Петр Вяземский
Новые книги
Иль стройно обнесен как кажется мой двор!
[(Здесь автор как будто несколько сомневается в законной принадлежности ему двора. Но здесь не поэтическая вольность, а, напротив, стихотворное порабощение, с которым иногда трудно бороться.)]
Иль ионической архитектуры виды;
Раченью в том ево не зделают обиды.
Чем стихи эти не стихи? Можно даже без большого затруднения доказать, что тут есть очевидные приметы романтизма; оспоривать народность этих стихов невозможно: они крепостные русские; местных красот, кажется, также довольно, оригинальность их не подложная. Признаюсь, они для меня и трогательны; я охотно желал бы узнать, где лежит поместье Рузаевка, и поклониться памяти и памятниками поэта и живописца. «Смрад лихоимства» и все, что до него относится, несколько темно; но, вероятно, идет тут речь об аллегорической картине, изобретенной барином, а исполненной слугою. В стихотворениях г-на Струйского много достается приказным лихоимцам: это также действие направления, данного Сумароковым, который с патриотическою смелостью напирал на пороки и злоупотребления своего времени. Сумароков имел в г-не Струйском горячего поклонника и усердного заступника. В его книге есть «Апология к потомству от Николая Струйского, или начертание о свойстве нрава Александра Петровича Сумарокова и о нравственных ево поучениях». Апология писана в опровержение статьи, напечатанной в «Петербургском вестнике» 1778 года, в которой заключается несколько предосудительных, хотя, впрочем, и умеренных отзывов о характере Сумарокова. При апологии находится и письмо к митрополиту Платону, которого сравнивает автор с Сократом; митрополит, благодаря его за присылку сочинения и за внимание, говорит ему между прочим: «Что надлежит до выхвалений, мне вами приписываемых, не признаю, чтоб я то заслуживал. Трудился я в проповедании истины Евангельския, которая столь превосходит Сократову, сколько небо землю». Все это любопытно в отношении к духу того времени; одним словом, в старых книгах наших более истории, чем в новейших; в сих последних более [отвлеченности и] метафизики. Проза г-на Струйского гораздо витиеватее его поэзии: она часто так кудрява, что я не взялся бы давать истолкование каждой фразе; но между тем все можно понять из многого, что он дорожил славою Сумарокова, как патриот и современник, с жаром, если не всегда с искусством, вступался за него и наконец заслуживает уважение наше, если оно не воздается единственно дарованию и успеху. Много еще хотелось бы мне поговорить о моем неизвестном поэте, и, право, есть что сказать, хотя об «Эпистоле к нехранящим уставы», об «Еротоидах», о «Кащее», о «Наставлении хотящим быти петиметрами» и о разных других произведениях; но надобно же знать честь: Аннибал нас и так давно уже ждет. Дайте сказать еще слово, и кончу. Мне в этой книге очень понравилась недомолвка в одном заглавии. Следующие стихи:
