всегда ваша и т.д.
Алмазы.
Пятница, 30 августа, кресло, в спальне. Время: 23:34.
Мой дорогой друг,
мне не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность за то, что вы поделились со мной первыми главами своей рукописи. Художник дорожит своим произведением, как родным ребёнком, и относя вас к людям этого сорта, зная как необычайно чувствителен ваш слух и глаз к любым комментариям, касающимся этого чада, я не могу не ценить ваше доверие ко мне. С той, самой первой рукописи, которую вы дали мне прочесть теперь уже шесть лет назад – как давно это было – ваш язык, манера изложения, богатство слов и образов, которые вы использовали, покорили меня, так случилось и сейчас. Это та речь, которую я называю вкусной. Надеюсь, наткнувшись на этот эпитет, вы улыбнулись хоть краешком губ. И ваша бровь возможно изогнулась? Нет, Адриан, это не моё изобретение, я позаимствовала его у человека очень близкого, такого же книголюба, как вы и я. Вкус – разнообразие слов, которыми пользуется автор, умение с ними обращаться, так, чтобы задевать тончайшие струны души, удивлять, вызывать вопросы, чтобы хотелось читать дальше. Мне хотелось. И не только потому, что текст оказался вкусным, как изысканный десерт. Сюжет увлёк меня, как и герои, которых вы создали. Их эмоции коснулись меня на самом глубинном уровне, так что всё, что переживали они, переживала и я. Эмоции – то что держит нас у экранов, та причина по которой мы ценим людей и события, прокручиваем в голове воспоминания… Я читала с лёгким придыханием, свойственным предвкушению. Поэтому я жду. Вас. Что случится дальше.
Адриан, когда-то вы заметили, что у меня очень узнаваемый стиль письма. Стиль, выработанный и отточенный посредством постоянных упражнений. Без ложной скромности я согласились с вами, ибо уже тогда писать стало моим хобби, так что практики было достаточно. Тогда же вы рассказали мне о том, как формировалась ваша манера писать. И тогда же зашла речь о цитатах. Мы оба согласились, что мысли интересных людей составляют неисчерпаемый ресурс – источник не просто эстетического удовольствия, но вдохновения и развития собственного навыка. Конечно речь не идёт о прямом копировании, во всяком случае не тогда, когда индивидуальная манера говорить и писать уже выработана, но у человека оригинально выражающего свои мысли без сомнения можно поучиться, как у мастера.
Теперь, годы спустя, я завела цитатник – мой личный «алмазный фонд». «Алмазы» в данном случае не только цитаты, но отрывки из книг, интересные выражения из других языков и их ценность не только в необычном применении слов, но и в смыслах, то есть в сути самих высказываний. Возможно, у вас тоже есть подобное хранилище? В контексте разговора о вкусе слов, высказываний и текстов, я прошу вас открыть его для меня и поделиться вашими сокровищами так же, как я поделюсь своими. Невероятно, какое искушение иногда испытываешь, найдя новую цитату или выражение. Признаюсь, я часто задаюсь вопросом, насколько поддаются переработке эти находки? И можно ли использовать их в тексте, не вызывая недоумения у читателя? Например (для иллюстрации набросаю небольшой отрывок):
«Точёные черты, карие глаза, оттенка тёмного шоколада, широко-посаженные и потому придающие её взгляду удивлённое выражение, золотые волосы, обрамляющие мягкий овал лица тугими кудрями… Она была изысканно красива, и казалась на первый взгляд совершенно неискушённой, но он чувствовал, что впечатление обманчиво и был совершенно уверен, что она попытается вращать его вокруг своего мизинца».
Twist someone around your little finger – вращать кого-то вокруг своего мизинца.
Я наткнулась на применение этого выражения в романе моей любимой писательницы, не переведённом на русский язык. Обнаружь я его в отрыве от контекста, наиболее близким по смыслу мне показался бы оборот: «обвести вокруг пальца», но это было бы неверно. Вращать вокруг мизинца значит быть способным уговорить кого-то выполнить любую просьбу, как правило потому, что ты нравишься этому человеку. Обвести вокруг пальца – то есть провести, обмануть. Разница достаточно существенна, не так ли? Но запутаться было бы довольно легко, если специально не уточнить значение. Впрочем, мне попадались и менее неоднозначные идиомы. Время для ещё одного наброска?
«Её манера держаться неудержимо интриговала его. Смелая, как медь, она вела себя напористо, без намёка на неуверенность или подчёркнутую светскую вежливость, откровенно удивляя некоторых гостей. Он чувствовал, что восхищён, но время от времени даже для него это было чересчур».
Bold as brass – смелая, как медь. Исходя из определения, которое я нашла в словаре, оборот применяется к человеку, ведущему себя крайне уверенно, с пренебрежением к общепринятой вежливости. Адриан, в этом контексте вам пришло бы в голову сравнение с медью? Мне нет, и в этом прелесть таких открытий, что не отменяет факта, что читатель здесь, в России, скорее всего испытал бы недоумение. Это призывает к осторожности, в применении новых или редких оборотов и пожалуй вызывает лёгкое сожаление. Впрочем, нет смысла сгущать краски, Адриан, не все «алмазы» требуют расшифровки. Например: dolce far niente – сладкое ничегонеделание – взято из итальянского. Здесь всё вполне прозрачно, и я могу сказать, что этот оборот прочно вошёл в мою речь. Пожалуй перечисление всех экспонатов в цитатнике заняло бы время, но ведь на самом деле это капля в море, не так ли? Хотя бы потому, что богатство языков, также как и умов неисчислимо. Каждый язык хранит культуру, накопленную веками, если не тысячелетиями, и одновременно он продолжает изменяться в настоящем времени, а полёт фантазии в речи каждого конкретного человека вообще невозможно предсказать. Такой широкий простор я нахожу неизменно вдохновляющим и может быть вы тоже? Я буду рада, если вы поделитесь со мной на этот счёт.
Адриан, вероятно я задолжала вам порядочное количество алмазов. После целого абзаца вступления в этом письме, три речевых оборота – это пожалуй несколько скупо и не очень честно, на что у меня есть два оправдания. Первое – размер письма не предполагает приведения всех сокровищ, особенно с моими набросками и комментариями. Возможно, я приложу для вас короткий список. Второе – меня искушает мысль о том, чтобы продолжить разговор с вами лицом к лицу. Исходя из того, что я видела в вашем последнем письме, я теперь не могу не надеяться на нашу личную встречу. Я должна признать, что ценнее нашей переписки может быть только эта перспектива. Даже странно, как сильно я захотела этого теперь, учитывая, длительный период молчания между нами и моё прежнее относительно полное удовлетворение от эпистолярной связи. Может быть, становлюсь избалованной?
Ваша и т.д.