Петр Вяземский
Письмо к князю Д.А.Оболенскому
Здесь представляем мы сокращенный сколок с живых картин более или менее исторических лиц. Представление давалось на общественной сцене, пред любопытствующим и внимательным партером: то есть публикою. Зрелище, нечего сказать, довольно привлекательное и не лишенное блеска и достоинства.
A сколько еще можно насчитать лиц, если не прямо принадлежащих истории, то не менее того лиц, запечатленных особым выражением, особым значением, и также имеющих свое косвенное влияние на дела и на общество. Есть история явственная, гласная, но есть также история подспудная, так сказать побочная, которая часто и невидимым образом сливается с первою и ею поглощается.
Вот некоторые имена Московского общества, современные Нелединскому.
Граф Лев Кирилович Разумовский: образец того, что Французы называют, или скорее называли grand seigneur – слово вельможа не передает этого значения: – он же и образец благовоспитанного, любезного светского человека.
Библиофил и полиглот, всеязычный граф Бутурлин.
Петр Васильевич Мятлев, оживляющий разговор остроумием, a не редко и полуязвительными насмешками.
Федор Иванович Киселев, резкий в суждениях своих, часто раздражительный и желчный; но в это время терпимости прощали ему эти выходки, потому что в человеке уважали благородные качества его, независимый ум и независимое положение его в обществе. К тому же в это время некоторое фрондёрство было в обычае и в чести: в обществе любовались этими наездниками слова, которые ловко метали пращи свои (Известно, что выражение la fronde, frondeur заимствовано от бойцов, вооруженных пращою).
Павел Никитич Каверин. Он, может быть, не имел общей Европейской образованности, но был Русский краснобай, в полном и лучшем значении этого слова. Соловей речи и соловей неумолкаемый! Говорун и рассказчик, имел он, что говорить и что рассказывать. Он был ума бойкого и сметливого. Настоящий Русский ум, там где он есть, свежий, простосердечно хитрый и несколько лукавый. В долголетнем звании своем столичного обер-полицмейстера – в звании, которое он, впрочем, никогда во зло не употреблял – имел он случай много и многих узнать, обучиться жизни на практике, вблизи и разносторонне. Вся эта живая наука отзывалась в разговоре его. Он был, между прочим, приятель графа Ростопчина, Дмитриева и Карамзина.
Князь Андрей Иванович Вяземский: гостеприимный собиратель Московской земли; в течении многих лет дом его был сборным местом всех именитостей умственных, всех любезностей обоего пола. Сам слыл он упорным, но вежливым спорщиком: сжатый и сильный диалектик, словно вышедший из Афинской школы, он любил словесные поединки и отличался в них своею ловкостью и изящностью движений.
Князь Яков Иванович Лобанов-Ростовский, друг князя Вяземского и Нелединского, с выражением несколько суровым в смуглом лице, с волосами, причесанными дыбом, был весельчаком этого общества: много было у него прибауток Французских и Русских, которыми он метко и забавно разнообразил речь свою.
Тончи, живописец, поэт и философ. Стройная и величавая наружность: лицо еще свежее, волоса густые и несколько кудрявые, осеребренные преждевременною и красивою сединою. Он, между прочим, преподавал в салонах учение призрачностей, мнимостей: (des apparences) то есть, что все вещественное в мире и в жизни, a особенно, впечатления, ощущения, все это только кажущееся, воображаемое. Он имел дар слова: и на Французском языке, озаренном и согретом южным блеском и поэтическими красками, он если не был убедителен, то всегда был увлекателен. Впрочем, он имел несколько и учеников, и последователей: в числе их был Алексей Михайлович Пушкин.
