Питер Блэк
В ожидании бессмертия
Большие серые глаза Линды впервые приотворились, и девушка бросила на меня взгляд полный недовольства и недоумения. Только тогда я сообразил, что виновником этой заминки стало разыгравшееся воображение, что на деле мне тридцать пять, а в ее квартире никого кроме нас быть не может. И все же, признавая абсурдность своих опасений, интуитивно обернулся.
Шестое чувство никогда меня не подводило! В комнате определённо был кто-то еще, и этот кто-то скрывался в районе шкафа, темные глазницы полок которого смотрели на меня, словно недра Платоновой пещеры. Проникший в гостиную лунный свет подобно костру познания осветил их грани, и уродливые серые тени от странных предметов заплясали на светлых поверхностях. То, что я ненароком принял за живое присутствие, оказалось лишь далеким отсветом исчезнувшей жизни, эхом минувшего, отголоском неизбежного – на полках громоздились десятки колб с запечатанными в них человеческими мозгами.
Вскоре я понял, что это были не просто куски плоти, замаринованные в формалине, а вполне себе осязаемые члены семейства моей подруги. Об этом отчетливо свидетельствовали надписи на банках, такие как: «дедушка Том, Бабушка Рита, Тетя Сара и т. д.»
Когда я осмыслил увиденное, мой настрой окончательно иссяк. Я по инерции продолжал ублажать мою девушку, но краем глаза все больше косился на субстанции, запечатанные в прозрачных колбах, ощущая, как все генеалогическое древо семейства моей подруги с насмешкой и осуждением наблюдает за моими отчаянными фрикциями.
– Макс, ты чего?! – наконец Линда не выдержала и недовольно меня отпихнула.
Рассеченный надвое лунным светом, озираясь, то на мою обнаженную спутницу, то на странную экспозицию в орнаменте шкафа, я в растерянности застыл в полуметре от дивана, не в силах ни закончить начатое, ни прогнать наваждение.
– Ты живешь в анатомическом музее? – наконец выдавил я, силясь предать своему нелепому замешательству долю юмора.
– Что? – Она села, накинув на своё разгоряченное тело мою мятую рубашку. На лице девушки читалось недовольство, в глазах недоумение.
В качестве пояснения я скосил глаза на решетку полок, и, проследив за моим взглядом, девушка наконец догадалась.
– Прости! Надо было предупредить заранее, – она виновато улыбнулась. – Некоторые из них так давно здесь, что я перестала обращать внимание, но, наверное, для первого раза выглядит зловеще.
– Зачем ты их здесь держишь? – Не спуская глаз с колб, я присел рядом.
– Ты и правда не знаешь?
Я растерянно покачал головой.
– Ты слишком много работаешь и совсем отстал от жизни: – Она посмотрела на мое растерянное лицо с улыбкой. – такие украшения теперь в каждой квартире. Людей больше не хоронят! Кладбища опустели!
***
– Можно сказать, что, это ещё мой дедушка придумал, – пустилась в пространные объяснения Линда, когда оба мы как следует отдышались. – Он работал криминалистом с середины прошлого столетия, когда установить личность преступника было задачей нетривиальной. Это сейчас, нам кажется, что для опознания достаточно лишь одного волоска или капельки слюны, но в те далёкие годы информацию приходилось собирать буквально по крупицам. Я помню, как впервые услышав о ДНК-дактилоскопии, дед сильно приободрился. Да и было от чего: ДНК человека не старела, никогда не менялась, и было неважно, когда преступник обронил ее вчера или сто лет назад – время больше не играло значения. Поняв, что преступников будущего ждут больше неприятности, он решил себя полностью посвятить новому делу. Примерно тогда и были распутаны, те громкие дела, что увековечили его имя! Впрочем единственное, о чем он по-прежнему сожалел, это о том, что не смог предвидеть такого заранее.
